Действующие лица: Father & Son
Место действия: Пляж близ коттеджа "Ракушка".
Время действия: август 2022
Описание: Маленькие семейные секреты одной из ветвей рода Уизли.
Предупреждения: -
on a seashore, in a happy home
Страница: 1
Сообщений 1 страница 4 из 4
Поделиться12018-08-27 11:50:46
Поделиться22018-09-05 21:14:52
Волны облизывают берег одна за одной, и блестящие влажные дорожки даже не успевают высохнуть, как их накрывает снова, зато быстро слизываются с песка следы - босых ног и собачьих лап. Луи хохочет, носясь за своим псом по всему берегу - картина не меняются из года в год, разве что они оба каждое лето оказываются чуть взрослее и больше. Луи растёт ввысь, хорошеет с каждым годом, его черты заостряются, и при этом получают всё большее фамильное сходство. Раскроешь альбом, выберешь колдографию - и хоть подменивай с детским фото кого-то из старшего поколения Уизли. Но только Луи обычно ведёт себя на них по-другому, более кокетливо, что ли - стесняется попадать в объектив, но при этом с жадностью рассматривает свои собственные старые фотографии, подмечая малейшие изменения - и яростно надеясь красотой своей и крепостью пойти в отца. Но только переливается в нём кровь вэйл, делает кости чуть тоньше и изящней стан, а ресницы длиннющие, как у девочки, и словно выжженные, и руки нежные даже тогда, когда покрыты трудовыми мозолями - не всегда выходит улепетнуть вовремя от школьного наказания, а преподаватели, видимо, вспоминают уроки истории, особенно о рабстве, и заставляют за проступки платить в прямом смысле потом, и кровью иногда тоже - колени и руки Луи находят острые предметы даже там, где их быть не должно, за него цепляются ручки дверей и торчащие из пола/стен/мебели гвозди. Потом в таких ситуациях приходится не только, допустим, кабинет убирать, но и сошкрябывать мальчишку с пола, куда он несколько раз уже сползал с приступом тошноты и на грани обморока. Кто-то спишет на травмирующие воспоминания, но травмирующих воспоминаний нет - а может, проблема именно в этом? Луи живёт словно бы в розовом облаке. Луи живёт в этом дне, где он бегает за "пёселем", золотистым ретривером, которого назвал почему-то Бэклэндом, и который обладает таким нравом, что его можно называть как угодно, особенно если дать ему ещё пару вкусняшек. Бэклэнд, кстати, растёт с каждым годом тоже, вполне себе пропорционально, и хотя его подарили мальчишке ещё маленьким щеночком, теперь эта собачатинка вполне способна сбить с ног, когда радостно несется навстречу хозяину. Хотя сейчас Бэки, играя, несётся от него, и Лу с охотничьим улюлюканьем бегает за ним по мелководью, разбрызгивая воду, так, словно ему не семнадцать исполняется через пару дней, а десять максимум. Билла, который в их гонке не участвует, сидя на берегу, юноша и пёс не обделяют вниманием тоже, особенно второй - то и дело забегает на территорию пляжа, и разбрызгивая во все стороны песок, проносится мимо "старшего хозяина", а иногда и вовсе выпрыгивает откуда-то у него из-под ног, заливаясь радостным лаем. Идеалистическая картина, по крайней мере, до тех пор, пока Лу не спирает дыхание, и он, махая рукой на дразнящего его пса, не прекращает это состязание, выходя из воды, и садясь возле отца прямо на песок, дыша напоказ тяжелее, чем хочется - почти подначивая отца на то, чтобы тот сделал ему шутливое замечание по поводу плохой физической подготовки - ну да, да, это именно Луи сегодня утром, вставший для того, чтоб пойти с отцом