HP Luminary

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HP Luminary » Story in the details » и чтоб, прошлое не любя, ты уйти не смогла к другому.


и чтоб, прошлое не любя, ты уйти не смогла к другому.

Сообщений 1 страница 9 из 9

1


http://forumupload.ru/uploads/0018/2c/77/439/41535.gif http://forumupload.ru/uploads/0018/2c/77/439/35957.gif
http://forumupload.ru/uploads/0018/2c/77/439/27619.gif http://forumupload.ru/uploads/0018/2c/77/439/77978.gif
http://forumupload.ru/uploads/0018/2c/77/439/18809.gif http://forumupload.ru/uploads/0018/2c/77/439/29659.gif

Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.

Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.

Действующие лица: Elizabeth Rosier & Caleb Burke

Место действия: особняк Каролины Бёрк

Время действия: Рождество, 2023

Описание: Прошло полгода с выпуска из школы. Эли уже три месяца проходит стажировку в Европе, Калеб работает в Лондоне. Встреча на Рождество — долгожданное событие для них обоих. Разве что Розье еще не знает, что Бёрк приготовил ей особенный подарок: исповедь. Он расскажет ей обо всем, что делал когда-то, и даст последний шанс уйти от него, пока она еще может.

Отредактировано Elizabeth Rosier (2020-03-30 18:28:25)

+2

2

— Достаточно, — Калеб кивнул головой коренастому мужчине, который левитировал гирлянду на нижний свод крыши, кинул в ближайший сугроб окурок и еще раз оглядел особняк, мерцающий похлеще любой рождественской елки. Он курил уже не меньше месяца, хоть и стоило начинать значительно раньше, может, сломанных носов было бы меньше, и не потратил бы он хренову кучу галлеонов, чтобы погасить скандалы на первой же стадии разгорания, столько же на косметические операции, которые на хрен не были нужны, чуть меньше на сигареты, заканчивающиеся со стремительной скоростью и еще чуточку на скрытие косяков по рабочим вопросам. Собственно, бюджет пострадал не очень сильно, но Калеб осознавал, пока Каролин остается хозяйкой особняка, деньги ему не принадлежат, а в министерстве много не заработаешь, пока не дорвешься до более высокой должности, так что пусть сигареты и помогали немного успокоиться, они и рядом не стояли с вещами, которые помогали разозлиться, и еще спустя неделю самоанализа, Калеб понял, что ему лучше оставаться дома. К счастью, начинались рождественские праздники.
Фасад облепили ярко-желтыми огнями, веранду, гордость прабабки, застеклили на зимнее время, сейчас там домовые жльфы раскладывали бархатные подушки по креслам. Каролин никогда не выпускала их на улицу во время холодов, и хоть она аргументировала это тем, что ей не хочется потом выкапывать их из под снега, вся семья знала, что старушка искренне о них заботится, пусть никто и не одобрял это. Калебу было плевать, он не часто пользовался их услугами, а женщина была вправе распоряжаться своей собственностью так, как считала нужным, но ее отношение к разным существам забавляло. Лиама она как-то отправила прочищать камин в то время, как Арти, один из самых старых домовиков, стоял поблизости и протирал торшер. Для своей семьи она была чудачкой, для тех, кто знал ее недостаточно долго — чокнутой. Она прожила уже почти век, похоронила обоих детей, но все равно находила в себе силы организовывать ужины и вечеринки, и пусть ее считали сумасшедший, она пользовалась уважением среди чистокровных семей, к тому же, мероприятия, проходящие в ее особняки, заслуженно считались самыми лучшими.
Температура на улице стремилась к нулю, Бёрк поежился, застегивая куртку. До приезда гостей оставалось полчаса, но больше всего Калебу не хотелось подниматься наверх и переодеваться в костюм. Он был счастлив, если бы приехала только она, для нее не надо устраивать клоунаду, гладить смокинг, делать реверансы и начищать обувь, но так как семейные ужины теперь были необходимой мерой, Бёрк мог лишь покорно выполнять все негласные правила. Он направился к двери в дом, поправил висящий на ней венок, и невольно зажмурил глаза от бьющего в лица света.
— Бабушка, они же все ослепнут, — гостиная горела еще ярче, чем если бы во всех комнатах включили разом свет. На ель, камин, полки и даже на спинки кресел были натянуты гирлянды, меняющие свои цвета раз в секунду. —  Я уже ни черта не вижу.
— Тогда точно свечи, — проскрипела старушка, раздавая задания домовикам. Она посмотрела на внуков из под очков, которые были не больше, чем обычным аксесуаром, и громко вздохнула, перемещаясь на диван, полностью покрытый блестками. — И почему от Калеба больше пользы, чем от вас двоих вместе взятых?
Лиам закатил глаза, Катарин нацепила ядовитую усмешку. Где-то в подсознании Бёрка выкатывались рядовые фразочки по типу «бабушкиного внучка», которыми сестра любила одаривать младшего брата, но он был только рад званию любимца, потому что в отличие от этих двух безмозглых ребят, за это он получит всё наследство.
Чуть не споткнувшись о плетенную корзину с дровами, стоящую прямо напротив лестница, Калеб отправился в свою комнату, из которой открывался отличный вид на передний двор. Стеклянные двери выходили на широкую лоджию — единственное неукрашенное место во всем доме. В самой комнате стояла высоченная ель, обвешанный мишурой камин, два ангела на нем и совершенно новые золотистые занавески. Бёрку было достаточно, хотя даже эти декорации он считал слишком вычурными и абсолютно ненужными.
Из гостиной раздался хлопок. Гости трансгрессировали в особняк, и, зная, что помимо четы Розье прибудет еще только несколько подруг Каролин, Калеб начал быстрее облачаться в костюм. Спустя пять минут он уже стоял одетый, запихивая свою рубашку и футболку не слишком глубоко в шкаф, чтобы можно было быстро переодеться обратно.

