Сон не всегда приносил долгожданный отдых и облегчение от наполненного событиями дня. Джеймс признался бы об этом только под заклинаниями, ведь всегда приятнее быть в восприятии остальных эдаким несгибаемым куском гранита.
О его слабых местах знать кому-либо непозволительно. Пожалуй, только близкие люди знали всего один, но самый верный способ вывести Джеймса из себя. Всё очень просто, даже до безобразия предсказуемо. Отец. Человек, которого в детстве Джеймса оказалось слишком мало и который свинтил из семьи намного раньше официального подписания всех нужных бумаг.
Но происходящее за стенами личного внутреннего бункера Джеймса не начиналось и уж точно не заканчивалось всего на одном человеке.
Время от времени во снах его настигало собственное подсознание и Джеймсу приходилось самого себя вытаскивать из вязкого болота, куда сознание уносило со скоростью взбесившегося бладжера. Что именно ему снилось Джеймс забывал сразу, оставляя только чувство беспокойства. Возможно, страха?
Когда он и остальные младшие Поттеры ещё не отправились в Хогвартс, Джеймс считал, что ничего не боится. И частенько брал на себя роль рассказчика страшных историй, когда родители уже спали и не подозревали, что все трое собрались в одной комнате под одеялом. Истории оставались историями, не оживая от звучавших слов из уст маленького волшебника, будоражили воображение, но не более. К ним в окно не стучалась Джаггед Дженнис, в дверном проёме не появлялись силуэты с пустыми глазницами, откуда сочилась бы чёрная жидкость, да и из зеркала не вылезала никакая тварь.
Маленьким детям вообще не полагается знать ничего подобного, чтоб крепче спали по ночам, а утром просыпались в сухой постели. Но Джеймс считал, что не зря его научили читать, уж явно не для того, чтоб он не тронул ни единой книги, когда их семью звали в гости. Да и детское воображение само подкидывало дров в этот немалый костёр. Бывало, сидели по пол ночи без сна, пока Джеймс придумывал всё новые витки ужасной истории.
А теперь он сам просыпался по ночам, не в силах вспомнить, что ему снилось. Шляпа, наверное, смеялась бы, услышав такое от гриффиндорца.
В детстве всё выглядело иначе. Пока он был мелким и тупым. Мир из большой сказки сузился до маленькой, противной мелодрамы. Вся семья занималась чем-то своим. Отец верный себе и своей работе, но не семье. Мать делала вид, что всё в порядке, а Джеймс не верил ни единому её слову в этом ключе. Альбус в Хогсмиде и чёрт знает куда его занесёт ещё, несостоявшегося выпускника Хогвартса. Джеймс в какой-то момент уподобился отцу, просто свинтив от проблем сперва в Европу, а после и на другой материк. Хорош, нечего сказать. Проблемы ведь так и делают, закрываешь на них глаза и через секунду их нет. С другой стороны Англия стала слишком тесной для всего дерьма в его голове, которое надо было разгребсти, не впутывая в это семью. Может стало бы хуже, останься он и не отходя от семьи ни на шаг. Повис бы на них, как куль с протухшим мясом.
Лили отличилась. Ею Джеймс гордился. Пошла вслед за тем, что ей хотелось делать и реализовала себя в квиддиче, зайдя дальше школьного поля. Пожалуй, единственный действительно сильный человек в их семье. По крайней мере, таковой она выглядела. Не утонула в семейном болоте Поттеров, а нашла где набить себе шишки где-то ещё. Всё равно это в тысячу раз лучше, чем сидеть и думать, почему всё в семье пошло не так и что они все трое могли сделать, чтоб это предотвратить.
Не существует такого Маховика, в силах которого помочь им всё исправить.
Этой ночью Джеймс в своей комнате снова пытался держать глаза открытыми, не позволяя своему подсознанию продолжать свою затянувшуюся шутку.
