Николасу 13 лет. Он сидит на скамейке во дворе перед домом семьи Блуберри, и смотрит на того, от кого ему досталась фамилия, цвет глаз - естественно, настоящий - и, быть может, судьба. Нэйтан Мур - человек, который ухитряется абсолютно всегда выглядеть преданно и немного печально, он смотрит, как побитая собака на неудачника-хозяина. Тот наверняка вымещает на звере всю свою злость. Мальчишку не интересует этическая сторона проблемы, ему не интересно, можно ли проводить такие аналогии касаемо себя и собственного отца. Но он твердо знает, что никогда даже не пытался излить свои негативные эмоции на родных и близких. У него есть отдушина в этом плане - квиддич. Вот куда можно выплеснуть себя. Не спорт, но практически цель в жизни, самая суть, шанс максимально раскрыть себя, и Муру-старшему это, должно быть, знакомо. Он в своё время тоже успел побыть охотником, и тоже на Слизерине. Вот только, кажется, чего-то за время обучения так и не понял. Ник тупо уставился на часы на своей руке, засекая сорок первую минуту разговоров о том, что "так дальше нельзя". Надо что-то делать со вспышками агрессии. Надо запомнить, что он на поле - не один, что помимо него ещё есть другие члены команды, и ещё есть соперники, которых надо уважать... Уважать. Кот закрывает лицо ладонью, будто бы подавляя зевок. Жест, не слишком приятный для отца, но он хотя бы скрывает настоящий порыв, пусть лучше Нэйтан не видит, как его сын презрительно скалится, когда в сознании у него услужливо всплывают лица соперников. Он знает их повадки, манеры на поле и вне квиддича, имел возможность пронаблюдать и запомнить. Так вот, примерно в четырех случаях из десяти там нечего уважать. Но взрослым же не видно со своей колокольни! Что за детские сказки о честной игре? Он не нарушает никаких правил, разве не очевидно?.. Ник не выдерживает, вставая со скамейки и отряхивая джинсы. Заглядывает отцу в глаза, переставая косить из себя приемыша. О, да, внешностью Николас пошёл в отца. Но не характером.
- Да, пап. - Он кивает, соглашаясь с очередным чужим утверждением. - Квиддич - это командная игра, я всё понял. Вот только и ты пойми: команд-то много, а победить в них должна лишь одна. Моя.

***

- Охотница?! - Мур в приступе абсолютной, ничем не сдерживаемой ярости швыряет в стену бутылку, даже не одаривая взглядом фейерверк из стеклянных брызг. - Охотница Гриффиндора?! - Он оборачивается на единственного свидетеля своего приступа бешенства, которого волнует лишь одно: только бы его не заляпало гневом Кота.  Сам же Кот страдальчески морщится, потирая синяки, которые ему оставила Рене Эрбер. Силу её рук он опробовал на себе. Тогда - в первый, но далеко не в последний раз. И он скорее даже не по-настоящему злится, сколько ошарашен и сбит с толку, во-первых, тем фактом, что это оказалась девушка, во-вторых, тем, какой она оказалась. Ну, в смысле, девушки не должны быть такими... Такими... Он бьёт по стене уже кулаком и под тупой ржак одного из своих временных (или так только на тот момент кажется) друзей слизывает кровь с разбитой костяшки. О, Рене он тогда не тронул и пальцем. Отец не научил его тому, что значит командная игра, но и отец, и мать, и дедушка с бабушкой, и все вокруг твердят этот унизительный лозунг: девочек бить нельзя. И, прогибаясь под давлением общества, Мур слушается, хотя, если уж влезать в эти дебри, то стена тоже женского пола, и плоско у неё всё  точно также, как у Эрбер в бюстгальтере. По крайней мере, если верить злостным фантазиям своим и своего дружка. Однако в данный момент шутка не веселит, "не зашла", поэтому у следующей бутылки появляется более интересная цель. Николас промазал, и он это знает, просто наслаждаясь звоном стекла. Отходит от стены подальше, хрустя по осколкам, и в который раз проверяет, на месте ли все его кости. - Кто эту стерву на Гриффиндор вообще пустил, а?..