Он слышал ее голос, доносящийся снизу. Заглянул в сотый раз в шкафчик стола, дабы убедиться, что подарок, выбранный сестрой, по-прежнему лежал там, и осознал, что жутко нервничает. Они не виделись месяца три, Бёрк не вел подсчетов, но срок казался долгим, он даже боялся, что ее отношение к нему изменилось, и он не сможет прикасаться к ней так, как прикасался еще летом. А если возвращаться к самоанализу, то сегодняшний вечер предстоял стать самым тяжелым в его жизни. Он и сам не понял, как к этому пришел, но уверенность находилась высоко на пике, а эгоистичность упала до максимально нижнего показателя, пробила пол и вросла в землю. Она должна знать всё или это будет не по-настоящему.
В гостиной был такой гул, что Бёрк на секунду скривился. Все гирлянды были заменены на свечи и теперь хотя бы можно было разобраться в происходящем. Мать уже отвела Кирана на кухню, чтобы показать свою коллекцию вин, брат и сестра обсуждали что-то с Вивьен, а отец громко рассуждал на тему бизнеса Лиама вместе с Элизабет и ее мамой.
Калебу удалось успокоить свое сердцебиение как раз в тот момент, когда его заметила Лиз, но первым делом он поцеловал руку Эвелин, спрашивая о ее самочувствии, а где-то спустя минуту беседы осознал, что просто не может смотреть на Эли, и даже когда пытается, невольно возвращает взгляд на других гостей. Пытаясь понять в чем проблема и при это успевать выслушивать вопросы всех присутствующих, Бёрк просто машинально схватил девушку за руку и извинившись перед остальными, повел ее в свою комнату, радуясь, что звуки гостиной становятся тише с каждой следующей ступенькой.
— Прости, не могу там сосредоточиться, — десять минут внизу оказались пыткой, и за все это время Калеб первый раз поднял глаза на Розье. — Ну, привет. Как Европа? — вопрос прозвучал настолько шаблонно, что можно легко догадаться, Бёрку совсем неинтересно как поживает старушка Европа. Все, что он сейчас хотел читалось в глазах, надо было просто еще пару секунд, чтобы позволить кислороду снова питать мозг, и, когда это, наконец, свершилось, Калеб одним движением прижал Элизабет к себе, жадно целуя ее губы. Учитывая его сегодняшние планы, этот поцелуй мог стать последним.
— Я охренеть как соскучился.

+1

3

Вся ирония была в том, что Лиз мечтала об этой стажировке уже несколько лет, с тех самых пор, как ее сестра, воспользовавшись своим положением заместителя главы попечительского совета больницы Святого Мунго, нашла для неё программу для выпускников, предлагающую полугодовалую стажировку и обучение в лучших европейских больницах. Она грезила этой поездкой, тем опытом, что она могла там получить, теми людьми, которых могла встретить, той свободой, которую она могла бы иметь, наконец, находясь далеко от своей семьи. Но когда пришло время уезжать, она не хотела этого также сильно, как когда-то мечтала.
Она не хотела уезжать от него, не хотела расставаться на долгие три месяца и зачеркивать дни в календаре в ожидании Рождества. Но она должна была. Своей будущей карьере, которую планировала построить, чтобы иметь возможность заниматься любимым делом и помогать другим. Своим предубеждениям, из-за которых она уже перенесла свадьбу на следующее лето. Зачем она это сделала? Она теперь уже и сама не знала. Просто все случилось так быстро: она так быстро обнаружила в себе чувства к Берку, так быстро утонула в них с головой, так быстро захлебнулась в их силе, что это испугало ее. Он сводил ее с ума. Ее, до этого момента жившую холодными доводами разума. Она не привыкла поддаваться чувствам так сильно, не привыкла уступать им место во главе угла, не привыкла руководствоваться ими. Но именно так сейчас и было. Был Калеб. И было все остальное. И это пугало ее. Ведь она помнила, как это все начиналось. Нет, не в их детстве, а прошлой зимой в ее комнате. И именно страх привёл ее к тому, что вместе с искренним желанием и согласием на помолвку, она словно капризный ребёнок топнула ногой и сказала ему «докажи».
Докажи, что ты со мной ради меня, а не ради всего остального. И уже тогда, когда он согласно кивнул, когда сказал, что она может назвать любую дату свадьбы, хоть через год, хоть через пять лет, даже если Киран лишит ее всякого приданого за это, даже если ему предложат десяток других партий. Уже тогда ей стоило остановиться. Но страх был все еще велик, а потому она снова топнула ногой и сказала «я уезжаю», и он снова кивнул ей в ответ.
Видит Мерлин, она уже не раз пожалела об этом. Не о том, что все же поехала на стажировку, но о том, как страх обжечься, страх потерять его, управлял ее решениями. 
Нет, конечно, все было не так ужасно. Сама стажировка ей очень нравилась. Каждый день Эли узнавала столько нового, имела возможность учиться и перенимать опыт у лучших специалистов. Ей нравилась вечная суматоха и вызов, в который превратилась ее жизнь за эти три месяца. Но она все равно скучала по нему. Каждую свободную секунду каждого дня. И особенно когда очередной сумасшедший день подходил к концу и она оставалась наедине с собой. Наверное, именно поэтому она строчила ему такие длинные подробные письма, даже не зная успевает ли он читать их в суете рабочих будней. Но он всегда исправно писал ответы, которые она всегда перечитывала по несколько раз, будто это делало ее ближе к нему.
Не удивительно, что Лиз так ждала Рождества и так волновалась перед их новой встречей. Ведь прошло целых три месяца, казавшиеся ей бесконечными.
Рождественский ужин должен был проходить в поместье Каролин Берк, и отец, который казалось был все еще немного удивлён тем, что дело с помолвкой удалось уладить так неожиданно быстро, уже гордо называл это «семейным праздником». Эли же было все равно как и что называть, сколько людей там будет, и что ей придётся надеть неудобное платье с корсетом, которое мать привезла ей из Парижа как раз к этому случаю. Все было неважно, если она, наконец-то, увидит его
Именно поэтому она собралась самой первой, завершив все приготовления буквально за полчаса, за что получила насмешку сёстры, которая спустилась в гостиную — откуда Розье должны были трансгрессировать в дом Каролин —  и обнаружила, что сестра уже там.
— В былые дни тебя было не загнать в корсет за полчаса, а теперь смотри, что любовь делает с людьми.
Эли закатила глаза, хоть и знала, что сестра просто хочет подначить ее, без какого-либо злого умысла. Вивьен — единственная из всей семьи, пришла к Эли после официального объявления о помолвке, не чтобы поздравить ее, а чтобы сначала узнать, действительно ли это то, чего хочет сама Лиз.

