Луи пять лет. В детской от сильного ветра распахивается окно, и малыш к нему ближе, он чувствует сквозь сон его яростные порывы, сбивающие его лёгкое, словно облако, одеяло, и просыпается, резко садясь на кровати. Обычно Луи тяжело разбудить даже пушечным выстрелом, кажется, но здесь ему почудилось сквозь сон что-то, что куда злее и громче.  Начинается гроза, и сквозь гневные раскаты грома малышу слышится драконий рёв. Доминик спит ещё глубже, она только ворочается, хмурясь во сне, а мальчишка вылезает с кровати, и подтягивает к подоконнику свой детский стульчик, чтобы забраться на него и захлопнуть окно. Это можно было назвать допущением - ведь у него получается взобраться, но чуткие родители предусмотрели похожие случаи - на все окна наложены заклинания, которые не позволят случайно и тем более намеренно из них выпасть. Малыш Лу в безопасности. Он встает на носочки, чтобы схватить ладошкой задвижку - и замирает, не просто "как громом пораженный", а действительно завороженный им, потому что ещё немного, и от силы этого звука начнет дребезжать и разобьётся стекло. Нет, не может быть, чтобы такой звук производился от удара друг об друга разных порывов ветра и облаков, это точно должен быть дракон! Самый настоящий. Луи стоит - и еле давит восторженный крик, потому что на мгновение в вспышке молнии, яркой, каким могло бы быть его пламя, он улавливает краем глаза его контуры. Ещё один наплыв грохота, ещё одна вспышка, и просыпается уже Доминик, но за секунду до этого Луи захлопывает окно, чтобы дракон, хотя конечно же, он слишком гигантский, и разумеется, не сможет сделать этого, не забрался через него к ним в дом.
Луи восемь. Луи обожает грозы, хотя он честно признается, что боится грома и молнии, что в эти минуты ему кажется, что море, напитавшись дождевыми водами, выльется из своих берегов и затопит их дом, они живут не так далеко от берега, чтобы это действительно невозможно было сделать. У большой воды всегда немного иной климат, и там чаще обычного идёт дождь, все эти испарения, и прочие физические процессы, о которых не следует знать чистокровному мальчику, но который всё равно узнаёт о них из энциклопедий, что в обязательном порядке просит в качестве подарков на свои дни рождения и прочие праздники с тех пор, как научился читать. Луи боится гроз, но всё равно каждую грозу он прижимается к стеклу руками и носом так, что последний чуть кривится, и потом даже немного болит, он жадно вглядывается и вслушивается, до рези в глазах от ярких вспышек, надеясь снова увидеть знакомые разве что из книг очертания и услышать драконий рёв. Уже другие книги, сказки, тоже - магические вперемешку с маггловскими. В них пишется о драконах, и он глотает одну за другой. Они все любят драконов, вся семья заражена любовью к этим величественным существам, и возможно, тут дело не обошлось без одного из их дядюшек, которого они видели чертовски мало, но каждый праздник обязательно отправляли ему письма - по крайней мере, они с Доминик, Виктуар всё же была старше обоих, и имела в чем-то более взрослые интересы, хотя в любом случае, подписывались они всегда втроём. Уизли много, но это не значит, что они не должны держаться вместе. Да, скорее всего, любовь к драконам - даже что-то наследственное, но Лу любит драконов тише всех. Он просто каждую грозу ждет, пусть Доминик, когда мальчишка признался ей, потрепала его по волосам, улыбаясь, и к детскому сожалению развеяла эти мечты. Во всяком случае, сначала Лу так показалось, но к следующей грозе он снова прильнул к окну.