на пробежку, ни свет ни заря, и отчаянно бодрящийся, заявляя, что вовсе не хочет спать, хотя лёг в половину второго, на расчищенной специально для пробежек дорожке в начале пляжа, обогнав было отца, споткнулся, упал - и заснул. В этом был весь Луи, он умел засыпать в любом положении, а спал крепко и сладко... Когда не просыпался вдруг среди ночи с криком от очередного видения. Начиная с этой весны, они приходили к нему всё чаще - сумбурные и тревожные. Он жался наутро к матери, пересказывая ей очередное, не видя смысла в том, чтобы скрывать от них проявления своего дара, и из-за её плеча поглядывал на отца, с которым отчаянно старался держаться помужественнее, без перебора всяких телячьих нежностей, и которого при этом всё равно обожал, и иногда испытывал желание повиснуть у него на ноге, как в глубоком детстве, и не давать идти, так и вися, как маленькая обезьянка. Видения Луи беспокоили их обоих, а Доминик, кажется, больше беспокоило то, что родители и брат беспокоятся. Верила ли ему сестра? Луи никогда напрямую не спрашивал, боясь услышать, что нет, ведь он так любит её. Хотя порою Луи и сам себе не верил, он попросту не мог отличить видение от кошмара, пока что-то из них не сбывалось. Но лучше бы не, ему почти никогда не приходили хорошие вещи.
- Пап, кажется, я старею. - Заявляет, хихикая, а говорить-то хочется другое. Лучику не передать то, как он счастлив сейчас, просто сидя рядом с отцом на берегу, пока между ними то и дело проскакивает носящийся по пляжу пёс, и смотреть на море, хотя из-за солнца почти больно, и поблескивают в не просыхающем песке на мелководье давно потерявшие остроту бутылочные осколки и ракушки. Лу наблюдает за этой чудесной картиной до рези в глазах, потом, продолжая улыбаться так, что рот будто сейчас треснет, весь излучая любовь и тепло, щурится, как довольный пёсель или кот, и ему кажется, что он действительно снова возвращается в беззаботную детскую пору, ещё до Хогвартса, когда можно вообще ничего не решать, и ничего от родителей не утаивать, когда можно верить им безоговорочно, и верить в безоблачность мира. Луи в этом году пришлось решать, кем ему нужно стать в будущем, и он выбрал, уже глубоко внутри понимая, что вряд ли последует своему "официальному" пути. Сам по себе, быть может, и захотел бы, но с возрастом просыпается осознание, что не всё в этом мире так просто, а что касается того, что Луи "нажимает" на предметы, необходимые будущему аврору - так здесь мешает поддаться наивному желанию быть храбрым рыцарем друг семьи Кайсан Стоун. И, наверное, он прав. Лу не место в аврорате. Хотя он будет заниматься особенно усердно именно этим до самого конца, потому что возможность защитить своих близких необходима ему больше всего на свете, и неважно, что делать после - жечь мечом справедливости или сажать корешки. Хочется рассказать отцу хотя бы об этом, поделиться, доверчиво заглядывая в глаза - почти такие же, как у него самого, - и выдать всё, что тревожит, но юноша не знает, с чего начать. Да и потом - не зазорно ли? Он уже вырос. Он через год станет совершеннолетним. Каким хотел бы видеть своего сына Билл? Больше всего Лу боится, что не оправдает отцовские ожидания. Он ведь - будущий продолжатель рода, наследник семьи, и нужно соответствовать - а как? Лу делает какие-то шаги, старается, но в нужном направлении ли он идет? Будто с завязанными глазами и в кромешной тьме, сам являясь единственным источником света, и не зная этого.