Когда они оказались в гостиной дома, который сегодня принимал праздник, она сразу невольно начала искать его глазами в толпе. Однако, первый на кого она наткнулась был его отец, который поспешил поздороваться с ней и ее матерью и занять их светским разговором, половину которого Розье пропустила мимо ушей, лишь заученно кивая в такт собеседнику. Сердце, которое, кажется, пропустило удар, заметило его раньше глаз. Она уже почти отвыкла от его вида в смокинге, который заставил ее улыбнуться. Она так хотела поймать его взгляд и улыбнуться именно ему, но он, казалось, намеренно не смотрел на неё, что даже немного взволновало ее, хотя всего пять минут назад ей казалось, что нельзя волноваться еще больше. Впрочем эта пытка была недолгой. Не прошло и десяти минут, как она почувствовала, как тёплые пальцы хватают ее за запястье и уводят подальше от шумной суеты. Теперь, вдали от всех этих пристальных взглядов, он, наконец, взглянул на неё, теперь он снова был собой.
Европа..— она не успела договорить, когда Калеб резким движением притянул ее к себе, наконец-то, делая то, о чем мечтали они оба.
Тебя ведь совсем не интересует, — договаривает она своё предложение, когда он, наконец, отстраняется от неё, и Эли мягко улыбается ему в ответ.
Я охренеть как соскучился — фраза, которая заставляет дыхание сбиться, а сердце радостно подпрыгнуть в груди.
Я больше, — отвечает Лиз, снова делая шаг вперёд и касаясь его губ, теперь уже не таким жадным, но куда более долгим поцелуем.
Нехотя отрываясь от парня, Эли все же отстраняется, хоть и по-прежнему держит его за руку, и ведёт его рассматривать елку, стоящую в его комнате рядом с камином, в котором приветливо горит огонь. Его комната здесь кажется уже совсем привычной и уютной, разве что чуть более нарядной, чем обычно.
Ты что ли убирался в комнате к моему приезду? — тихо смеётся Эли, шутливо толкая его плечом, — очень красиво, — признается девушка, глядя на украшенную елку, — кстати, я привезла тебе подарок.
Подарок был спрятан в крошечном золотом клатче, идущему в комплекте с платьем. Благо вмешал клатч намного больше, чем могло показаться внешне. Он был почти пустым, так что Розье без труда нашла в нем небольшую коробочку темно-синего цвета с красным бантом сверху.
Держи, — в коробочке находился ловец снов, не большой, примерно с ладонь, сплетенный из чёрных, синих и белых ниток на деревянном ободке. Он выглядел очень просто,  но на самом деле весь секрет был в том, что это был не обычный ловец снов, а тот, что являлся, действительно, достаточно редким видом артефакта, защищающего волшебника от ночных кошмаров. Она нашла этот артефакт в Стокгольме благодаря связям одного из колдомедиков, у которого она училась. Он специализировался на различных расстройствах сна, поэтому не удивительно, что Лиз проявляла особый интерес именно в общении с ним. Колдомедик был не молод и уже много лет работал с интересующей ее темой, именно он и помог ей найти этот артефакт, который по его словам если и не полностью снимет приступы ночного ужаса, то по крайней мере точно уменьшит их влияние на человека до уровня обычного не очень приятного сновидения. Отличный вариант как минимум на случай отсутствия нужного зелья. Такие артефакты были не столь редки, сколько дороги, кроме того их основная проблема была в том, что их было довольно сложно вывезти из страны, если делать это по всем правилам. Однако, тут Эли не постеснялась привлечь отца, который долгие годы занимался артефактами и знал что и как нужно правильно сделать. Киран, кажется, до сих пор был в восторге от сговорчивости младшей дочери, так что без вопросов помог ей со всеми необходимыми процедурами.
Если быть честной, то Эли немного переживала, как Калеб воспримет ее подарок. Они редко говорили о парасомнии, и Лиз знала, что даже несмотря на то, что они стали намного ближе, он по-прежнему считал это своей слабостью, которой он не любил делиться. С тех самых пор, когда она впервые увидела, как он просыпается от ночного кошмара, она больше ни разу не была свидетелем ничего подобного, хотя они и засыпали вместе еще не раз. 
Но ее намерения были самыми искренними, Лиз очень хотела помочь ему и защитить от любого вреда, поэтому не зря преодолела столько трудностей, чтобы привезти ему в подарок именно эту вещь.
Открывай, только..я надеюсь ты не рассердишься и не расстроишься, я просто..я очень хочу, чтобы с тобой все было хорошо, — попыталась объясниться Эли, неловко заламывая руки. Сам Калеб казался ей каким-то немного напряженным, хотя она заметила это только сейчас и уже успела подумать, что дело все-таки в ее подарке, хоть он еще и не успел его открыть.
Ты какой-то напряженный, — озвучила Эли свои мысли, проводя прохладной ладонью по его шее и плечу, будто пытаясь размять их и снять это напряжение, — все в порядке? Это из-за того, что я сказала про подарок?

Отредактировано Elizabeth Rosier (2020-03-31 01:33:26)