Кошмар не хотел уходить, цеплялся острыми длинными когтями в голову, пытался вернуть Джеймса в водоворот непонятных картин и эмоций. В комнате стояла тишина, не считая тихого дыхания. Осенняя дождливость обошла стороной их дом, и Джеймс не мог зацепиться ни за какие звуки из реальности, только за своё беззвучное нежелание возвращаться в сон. Возможно, со стороны он мог показаться расслабленным: всё ещё сонное лицо, полуприкрытые глаза и разбросанные кое-как конечности по простыне. Слабого лунного света с улицы через окна едва хватало, чтобы подсвечивать блёклым серым тоном очертания предметов в комнате. Стол, стулья, шкаф, полки, книги, прочее барахло, за которое Джеймс так и не мог зацепиться взглядом.
Соберись.
Ни в Хогвартсе, ни в североамериканском аврорате не учили справляться с такими сюрпризами от своих снов, так что Джеймс разобрался сам. Где-то на всякий случай валяются маггловское снотворное и рецепт зелья с такими же свойствами уже от мира магов. Так ни разу и не воспользовался, хотя возможно стоило бы. Но что потом говорить ментору, если сова с письмом так и будет скакать по столу, а говорящий патронус не докричится до спящего Джеймса? Так и оставались лежать в ящике стола. Пока хватало собственного нежелания досматривать изощрённые сны от своего же мозга.
Вторую половину ночи Джеймс провёл чуть лучше. Выспаться, конечно, не удалось, но более или менее здравые идеи голову посетили.
Но до реализации пришлось подождать. В его расписании выходной ещё нескоро, но грядущий вечер Джеймс себе освобождал, как мог. Нет, паинькой внезапно не стал и в кабинет главы аврората с щенячьими глазами не пополз. Зато вгрызся во всю работу, которую ему предлагали сделать. Все проблемы аврората он так не решит, но кто потом сможет сказать, что ему стоило бы задержаться и сделать больше, если он тут и так в мыле, как загнанный конь?
Так и вышло. Без проблем, без вопросов, сделал — иди.
Но на матч он прибыл с опозданием. Зрители шумели, голос комментатора едва перекрывал гомон. Игра шла уже четверть часа точно, конкретнее Джеймс определить не мог, количество заброшенных квоффлов никогда не показатель, начало игры может пройти как угодно. Джеймс мало что понимал в тактиках охотников, просто следил с трибуны, как красный мяч перелетает из рук в руки. Когда он сам играл, его задача была попроще — увидел снитч, держи его в поле зрения и поймай в нужный момент.
За опоздание Лили вряд ли расцелует в обе щёки, но что уж тут поделать, скрываться от гнева сестры Джеймс не собирался. Уловив момент, помахал ей со своего места. Всё же, есть своеобразная выгода, когда сестра охотник в Паддлмир Юнайтед, не нужно раскошеливаться, чтоб пробраться на матч. Правда, за самим ходом игры Джеймс следил рассеяно, чаще просто глядя в одну точку на уровне одного из колец.
После матча Джеймс подкараулил у выхода из раздевалки команды. Выписывал ли им тренер замечания или хвалил, неважно. Как бы они ни сыграли, его поддержка всегда будет с ней.
— У тебя хорошо получается ладить с красным мячом, — обняв Лили одной рукой за плечи, он чмокнул её в висок. — Им повезло, что у них есть ты.
И ни разу не покривил душой, говоря всё это. Нет, он правда гордился Лили и её успехами в квиддиче, а представить её домоседкой не хватало воображения. На метле на поле она смотрелась на своём месте. Конечно, в спорте не без своих проблем, но это лучше, чем гоняться за очередным нечто в аврорате, оставив дома от себя на память неподвижный портрет в тяжёлой рамке и груду бесполезных вещей, когда это самое нечто решит сожрать преследователя с потрохами.