Лучик вздохнул и всё же прикрыл глаза, перед которыми тут же замелькали яркие круги, повторящие контуры солнца и сверкающей дорожки, которую оно проводит по водной глади. Красиво. Красиво и совершенно не пугающе - всё-таки, никакая тьма не страшна, пока он чувствует соленоватый морской воздух, и песок, греющий даже сквозь тонкую ткань покрывала, и пока знает, что сидит на пляже не один, а с самым дорогим для себя человеком, которого любит так сильно, что аж неловко становится при попытках выказать это словесно или даже каким-то действием. А потом ему ткнулся в спину холодным и влажным носом пес, и Луи, задумавшийся было, чуть не вскрикнул, крупно вздрагивая и оборачиваясь - и сгребая пса в охапку, принявшись тискать, как большую игрушку, чему пес, впрочем, был только рад. А чуть позже, уже, наверное, даже скоро, Биллу придётся затаскивать их домой на обед, и большой вопрос, кто окажется больше голоден - Лу или его пёсель, хотя вот сейчас он думает о еде ну явно в последнюю очередь.
Поделиться32018-09-21 00:41:16
За всю свою жизнь Билл Уизли ни на секунду не переставал считать себя счастливым человеком. Думать иначе казалось глупостью: с рождения и до вот уже подступающей старости у него для счастья было все необходимое, но самое главное - у Билла была любящая семья, и любовь эта всегда была взаимной. Порой мужчина с каким-то внутренним страхом чувствовал на себе благословение всех богов, если те существовали, поскольку за все, что ему было даровано, он не заплатил и кната. Он чувствовал это благословение, возвращаясь ненадолго, как правило - на семейные праздники, в "Нору", чтобы обнять мать и похлопать по плечу отца и братьев, чувствовал, когда просыпался каждое утро рядом с женщиной, которую не переставал любить ни на миг даже спустя годы, или когда видел уверенность и решимость на лице Доминик, та выросла такой же сильной, как и ее мать; или когда вот так сидел на песчаном берегу и наблюдал за тем, как Луи, так отчаянно, казалось бы, стремившийся поскорее стать взрослым, еще сохранял в себе того ребенка, которого Биллу не раз приходилось ловить по всему пляжу. Мужчина чувствовал благодарность за одну только возможность все это видеть. И пускай его дети медленно, но верно становились не только взрослыми, и но и самостоятельными, и рано или поздно начнут жить своей жизнью, проведя линию между ней и жизнью родителей, Билл все равно ощущал удовлетворение от прожитых лет.
Единственное, чего бы ему хотелось, это чтобы и его дети были довольны собой. И он однажды уже смог отпустить Виктуар и надеялся лишь, что принятое старшей дочерью решение сделало ее счастливее.
Он смотрел на нарезающего круги Луи с застывшей улыбкой. Ему всегда казалось, что сын, которого он так ждал, от него получил куда меньше, чем его старшие сестры, которые родились раньше и с которыми Билл смог провести гораздо больше времени. Порой он смотрел на сына с какой-то удивленной растерянностью - так быстро тот вырос. И вот беда, по иронии судьбы, чем старше становились дети, тем серьезнее становилось беспокойство о них и тем меньше Билл ощущал право вмешиваться в их жизнь. Он мог выслушать, при необходимости - дать совет, но не считал возможным выстраивать жизнь детей за них. Его родители никогда не пытались навязать ему свою волю, и поступать иначе Билл не видел смысла.
Луи был самым младшим, но мальчиком - будущим мужчиной, сыном старшего сына, и одновременно с беспокойством всех вокруг о его благополучии и желании опекать было осознание того, какая на нем лежит ответственность, пускай и пока что весьма призрачная. И самое нелепое то, что эту ответственность Луи пытается взвалить на себя сам. Билл не мешал, ибо ответственность для мальчика необходима, но переживал, чтобы все это не зашло слишком далеко, чтобы ответственность не переросла в обязанность. В Луи куда больше было от Делакуров, нежели от Уизли, а мальчишка всеми правдами и неправдами пытался то ли себя переделать, то ли попросту себя отыскать. И Билл то и дело ловил взгляды украдкой, полные надежды на то, что он делает все, как надо, и не понимал, что важнее: делать как надо или как хочется, и насколько в случае Луи эти две грани расходятся.