***

Николас Мур - капитан команды Слизерина по квиддичу. Он знает, что такое квиддич, он слышал выражения типа "командная игра" уже четыре сотни раз, но суть-то от этого не меняется! Пока Мур на поле, квиддич - это командная игра, в которой выигрывает его команда. О, он готов ради этой весьма благой цели идти на всякого рода мерзости, и совесть его при этом останется девственно чиста. Это же даже не эгоизм, он старается не только ради себя! Ради своих сокурсников. Ради чести всего факультета. В кармане щегольского пиджака, под изрядно помятой мантией, нашедшей временное пристанище в раздевалке, тускло поблескивает медальон Салазара Слизерина. Нечем гордиться выходцу из семьи, где в первых только трех поколениях сразу перемежаются сквибы и магглы, но что-то он может оставить за собой. Ник - достойный студент Слизерина. Однако не "типичный", нет, он отрицает типичность, как термин. Каждый человек в этом мире по-своему уникален. Каждый человек в этом мире по-своему его заебал. 
Очередная игра! Осенью. Один и тот же сюжет повторяется уже не в первый раз. Ноют самые первые шрамы, точнее, их призраки, потому что, пусть это и прозвучит каламбуром, на Коте заживает всё, как на собаке. Чем разнообразить игру сегодня? Новой пакостью. Их тактика бесчеловечна, это - бал несправедливости, и заправляет им одетый в серебристо-зеленую форму мудак без царя в голове. Он невероятно счастлив, что ему оказывают такую честь. Правда, вся ответственность тоже окажется на нём, Николас в каком-то смысле чувствует запах палёного, и знает, что веселье приобретет другие повороты после финального сигнала. Но пока он может - отдаётся процессу, обдуривая гриффиндорцев, а там, где не получается - поражая своей бесчеловечностью. По трупам ради победы. Всё или ничего. Они думают, он тщеславен, и никто, практически никто из них даже не догадывается, какая же у Мура первоначальная цель. А если бы догадались - быть может, давно бы уже выгнали его. Или соигроки, или кто из старших. Но раз уж они молчат, раз уж значок капитана иногда ловит солнечные лучи, значит, всех всё устраивает. Сегодня даже солнца нет, впрочем, как и всегда в подобные дни, судьба не благоволит слизеринцам, но Кот не верит в судьбу, он строит её сам, даже практически без помощи рук. Но при помощи воспаленного разума и промокшей будто насквозь метлы, которая выскальзывает из онемевших от холода пальцев, и юноше только невероятными усилиями остаётся сохранить вид, что он доволен и рад, и что трахали мы вас, гриффиндорцев, во все ваши кольца.
Чтобы выиграть сегодня, пришлось поступать особенно низко. Ему ни капли не жаль. Хотя не исключено, что начнет заедать внутри какая-нибудь шестеренка, и Мур потащится с цветочными корзинками в больничное крыло к пострадавшим на матче, отчаянно надеясь на то, что у кого-то из них на цветы аллергия. Он, признаться, и сам не знает, чего от себя ожидать. Только вот весь запал пропадает куда-то в самый последний момент, и оглашение победы не радует, поэтому Николас стремится быстрее покинуть поле. Он чувствует напряжение в ни хрена не разрядившемся от дождя воздухе. Даже уверен, что со второго раза отгадает, кто на этот раз решил побыть его совестью. И вот это уже интереснее самого матча, повод сбежать, попытаться ускорить события.
Он возвращается в раздевалку, наспех промокает волосы полотенцем и подхватывает свои монатки, не надевая даже колец - пальцы кажутся какими-то "голыми" без них, но чувствуется, что сейчас украшения будут ему ни к чему. Не на кого производить впечатление, амулеты удачи, какими они, быть может, являются, в подобные моменты вдруг начинают действовать вспять. Ноги ведут сами, в голове каша, и в мозг, кажется, закапала с не до конца вытертых волос вода, но отчего-то ему смешно, и кто-то чиркает спичкой в отсыревшем помещении с отчаянной надеждой. Коридоры сменяют один другой, переставая следить за собой, Мур меняет даже походку, думая о том, что неплохо как-нибудь всё же нарушить правила и прокатиться тут на скейте. Серьёзно, неужели никто не додумался до...