+1

4

Рука скользнула по бедру в попытке не дать Элизабет отойти от него, но почти сразу же встретилась с ее ладонью, и Калеб позволил девушке увести его в сторону. Все страхи стерлись, он выдохнул очень громко, будто только что с его шеи рухнула огромная глыба. Она по-прежнему его невеста. Еще неделю назад он и подумать не мог, что за несколько месяцев в Европе Лиз могла изменить свое мнение и измениться сама, но чем ближе подкрадывалось скорое свидание, тем больше сомнения гложили Калеба, ведь произойти могло все, что угодно. Европа большая и красивая, там можно найти место, в котором захочется остаться, влюбиться в мужчину с хорошей работой и благими намерениями, получить приличную должность в магической клинике, а может она его никогда не любила, и то, что происходило летом, было просто подобием курортного романа. Эти мыли копошились как черви на гнилых фруктах, а он позволил им осесть у себя в голове, выстроиться в ряд, но стоило ей только появиться, ответить на его поцелуй, и все вернулось на свои места. Как она, черт возьми, это делала?
— Каролин считает, что весь дом должен быть украшен к празднику, — Калеб усмехнулся, в какой-то степени это была правда, но сейчас он открыто лукавил. У старушки уже не было сил подниматься на третий этаж, поэтому проверить спальню внука на наличие необходимых к празднику атрибутов она бы просто не смогла, так что Бёрк мог ничего и не делать. Но он сделал, причем сделал сам, без помощи домовиков. Впервые в жизни решил украсить комнату самостоятельно, потому что знал, Лиз здесь тоже сегодня будет ночевать, несмотря на то, что ей выделили спальню этажом ниже. А для такого праздника и долгожданной встречи нужна особая атмосфера.
Когда речь зашла о подарке, Калеб на автомате потянулся к шкафчику в столе, но резко одернул руку, позволяя Эли начать этот парад неловкости. Он взял из ее рук коробочку, с улыбкой выслушивая запинающуюся речь. С любым другим человеком, Бёрк, быть может напрягся, учитывая, что сестра неоднократно дарила подарки, пытаясь специально раззадорить Калеба, вывести его на гнев, а потом побежать жаловаться родителям, чтоб они окончательно убедились, младшенький у них совсем не вышел. На подаренные книжки по психологии с броскими названиями по типу «укрощения внутреннего зверя» они, конечно же, не обращали внимания, подарок дорогой, так еще и с оригинальным автографом. В принципе, за наручники они Кэт поругали, но и самому Бёрку тоже досталось, он ведь ее пристегнул ими к батарее.
— Мне может не понравиться только уродливый рождественский свитер, но от тебя я согласен принять даже его. Не стоило вообще тратить на меня деньги — Калеб развязал бант, прищурился и тихо рассмеялся. — Ты правда думала, что я разозлюсь из-за этого?
Ему были все еще немного непривычны такие проявления заботы, но чем дальше дело шло, тем проще становилось. За лето он многому научился, и когда Розье уехала, он боялся, что немного впадет в прежнее состояние, но увидев подарок и почувствовав как кольнуло в груди, Бёрк снова облегченно выдохнул. Уже дважды за этот день.
— Это лучший подарок, который мне когда-либо делали, — мягкая улыбка прошлась по губам, Бёрк подошел к возлюбленной, коснулся рукой ее щеки и еще раз поцеловал. Все остальные вещи подаренные в Рождество были такие несущественные, потому что ни разу не выбирались с искренним желанием. Быть может, Калеб не любил говорить о своей парасомнии, и рассказывать о ней Лиз тоже не было его выбором, но теперь он не жалел о том дне, потому что вряд ли бы нашел в себе силы признаться ей лично. Если кто-то и заслужил знать о его слабостях, то это точно была она, ведь прошел уже без малого года, а она еще ни разу не подняла эту тему и ни разу не заставила его почувствовать себя некомфортно. — Все прекрасно, детка.
Калеб нехотя отошел от невесты, положил ее подарок на камин, а сам направился к столу, чтобы вытащить из него коробку для Элизабет. Он не доверял сестре, несколько раз проверил украшение на наличие магических ловушек, даже заставил ее носить его весь день, чтобы окончательно убедиться, хотя бы в этот раз Катарина не накосячила. Калеб вообще бы не попросил ее заехать за изделием, если бы не был так занят последними приготовлениями и меркой костюма.
— Счастливого Рождества, — Бёрк чмокнул девушку в щеку, перемещая желтую коробочку в ее руки. Внутри лежал серебряный браслет с аметистами, который Калеб заказал у не особо известного, но очень искусного мастера из Америки. Хоть где-то пригодились рабочие связи.
— Я знаю, ты тоже волнуешься. Каждый камень связан с членом твоей семьи и загорается разными цветами, когда они ощущают какие-то сильные эмоции. Красный — ярость, оранжевый — радость, зеленый — спокойствие, а если кто-то думает о тебе... — Калеб указал пальцем на один из камней, который зажегся ярким цветом. — ... то фиолетовый.
Он нагнулся к ней, снова, настойчиво целуя и прижимая к себе, потому что с вопросом, который оно успешно проигнорировал, она попала не в бровь, а в глаз. Время истекало, скоро их позовут на ужин, надо было разобраться прямо сейчас, либо переносить это на ночь, но, честно говоря, Калеб надеялся, что всю ночь они проведут либо в вертикальном положении, либо же в разных концах дома, чтобы больше никогда друг друга не мучить.
— Все в порядке, просто... боюсь, у меня есть кое-что. Кое-что, что тебя напугает, и я хочу тебе об этом рассказать, но не хочу давить. Это действительно страшные вещи, Элизабет. Я не держу трупы в холодильниках, конечно, и я никого не убивал, если тебе от этого станет легче, но много раз был очень близок к этому. Я могу все рассказать, или мы можем закончить прямо здесь. Это большой груз и ты не обязана его тащить вместе со мной.

