У Тиши волосы пахнут вином - и ежевикой. Ей подходит - дикие кусты обвивают агрессивно старую заржавевшую ограду, лезут по ней вверх, размножаясь, резными листьями торча по обе стороны, и выпуская ветви, покрытые шипами, что царапают тянущиеся к ним руки до крови, оставляют дырки и стрелки на одежде, стоя на пути сплошной стеной, и пряча от посторонних глаз нежные ягоды. Ягоды, похожие на малину в негативе, переспелыми они мягкие и сладки на вкус, сдавишь посильнее - и на пальцы выдавится ароматный тёмно-красный, почти чёрный сок, а недозрелыми - более упругие и кислые настолько, что будто бы сводит нёбо. Тиша - не успела дозреть, и сразу будто бы начала гнить, этот процесс запущен, но остановлен извне, и кусты расступаются, а шипы убираются, стоит только потянуться к заветным ягодам тому, кто смог вернуть ей жизнь по-настоящему. Пожалуйста, пусть попробует их на вкус, - в его пальцах сок ещё сильнее будет похожим на чёрную, медленно высыхающую кровь, - пусть сорвёт хоть все, она не обеднеет, она будет счастлива любому его вниманию - и ненавидит себя за это? Это ведь так на неё непохоже. Она ненавидит себя, потому что ради него хочет остановиться, исправиться - но получается, что так куда сложнее и опаснее. Он никогда не навредит ей, она знает, но от этого не становится легче. Чарли - её плодородная почва, вода и солнце. Но проблема в том, что раскрываясь ему, она невольно раскрывается миру. Хотя в каком-то смысле Чарли - и есть весь мир. Мир в себе. Закрывая глаза, она вспоминает так чётко, будто воочию видит, как он смотрит на неё, и в его глазах отражаются звёзды. И нет ничего лучше этого... Сентиментальная ерунда для чудиков. Летиция всегда презирала в себе это. Слишком рано обожженная, она закатывала глаза и презрительно улыбалась, когда кто-то из её так называемых подружек - мы же живем в обществе, душа моя, ты не можешь всю жизнь быть одна, - щебетал о любви, воспевая её. Те, до кого принцесса чмей снисходила, так уж и быть, на кого начинала скалиться, только если видела поднятую в зловещем жесте руку или что-то в этом роде, по большей части всё-таки смиряясь с тем, что люди - существа социальные, всё-таки. Даже если на самом деле они - те ещё твари.
Фрэн говорит, что она изменилась, и Летти почти вздрагивает - но никуда не девается, оставаясь в том положении, куда вернулась, когда закончила свою речь - невольно жмется к брату, тычась ему в плечо. Сколько бы лет им ни было, и какие бы ни были обстоятельства, самое главное не меняется - они чувствуют себя единым целым, защищенными и успокоенными, только обнявшись, только будучи максимально близко. Люди извне, даже если им начинаешь доверять в итоге, как самому себе практически, учитывая то, что у них обоих к самим себе доверия нет, хотя к друг другу - есть, в теории ещё могут принести тебе вред. Урон, от которого не оправишься. Поэтому страшно, так страшно, внутри них живёт паранойя, червячок, отравляющий даже самые приятные моменты.
- Может быть, изначилась. - Дёргает плечом, не спеша отрицать, сама чувствуя в себе эти странные изменения. К лучшему или худшему они ведут? Если она обожжется сейчас - обратного пути уже точно не будет. Она закроется в себе навсегда, уйдёт в монастырь... покончит с собой. То, чего в разные периоды своей жизни страстно хотели они оба. Но Летиша продвинулась дальше Фрэна, вроде бы, и она надеется, что он никогда в этом плане не обыграет её. В минуты боли девушка эгоистично не думала о судьбе брата, что останется без сестры, но сама она в упор не желала бы жить в мире, где нет Фрэнсиса.
Он говорит о Чарли. Отзывается на её откровенность, всё-таки невольно рапрямляется, и глядит на Фрэна обеспокоенно и настороженно, тускло поблескивая глазами, что в этом освещении кажутся серыми. Но руками все равно за него держится, кажется, ей невыносимо будет сейчас отстраниться совсем - связь между ними работает в обе стороны.