Какова громкость будет у взрыва, если вдруг получится зажечь спичку в помещении, заполненном газом? Кто-нибудь хочет рискнуть? Сознание вспарывает шипящее "Тварь", слетевшее с уст той, кто на сегодня решила занять роль его совести, но больше не слышно совершенно ни звука, даже собственное дыхание глохнет, когда Рене хватает его за горло. Но темнота за глазами у Николаса вдруг озаряется огненной вспышкой. Он, признаться, не ожидал конкретно такого столкновения и конкретно здесь, но если честно, всё к этому вело, да? Предчувствия не обманывают. И хорошо, что это именно Эрбер, а не кто-то ещё. Она доставляет ему настоящее, совершенно ни с чем не сравнимое удовольствие.
В первый раз Мур не ударил, потому что девочек бить нельзя. Его то и дело меркнущее чувство собственного достоинства, похожее на мигающую лампу в старом подвале, никак не задевает звучащая со стороны сплетня о том, что его избила девчонка. Боже, это же не... не Доминик, которая дала ему в нос, когда он её наконец-то достал, нет, тогда было удивительно и так смешно, что даже боли, вытирая носокровь, Николас не ощущал. Рене - это другое. Она восхитительна. Она может избить его до полусмерти, где-то внутри неё это заложено. Она будет делать это со вкусом и с толком, это так нравится Муру. Он обожает боль. Он обожает ненависть по отношению к себе, любые негативные эмоции, но только Эрбер умеет выплескивать их так, чтобы доводить его до экстаза. На мгновение, за которое девушка вглядывается в его лицо, Кот получает шанс насладиться ею тоже. И он думает: а случайно ради не  этого  ли момента он заставил свою команду вести настолько грязную игру?
Она ударит. Чувствуя крепкую хватку на своей шее, Ник старается не дышать, боясь только одного - спугнуть это ощущение. И вряд ли её даже не обескуражит то, что он не станет отбиваться, и тем более никуда не сбежит. Хотя, на самом деле, если со вторым вариантом всё решено точно - он же не трус, то первый вариант всё же оставляет просторы для философских размышлений. Что станет с ним через мгновение? Как реальность изменится? Ведь он же - Тварь. Рене абсолютно права. Не человек, а существо, не имеющее ни единого морального принципа, никаких устоев. Боже правый, ему аж самому интересно!
- С удовольствием... - Говорить с чужой рукой на шее не очень удобно, поэтому он тоже невольно срывается на почти шипение: - ...с удовольствием послушаю тебя ещё. Только обязательно скажи, за что больше обидно: за покалеченных соигроков или за то, что плохой Мур несколько раз мячик прям перед носом отобрал и закинул в колечко? - Он почти сюсюкает, даря Рене одну из своих самых привлекательных улыбок, уже зная, что его лицо через секунду потеряет всякую привлекательность. Быть может, стоило приобрести отдельный кармашек для собственных зубов, а? Николас понимает почти с ужасом, что действительно жаждет боли, и что ничего приятного, если не судить эстетически, в ней не будет. Но его улыбка если и треснет, то только от воздействия снаружи.

И она делает это! Пускай чуть медленнее, чем стоило бы, Рене начинает всё же подозревать, что здесь что-то не то, но, видимо, поздно, и адреналин делает своё дело за них обоих. Первый удар смазанный и неуверенный, вдруг всплывает в голове ассоциация с обычной такой девушкой, примеряющей в дорогущем бутике новое платье, слишком смелое для неё. Первый взгляд в зеркало почти пугливый, хочется отшатнуться, но второй - смелее и дольше, а потом это платье становится любимым и лучшем, начинает новую эпоху в маленьком личном мире отдельно взятой девицы... Николаса несёт. Рене давно переросла стадию первого пугливого взгляда, и сделала это, если память не изменяет, вместе с ним. Сейчас ей нужно всего лишь вспомнить, посмотреть, остался ли подходящим размер. И Мур вынужден признать, эта роль Эрбер сейчас в пору больше, чем когда-либо. Ровно как и на нём сидит, как влитая, роль жертвы.