Он весело смеется словам сына, щурится, позволяя морщинам в уголках глаз предательски собраться, и в ответ лишь сжимает тонкое плечо. Будь на то его воля, Билл бы остановил время еще несколько лет назад, когда для всех его детей жизнь была простой и занятной штукой.
- Этот пес - твое тотемное животное, у древних племен такие были, - захохотал Билл, уворачиваясь от летящего во все стороны от шерсти пса песка, - Но знаешь, судя по всему, Бэклэнду вовсе не кажется, что он стареет.
Когда он только появился у них в доме, то все шутили по поводу сходства Луи и Бэклэнда. Удивительно даже было и то, что даже шерсть пса от цвета слоновой кости с годами все больше отливала чистым золотом, подобно волосам Луи. Мужчина помнит, как сын впервые рассказал ему о форме Патронуса - он почти не удивился, это было чем-то самим собой разумеющимся. Пес беззаботен и счастлив - безусловно и безоговорочно, и Биллу на секунду становился грустно, что и Луи не может оставаться таким всегда. Сложно быть единственным сыном, к тому же, когда ты всю жизнь самый младший, а уже будущий глава семьи. Биллу этого не понять, а потому беспокойство за сына лишь день ото дня усиливается. Он боится его не то что высказать вслух, но даже показать хоть в чем-то: кажется, что любое волнение может быть расценено как разочарование, а Билл ни на секунду не допускал подобных мыслей.
Он протягивает руку и треплет пса за ухом, отчего тот довольно фыркает и, втиснувшись, сворачивается между ними. Билл готов засекать время, ибо уверен, что последующая вспышка гиперактивности последует совсем скоро.
- Ты хорошо подумал насчет того, чем хочешь заняться после школы? - он смотрит на сына серьезно, но без излишней требовательности. Идея Луи стать аврором не то что бы ему совсем не нравилась, но отчего-то казалась какой-то неестественной. Он хорошо понимал, что корни ее лежат не в желании, а в необходимости. Словно бы Луи решил, что кому-то этим обязан. И обязан не столько родителям или семье, а памяти о том, что большинство его родственников носили гордое звание героев войны. Увы, Билл за этим видел что угодно, но гордость - в самую последнюю очередь.
- Еще два года, и за это время ты тысячу раз можешь передумать, чему посвятить жизнь. Твоя мать решила стать колдомедиком, когда у нее уже была другая профессия, и, как оказалось, это и было ее призванием.
Когда-то он и сам сменил жизненный курс в угоду долгу, но это было другое. В этом была необходимость, того требовала война. И не будь войны, кто знает, может быть, Билл так и бы и продолжал колесить по миру, искать затерянные гробницы и сокровища в них, приумножая и без того внушительный достаток гоблинов.
Поделиться42018-11-17 15:18:59
Пёс втискивается между ними, и Луи зарывается ладонью в влажную и перепачканную от их догонялок шерсть, не морща нос, и принимая за должное этот запах "псины", как однажды заметил кто-то из чужих мальчишек на этом самом пляже. Лу тогда бегал за псом не один, а со своим кузеном Хьюго, они оба, самые младшие из мальчишек среди всего семейства Уизли, находили простое удовольствие в этом немудреном действе, а потом откуда-то с другой стороны на пляж заявились мальчишки постарше, вероятно, тоже учащиеся в Хогвартсе, но близко кузенам не знакомые. И в общем-то, вместо того, чтобы занять место вдалеке на целом гигантском пляже, они подсели близко, начав дразниться. Дразнились за рыжину волос, за общие "уизелские" черты, за фамилию и за тотальную бедность рода, хотя тот же отдельно взятый Луи мог похвастаться тем, что у его родителей достаток выходит даже за пределы среднего. В общем, на миг Луи ощутил себя...