- Да. Да, я знаю, Фрэн. На самом деле, я слышала, будто бы он разбил лицо и что-то ещё твоему мрачному мудаку-профессору. Но знаешь, что? Вокруг слишком много слухов. Я не верю им, и ты не верь. - Она сжимает в своей руке свободную ладонь Фрэна, почти заклиная его. - Это всё хорошо, чтобы чесать языки и щекотать нервы. Но, как нас учили родители, надо верить своему сердцу? Моё мне говорит, что Чарли меня не обидит. Ну, максимум собьёт с меня корону. - Тиша усмехается и поправляет невидимую корону на своей голове, однако что-то в ней Фрэнсис всё-таки задел. Значит, голоса в голове и избиения? Она не... Она не знала, хоть и сохранила перед братом лицо, не желая его беспокоить. И осталась уверена в своих словах, однако чётко запланировала поговорить с Чарли об этом. Он не станет ей лгать. У него другая природа, не как у неё и братьев. И пусть, хоть кто-то же должен быть хорошим.
И настаёт время исповеди и для Фрэнсиса. Не перед святым отцом, даже не перед самим богом - но перед родной сестрой, которая здесь, состоящая из плоти и крови, делающая глоток из бокала, внимательно слушающая и заранее всё ему прощающая - хотя бы потому, что сама ничем не лучше. И она понимает его. Понимает, как никто, что он чувствует, как ему страшно, потому что сами испытывает подобное, это ощущение не затыкается ни уверениями, ни логикой - оно, кажется, всегда будет с ними. И поэтому девушку пронзает острое чувство сострадания, желание как-то облегчить эти ощущения, что брат описывает, пусть даже забрав их себе, оставив ему только сладкое счастье, но - она не способна. Феи, которые не могут даже собственные желания исполнить, не то что чужие. Но она хотя бы может прочувствовать. До глубины души, ощущая благодарность за то, что Фрэн делится с нею этим. Чувствуя себя хранительницей величайшей тайны. И теперь сжимая ладонь Фрэнсиса крепко, до боли, почти впиваясь ему в кожу чёрными ногтями - чтобы обратить на себя внимание, чтобы вытравить из Фрэна плохие мысли. И отставляет бокал, к которому тоже больше не притронулась за время исповеди брата, а освободившейся ладонью разворачивает его лицо за подбородок к себе.
- Хэй, Фрэн. - И первым делом просто чмокает его в кончик носа - а затем убирает обе руки, пряча их под стол, где сплетает собственные пальцы в замочек. - Я понимаю, что тебе страшно и сложно. Да, ты говоришь, что мне повезло с моим комнатным цветочком Чарли, но - думаю, и ты отхватил куш. Я не знаю, что стряслось с профессором Дюбуа за последние пару лет, но помню его ещё по времени своей учёбы. Я думаю, он хороший и надёжный. И если он любит тебя... - Тиша делает паузу. Пытается представить Бревалаэра, смотрящего на кого-то с любовью. Смотрящего с любовью на его брата. Тянущегося, чтобы его поцеловать, чтобы... Невольно передергивается. Блин, нет, это странно! Это слишком странно. Её учитель и её брат... Но действительность такова, что судьба у них ни о чём никогда не спрашивает - просто берёт и переплетает нити. Поэтому Летти продолжает:
- Если он любит тебя - он вряд ли тебя обидит. Пусть он, раз такое дело, будет твоим личным драконом? Ты его заслужил. Ты его заслужила, принцесса. - Она вторит сама себе, не сбиваясь ни на миг, и снимает со своей головы невидимую корону, надевая её на голову брату. - Принцесса чмей уходит в отставку. Передаёт свои полномочия и трон новому поколению. - Хихикает, хотя на самом деле понимает, что от сути ей не убежать. "Принцессы чмей" размножаются почкованием, но расстаются со званием разве что путём кола в сердце. Им обоим это не нужно.
- А я тоже тебя люблю, Фрэн. И я всегда-всегда буду твоей сестрой, и буду рядом. - Обещает, забирая Фрэна в тёплые, пахнущие ежевикой и вином объятия, и фырчит ему в ухо, как ёжик. Любит. Правда очень любит Фрэнсиса, и ощущает невольно свою ответственность за него. Пусть так.
А затем Летиция всё же размыкает объятия, и наполняет их бокалы заново с настолько невинным лицом, будто этого разговора и не было вовсе.
- Может, посмотрим кино? Что-нибудь сентиментальное и розово-пушистое. Я закажу нам суши или пиццу. Хочешь? - Улыбается, склонив чуть голову - с удивлением понимая, что давно не делала это настолько легко. Она не любит романтические комедии и розово-пушистые фильмы, по крайней мере сама по себе - но именно их или тупые ужастики всё время тянет смотреть с Фрэном, чтобы попросту отдохнуть с ним душой.