Луи десять лет. В следующем году он пойдёт в Хогвартс, он уже совсем большой, а Доминик пошла уже в этом, и Лучик тихо ей завидует, потому что она имеет возможность встретиться с отпрысками остальных Уизли, она будет проводить с ними целые месяцы в одном замке - а Лу остается дома один, последний ребенок, последний птенец, которому только предстоит вырваться из родительского гнезда. Родительские руки сплетаются над ним и если честно, немножечко почти душат опекой. Большая часть нового поколения отправляется в школу в один год с Дом, но одному из братьев, тех самых героев, отправлять попросту некому. У дяди Чарли нет детей, и вряд ли в ближайшее время появятся, ну, во всяком случае те, кого Лучик мог бы застать в Хогвартсе, и он думает о том, на каком месте в списке чудес стоит радость отцовства, и можно ли жалеть о том, что её не постиг, или нет? К собственному отцу подходить с вопросами вроде "Пап, а ты нас хотел?" и "А что было бы, если бы нас не было?" стыдно, поэтому Лу хочет однажды спросить у Чарли об этом напрямую - а не одиноко ли тому. Но не спрашивает, смутно догадываясь о том, что ещё не дорос до таких вопросов, и стоит сначала что-нибудь узнать о мире самому, прежде чем спрашивать. Зато в этом году на день рождения Фред, сын дяди Джорджа, дарит Луи цепочку с дракончиком. Цепочка, как и кулон, сделаны из серебра гоблинской работы, и что-то подсказывает, что это подарок не только от кузена - уж слишком он дорогой. Его персональный амулет удачи, и Луи не знает, он заговорен так действительно, или это в чём-то эффект плацебо - но он действительно действует. В маггловском представлении драконы должны сидеть на горе с золотом, но Луи знает, что металл, подошедший бы дракону, который появляется над их небом в грозу, и которому буйно вторит море, ругаясь и угрожая - серебро. В выемке для глаз у дракончика какие-то полудрагоценные камушки, очень красивые, и они голубо-зеленые, а не желтые, как часто рисуют маггловские же художники. Луи сжимает дракончика в ладони всякий раз, когда ему грустно, и ощущает разливающееся по телу тепло. Цепочка наводит его на мысли об улыбающемся, таком задорном Фреди, а потом размышления скользят дальше, к тому, кому это цепочка ещё больше бы подошла - дяде Чарли, конечно. Ему бы носить её, как властителю драконов. Лу смешливо щурится от этих мыслей, и затем опровергает сам же себя - нет, ему-то явно вычурное доказательство ни к чему. Пусть цепочка будет у Лучика, у него кроме неё и нет ничего. Никакой связи с драконами. Прилетавший в грозу перестаёт это делать, хотя Луи по-прежнему ждёт, убежденный в его реальности.
Луи почти восемнадцать. Стукнет как раз через месяц. Всю ночь за окном льёт дождь и беснуется гром, но Луи благодарен небу за это - небесный грохот заглушает то, как он тихо рыдает, сидя на своей кровати и обнимая подушку - тоже всю ночь. Все вещи уже собраны, и лежат перед ним на полу, и Луи знает, что когда он покинет дом за час до рассвета, на первый взгляд покажется, что он просто вышел, допустим, в ванную, а мама с папой просто пропустили этот момент. Но на самом деле он не вернется. Он готовился уже очень давно, выработал план, что должен стать идеальным, что обязательно будет им, и поворачивать назад, распаковать все вещи и забраться под одеяло, слушая шум грозы, ещё не поздно - но это значит предать самого себя. Поэтому он плачет, рыдает навзрыд, пусть и почти беззвучно, надеясь сейчас выплакать все слёзы, чтобы не жалеть и не мечтать вернуться потом. И вдруг, когда сил плакать уже не остаётся, когда его начинает тошнить, с грохотом грома словно бы снова сливается драконий рев. Луи подскакивает с кровати, спотыкается о свою сумку, чуть не падая, но все же подбегает к окну - и снова в яростных вспышках мерещатся знакомые очертания, такого же, как на цепочке. А значит - он всё делает правильно.
Луи всё ещё почти восемнадцать, и с ночи прощания прошло только двое суток, но он уже, можно сказать, находится на другом конце света. Вдыхает запах леса, слишком на первый взгляд терпкий, и осторожно ступает по сухой земле, которой так не хватает дождя, надеясь, что правильно запомнил адрес с писем, не перепутав ни страну - хотя это было бы очень забавно, - ни лес, ни эту дорогу. Во всяком случае, он уточнял, и именно тут находится заповедник, а где-то вон там - и хижина. Лес только кажется везде одинаковым, но на самом деле Лу словно бы погружается в совершенно новый мир. И он, кажется, сразу же умудрился в этом новом мире заблудиться, зайдя не с той стороны, или случилось что-нибудь ещё, а может, он всё-таки не совсем дурачок, и идёт в верном направлении, но почему тогда - собственные мысли прерываются вскриком, скорее удивленным, чем испуганным, когда Луи, забравшись на какой-то холм, вдруг зацепляется за вышедший из земли корень ближайшего дерева ногой, спотыкается - и кубарем катится вниз, вместе со всеми своими скромными пожитками, которые разве что чудом не ломаются, когда их падение замедляется - прямо на нём, потому что они просто падают сверху на Лучика, совсем не мягко приземлившегося внизу уже на той стороне. Чужая земля встречает ударом под дых, но собственные вещи по итогу обращаются с ним не намного ласковее, а катясь, он успел собрать своим телом все местные колючки и удариться о местные камни. Беглый осмотр, когда юноша, жалобно кряхтя и жалея, что никто не может добить его прям на месте, всё же смог подняться, показал, что помимо синяков и воткнутых в тело мелких колючек, Луи разодрал себе левое колено и правый локоть, да и в принципе его одежда, лишившаяся былой свежести после долгих часов перелетов, теперь сгодится разве что дядюшке на половые тряпки - опять же, если Лу его найдет. А ещё хорошо, наверное, что у него нет с собой зеркала, потому что с прической тоже дела очень плохи, но это уж точно самая мелкая из бед. И так, кое-как отряхнувшись и наспех обработав "боевые раны", Лучик подобрал свои пожитки и продолжил путь.