Насилие. Слово, имеющее великое множество значений. Можно ли считать происходящее здесь и сейчас насилием? В сознании ярко вспыхивают, распускаясь, цветы боли. Но все ощущения словно бы перелезают через стену, прежде чем добраться до нервных окончаний. У Ника есть потрясающее свойство абстрагироваться от боли. Да, возможно, где-то через час после того, как они распрощаются, быть может, пожав друг другу руки, как добрые друзья, всё вернется с двойной силой, схлынет волна удовольствия, оставляя после себя слишком физические и малоприятные ощущения, почему-то навевающие ассоциации о похмелье. Ведь сейчас юноша действительно опьянен, это определенно не насилие, потому что он всеми конечностями за подобное, если ему вправляет мозги кто-нибудь такой, как Рене. Она бесподобна.
И Мур никогда не поверит в то, что во всём происходящим нет сексуального подтекста, что в гамме чувств, которые сейчас испытывает гриффиндорка, не мелькает возбуждение. Он же видит, на те крохи мгновений, что Эрбер дарит ему обзор, он прожигает её насмешливым взглядом. Его используют в качестве бойцовской груши, он гнётся под чужими руками, как марионетка, но при этом ему, блядь, просто смешно! Кот испытывает наслаждение от боли, он даже не чувствует, как морщится, делая это лишь рефлекторно, и ему даже не нужно блокировать сигналы, требующие контр-атаки, их просто не происходит.
Это так похоже на секс. Хотя нет, это куда приятнее и острее секса, взмокшая от дождя и от того потяжелевшая одежда на обоих лишь придаёт остроту. Рене может его касаться, где захочет и как захочет, может бить максимально жестко, а может касаться почти нежно, доводя его до исступления. Не просто секс, а что-то с элементами извращения. Женское доминирование, так это называется? Николас не искушен в порнушке, вспыльчивого подростка с комплексом неполноценности занимают немного другие проблемы, но в чём-то подобном он всегда готов поучаствовать. Только с Эрбер в лидирующей роли, только с нею в дуэте.
Будет ли всё так искрометно, если они разденутся? Если действия девушки приобретут несколько иной характер? Можно даже не менять позиций, Нику нравится быть вжатым в стену. Их здесь могут заметить в любой момент, и можно поспорить, что будет выглядеть страннее - подростки, занимающиеся петтингом в темном коридоре, или они же, но при вот таких обстоятельствах? Что-то, уже перешедшее грань адекватности, Мур абсолютно счастлив, что нашёл кого-то, настолько же отбитого, как он сам. Да и тот факт, что это оказалась девушка, радует.
Николас жаждет, чтобы Рене смогла ощутить всё то, что и он, чтобы она заглянула в его дурную голову, и чтобы ей стало противно. Тошно от того, что она бьёт его, пытаясь донести какую-то мысль, потому что с таким долбоебом никак иначе, а у него в фантазиях они уже вовсю трахаются или делают то, что можно расценить и чем-то похуже. Однако он сомневается, почти боится того, что если вдруг Эрбер узнает, противно ей всё же не будет. Тогда пропадёт доля интереса, оставляя после себя неуютную пустоту. Что останется  в пробеле между взаимной...взаимным чем? Удовольствием друг от друга? Ненавистью? О, здесь точно мимо, к подобным чувствам Ник предпочитает подходить с чёрного входа, тараня их с разбегу. Рене умолчала, не договорила, как же она его что, и сейчас Мур готов на кон поставить не только свои зубы, но и даже кольца - она его обожает. Хотя бы просто за эту возможность. А самое худшее, что он её - тоже.
