Среди учеников, преподавателей, практикантов и прочего персонала снуёт весь день обеспокоенная мордашка с огненной шевелюрой и веснушками, ещё слишком яркими после лета. С одной стороны на щеках они горят почему-то особенно ярко, будто бы наяву, а не во сне, сестра дала ему эту пощечину. Сон был странный, мутный, очень душный и пахнущий лепестками цветущей вишни. Луи не любил этот запах, слишком трепетный и обманчивый - куда больше ему по душе был дивный аромат спелых ягод, хотя когда он брал их в рот, прокусывая мясистую мякоть, то кривился и вздрагивал от ощущения кислоты, разливающейся по нёбу. А во сне они стояли посреди лепестков так, что ноги засыпало цветами по щиколотку, и сестра ругала его, наверняка последними словами, её красивое - для Луи (и не только для него) просто самое красивое в мире - лицо покраснело от гнева, а губы дрожали - но мальчишка не слышал ни слова. Этот сон, ничего, как он отчаянно надеялся, не значащий, был наполнен тишиной. Абсолютной, как в вакууме, который представлялся Луи в виде тонких граней шара, поблескивающих на солнце, но при этом почти прозрачных. И в нём было маленькое-маленькое окошко, сквозь которое прорывался слабый ветерок, шатающий ветки вишневого дерева и заставляющий опадать всё новые лепестки. В общем, сон был не из приятных, и на утро мальчишка проснулся не в самом добром расположении духа, ощущая себя потерянным, и ощущая обязанность найти сестру, чтобы спросить, не был ли вещим сон, не зла ли она на него за что-то.
Иногда Луи казалось, что он был и создан-то для того, чтобы защищать сестру. В идеале - обеих, но кто же виноват, что Виктуар решила покинуть семью и выбрать свой курс. Луи не осуждал её - больше нет, но всё-таки был опечален. И поэтому Доминик, что будет находиться рядом ещё этот год - подумать только, всего один год! - получала двойную порцию любви. Луи родился последним, юноша, чтобы быть их рыцарем, защищать и не давать в обиду. Он шутливо мечтал о мече, не забывая собственные детские россказни и приятный, почти мурлыкающий голос матери, рассказывающей на французском сказки, и он же проводил кончиком пальца по изящному лезвию в лавке "Борджин & Бёрк", пока владелец не видел, думая о том, что оно являет собой саму смерть, а ему бы творить жизнь, созидать - и всё равно хочется. Лу тянулся к своей сестре если не телом, то душою всей точно, как растение тянется к солнцу. Доминик и была, если подумать, его солнцем, а Луи был её лучом. Солнечным зайчиком, что отбрасывался бы наверняка всё тем же остриём меча из лавки с артефактами, такой жуткой, что пробирала дрожь, и от того манящей. Луи впервые пробрался туда ещё в прошлом году, что ли, просто чтобы немного "улучшить" блокнот, подаренный ему на Рождество дядюшкой Джо. А с тех пор, каждый раз ощущая, что сердце при переступлении порога ухает в пятки, туда зачастил, наивно полагая будто, что имеет вокруг себя солнечный ореол, и никакая напасть, никакая тьма не пройдёт сквозь него, не коснётся бледных и тонких, словно фарфоровых пальцев. Этот ореол дарила Луи любовь, которую он излучал, и почти физическое тепло - руками согревал зимой ладони сестры, без перчаток, а они снова пылали даже в самый лютый мороз. Горячие руки, горячая голова, горячее любящее сердце. Он был готов полюбить весь мир, готов раскрыть объятия абсолютно всем и всему - ...после небольшой проверки на прочность. Но Доминик не надо было проходить никаких проверок, её уже давным-давно "проверило" их кровное ближайшее родство. Год разницы, а Луи ощущал себя частью сестры, почти её близнецом, таким же красивым и храбрым, и доблестным, и умелым. Дом была прекрасна, кажется, не просто как его сестра, а сама по себе.
...а ещё Доминик чудесно играла в квиддич. Луи хотел бы тоже так. Он подумал, что квиддич - неплохой повод, чтобы начать разговор, когда оббегав почти пол Хогвартса, наконец узнал, куда ушла его сестра - и в досаде, что сам не догадался, стукнул себя ладонью по лбу, а затем побежал, выглядя уже сосредоточенным, а не растерянным и несчастным, как до сих пор, за метлой. Дальше - дело за малым. Он притаился сначала за трибунами, наблюдая за полётом сестры и тем, как же она хороша. Луи смог бы так? Он не попал в команду, хотя и держался в статусе "запасного игрока", а в прошлом году, когда Доминик отстранили из-за травмы - сердце мальчишки обливалось кровью от сострадания и обиды за сестру, - ему даже пришлось выйти на поле вместо неё, и что-то даже вроде получалось - но недостаточно. Он хотел быть, как она, и хотел, чтобы Фред, капитан их алой команды, гордился им. Для этого чего-то определенно не хватало, опыта ли, или просто не было таланта...ну, по крайней мере, оформленного. Поэтому да, попросить о тренировке было бы довольно-таки неплохо. Лу, собравшись с духом, выскользнул из-за трибун в смутной надежде - и сестра заметила и узнала его почти сразу, обратив в ту сторону взгляд. Она наверняка узнала бы его из тысячи, он был уверен в этом. Ведь она тоже любила его, да? Это родительская и её любовь питала Луи светом, делала его таким добрым и чистым. Без них он был бы никем и ничем, он был в этом уверен.
Сестра спрыгнула с метлы, и Луи скользнул к ней, чуть не споткнувшись на ровном месте, но улыбаясь - пусть и не так широко, как обычно, но всё равно очень искренне. Взглянул на сестру большими доверчивыми глазами, как у щенка (ну, в общем-то, его звериная сущность и была щенком, как выяснилось благодаря патронусу), а затем сделал решающий шаг, почти врезаясь в сестру, и обнимая её, совсем невесомо, чувствуя, как уже сейчас с плеч спадает словно целая гора - она смотрит на него так, что Луи видит, она за него беспокоится, но не в обиде. Да и было бы за что! Лу бы поразило громом на месте, посмей он как-то задеть сестру. Вспоминая, что уже большой мальчик, и надо иметь совесть, Лу всё же быстро размыкает объятия, и сдерживает почти слёзы - счастливые, разумеется, ему наконец стало легко дышать.
- Доминик, я...  Я просто скучал по тебе. - Улыбка его наконец становится шире, но в ней - чудится ли? - мелькает доброе лукавство. Лучик кивает на метлу сестры, а сам застенчиво запускает пятерню себе в волосы, поправляя их. - Ты чудесно летаешь. Может, дашь пару уроков своему братцу? - Другой ладонью, что не в волосах, почему-то сегодня кучерявящихся чуть больше обычного, указывает на метлу собственную, прислоненную к первому ряду трибун. - Мне кажется, мы целую вечность не проводили вместе на мётлах.