Долго ли, коротко ли, но окончательно выбившись из сил, и смутно предполагая, что коленом не просто оцарапался, но и чуть ли не растянул себе эту ногу, а заодно почти закончив запас воды, Луи вдруг обнаружил впереди себя хижину. И от радости забыл и о том, какой он бедный-раненный-несчастный, и о том, как выглядит, и о том, что вообще-то сбежал и направился к единственному не имеющему детей дядюшке без приглашения  и предупреждения, и вдруг тот на самом деле просто в принципе не был в восторге от детей, и не захочет терпеть на своей территорию свалившегося, как снег на голову, племянничка? Прямо жаль, что за Луи никто не наблюдал, и некому было оценить, как его радостно-прихрамывающий бег вдруг замедлился до осторожного шага, а возле чужих дверей и вовсе чуть не направился в обратную сторону. Но всё-таки, разве можно было дать задний ход, уже находясь здесь? Он отправился в Румынию, сбежал из дома несколько дней назад, и не ехать же сейчас обратно домой, сообщив родителям, что передумал. Они вряд ли поймут и простят его, как минимум сразу. Поэтому выхода нет, и опустив рядом с собой на землю свои скромные "манатки", состоявшие из спортивной сумки, вроде бы большой, но для того, чтобы отправиться в поход на два-три дня, а не навсегда покидать отчий дом, и гитары в чехле, которую он, впрочем, оставил на ремне на плече. За гитару Луи переживал больше всего, и он просто не мог оставить её дома - слишком дорога не то что как память, она с ним всего год, а скорее как чрезвычайно актуальное средство для того, чтоб скрасить свой досуг. Луи волновался так, что впору было бы молиться. У него задрожали руки, а прокусить губу мешало только то, что вряд ли дядюшка оценит эту пародию на любимчика Брэма Стокера в лице своего племянника с окровавленными губами, из ранок и так ещё немного сочилось. Когда Лу уже было вспомнил одну из молитв, и про себя читая её, собрался было постучать, собрав всю свою волю в кулак, уже вот протянул руку, чтобы сделать это... дверь вдруг сама распахнулась...
- Дядя Чарли, здравствуй! - Это всё, что у него сходу получилось сказать, при этом улыбнувшись радостно и испуганно одновременно, словно это Чарли почти ворвался к нему в дом, а не наоборот, а затем с его плеча скатилась, упав на землю и сделав чем-то внутри печальное "брынь" гитара, и Лу наклонился, бросившись её поднимать, ощущая, как щеки от стыда вмиг достигли температуры, примерно равной её эквиваленту, скажем, на Марсе, а дар речи он всё-таки потерял, потому что много раз в дороге проигрывал то, как произойдёт их с дядей встреча, и это явно должно было быть иначе - с другим видом у Луи, и при других обстоятельствах. А когда он выпрямился, то сердце его пропустило удар при мысли о том, что "Вот блядь, дядя сейчас меня всё же выыыыгонииит, что ж я наделал, что ж я к нему приперся-то?!".
- А я... Я тут из дома сбежал. Можно войти? Я очень устал, добираясь сюда, кажется, зашел не с той стороны и заблудился... - Если честно, Лучик сам был в некультурном шоке от собственной наглости, ему казалось, что кто-то куда более сильный и храбрый попросту тянет его за язык, заставляя говорить это, потому что сам Луи предпочел бы сейчас развернуться и сбежать очень далеко, допустим, своим ходом обратно до Британии. Но он стоял, а сердце его грозилось из груди выпрыгнуть и начать убегать само вот прямо сейчас.

