Я рассказал бы тебе все, что знаю,
Только об этом нельзя говорить.
Выпавший снег никогда не растает,
Бог устал нас любить.

Наверное, в жизни каждого бывает испорченное Рождество. Будь то перепившие родственники или заблудшая тетушка, которая решила приехать на праздники и испортить настроение всей семье. Бывает, что этот праздник и вовсе не с кем встретить. А иногда его встречать просто не хочется.

Последнее сегодня коснулось Люка. Худшее Рождество в жизни парня уже наступило, хотя празднование во всех домах только начиналось. Оно наступило в тот момент, когда Нэнси сказала, что она проведет праздники в доме отца. Эта простая вроде бы фраза, прозвучавшая так уверенно и негромко, заставила Флойда не просто опешить. Это был валун, свалившийся на него. Сломавший его окончательно.

Сестра не говорила, что хочет это сделать. Планирует. Предлагает. Нет, она говорила, что сделает, и мнение Люка ее уже не волновало. Она сама приняла это решение и ожидала, что брат, как и всегда, смирится с этим. Пойдет за ней, ведь он для этого и существовал. Следовать за каждым шагом Нэнси. Защищать Нэнси. Помогать.

Вы знаете, что такое настоящее предательство? Когда другой человек вдруг делает вам больно, настолько, что становится трудно дышать. Флойд задыхался. Уже несколько дней он почти не спал, слишком много пил и почти не выходил из спальни. Соседи звали его на вечеринки, хотели развеселить и не понимали, что перед ними человек, потерявший свою цель. Потерявший смысл жизни.

Они не говорили уже несколько дней, с тех пор, как начались праздники и все студенты разъехались по домам. Нэнси уехала вместе с ними, даже не попрощавшись. Люк тоже должен был уехать, но находиться дома, где он всегда был вместе с сестрой, казалось пыткой. Впервые еще большей, чем быть в Хогвартсе. Если он не нужен Нэнси, то кому? Зачем он вообще сидит в этих чертовых стенах, где каждый напоминает ему о том, что украло у него сестру?

Если бы не Хогвартс, они бы не узнали об отце. Никогда не приехали бы в этот мир, и Нэнси не стала бы копать, где можно найти его. Никогда бы не встретилась с ним и оставалась все той же девчонкой, какой была в детстве. Самым близким, родным человеком Люка. Его второй половинкой.

Флойд крепко сжимает бутылку длинными пальцами, приподнимает ее и со всей силы бросает в стену. В эту проклятую школьную стену. Парень проводит ладонями по лицу, пытаясь сбросить все проблемы, словно липкую паутину. Не получается. Откидывает одеяло, чтобы грузно сесть на кровати, и зажмуриться. Словно сломанный оловянный солдатик, Флойд пытается что-то почувствовать. Привести себя в чувство, хлопая ладонями по щекам. Внутри пусто.

Шум из гостиной, где все уже собирались на праздник, раздражал, как надоедливая мошкара. Студенты сновали из комнаты в комнату, одевались, собирали хлопушки и дарили друг другу подарки. Всюду были вспышки от заклинаний, звенел смех. Интересно, Нэнси сейчас тоже в своем праздничном свитере готовится к ужину с отцом? Тоже смеется над его шутками и вручает подарок?

От злости ладони снова сжимаются в кулаки. Последней каплей становится однокурсник, который неосторожно похлопал Люка по плечу и позвал на праздник. Кажется, Флойд послал его на три буквы. Все действия вдруг становятся машинальными. Люк резко встает, не обращая внимание на головокружение, надевает джинсы, толстовку, ботинки. Привычно накидывает на голову капюшон и надевает куртку.

Собрать рюкзак стало делом пары минут. Дрожащие руки кидали в него пару книг, коробку с табаком, футболки и запасные брюки. Молния тихо звякнула, Люк накинул рюкзак на одно плечо и его взгляд упал на волшебную палочку, мирно лежавшую на прикроватной тумбочке. Тело замерло. Английский дуб, когда-то сказал ему в магазине мастер. Ценит преданность. Обычная деревяшка, фыркнул тогда мальчик. Пусть ей и остается. Флойд повернулся и вышел из комнаты.

***
Пройти через гостиную незамеченным оказалось легче, чем он себе представлял. В конце концов, Люк всю жизнь тренировался быть именно таким. Парень выскользнул из башни и направился вниз, стараясь не привлекать к себе внимание. Он сам не знал, куда идет. Лишь мечтал наконец уйти из этого замка, сбежать, куда глаза глядят.

Флойд спустился в подземелья, где находилась тайная дверь на улицу, и вдруг почувствовал запах выпечки. Сладковатый аромат заставил его остановиться. Он всегда любил кухню. Домовики, на самом деле, были куда приятнее волшебников. Люк оглянулся и зашел на кухню, приветливо махая рукой поварам. Несколько фраз, скомканное объяснение. Хмурый взгляд. Главный домовик, вечно ругавшийся на парня, вдруг роется в своем шкафчике и протягивает ему сверток с едой.
И Флойд впервые понимает, что с ним прощаются.