+1

5

Когда она увидела, как он открывает подарок и улыбается, то облегченно вздохнула. Она и впрямь переживала из-за подарка, ведь с той первой ночи в ее комнате, они больше ни разу не говорили о его кошмарах, и он не знал, что Эли уже около полугода плотно изучала эту тему и долго искала возможность найти что-то, что, действительно, могло бы ему помочь, кроме всем известных успокоительных зелий. Она перерыла всю библиотеку отца, общалась с Вивьен с просьбой найти ей специалиста по этому вопросу среди целителей Мунго, конечно не говоря зачем ей такая информация. Но все было тщетно. А потом она приехала в Стокгольм и все сложилось будто само собой. Глава стокгольмской клиники оказался специалистом по различным расстройствам, в том числе по расстройствам сна. У них с Эли довольно быстро сложились хорошие рабочие отношения, вероятно, во многом именно потому, что Розье очень живо интересовалась его работой и исследованиями, о которых они могли разговаривать по несколько часов подряд. Он и поведал ей, что именно в шведской магической культуре издавна существуют некие артефакты, способные защитить от приступов парасомнии на уровне успокоительных зелий. В тот день, когда Эли, наконец, впервые увидела этот ловец снов вживую и подержала его в руках, то почувствовала, что ее поиски, наконец-то, увенчались успехом. Если бы их встреча была на на Рождество, она бы все равно привезла этот артефакт ему, просто без повода. Но так как они впервые виделись именно в праздник, Лиз решила, что это может стать, действительно, хорошим подарком. Ведь что может быть лучше, чем подарок выбранный с искренней заботой. Конечно, рассказывать о том, что ловцу снов предшествовали полгода поисков, она пока что не будет. Да и зачем? Ей достаточно того, что подарок ему понравился, и его не расстроил тот факт, что он связан с тем, о чем он так не любит говорить. Ну, а когда он сказал, что это лучший подарок в его жизни, то о большем она и вовсе не смела мечтать.
Я рада, что тебе понравилось — облегченно выдохнула Элиза, — а вот свитер я тебе не привезла, прости, хотя я видела парочку красивых, с оленями. В следующий раз обязательно привезу — улыбнулась ему Розье, и ответила на его поцелуй, в очередной раз замечая, что любое его прикосновения или улыбка, предназначенная именно ей, кружат ей голову совсем, как в первый раз. И не смотря на то, что они встречались уже с лета, она все равно никак не могла к этому привыкнуть. Всегда собранная, рассудительная и рациональная Эли не могла понять, как один человек может уводить землю из под ее ног, просто одним свои присутствием. Вот он здесь, стоит рядом, улыбается, а на его щеках так давно полюбившиеся ей ямочки, и ей больше ничего не нужно. Все остальное как будто пропадает, остаётся вне фокуса.
Счастливого Рождества, — отвечает девушка, ловя себя на мысли, что в этот раз оно и правда счастливое. Наверное, впервые за долгое время. Ведь их семья всегда проводила этот праздник на каких-то светских приемах, которы Эли очень не любили и никогда не могла найти себе там места. Но сейчас, все было совсем не так. Да, они снова были на приеме в чужом доме, но она чувствовала себя на своём месте больше, чем когда-либо. Ведь она была рядом с ним.
Ну а его подарок, Эли совсем такого не ожидала. Она выросла в состоятельной семье, и привыкла к подаркам, которые может и были дорогими, но как правило не несли в себе никакого подтекста, смысла и тем более долгих раздумий. Конечно, это не касалось подарков от брата и сестры, тем не менее соответствовало большинству подарков от ее окружения. Подарок Калеба был именно таким, каких она практически не получала раньше. В нем чувствовалась и искренняя забота, и желание порадовать, а еще, попытка стать ближе, несмотря на вновь предстоящую им разлуку. Браслет был безумно красивым и как раз таким, как любила Эли, но его главная ценность, конечно, была не в этом. Лиз смотрела на переливающиеся камни и не могла оторвать взгляд от того единственного, что светился фиолетовым цветом.
Это очень красиво, — выдохнула девушка, наконец, отвлекаясь от фиолетового свечения и поднимая взгляд на того, предметом чьих мыслей она являлась, — спасибо, чудесный подарок, пока я в Европе мне и правда не хватает связи с близкими. Особенно с тем, кого обозначает вот этот камень, — указала она на фиолетовый аметист, —  надеюсь, он часто будет такого цвета.
Она не успела добавить ничего кроме, когда он снова прижал ее к себе, настойчиво целуя в губы. Обвив руками его шею, она снова почувствовала то самое напряжение в плечах, на которое уже успела обратить внимание и раньше. Вот только сейчас было уже понятно, что дело вовсе не в ее подарке. Тогда в чем?
Она отстраняется снова, задавая свой вопрос: «Ты в порядке?»
Когда он начал говорить, то она даже не сразу поняла, о чем он. Взволнованный разум, который никак не мог сориентироваться и перейти от ощущения безмятежного счастья к какому-то серьезному разговору, выхватил из его речи лишь «действительно, страшные вещи» и «мы можем закончить прямо здесь». И она почувствовала как сердце резко ушло в пятки, как кровь прилила к щекам, и как сложно вдруг стало дышать. Если бы Эли была камнем на своём браслете, то на нем сейчас появился бы новый цвет, цвет паники.
Калеб, ты о чем? — она беспомощно хватает его за руки, где-то чуть выше запястья, заглядывает в глаза, где не осталось ни капли прежней безмятежности. Сейчас его взгляд какой-то болезненный, почти загнанный.
Мозг отказывается работать быстро и ей требуется какое-то время, чтобы осознать сказанное им, сложить отдельные слова в предложения, несущий страшный смысл.
...но много раз был очень близок к этому.
Эхо звучит в ее голове, заставляя зажмуриться на мгновение. Где-то в глубине души она уже понимает, о чем он хочет ей рассказать, но по-прежнему не знает почему? Почему сейчас?
Она знала, что о нем говорили в школе. Не знала лишь насколько приукрашены эти рассказы, или напротив сокрыта правда. Но и того, что она уже слышала было бы достаточно для любого другого человека, чтобы серьезно задуматься перед тем, как решить связать с ним свою жизнь. Но не для неё. И не потому что она была особенной. Особенным для неё был он.
Она хорошо помнила его ещё мальчишкой, до всех этих страшных вещей, о которых он говорил. Помнила каким он был, знала его семью, видела каким он становился. Конечно, это не оправдывало его действия, если они касались причинения вреда другим. Но Эли знала одну простую вещь, он не всегда был таким, и не всегда он выбирал, кем стать. И за прошедшие полгода, половина из которых прошла в разлуке, она уже видела как он менялся, как он хотел стать другим, как тянулся за этой возможностью. И она верила в то, что она сможет ему помочь в этом нелегком пути, верила что ее любви хватит на него и всех его демонов без исключения. И нет, она не питала надежд, что этот разговор будет легким, что ей будет просто услышать все то, что он хочет ей рассказать, но она точно знала, что выдержит. Хотя бы потому, что возможно, впервые разделив этот груза на двоих, ему станет немного легче.
А потому когда первое оцепенение от его слов прошло, она вновь подняла на него взгляд, все еще не выпуская его рук из своих.
— Калеб, я ведь согласилась выйти за тебя, разделить с тобой жизнь, а значит и любой груз, каким бы он ни был. Я никуда не уйду. И ничего заканчивать не хочу тоже. Ты можешь рассказать обо всем, что посчитаешь нужным.

Отредактировано Elizabeth Burke (2020-04-07 16:09:32)