Между ушами в голове у Кота - вакуум, пустое пространство, заполненное каким-нибудь угарным газом и первобытными инстинктами. Действительно, вряд ли что способно задержаться там надолго. Но он хотя бы прекрасно чужие слова слышит, и проглатывая отдающую железом слюну, на сей раз кривится максимально демонстративно, впервые с момента начала избиения подавая голос:
- Что, у нас начался конкурс уебищных советов? - Пользуясь тем, что Рене сама подарила ему возможность оказаться так близко, Мур пытается лишь слегка повернуть голову, чтобы заглянуть ей в лицо. Кожа головы при этом натужно, почти на уровне слышимости, ноет. - Тогда и я хочу раунд. Отрасти длинные волосы, начни носить нормальные юбки, и... - Он даже не пытается ударить её, нет, лишь виртуозно меняет своё положение в пространстве, перенося вес на Эрбер, отталкиваясь ногами от пола - и валя её на пол, и тут же падая сам сверху. Но так он хотя бы отвоёвывает более  уютную позицию для созерцания. - Перестань. Пиздить. Парней. - Кот снова даёт Эрбер полный простор для действий, она может скинуть его и продолжить бить, сколько угодно. - Но ты же не станешь меня слушать, правда? Так какого хуя я должен?.. Честной игры не будет, Рене. - Теперь он слишком близко по своей воле, и он хочет, чтобы даже в полутьме коридора гриффиндорка заметила, как темнеют, становясь непроницаемо чёрными, его глаза. - Но с другой стороны, мы можем заключить пакт. Нечто вроде союза. Не будет противно, а? Я же... Я же такая тварь.
Абсолютное наслаждение. Феерия.

Где-то в подкорке рождается, озаряя мозг белой вспышкой, но тут же блекнет, не находя себе места среди взрывов побольше, возмущение. Разум Николаса сейчас похож на извержение целой цепочки вулканов. В нём восстают все тёмные инстинкты, пробуждаются низменные порывы, что-то внутри завывает и бессильно клокочет. Кто-то бы сказал про внутренних демонов, но эта метафора настолько забита и потеряла всякое очарование, что вызывает лишь раздражение. Существование демонов наукой не доказано, самые жуткие твари на свете - люди. Мур - живой такой пример. Мальчик никогда не боялся монстров под своей кроватью, он сам являлся чудовищем над кроватью и знал это. Возможность фантазировать, воображать, анализировать свои и чужие действия, поступать рационально - это всё не более, чем ловушки, в которые рано или поздно попадается абсолютно каждый, всё глубже погрязая в грехе. Религиозные концепты Ника весьма относительны, и если где-нибудь на самом деле существует библейский ад - место ему там давно заказано, так зачем париться и сдерживать себя на земле? За все грехи воздастся в сотни раз. А если впереди небытие - что же, надо поторопиться, у него так мало времени.
Свежие раны ноют, вызывая смутное неудобство, но все чувства, кроме самого главного, разливающегося всеми оттенками красного, притуплены. Так всегда было легче, физическая боль - детали, не стоящие внимания мелочи, которые авторы имеют право пропустить в своих произведениях. Если допустить, что они - персонажи книги, а эту книгу сейчас читает какая-нибудь тётка в метро, переворачивая страницы слюнявыми пальцами, или брутальный мужик в троллейбусе украдкой заглядывает в экран планшета, чтобы прочесть ещё пару строчек, то каким будет её жанр? Дешевый боевик или дарк-порно? Второсортный бульварный роман, в котором будут фразы типа "И они слились в страстном поцелуе"? Ник вдруг задумывается о том, каковы на вкус губы Рене. Он готов отдать ещё пару зубов, что там будет что-то, связанное с железом, потому что от его привкуса в собственной ротовой полости уже начинает подташнивать. Где-то глубоко-глубоко, так, что ничего не выходит на поверхность, там сомкнулись и преградили путь к солнцу возбуждение и что-то, похожее на доведенную до абсурда злобу. Вот с чего ему злиться? Эрбер вслепую уколола в нём мужское достоинство, ту его часть, что обычно не выпирает из штанов. Неужели Мур - не парень? Окей, он любит трахаться с другими парнями, но в остальном-то нормальный! Функционирующий нормально, имеет в себе даже некую мужественность, и ещё - уважение к слабому полу, иначе сейчас бы вздернул эту суку. Пробегает позорная мысль - а сильнее ли он физически? Мериться с Рене силами не приходилось, в данный конкретный миг есть прекрасный шанс, но что-то заставляет упустить и его. Если он подавит её - веселье закончится, если же окажется, что Рене сильнее - она его загнобит, или же сам Мур сдохнет от стыда и разрыва шаблона, тоже вбиваемого с детства. Девочки - слабый пол... Ему нравится самому быть слабым в руках этой, кхм, девочки. Нравится подчиняться ей и ощущать её силу. Что же, получается, гриффиндорка права? Он - не парень. Вот только пусть тогда берутся за руки и идут ебаться в жопу абсолютно все гендерные стереотипы.
Кот мог бы показать, что умеет, но ему сейчас больше интересно, что умеет она. Слишком увлеченная тем, чтобы нанести ему ущерб, даже сама не замечает, как раскрывается, и потом, когда это маленькое приключение придёт к своему завершению, они разойдутся и сделают вид, может, что ничего не было, но после подобного каждый раз, ощутив на себе взгляд Рене, Николас будет ловить горячую тугую волну в низу живота. Её взгляд сейчас, любое её движение и прикосновение, звук её голоса - кажется, на свете ещё не придумали ничего сексуальнее.
Когда они снова успели поменяться позициями? Мур, замечтавшись, упустил этот важный момент, а теперь он снова прижат к стене, и Эрбер сидит на его бёдрах. Перед широко раскрытыми глазами почти темно от возбуждения, и единственное, что сейчас заставляет юношу беспокоиться - это то, почувствует ли девушка сквозь их форменную одежду то, как у него на неё крепко стоит. А потом из тени выступают вопросы абсолютно тупые, достойные забитого параноика, но не Николаса Мура - что нравится Рене больше, сам факт происходящего или то, кто именно в происходящем соучастник? Второй вариант был бы так лестен, но он вызовет большие проблемы. Чужая симпатия с примесью абсолютно любых эмоций Мура обескураживает, он ведь так сильно уверен в том, что мерзостен и абсолютно невыносим, готов доказывать это снова и снова.
- Условия?.. - Он хрипло переспрашивает, невероятными усилиями возвращая себе чёткость не только зрения, но и мыслей. Его глаза снова зеленеют, хотя это определенно зенки сумасшедшего, и кого-то можно было бы и напугать таким взглядом. Как хорошо, что никто из них не из пугливых. - Я не буду играть честно, но тем не менее я смогу добиться восстановления вашей квиддичной репутации не только посредством влияния на собственную команду. Более того, предлагаю тебе сотрудничество, участие в крайне занимательных приключениях, дармовую выпивку и своё покровительство. - Необъяснимо, но факт - слово Ника, как кэпа по квиддичу и не только, тоже имеет свой вес, притом не только среди слизеринцев. В конце концов, всё, что происходит вокруг человека - создаёт он сам, и всё в этом мире строится на эффекте плацебо и самовосприятии. В любом случае, мысль о сотрудничестве змеей скользит между пальцами, но Мур не может найти хоть что-нибудь, что, если Эрбер устроят такие условия, она может дать ему взамен. - Вместе мы перевернём Хогвартс. Мы можем вести свои интриги и делать ставки. И я сейчас не только о спорте. - Он может говорить это и ещё много чего ещё, наслаждаясь дребезжанием собственного голоса, что угодно, только бы опровергнуть нелестную мысль: он не хочет от Рене ничего, кроме неё самой. Просто чтобы она была рядом, такая, как есть, она идеальная по лично его параметрам. В ней есть что-то такое, что он бы даже в шутку воспел при случае, если когда-нибудь в голове прояснится, потому что в этот момент Кот вообще удивляется тому, что вообще способен думать. Что-то тёмное и липкое, ещё более приземленное, чем боль в тех местах, где пунцевеют и распускаются лиловым синяки и ссадины, окончательно поглощает его - Николас, ломая чужое сопротивление в зародыше, игнорируя препятствия с такой упертостью, словно их вовсе и нет, подаётся вперёд, разрушая между ним с Эрбер крохотное расстояние и с жаром, что плавит его самого, целует её в губы, невероятно напористо, хотя и осознаёт, что сейчас может за подобную дерзость, например, лишиться языка или ещё чего-нибудь, ещё более важного. Да, поцелуй действительно отдаёт железом, а больше всего в нём - сводящей с ума боли, дарующей вместе с этим райское наслаждение.