— Хочу показать тебе одно место, — крепко сжав Лили за руку, Джеймс приготовился к трансгрессии. — Заодно растормошимся.
Возможно, ему самому это требовалось больше, чем ей. Но сложно узнать, что происходило в голове Лили, пока она сама об этом не скажет. Сейчас, после матча, но уже без униформы, а в повседневной одежде, она напоминала Джеймсу воробья. Взъерошенного, мокрого, но добывшего заветное зёрнышко.
Это всё происходящее сумбурно для него самого. Джеймс весь день пытался придумать, как он это сделает, как скажет Лили, что ему нужно переключиться на что-то другое и что рядом нужна именно она. Кольнула совесть, намекая, что как-то слишком уж это эгоистично с его стороны вот так отрывать Лили из жизни её команды, хоть и не надолго, взамен погружая в свои загоны. Но они вроде как должны быть откровенны друг с другом? Вот только не пожалеет ли он о содеянном. Учиться налаживать семейные связи Джеймсу не у кого, папаше такие вопросы не задашь. Герой магической Британии сам в данном аспекте полный профан.
Хлопок, сдавливающее чувство по всему телу забралось и внутрь, Джеймс ни разу не пожалел о пропущенном ужине, когда трансгрессия завершилась.
Пыльный, старый дом выглядел заброшенным и таковым являлся. Свет фонарей от стадиона остался в недалёком прошлом, темнота вокруг поглощала и крупицы того, что просачивалось между щелями досок на оконных проёмах.
Не отпуская руки сестры, свободной Джеймс взмахнул палочкой.
— Люмос.
Небольшой круг света отгородил их от темноты дома, но не от затхлого воздуха. Словно бы авроры и не проверяли его или провели не больше нескольких секунд. Осенняя прохлада окутала стены и если кто мог выбрать дом в качестве укрытия от непогоды, то вскоре уже разочарованно уползал обратно под мост.
— Лил, только не бей, ладно?

Затея стала казаться ему более, чем дурацкой, когда они прибыли на место. И Лили почти озвучила вполне резонный вопрос. Зачем?
Точного ответа Джеймс не нашёл.
Джеймс едва слышно перевёл дух и нацепил на лицо лёгкую улыбку. Не смог придумать место для разговора получше, молодец. Но и это не так ужасно. Тихо, безлюдно. Может в нём говорила какая-то братская ревность к сестре, но ему не хотелось, чтоб их вдруг отвлекли. Победа её команды в матче важна. Правда, важна. Но Джеймс не представлял себе разговора с Лили в окружении людей. Кто-то точно захотел бы урвать толику внимания у младшей Поттер.
— Да, мой новый дом, — со смешком ответил он, направляя свет с палочки в коридор, по обе стороны которого виднелись двери, всего по одной у каждой стены, а дальше свет не дотягивался до мрака, оставляя зияющий чернотой дверной проём. Раньше там была дверь, но авроры разнесли её в щепки, валяющиеся сейчас россыпью по всему полу. — Небольшой ремонт и можно жить, как думаешь? Я вроде как загостился у мамы.
Какая-то доля правды в этих словах есть. Учитывая события, случившиеся в их доме в первой половине августа этого года, Джеймс не был уверен, что хочет провести остаток стажировки в доме, где родился и вырос.
Знала ли Лили о случившемся? Если да, то точно не от него, он ещё не "обрадовал" сестру подобной новостью. Может мать рассказала, зная, что у её дочери намного теплее отношение к отцу.
Бросив на Лили мимолётный взгляд, Джеймс окончательно понял — ему совершенно не хочется эту тему поднимать сейчас.
— Не переживай, я украл тебя ненадолго.
Станет правдой, если хотя бы кто-то из них двоих будет следить за временем. Если не заговорятся и не пробудут тут до следующего утра. Но как давно у них были подобные разговоры?