[icon]https://cdn1.savepice.ru/uploads/2018/9/3/c9a7f1706471f1a943fb7b182cd9ed9d-full.jpg[/icon][status]not ready to be found[/status]

Отредактировано Louis Weasley (2018-09-03 14:52:12)

Отмывая мордашку Луи от грязи, маленького по годам, но не по росту, заляпавшегося, летая с сестрой на детских метлах, так, что отдельные комки находятся даже в волосах, и тут делу поможет, походу, только душ и пушистое полотенце, Флёр задумчиво сказала как-то, что Лу очень похож на отца, а малыш засмеялся, спросив что-то вроде "Что, папа тоже такой грязный?", и мама заулыбалась, но сказала, что дело не в этом. И чуть позже, уже в гостях у бабули Молли и перелистывая страницы большого семейного альбома, принадлежавшему не им, а старшим, мальчишка, вдруг зацепившийся именно за тот раз, когда мама говорила это - она вообще имела привычку шутливо "обвинять" Лу в том, что он похож на Билла, когда мальчик делал что-то не то, оберегая от мнимого позора род Делакур, что ли, -  подумал, что она не совсем права. Луи пошёл... в весь род Уизли? Он похож на них всех, слишком рыжий, слишком подвижный, со светлыми и добрыми глазами. Если рядом поставить его колдографию, и хорошенько порыться в альбоме, наверняка можно найти какую-то, которая будет почти одинаковой с ней. Копия копии, снятая с копии, снятой с копии - сколько ещё поколений сохранят похожие черты? Они не теряют яркость, как будто кто-то включил магический принтер. Но кто-то вливает в общую смесь вроде "нос у него мамин, глаза папины, а подбородок дедушки" свежую, новую по своему свойству кровь, которая делает Луи - курсе эдак на пятом эта тема его особенно волновала, - чуть менее человеком. Всего на одну восьмушку, но даже эта восьмушка стирает контуры колдографии, придаёт немного иные черты. Билл забрал себе в жены красавицу из Франции, и два раза мечта любого - стандартного - мужчины о наследнике давала осечку. Луи знает лишь о двух, наверное, ему и ни к чему знать, что быть может, у Билла и Флер мог появиться сын куда раньше той же Виктуар. Пусть мир вокруг Луи сохраняет свою безоблачность хотя бы частично - он и так несколько дней назад сплясал на его осколках. В любом случае, судьба сложилась так, что именно Луи стал наследником Билла и Флёр, и наследником всего рода, как сын старшего сына. Кому-то, быть может, особое звание, хоть корону надевай - он бы и надел, картонную, вырезанную чуть кривовато - пальцы дрожат от волнения из-за упавшей на плечи ноши, которую водрузил, как оказывается, сам себе, и которую не смог удержать. Не смог ли? Запирая за собой дверь, тихо-тихо, чтобы не разбудить не то что родителей, но и любимого пса, которого не смог бы взять с собой, Луи был готов вычеркнуть своё имя из семейной истории. Но видя, как мимо проплывают, исчезая, быть может, навсегда, родные края, смирился с тем, что не сможет. Кровь - не вода, ему её нечем разбавить, а семейные узы - путы - не разрубить и топором, как бы ни желалось иногда в яростном порыве. Да и потом, убегая от одной части семьи, к кому привели его ноги? Или не ноги даже, им он больше не доверяет, как, наверное, и голове, не способной хотя бы осознать, что его никогда никто ни к чему не обязывал на самом деле. Нет, всё-таки, Лу никогда не оборвать его связи с семьей.