Наверное, он должен был радоваться. Ведь его мечта, раньше казавшаяся такой далекой и несбыточной, была почти готова осуществиться. Флойд провел много ночей, воображая, как вернется к обычной жизни.

Люк представлял, как находит нормальную работу. Что-то связанное с компьютерами, технологиями, которые так завораживали парнишку с самого детства. Воображал, что в свободное время будет писать рассказы и книги, чтобы потом, как и всегда, вслух зачитывать свои строки Нэнси. Играть в видеоигры по ночам, громко слушать музыку через виниловый проигрыватель бабушки. По воскресеньям Флойд приносил бы маме букет ее любимых желтых тюльпанов, играл бы с дедом в шахматы, а вечером они всей семьей садились бы ужинать.

Это были такие простые мечты. Любой нормальный человек мог осуществить их, но только не Люк. Его место было здесь, в холодном замке, наполненном непонятной для парня магией. Замке, который был домом для его отца. Который стал домом для Нэнси. У Люка тоже должен быть свой дом.

Вот только радости не было. Была пустота. Дыра в том месте, где обычно бьется сердце. Головой он понимал - его дом рядом с Нэнси. Теперь ее не было, и Флойд впервые почувствовал себя щенком, брошенным на обочине дороги хозяевами, которым он надел. Щенком, который всего лишь пытался защищать. Оберегать. А теперь ему даже некуда идти.

Люк сжимает сверток с едой, смотрит на него невидящим взглядом и тяжело сглатывает. Руки вдруг начинают предательски дрожать, все тело холодеет, и Флойду приходится сделать глубокий вдох, чтобы собраться.

- Спасибо, - хриплый шепот. Парень растерянно смотрит в спину домовика, который уже продолжил заниматься своими делами. До скрежета сжимает зубы, напоминая - это то, чего он хотел. Именно то. Дверь со скрипом открывается, и Люк не сразу понимает, что в кухню кто-то вошел. Заставляет себя повернуться, беззвучно выругавшись, и видит Амелию. Теперь захотелось выругаться уже вслух.

Он не хотел ей врать. Люк вообще не любил ложь во всех проявлениях, но сейчас все было иначе. Здесь не было правильного выхода. Соврать. Сказать, что он решил уехать на каникулы позже, что мама попросила его провести праздники с ней, что дедушка приболел. Что угодно, лишь бы правдоподобно. Или сказать правду. Рассказать о Нэнси, о том, что он не может больше находиться в этом замке. Попросить понять.

Люк хорошо знал Амелию Купер. В этой, на первый взгляд, хрупкой девочке скрывалась упертость барана. Она бы не отступила. Начала бы уговаривать, успокаивать. Жалеть. Флойд ненавидел жалость к себе. Не хотел, чтобы о нем заботились. Он замер, стараясь не смотреть в глаза девушки, а затем решительно сунул сверток с едой в рюкзак, надел его на оба плеча и направился к двери.

- Мне нужно уехать, - смелости не хватило ни на один из вариантов. На секунду он касается Амелии, проходя мимо. Опускает голову, зажмуривается и нервно дергает ручку двери, открывая ее, - Пока не знаю куда.
Нужен лишь один шаг за порог. А ноги будто вмерзли в пол.

В подземельях всегда не хватало воздуха. Люк давно заметил это, перестав списывать тяжелое дыхание на вред от курения. Заметил, как в этих темных и влажных помещениях его легкие вдруг сжимаются, с трудом поглощая густой воздух и выпуская его обратно. Ему не хватает свежего ветра, который всегда гуляет по факультетской башне, не хватает ощущения свободы. Хотя бы в чем-то, в таких мелочах.

Флойд стоит, уже оказавшись за порогом, за дверью спасительной кухни, и пытается поглубже вдохнуть. Не получается. Ребра словно сжались, он сжался весь - как еж, который выпускает иголки, испугавшись шороха в ночной темноте. Этим шорохом для него сейчас была Амелия. От нее хотелось спрятаться.

Как загнанный в угол зверь, Люк начинает топтаться на месте. Проходит до двери на улицу, но возвращается обратно - смелости так и не хватило, чтобы оставить эту девчонку позади, забыть, как неотъемлемую часть этого чертового замка. Каждое слово, так негромко, но уверенно произнесенное Купер, заставляет пальцы семикурсника сжиматься в кулаки от беспомощности, глупости всей ситуации, в которой он оказался. Не лучше бы ей было оставаться там, в Большом зале, где царила настоящая жизнь?

- Я не просил тебя спасать мне жизнь, - слова вдруг вырываются намного громче, чем намеревался Люк. Грубее, жестче. Словно это говорил не тот привычный парнишка, любящий тишину и долгие разговоры ни о чем, а его двойник. Исстрадавшийся, изжалевший себя. Надоевший самому себе.

Да, Флойд терпеть не мог жалость, особенно к самому себе, но постоянно ловил сознание на ней. Мировоззрение слабака, состояние вечной жертвы разрушало внутренний мир парня по кирпичику уже много лет. И сейчас вся злость к себе и ко всему человечеству, которое почему-то обделило Лукаса Флойда вниманием и любовью, была готова выплеснуться на эту крошечную и беззащитную девчонку.