— Что ты помнишь из нашего детства? — лёгкий и на первый взгляд непринуждённый вопрос. Спрашивать же в лоб о том, что ему действительно хотелось знать, Джеймсу не хватало навыка дровосека. Идти напролом, размахивая топором и оставляя позади кучу порубленных веток? Портить Лили настроение после матча? Каким бы гадом после этого он стал бы в глазах сестры.
Джеймсу приходилось вспоминать, каково это, общаться с человеком, которым дорожишь. Просто говорить, не изрыгая из рта грязь, не чувствовать себя при этом помойным ведром. Он уехал и дистанция надолго стала его щитом, работающим в обе стороны. И тогда же Джеймс понемногу стал забывать, зачем возвёл вокруг себя невидимые, но ощутимые укрепления, когда всякая гадость начала срываться с его языка прежде, чем он успевал полностью осмыслить слова у себя в голове.
Письма к Лили и ответы от неё стали отдушиной. Иве доставались порой увесистые свитки, больше смахивающие на домашнюю работу в честь конца первого семестра. Там он писал о городах, о таких пустяках, как архитектура, волшебное сообщество тех или иных стран, угощения в различных кафе, да и подобная чепуха. Где-то привирал, если не мог написать правду, но всегда вкладывал частицу сердца в строки.
Главное отличие такого общения и в его случае ещё немаловажный плюс — возможность обдумать слова, зачеркнуть, переписать, оторвать кусок пергамента и начать заново. Иногда ответ занимал у него полторы недели. И дело даже не в бедной сове, которой нужен отдых от длительных перелётов.
Европа ему по-своему нравилась. Чем-то цеплял контраст блистательных районов города, куда стекались туристы, неся свои деньги в галереи, магазины, отели с прекрасным видом. При этом рядом умудрялись ютиться замызганные улочки, где магглы чуть наглее обносили карманы магглов послабее. Но такой роскоши, как разговор по душам, не продавали нигде. У магглов для внезапного душеизлияния служили несчастные бармены, но если бы ему пришлось дойти до такого, то работнику бара пришлось бы подчищать память. Бармена же в питейных заведениях для волшебников Джеймс не искал, чтоб потом не нашли уже его, один конкретный человек, как всегда.
Несмотря на то, что Джеймс занимался тем, что ему нравилось, наружу выходила только та его часть, которой нравилось поливать заклинаниями из палочки своего оппонента и отпускать едкие замечания после. Намного сложнее вспоминать, что иногда надо выпускать на прогулку и другой кусок. Америка? Там его интересовало совершенно другое. Раз уж он всё же вляпался в ту же кривую дорожку, по которой уверенно вышагивал отец, как и в школе Джеймс стремился стать по-своему лучше, чтоб ярлык "как и его отец" не закрепился на нём даже за океаном. Наставник, святой человек, не давал шанса свернуть куда-то не туда.
Смешно, учитывая, где в итоге оказался Джеймс.
— Я вот помню, как кошмарил тебя и Альбуса по ночам, — Джеймс подал голос раньше, не хотелось превращать разговор в одностороннее закидывание вопросами перетекающее в допрос и говорить "привет" профдеформации. Хватит в их семье и одного поехавшего аврора, двух они просто не переживут. — Джаггед Дженис, помнишь?
Неспешно подойдя к одной из стен, Джеймс протянул свободную руку, выбивая костяшками негромкое, но чёткое:
Тук. Тук. Тук.
В детстве это была любимая его страшилка. Легко рассказать, легко напугать. Посторонние звуки дома от усадки, пляшущие тени на стенах. А когда по ночам просыпались родители, искренне желающие не разбудить детей, их осторожные шаги было легче простого принять за постукивания на другой стороне дома. Чаще всего в комнату с бодрствующими детишками врывалась не Дженнис, а Джинни, разгоняя их сборище по кроватям, когда они встречали её в дверном проёме дружными визгами. В темноте сложно отличить сердитую мать от выдуманной ведьмы.