+1

6

До их отношений все было так иллюзорно просто. Он ничего не боялся, ничего не чувствовал, душа медленно разлагалась на части, как внутренности покойника, обросла жалящей клеткой и вот-вот должна была погаснуть. Затем, наступило утро третье января, и она сделала новый вдох, позволила ему обнаружить накопившуюся усталость от чувства пребывания в вечном трансе. Он менялся не сразу, и еще достаточно долго ощущал одиночество и холод, но теперь уже отчаянно хватался за спасительный плот, не хотел умирать, только рядом с Лиз смог осознать, что нечто внутри его убивает.
Сейчас было не просто наблюдать за тем, как эмоции менялись на ее лице. Улыбка исчезла, блеск в глазах сменился страхом, растерянностью, или бог-чем-знает еще. Стало чертовски трудно продолжать стоять на месте, даже несмотря на то, что она все так же нежно держала его руки в своих. Было бы гораздо-гораздо проще, если бы он вывалил ей этот снежный ком на голову еще в тот день, потому что легко исповедаться человеку, который для тебя еще пока чужой. И он ведь почти это сделал, хотел напугать, ослабить волю. Удивительно, как все чувства теперь перевернулись с ног на голову.
— Я не хочу, чтобы ты меня боялась, — Калеб мягко сжал руки девушки и опустил их. Сердце колотилось так быстро, что, казалось, родители на первом этаже слышат этот бой. Он не мог смотреть на Лиз, и не мог не говорить, поэтому обошел ее, встав лицом к кровати, схватился за голову, массируя ладонями виски. Не зная с чего начать, принялся водить глазами по комнате, чувствуя, как она повернулась к его спине в полном непонимании происходящего. Взгляд еще минуту блуждал по помещению, пока случайно не зацепился за самый яркий предмет, выбивающийся из всего интерьера. Гриффиндорская подушка была одним из тех самых идиотских подарков сестры, но вместо того, чтобы вывести его на эмоции, осталась спокойно лежать на его кровати, время от времени служа подставкой для ног, механизмом отпугивания для гостей, друзей и домовиков, которые часто получали ею по лицу, а периодически даже развлечением посредством влипания в стенку, когда становилось совсем грустно. Если добавить к этому еще три года ее существования, подушка выглядело максимально помятой. Золотая бахрома местами распустилась, алый бархат порвался, а белый лев осунулся. Но эти детали не имели значения, потому что Калеб знал с чего можно начать. Со львенка, которого он пытался приручить.
— Мередит, — имя резануло по слуху, раньше он так его никогда не называл. — Криви. Он, кажется, погиб в пожаре. Как-то я избил его до полусмерти за то, что он победил меня в дуэльном клубе. Сломал ему пальцы, ребра, разбил лицо, — в голове проносились все яркие картины того дня. Несмотря на то, что вокруг них был лишь белый снег, на сугробах образовалось много красного, так много, что сейчас его даже тошнило. Он никогда не жалел о том, что сделал, и не собирался извиняться перед Криви, будь он жив, но Лиз была другая, она должна была знать, должна была видеть, что, по крайней мере, сейчас он уже такого не сделает. Должна понять, что может ему доверять.
Взгляду уже не нужно было цепляться за вещи, все пошло как по маслу. История за историей, совершенно сломанный порядок, уверенность в голосе, но закрытые глаза и все так же стоя спиной к ней, лицом к кровати.
— ... и сделал бы, если бы она не вырвалась, — в голове продолжали сменяться картинки. Встреча с Морой в подвале, издевательства над Мораг в школьном коридоре, из-за которых она попала в больничное крыло, драки, запугивая, сломанные кости, разбитые губы, и кровь, кровь, кровь.
Когда он дошел до Красных змей, останавливаться, чтобы подобрать правильные слова уже не было смысла, вряд ли Элизабет могла бы шокировать концовка истории с таким-то началом.
— Я приходил в больничное крыло несколько раз, мне хотелось добить Магду, все равно никто бы не понял, что случилось. Я думал, Шейм облажался, позволил трем детям  схватить себя за яйца. Но больше всего хотелось разбить голову Поттера о стену. Бить так долго, пока она не превратится в фарш. Я еще тогда подумал, вот же счастливчик, убрался из школы до того, как мне удалось с ним пересечься, —  теперь это больше не казалось чем-то веселым. Наверное, Калеб даже благодарен везучести Альбуса, ведь доберись он до него, где бы он сейчас был? Явно не здесь, точно не с ней. Может вообще нигде.
Когда исповедь окончилась, Калеб сделал шаг в сторону двери на балкон, пытаясь уловить в стекле отражение Элизабет. Он нашел в себе силы объясниться, но не мог найти их, чтобы обернуться и увидеть ее реакцию. Страх того, что она сейчас назовет его монстром, или, еще хуже, покинет навсегда, душил так сильно, что Калеб ослабил галстук, сначала раз, потом второй, а затем и вовсе психанул и кинул его на кровать.
— Может нахрен это ужин? Уверен, никто даже не заметит.