ну... Гарри Поттером, когда его задирал Драко Малфой? Помнит ли дядя Гарри вообще о том, как это - когда тебя кто-нибудь задирает, в общем-то и глупо, но наступая между делом на больные места. А папу, вот папу вот задирали когда-нибудь вот так? Лучику думается, что наверняка нет, а если кто-то и пытался - быстро начинал жалеть об этом. А чем они с Хью тогда лучше? В Лу злость поднимается медленно, закипает и пенится, когда кузен первый нарушает невидимую черту между двумя вражескими "лагерями", направляясь к тем мальчишкам, и Луи ничего не остается, как пойти за ним, чтобы защищать младшего брата. Ухты, хоть кто-нибудь из мальчишек младше него. Однако почему-то именно когда речь заходит о том, что "да и воняет от вас псиной, даже не как от людей", то именно это окончательно сбивает Лу с толку, и заставляет маленький чайничек терпения внутри него закипеть и засвистеть так сильно, что сам свисток вышибает потоком раскаленного воздуха. Бум! - и сдерживающий брата, стоящий перед ним, загораживая своим в общем-то тогда еще тщедушным, но зато решительным телом, Луи сам бросается вперед - быстро и уверенно, как пес. Хочется вцепиться челюстями, хочется искусать задир, но его зубам не хватит на это силы и крепости, поэтому Лу пользуется более человеческими методами - бьет кулаками поваленного мальчишку, того, у кого оказался самый грязный рот. А рядом рычит и наскакивает на остальных обидчиков Бэклэнд, вдруг словно взбесившийся, хотя до этих самых пор он просто сидел у ног Луи. И лает, да, но не кусается, просто предупреждает - пусть только попробуют сунуться к оставшемуся без защиты Хьюго. Тот, впрочем, тоже не остается в стороне в этот момент... Растаскивает их подбежавшая тетя Гермиона, вышедшая из палатки, которую дабы защититься от солнца, они установили выше и дальше по пляжу, чтоб дать сыну панамку, которую он забыл надеть. Если еще точнее - от её крика все дерущиеся резко замирают, как в игре "Море волнуется", когда кончается счет. На миг они застывают, а затем тут же опять разделяются на две группки, притом если одна, выкрикнув какие-то глупые угрозы, убегает наконец на свою территорию, то вторая пристыженно замирает - даже пес выражает стыд, опустив уши и жалобно поскуливая. Хью пострадал меньше всех, у Луи - разбитый нос и кровят костяшки... Объясняя, что произошло, Лучик начинает плакать против воли, словно он совсем еще маленький, но он вдруг поднимает голову и почти кричит тете Гермионе, хотя до сих пор ни разу не позволял себе повышать голос при разговоре с ней:"Да не воняет ничем Бэки, и мы не воняем! Почему ему не дозволено просто быть псом, а нам - просто людьми?!". Тогда Лучик еще даже не знал, что его патронус полностью повторит его любимого питомца. Тотемное животное, да. Где-то в глубине Лу до сих пор живет ребенок, вот такой вот радостный и беззаботный, как и пес, который действительно не собирался долго сидеть на одном месте, и вскакивает, вновь принимаясь носиться по пляжу, часто пробегая в близости от Луи, как бы заманивая его снова в игру. И мальчишке смешно, но он вдруг ощущает легкое изменение в воздухе, и понимает, что пуститься бегом за Бэклэндом - это отличный повод избежать разговора с отцом под невинным предлогом, но как это вообще, избегать разговоров с самым родным человеком на свете? С кем тогда еще ему говорить?..
Луи остается на месте, и ему хочется сказать своему отцу, что море волнуется. Хотя море-то как раз вполне мирно облизывает песок волнами, пока золотящийся на солнце песель скачет по мелководью, раз уж ни один из хозяев не присоединяется к его игре. Но Лу... немного не о том море. И он не уверен, не будут ли смотреться его метафоры - иногда парнишку ударяло в поэзию, - глупо.