Дядя встречает его...матом. Он затем будто ищет кого-то взглядом, а Луи догадывается, кого, потому что как бы мама это ни отрицала, она, конечно, очень любит папу и всю его семью, но всё-таки считает их самую малость дикарями, и нечего учить мальчишку всяким вредностям. Лу умеет материться похлеще, и устраивая свой маленький бунт, не моет затем себе рот с мылом - только простой водой, когда успокоится и/или протрезвеет. А за матом наступает смех, и брови Лучика поползли вверх, потому что он хоть и убеждал себя, что раз уж вся ситуация идёт не по плану, то нужно быть готовым ко всему, к такой реакции оказался не готов. И всё же, смех лучше гневного "Проваливай!", которое вырисовывалось вполне чётко не потому, что он плохого мнения о дяде - скорее, о самом себе. Вторгаться в чужую жизнь так внезапно - это далеко не просто заходить на чай. Хотя от чая юноша тоже не отказался бы, если честно, потому что чай всегда был их семейным, почти колдовским напитком, а ему бы после всего случившегося не помешала бы капелька магии уюта. Но мысли о том, есть ли у дяди Чарли чай, закрасться не успели, потому что когда тот отсмеялся, вызвав этим, между делом, застенчивую и почти растерянную, но очень открытую улыбку племянника, то пригласил его в дом. И опять же, Лу почти услышал треск, с которым ломаются его шаблоны. Вот так! Вот так просто! Дядя просто впустил его, даже не став ругать, выяснять, почему, не отправив сходу домой, не побежав искать связь с родителями Луи - а просто взял и впустил! Пусть удивление Лу и било по всем границам, а с губ чуть не сорвалось не выражающее и половины его эмоций, к которым, конечно же, примешивалась радость от того, что он увидел своего такого далекого дядю, и такое шаблонное "Вау", он решил, что не стоит дергать вдруг повернувшуюся к нему лицом удачу - волной призрачного тепла обдал висящий бессменно на шее дракончик, - за хвост, и обняв Чарли, при этом чуть не пискнув восторженно, которым его накрыло от обычного похлопывания просто от осознания, кто похлопывал, послушно прошёл в дом. Правда, застопорился у порога, опустив на пол сумку, и бережно рядом - чехол с гитарой, с таким видом, словно посчитал себя очередной вещью, и стал оглядываться, отчаянно стараясь сделать вид, что он - не беспардонная любопытная Варвара, а приличный мальчик, и всё равно глядя во все глаза, принимая всё, что попадалось в его поле зрения, будь это даже самая будничная вещь, чуть ли не за реликвию, просто от осознания того, чьё это всё. Нет, ну вот кто скажет, что он - не фанат Чарли просто за то, что он имеет дело с драконами? Они с Доминик обожали драконов! Кстати, о них почему-то Лу, слишком занятый пережевыванием семейной драмы, которую сам же, если по-честному, и создал, до сих пор даже и не думал. Однако и сейчас мысль о них вспыхнула тревожным звоночком - кто знает, как тут всё устроено, вдруг его каждую минуту нахождения в лесу могли как минимум сожрать, как максимум испепелить и тоже сожрать, - и погасла, как гаснет стремительно искра, отлетевшая слишком далеко от костра. Было что-то куда важнее, точнее, кто-то. Слегка помутнели и сгладились обстоятельства, при которых Лучик сюда попал, и в центре его размышлений оказался дядя Чарли. А во всём остальном они обязательно разберутся потом, Луи не строил ложных надежд о том, что ему удастся обойтись вообще без каких-либо объяснений. Взрослые всё-таки такие взрослые, и неважно, есть у них дети или нет, и какой у них характер - эта черта, взрослость, приобретается ими попросту с возрастом, абсолютно всеми. Но он счастлив, так счастлив! Это стоило как минимум дорожных мучений. Кстати, о них... Лу с такой жадностью осматривал чужую хижину, не решаясь, впрочем, сделать и шага, что чуть не пропустил мимо ушей обращенный к нему вопрос. Моргнул, возвращаясь к реальности, и заулыбался, поведя смущенно плечами:
- Не знаю. Мне объяснили дорогу, но кажется, я забыл сделать скидку на свой т-т-топографический кретинизм. - Сколько мама ни успокаивала, ни учила, Лу до конца так и не избавился от заикания, и в минуты волнения его порою до сих пор накрывает, хорошо хоть, не на каждом слове. А сейчас он волновался, сердце, хоть и передумало выскакивать, продолжало биться где-то в районе горла. И только когда дядя Чарли уже почти нашел все лекарства, Луи оживился, разувшись хотя бы, и даже сделав пару шагов навстречу дяде:
- Да не надо, дядя Чарли, оно само заживёт всё, на мне всегда, как на собаке... - Всё-таки, ему чертовски стыдно, и ещё стыднее за то, что он заставляет дядю, в чью жизнь и так вклинился, ещё и что-то там искать, волноваться. Лу не маленький уже, и не пряничный, ничего с ним не сделается. И всё-таки... Оглядев себя ещё раз, Луи вздыхает, не будучи удивленным хотя бы в этом - видок у него правда тот ещё, отмыться точно не помешает. Наклоняется, свешиваясь над сумкой так, что выскальзывает из-под кофты цепочка, и тускло поблескивает глазами дракон, и вытаскивает сменную одежду - молодец, не совсем дурачок, хоть об этом подумал.