- Какая тебе нахер разница? Твоя жизнь никак не поменяется, если меня в ней не будет. Как и жизнь всех остальных, - голос продолжает становиться громче, а Флойд медленно шагает к Амелии. Оттесняет ее к холодной стене, не позволяя уйти, и насильно ловит чужой взгляд своими глазами, - Меня здесь вообще не должно быть. Я не хочу иметь ничего общего с этим сборищем психов, машущих палочками и носящих идиотские балахоны. Я, блять, никогда этого не хотел.

Воздух застревает в легких, а горло начинает саднить. Флойд даже не замечает, как голос начинает срываться, как костяшки пальцев уже успели оцарапаться о неровный камень стены. Он больше ничего не замечает, кроме бездонных глаз девушки, в которые смотрит неотрывно, забывая даже моргать, - Ты думала я шучу, когда говорил об этом? Ты - часть этого ебанутого мира, Купер. Как мой отец, как родная сестра, променявшая меня на человека, бросившего ее еще младенцем. Тот мир меня не предавал.

Это было лишним. Нет, не так. Личным. Не касающимся никого, кроме него самого. Но в том, чтобы рассказать о своей накипевшей боли другому человеку, было какое-то изощренное удовольствие. Почти садистское. Словно часть своих проблем ты перекидываешь на другого, чтобы не страдать самому. Еще никогда раньше Люк не делал этого, и сейчас вдруг оступился на полуслове, остановился, выдохнул. В глубине души почувствовал себя виноватым. Нет, не за кричащий тон и грубость, а за кровоточащие раны, которые открыл Амелии. Прикрыв глаза всего на момент, Люк попытался заткнуть этот голос, и хрипло добавил, - Лучше я уйду, пока не стало слишком поздно.

Это было сюрреалистично, странно, смешанно. Все чувства словно пропустили через мясорубку и вернули, не разбираясь, где и что. По плану, Люк уже должен был уйти отсюда, уже пробраться хоть куда-нибудь, продумать свои следующие действия. Должен был отправиться к тому, чего так хотел - свободе. А на деле он все еще стоял, как вкопанный, в холодном подземелье, с трясущимися от напряжения руками и пытался что-то объяснить о своем поведении единственному человеку в школе, которому было не наплевать. А может, он лишь хотел объяснить это самому себе. Вот только способ был выбран хреновый.

Сквозь пелену гнева, которая застилала все сознание парня, он вдруг впервые за этот вечер по-настоящему взглянул на стоящую перед ним девушку. Амелия Купер. Хрупкая, маленькая, тихая девочка, которая стала для него спасением в трудные времена. Смешная, она всегда могла выслушать его или, наоборот, заполнить молчание интересной историей. С ней так легко было делать самые простые вещи. Смотреть на закат, читать книги, гулять - наверное, многие люди всю жизнь ищут человека, с которым можно было бы делать все это. А Флойд был готов собственными руками оттолкнуть этот дар.

Большие, зеленые глаза вдруг наполняются слезами, и в груди Люка что-то с оглушительным звоном падает на пол. Разбивается о вековые камни, оставляя лишь пустоту, больно сжимающуюся с каждой секундой. Все еще упираясь одной рукой в стену, Люк вдруг поднимает вторую и касается пальцем чужой щеки. Осторожно, мягко, словно боясь причинить еще больше боли. Вытирает слезы, одновременно поглаживая чужую мягкую кожу. Это успокаивало. Будто обычное спокойствие девушки вдруг передалось ему.

Вот сейчас произойдет то, чего он так, казалось бы, хотел. Амелия Купер уйдет из его жизни, как и все остальные, оставив лишь воспоминания и крупицу боли, напоминавшую о том, что не произошло. Не сработало. Не получилось. Жалея себя, можно ранить многих вокруг. Даже тех, кто был готов это принять. Флойд делает глубокий вдох, и рюкзак падает на пол, оставаясь здесь вместе со всеми его планами.

- Прости, - он произносит это едва слышно, нагибаясь к самому уху Амелии, понижая голос и выдыхая куда-то в шею девушки. Зажмуривает до боли глаза. Запускает пальцы в ее волосы, вновь поднимает взгляд и соприкасается с ней лбами, шепча что-то бессвязное, задыхающееся. Конечно, она так сказала. Конечно же, она была готова уйти. Такая сильная, гордая, самодостаточная. Ведь не поэтому ли он влюбился в Амелию Купер?

- Помоги мне, - он заглядывает в девичьи глаза, продолжая шептать, как будто говорит о какой-то тайне. Будто кто-то мог их послушать. А на самом деле, потому что его сковывал страх. Еще никогда Лукас Флойд не просил о помощи в сознательном возрасте, никогда не нуждался в ком-то, кроме семьи. Никогда не хватался за других людей. Все бывает в первый раз? Флойд касается губами чужой щеки, затем подбородка и, наконец, целует Амелию еще нежнее и мягче, чем в первый раз, произнося одними губами, - Пожалуйста.