+1

7

Ужасно признаваться себе в чем-то подобном, но Эли знала, что если бы он говорил о ком-то другом, о других людях, которых она не знала, которым не улыбалась, встречая в коридорах школы, не называла по имени, с которыми не разговаривала бы, все было бы так же страшно, но, наверное, не настолько пронзительно больно, как сейчас, когда она слышала все эти имена. Мерри — улыбчивый мальчик, который умел смешить ее до слез, и которого уже не было в живых. Мора — девушка, с которой они почему-то никогда не ладили, Эли думала, что это из-за соперничества на квиддичном поле, но вполне допускала мысль, что слизеринка знала, что они с Джеймсом когда-то встречались. Альбус — она почти не знала его, но знала, как он был важен для старшего брата. И другие имена. Не важно как близко они общались и общались ли вообще. Она знала их. Всех их, о ком он говорил. Их было достаточно много, как и всех этих подробностей о крови, переломах, боли. Все это вихрем кружилось в ее голове, превращалось в яркие образы от которых хотелось кричать, от которых хотелось защититься, закрыть глаза. Но ты не можешь не видеть того, что у тебя в голове. Ей сразу вспомнился тот их зимний разговор и то, что он обещал сделать с Гойлом, если она сделает хоть что-то не так. И теперь ярко представляла себе, что он не лгал и не запугивал ее. Он бы, действительно, так поступил, если бы  всё повернулось немного по-другому.
И нет, она не обманывала себя тем, что не подозревала ни о чем подобном, что была в неведении, считала его святым и вот, пожалуйста, какой сюрприз. Она знала. Просто, услышать всё от него лично, узнать имена, подробности, его мысли в этот момент — это было совсем не тем же самым, чем просто знать, потому что кто-то что-то о нем говорил.
Зачем он вообще рассказал ей об этом? И почему только сейчас?
Когда уже превратился в весь ее мир, когда представить свою жизнь без него уже было равносильно самоубийству.
Это было так честно и так нечестно одновременно, поступать с ней вот так.
И в какой-то момент она просто...просто не знала, что делать. Он рассказал ей всё, он ждал какой-то ее реакции. И она бы хотела выдавить из себя хоть что-то, но слова так и застряли в горле, мешая нормально дышать. Он уже замолчал, а она так и продолжала стоять, беспомощно глядя в его напряженную спину. Руки тряслись, и ей пришлось сжать ладони в кулаки, чтобы хоть как-то унять эту дрожь.
Я не хочу, чтобы ты меня боялась.
Эта его фраза возникла в голове случайно, словно яркий золотой луч, осветившая все ее сознание, скованное оцепенением, наполненное образами алой крови на костяшках его пальцев. Она машинально опустила взгляд на подаренный им браслет. Один из камней горел ярко-красным цветом, наверное, это брат снова с кем-то спорил на приеме и злился, от чего его камень стал алым, совсем как образы крови в ее голове. Остальные горели желто-оранжевым цветом радости или же зелёным цветом спокойствия. Все, кроме одного. Фиолетового. Он думал о ней. Он ждал, что она скажет.
Он боялся, что она не примет его таким? Что откажется от него, что скажет, что не может любить такого человека?
Ну а что же она сама? Ведь не было смысла лгать, ее шокировало все то, что он рассказал ей. Но даже сейчас, заглянув внутрь себя, она не смогла почувствовать, что боится его.
Конечно, в ней был страх. Но совсем другой. Страх услышать все то, о чем он говорил, страх осознать, сколько крови было на этих руках, которые всего пару минут так бережно и одновременно сильно прижимали ее к себе. Страх узнать о том, каким он мог быть с другими людьми. И узнать это не из слухов, а от него самого, без прикрас и преуменьшений. Страх был. Сидел внутри, откликаясь на каждое его слово, каждое признание. Но она все равно не боялась его самого.
И когда он закончил свою исповедь, а она пережила первое потрясение от осознания всего, в чем он ей признался, Эли, которая еще мгновение назад не могла ни пошевелиться ни выдавить из себя хоть слово, вдруг неожиданно даже для самой себя сделала несколько шагов, и просто обняла его со спины, уткнувшись лбом куда-то между его лопаток. И этого хватило. Просто прикасаться к нему. Чувствовать как горячие слезы стекают по ее щекам, как от них промокает его смокинг, а его самого вдруг пробирает мелкая дрожь. Этого хватило, чтобы она вдруг всё поняла.
Страх осознать все, что он рассказал, был. Но любви всё-равно было больше. Она заполоняла все вокруг, пронзала каждую клетку ее тела, души, самого ее существа. Любовь была настолько реальной, настолько осязаемой, что кажется заслоняла собой все. Любовь не оправдывала, но давала надежду. Его прошлое может и не делало ему чести, но каким бы ужасным оно не было, его было уже не изменить. Но Эли знала, что все еще в их силах было изменить его будущее. И она уже видела как это происходит. Как он становится другим, как учится, маленькими шагами преодолевая прошлые привычки и образ мыслей. И это по-настоящему заслуживало уважения. И может поэтому он рассказал обо всем этом именно сейчас. Когда она уже видела, что его желание измениться — это не просто слова. Это то, что уже происходит.
Да, все то, что он рассказал ей, еще долго будет являться предметом ее мыслей, но уже сейчас она чувствует, что ее любви хватит на то, чтобы отвести его от этой черты у края бездны. Чтобы сделать его счастливым, любимым. Таким, кому не надо будет снова драться до крови и хруста в переломанных костях в попытках унять внутренних демонов. Потому что они будут сладко спать, убаюканные принятием и любовью. И тогда больше никто не пострадает, ни другие ни самое главное, он сам.
И она так много хочет теперь ему сказать, но слова все еще не идут, будто ей все же требуется еще какое-то время, чтобы обрести голос. Или может ей нужно, чтобы он, наконец, обернулся к ней лицом, чтобы взглянул на нее, чтобы вытер мокрые дорожки на щеках, чтобы понял, что она никуда от него не уйдёт.
— Я тебя не боюсь, — всё что получается прошептать сквозь слезы.
И они оба знают, что это значит.
я тебя принимаю.

Отредактировано Elizabeth Burke (2020-04-24 22:47:37)

+1

8

Он вдохнул. По-настоящему. Жадно. Петля ослабла, развязалась и упала вместе с камнем, раскрошившимся на миллионы песчинок. Галстук  был явно непричем.
Он чувствовал, как ее грудь вздымается, прижатая к его спине, и с ужасом осознал, она плакала. Плакала из-за того, что он сделал, из-за того, что это его мучило, из-за того, что чувствовали остальные, когда он беспощадно ломал им кости. Каждое осознание резало без ножа. Ей сложнее, она была из тех, кто ощущал шрамы людей на своей коже, в то время, как Калеб пытался убежать от картинок, всплывающих в голове. Это было так нечестно и так необходимо. Залезть на горку невыносимо сложно, но когда ты уже летишь вниз, уменьшить скорость сможет только авария. Впервые за долгое время ее не произошло.
— Я тебя не заслуживаю, — он накрыл ее руки своими, по-прежнему не решаясь повернуться. Ее отражение исчезло со стекла, он не видел ничего, кроме своего уставшего лица. Борясь с желанием простоять так весь вечер, Калеб сделал пару неуверенных попыток повернуться, а когда это наконец удалось, прикрыл глаза в беспочвенном страхе, что встретит гнев и неодобрение.
— Прости, — вот перед кем действительно необходимо было извиниться. Лиз решила связать с ним жизнь еще до того, как всё услышала, безвозмездно, понятия не имея какой будет эта жизнь, какой груз они должны будут разделить на двоих, о чем будут вспоминать, засыпая по ночам, и от того, что она сказала, стало одновременно легко и больно. С еще большей тяжестью в груди, он осознал, что был скорее готов к другому развитию событий. Она должна была уйти, тихо и спокойно, оставить его на съедением демонам, похоронить в глухой коробке своего сознания. Навсегда. Стоило ее заставить, накричать, назвать глупой, наивной девчонкой, постараться спасти ей жизнь до того, как он успеет все испортить. Но все, что он смог сделать, это коснуться ее лба своим и сложить руки на талии, словно в комнате вот-вот заиграет музыка, и они начнут танцевать.
Еще несколько секунд, Калеб набрался достаточно смелости, чтобы открыть глаза и посмотреть в ее. Они немного покраснели, на щеках виднелись влажные дорожки, рот подрагивал, и все равно она была самой красивой женщиной, которую он когда-либо встречал. Проведя рукой по ее шеи, он медленно коснулся губами правой щеки, затем левой, потом подбородка. Затем, поцеловал губы, пытаясь унять их дрожь, прижимая Лиз к себе как можно сильнее, но так, чтобы ей не было больно.
Ужин, который разворачивался внизу, больше не имел никакого значения, даже если вся толпа приглашенных гостей сейчас встала бы за дверью, чтобы вытащить их из комнаты, он ни за что бы не пошел, и ее бы не отпустил. И если бы только мог заключить сделку в богом, попросил время остановиться, а мир исчезнуть, чтобы не осталось ни единой живой души, только они вдвоем в этой большой комнате с балконом, где их больше никогда не потревожат.
— Люблю тебя, — он сделал один единственный вдох, чтобы снова впиться в ее губы, начал уверенно бродить руками по ее телу, скрывающемуся за всей этой совершенно ненужной тканью. Провел сначала по спине, потом спустился ниже, зацепился за застежки корсета и добрался до края платья, чтобы его приподнять. А затем вообще забыл о каких-либо рамках, окончательно наплевав на то, что внизу ждут родители, поднял ее за бедра, чтобы она обхватила ногами его торс и переместился на кровать.
Дышать снова стало тяжело, но теперь тяжесть была приятной, просто он не мог оторваться от ее кожи ни на долю секунды. Закончив с шеей, он перешел на ключицу. Одна рука продолжала бороться с чертовым корсетом, вторая лежала высоко на бедре под платьем, опускаясь то еще выше, то значительно ниже до колена, и обратно. Дверь была не закрыта, он вспомнил об этом, когда Лиам зашел в комнату напротив. Замок всегда подрагивал на расшатавшейся ручке, если кто-то проходил мимо, а Калеб каждый раз забывал это поправить. Он почувствовал, как Элизабет напряглась под ним, и провел рукой по волосам, чтобы ее успокоить. Никто не заходил к Калебу без стука, иначе рисковал получить не только гриффиндорской подушкой, но и оглушающим в голову. Это было его единственным правилом в семье, и, на удивление, его придерживались даже брат с сестрой.
— Сюда никто не зайдет, не бойся.