- Пап. - Произносит максимально мягко, и лучится при этом любовью и безграничным доверием - однако где-то все равно проскальзывает тонкая нота неудовольствия, почти упрека - это как скользить босиком вон на тех гигантских камнях в паре метров от берега. Вид оттуда прекрасный, и если доплыть, можно долго наслаждаться, но их углы не размягчила до конца вода, а поверхность от водорослей скользкая - можно в любой миг случайно поскользнуться и рухнуть, порезавшись. - Чего я действительно хочу - защищать вас всех. Как вы защищали. Ты, мама, дядя Гарри, дядя Рон, дядя Джо... ну, и все остальные. Но такой профессии не бывает. Поэтому я присматриваюсь к максимально близкой. - Лу слабо улыбается, а затем все же отводит несколько вдруг ставший смущенным взгляд, и тянется рукой к палке, которую они с Бэки притащили на пляж, чтобы играть. Что-то задумчиво рисует ею на песке, но здесь он сухой, и рисунки тут же засыпает обратно. - Но Кай говорит, что это... Ну, тоже не совсем правильный выбор. Думает, что работа в аврорате мне не подойдет - но черт, он же сам там работает! И дядя Гарри! - Снова смотрит на отца, с осторожностью и поиском поддержки одновременно - ну, Лучик старается при родителях не говорить даже это пресловутое "черт". - Правда, он выглядит иногда таким уставшим и грустным... Я думаю, это правда тяжелая работа. Но я, пап, я не боюсь тяжелой работы! Я же Уизли! - И все-таки Лучик слишком взбудоражен, чтобы думать о правильности подбираемых слов слишком поздно. Кажется, его наконец прорвало за долгое время, пока он мялся, боясь разочаровать родителей своими домыслами, если озвучит их. А тут, ну, тут только отец и он, и целый пляж, принадлежащий сейчас только им двоим, и играющий с волнами Бэки - атмосфера весьма гармоничная, подходящая душевным разговором. Однако мальчишка по старой привычке закусывает губу почти до крови, словно подсознательно мешает себе продолжить говорить дальше. Вот только в итоге все равно продолжает, уже куда тише:
- Мама помогает людям в Мунго, ты на роскошной должности в Гринготтс, и я не говорю уже о том, что половина родни рассеяна по Министерству Магии... Доминик хочет стать драконологом - храброе и тяжелое занятие, но круто, что она хочет быть как дядя Чарли, да? Даже та же Виктуар, она... - Лу закусывает губу снова, куда резче, и одновременно с этим ощущает, как у него начинает щипать в носу, словно он сейчас начнет плакать. Но нельзя, на глазах у отца, нельзя! Он же маленький мужчина, папин наследник. - ...в общем, нашла что-то достойное. А я? Мне иногда кажется, я не могу ничего, где бы другая часть родни уже не преуспела. Блин, если бы я мог... - Мотает головой, переводя взгляд на море, наслаждаясь видом волн и успокаиваясь от этого. - ...я выучусь на аврора. Уже поздно в любом случае останавливаться с этим, понимаешь? Я сдам нужные экзамены, а потом посмотрим. Я люблю так много всего! И помогать людям, и защищать их, и заниматься растениями, как профессор Лонгботтом - мне почти жалко, что у него уже есть практикант, хотя я очень люблю Флетчера, - и даже заниматься всякими волшебными штучками в магазине у дяди Джо и дяди Рона... - Тон мальчишки становится мечтательным. А потом он со всей дури вжимается лбом в плечо отцу, и вовсе обхватывает его руку, тесно прижимаясь, будто прячась этим от ответственности и необходимости выбора. Луи - сильный. Он будет достойным наследником, он обещает. Но можно ведь иногда, будучи с отцом, позволить себе хоть немного расслабиться, если опасность не угрожает?.. Почти над ухом раздается жалобный скулеж - Бэки снова надоело играть с морем, поэтому он пришел обратно к хозяевам, и вероятно слегка растерялся, обнаружив, что младший из них, кажется, чем-то расстроен.
Страница: 1