- Да, я сейчас. - Проходя мимо дяди, улыбается виновато, и тут же чуть не врезается в ближайшую стену, издавая нервный смешок, но дальнейший путь до чужого заднего двора проходит в относительной целости - а потом оттуда доносится, помимо плеска воды, прямое доказательство того, что с нецензурной лексикой Лучик знаком - он честно старается сдерживать себя, и делать это тихо, но мысли о том, какой же он, блядь, молодец, и какое первое впечатление, должно быть, оставил у дяди о себе и о воспитательных способностях своих родителей заодно, раз уж приперся к нему без приглашения, грязный и с "боевыми ранениями". Не дурак, а прямо... Вот цензурных слов как раз и не хватало, чтобы подобрать достойный себя эпитет. Зато когда Лу более-менее разобрался с процедурой отмывания и переоделся, то стал больше походить на человека. Он вернулся обратно в дом, прикрывая стыдливо ранки, из которых после отмывания снова потекла кровь, отчаянно делая вид, что в полном порядке - и понимая, что нихрена это не катит.
- Дядя, а знаешь, у тебя тут так...уютно. - И он правда находил в чужом быту уют, хотя и совсем не похожий на тот лоск, с которым был обуcтроен родительский дом. Там всё совершенно по-другому, а ещё там есть море, которое неужели ему тоже придётся оставить позади? Он вырос у моря, провёл всё своё детство и отрочество на берегу, а здесь, в Румынии, тоже море где-то есть, только совсем другое, и вряд ли ему может стать заменой лес, пусть и приятный по-своему. А ещё тут, в отличие от дома, есть... драконы! Вот теперь у Луи наконец-то загорелись глаза, хотя со всеми расспросами об этом он решил всё-таки тоже немножечко подождать, если дядя не прогонит его завтрашним же утром - Лу вообще разве достоин большего?, - то время поговорить о них будет.

[icon]https://cdn1.savepice.ru/uploads/2018/9/3/c9a7f1706471f1a943fb7b182cd9ed9d-full.jpg[/icon][status]not ready to be found[/status]

Отредактировано Louis Weasley (2018-09-04 09:24:08)

Луи...улыбается. Улыбка, беззаботная и лёгкая, делающая его абсолютно прекрасным, цветёт розой на бледных губах. Розой, которую засунули в рот мальчишке фейри, чтобы он никому из взрослых никогда не смог рассказать о том, как они его каждую ночь забирают в свою страну танцевать, танцевать до рассвета. Иногда быть Луи Уизли - танцевать на собственных костях. Луи легко и наконец спокойно, впервые, кажется, за много-много лет, столько не живут, столько не жил он сам, в лице, лишенном ещё морщин и растительности, в голубых глазах - как море, возле которого он родился, но от которого не хотел бы умереть, - словно вместо одного маленького человечка живут ещё целых сто, оживают все поколения. Луи здесь, в чужой хижине, иначе это место и не назвать, сколько? Всего полчаса? Ему уже лучше, хотя он смутно ощущает что-то вроде лёгкой неловкости между ними, во всяком случае, с собственной стороны. Чарли ведь персонально его, Луи Уизли, и не знает-то, знает только, что его братья и сестра имеют детей, и каждый из них очень Уизли, даже если носит другую фамилию. Род продолжает распространяться, род тоже цветёт, цветами куда более изумительными, чем обычные розы. Каждый член нового поколения - райский цветок. Им - время распускаться, они росли в плодотворной почве, щедро сдобренной кровью предыдущих поколений, щедро омыты кровью жертв войны, и корни их глубоко вросли в землю - не вырвать, только топором разве что. Лу смешно с того, что он не уверен, помнит ли дядя Чарли о том, сколько ему лет, и ещё с того, что дядя Чарли ничего, должно быть, и не помнит о том, каково это быть - одним из множества. Он один, да? Здесь, в этой далекой стране, полной, правда, существ куда более мудрых и сильных, чем любые, даже родные люди. Всё, что знает дядя Чарли - это то, что Луи - сын его старшего брата. Единственный сын, наследник. Чарли видит в нём юного Билла? Чарли может увидеть в нём себя, и дело не только в отражении. Именно эти двое выбрали такой путь, уйти далеко-далеко, выбрали осознанно, пусть второй и прошёл по тропе, которую проложил первый. Луи чувствует, как его сердце заполняется теплом по отношению к дядюшке, которого он и не знает-то почти. Достаточно уже того, что он - Уизли, хах? Глаза у Чарли добрые. Такие будто бы знакомые. Все они ощущаются для Луи по-разному, с чем-то вроде светлых нимбов над головами, и Лучик уже и не помнит толком, это тоже что-то из области прорицания, или просто представлять своих родственников чуть ли не ангелами в детстве было легче, и теперь его собственное мировосприятие просто наложилось на объективную реальность. И тепло, которое он ощущает к каждому из них - немного разное. Самое пронзительное - к дяде Джо, с нотками почти боли. А здесь... от дяди Чарли разит спокойствием. Спокойной непоколебимостью, как от целого океана, хотя Лу не очень понимает, причём тут океан - кругом лес. Но да, именно им, а ещё драконьим жаром - так жжется иногда талисман, неснимаемо висящий на его груди, иногда её обжигающий, словно бы берущий части невзгод на себя. Но Луи не страшно, это не то пламя, что способно сжечь его, да ведь и одно обязательно потушится другим, обращаясь, опять-таки, просто в тепло. Это тепло убаюкивает, если честно, действительно чертовски уставшего с дороги юношу, что не мешает ему, впрочем, ощущать себя несколько напряженно и сжато, пока дядя Чарли, сказав ему сесть - не попросив, не предложив, но и не отдавая приказ, просто предрекающего ближайшее будущее, так, как умеет, кажется, только отец, - принялся обрабатывать племяннику его "боевые ранения". Луи стыдно, он же не маленький давно, и сам мог бы, и Луи немного смешно от стыда же. Он смотрит на дядю Чарли абсолютно доверчиво, как щенок на хозяина, и продолжает при этом внимательно его изучать, не делая ни одного лишнего движения, покорно позволяя себя осмотреть и всё хорошенько подлатать. Сам при этом не издает больше ни слова, понимая, что в данном случае это - неверная тактика, и легче уж сдаться. Только вздрагивает вдруг, а затем вытягивается по струнке, едва не вставая, когда Чарли замечает его цепочку с дракончиком, краснея стремительно и так ярко, будто дядя увидел что-то непристойное. Этот дракончик - его секрет и слабость, но его некуда прятать глубже, чем так и оставить висеть на голой коже. Этот дракончик, как и сам Луи - как на ладони, и Лу чувствует благодарность за то, что с ним - с ними - обращаются бережно. Кивает сдержанно, но уже через мгновение "срывается", отвечая охотно, пусть и немного застенчиво:
- Это мне Фред-младший подарил. Я его очень люблю, и никогда не снимаю. Мой амулет удачи, и он первым делом сожрет тех, кто подберется ко мне. - И это действительно так, на мгновение словно какая-то тень проходит по лицу Луи, но Чарли, наверное, даже и не видит, уже занятый очередным повреждением. Юноша сжимает дракончика в ладони, когда дядя отпускает его, ощущая, что тот будто бы потеплел, и тихо кивает сам себе - предупреждение он принял и понял, виноват. Ну да, на самом деле, мало ли, кто там мог им перекусить по дороге сюда. Так что Лу лишь смущенно улыбается и пожимает плечами в ответ на предположение, что предупреди он дядю, всё обошлось бы куда безопасней, но чёрт, как же тяжело ему всё это объяснить! Никаких предупреждений и приглашений, он действовал стихийно, мучимый к тому, что душа рвётся на свободу, на волю, на волю, ни секунды больше! Даже золотая клетка из любви и покоя - клетка. Здесь его вроде как любят тоже, но как же хорошо и спокойно - ничего говорить не нужно... Дядя Чарли, кажется, отлично разбирается в свободе и естественном ходе вещей, притом речь тут не только о драконах, да? Не передать того, как Лу благодарен ему - а он пока и не пытается, только копит в себе ощущения, ожидая, когда они настигнут такого уровня, что сами польются через рот, вышибут розу, царапающую губы, и обратятся в слова, много-много слов, которыми он будет пытаться согреть в обмен. В этом вся суть Лучика - греть, греть их своей любовью, и пусть от родной крови Лу и не убежал, он даже рад, с одной стороны, что может и здесь выполнять то, для чего, как вбил себе в голову ещё в глубоком детстве, он был создан.
Луи абсолютно любое чужое действие сопровождает внимательно и с тихим восторгом. Для него дядя Чарли - кто-то волшебный в самом чудесном смысле этого слова, и быть в этой его хижине - куда лучше, чем в туманных снах оказываться пленником фей, потому что всё здесь такое бесконечно далёкое, вдруг ставшее близким, что это похоже на попросту обман зрения. Протяни руку - и нащупаешь лишь пустоту, магия рассеется, как тают при уходе солнца за тучи его лучи. Поэтому Лучик неловко решает проверить -  он, конечно же, признается в том, что действительно чертовски голоден и не отказался бы от жаркого, и остаётся поначалу в позиции наблюдательной, чтоб не мешать, раз уж больше нечего делать, но всё-таки в итоге не выдерживает - и прижимается к дяде Чарли, ткнувшись носом куда-то ему в руку, как совсем маленький ребёнок мог бы прятаться от страхов и темноты, ища утешения в ком-то близком, и тихо, но очень сердечно шепчет:
- Спасибо, дядюшка. - А затем ощущая, что сейчас и вовсе захнычет от нахлынувших на него чувств, в том числе и облегчения от столь радушного и простого приёма, словно он к дяде не из Англии, а из соседнего двора притащился, Лу всё-таки отлепляется, запуская в растрепавшиеся волосы пятерню - золотятся чуть кучерявые пряди меж бледных пальцев, - и возвращается обратно на стул, понимая вдруг, что оказался на пороге чего-то нового, и, походу, прекрасного. Никто не выгонит его домой, и он сможет идти по тому пути, который проложит себе сам - отсюда. Дядя Чарли и не знает толком о нём ничего, но разве это - не повод ему рассказать? Чтобы Луи стал не просто одним из "этих Уизли", чтобы Луи стал особенным - хотя бы потому, что он близко, здесь, смешной и всё-таки ещё совсем юный. Он решает, что было бы неплохо теперь и начать, когда тарелка из-под жаркого оказывается уже чуть ли не вылизанной, а сам Лу уже готов ложиться на стол и засыпать прям там. Но нет, не время спать, когда оказался в совершенно новом мире, слишком жадно пропускать хотя бы секундочку! Поэтому Лу трёт глаза, собираясь, и начинает издалека, понимая, что хоть дядюшка спокойно бы прожил и без этих знаний, против рассказа он всё же не будет:
- Знаешь, дядя Чарли, я учился в такое странное время... Я всё могу увидеть, ну, только моими глазами, но мне кажется, вы удивились бы нынешнему Хогвартсу. Что-то новое влилось в него, и преображает, но одно, к сожалению, остаётся неизменным. - Опускает взгляд, и выдыхает вдруг то, что так долго не мог рассказать ни своим родителям, ни другим дядям - никому. И лучше всего говорить это здесь, потому что дядя Чарли не побежит никому докладывать - даже если бы и захотел (Лу кажется, что не захочет) - он слишком далеко. - Мы называли себя Армией Дамблдора. Уизли, Поттеры, Лонгботтомы, да ещё много кто - мы стояли в каком-то смысле на страже добра, потому что в Хогвартсе появились опять чистокровные любители покачать права и поиздеваться над магглорожденными. А мы, мы их защищали... Время ничего не меняет, дядюшка. Самое лучшее - понять это вовремя. Это - одна из причин, по которым я решил сбежать. Всё, что я ни попытаюсь сделать - заранее бесполезно, потому что ничего в глобальном смысле не поменяется. - Ещё несколько мгновений молчания, за которые взгляд Луи будто бы мутнеет - он вспоминает то, что было совсем недавно,  и будто бы целую вечность назад одновременно. - Я мечтал быть аврором курса до шестого, готовился. Друг нашей семьи, Кай, очень хороший человек, даже обучил меня патронусу. Я призываю голден ретривера, хочешь, покажу как-то?.. Так вот, а потом я понял, что всё остаётся так же даже на более высоком уровне. Я бы не нашёл себе место там, сердце моё пылало, а душа звала на волю, к путешествию, к целому миру... Я решил начать путешествие с тебя. - Улыбка выходит на сей раз больше стыдливой, как у нашкодившего школьника, чем какой-либо ещё. - Я даже никому не сказал ни слова. Я так люблю своих отца и мать, и сестёр, и всех, но я... Я не смог бы им сказать. Понимаешь? Если бы я попытался им объяснить, я бы посмотрел в их лица, предвещающие разлуку, и я... Я бы остался. Но я не мог. - Неожиданно для самого себя мальчишка всхлипывает - и падает лицом на руки, лежащие на столе, чуть ли не попадая волосами в тарелку, и тихонько хнычет так, боясь, что если поднимет сейчас глаза - увидит осуждение в глазах дядюшки. Он не переживёт этого. Он сбежал от осуждающих глаз отца не для того, чтобы напороться на него в глазах его брата.

[icon]https://cdn1.savepice.ru/uploads/2018/9/3/c9a7f1706471f1a943fb7b182cd9ed9d-full.jpg[/icon][status]not ready to be found[/status]

Отредактировано Louis Weasley (2018-10-05 21:05:47)