+1

9

Именно в тот день, они стали семьей. Нет, не тем жарким июньским днем, когда она в пышном белом платье, пронизанном тончайшей и искуснейшей вышивкой из золотых нитей, под мягкую мелодию и многочисленные взгляды, обращённые на нее, пойдет под руку с отцом к алтарю. Бракосочетание будет проходить прямо в саду ее фамильного поместья, а в том месте, где будущие молодожены должны будут дать друг другу клятву будет стоять огромная арка украшенная сотнями роз, каждую из которых для нее заботливо вырастила сестра в своём семейном розарии. Розы будут самых разных цветов: белые, нежно-бежевые, ярко-алые, темно-красные, желто-оранжевые, розовые и еще десятки разных оттенков, переплетенных в причудливом рисунке. Но она не запомнит ничего из этого. Ни взглядов, ни музыки, ни роз, потому что он, ожидающий ее на расстоянии десяти шагов, там, где поклянётся быть с ней всегда, — единственное на что она будет обращать внимание, единственное, что она будет видеть, что будет иметь для нее смысл. Но несмотря на всё волшебство того самого момента, который только ожидает их полгода спустя, она всегда будет знать, что не кольца, не клятвы и уж точно не какие-либо формальности сделали их семьей.
Они стали семьей в то самое Рождество, когда он буквально вывернул душу наизнанку, рискуя всем, что имел. В то Рождество, когда она приняла его и себя рядом с ним. Когда они оба поняли, что их чувства друг к другу больше и сильнее всего того, что было у них когда-либо.
И Эли правда верила, что этого хватит, чтобы прожить жизнь вместе и сделать друг друга счастливыми.
Прости.
Все в порядке, — она улыбается сквозь слезы, но не лжёт. Теперь всё и правда было в порядке. Теперь она была благодарна ему за то, что он решился на этот шаг, за то, что не оставил ее жить с закрытыми глазами, за то, что был честен, чего бы им обоим этого не стоило.
Она не питала иллюзий, что всё это пройдёт для них бесследно, что прошлое — это то, что отделимо от человека, что они просто смогут выбросить и забыть всё то, что преследовало каждого из них. Но когда она была рядом с ним, все это было неважным, посильным. Ей было не страшно. Рядом с ним ей всё было по плечу, потому что она точно знала ради кого это все. Она любит его. И во имя, и вопреки, и назовите как угодно, если только это будет значить, что он — самый важный человек в ее жизни.
Люблю тебя. — будто ответ на ее мысли. И вот она уже улыбается чуть шире.
И я тебя.
И никакие другие слова уже были не нужны. Потому что дальше она просто теряет голову от всех этих мягких, но становящихся всё более настойчивыми, касаний. Она тут же забывает и про ужин, и про то, что юбка платья жутко мнётся, что прическа, растреплется к чертям, как только ее голова коснётся подушки, что внизу ждут родители, которые, наверняка, наивно думают, что их дочь занимается чем-то чинно приличным в комнате своего жениха. Все это вдруг просто испаряется, исчезает из ее мыслей, да и кажется из ее вселенной тоже. Потому что ее вселенная сейчас сосредоточена лишь на его темных глазах, что находятся так близко от ее собственных и смотрят так, что внутри все плавится словно воск, на его россыпи родинок на шее, по которой она ласково водит тонкими пальцами, на его ладонях, под которыми ее кожа начинает гореть. И все это превращается в бесконечный калейдоскоп эмоций, от которых становится трудно дышать.
И если бы не шум в коридоре и подрагивающий замок на двери, она бы так и не вынырнула из пучины поглотивших ее ощущений и легко поддалась на его порыв пропустить ужин, наплевав на любые последствия, которые явно были бы весьма плачевными, учитывая, каким важным считал этот ужин ее отец.
Калеб.., — она попыталась что-то сказать, но ее голос потонул в звуке стука в дверь.
Вас там уже обыскались, — любезно сообщил голос Лиама, и это окончательно вернуло ее в реальность. Она безумно не хотела от него отрываться, но понимала, что есть обязательства, которые они должны соблюсти, если они хотят, чтобы родители как минимум и дальше продолжали считать их помолвку удачной идеей.
Калеб, пойдём, сам знаешь, нам нельзя пропускать ужин, — говорит она, но в голосе чувствуется неуверенность. Лиз сама не хочет того, о чем говорит, хоть и знает, что они должны поступить именно так, как полагается.
Спустя две минуты спора, где все аргументы Калеба сводились к «я никуда не пойду, и ты тоже не пойдёшь, потому что я тебя не пущу», она все же нашла что бы такого ему пообещать, чтобы идея подождать ради этого еще каких-то пару часов, показалась ему вполне приемлемой.
Оказавшись перед зеркалом Эли оглядела себя в ног до головы и заключила, что это полная катастрофа.
Надеюсь, шнуруешь корсет ты так же быстро, как и расшнуровываешь, — усмехнулась Эли, начиная приводить себя в порядок. Спустя минут десять они все же спустились на первый этаж, где их давно ждали все остальные члены семьи. Никто из них, конечно же, так и не узнал, как много всего случилось в комнате Калеба за время их отсутствия.

+1


Вы здесь » HP Luminary » Story in the details » и чтоб, прошлое не любя, ты уйти не смогла к другому.


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно