Август наконец перевалил за середину. Где-то на пока еще далеком горизонте маячил сентябрь, однако это был пока что только его едва знакомый, мутный призрак, покачивающийся в дымке раскалившегося асфальта.
Признаться, он уже забыл, как считать дни: погряз в зыбкой, сложной реальности и неожиданно взрослой жизни, гремящей музыке и слабости в ногах после того, как отстоял, кажется, уже больше суток. Это все было слишком новым, слишком другим, но юноша призывал себя сцепить зубы и терпеть. Говорят, терпение вознаграждается.
Во всяком случае, все это неплохо отвлекало - тело все меньше дергалось от чужих неожиданных движений, а улыбка, кажется, была достаточно убедительной для того, чтобы посетители "La folle Monique" заказывали лишний стаканчик-другой, чтобы подольше поболтать с молодым барменом, появившемся в кабаре совсем недавно.
Вскоре даже кошмарам стало мало места - усталость практически вытеснила любые сновидения, не избавив, правда, Мерри от чуткости сна, которая заставляла его подрываться даже от тихих шагов в коридоре, но отчасти даже с этим юноша сумел справиться; иногда, конечно, случалось вскакивать в поту и страхе, но в конце концов организм и потребности брали верх над сознанием. Наверное, это единственное время, когда воспоминания казались не такими уж и страшными - пока, конечно, не обрели форму и очертания жуткого сновидения - возможно, время действительно способно лечить? Не как опытный лекарь, но кустарный рабочий - наспех, вкривь и вкось, но так, чтобы можно было держаться?
На самом деле, у Криви не было ни капли времени для того, чтобы быть размазней: взрослая жизнь наступила на горло, выдав жесткую пощечину, и все его счастье, оказавшееся таким невесомым, как паутинка, рассыпалось также, как карточный домик или потерявшая центр тяжести дженга. Кто-то раньше говорил о притягательности и загадочности будущего, что манит своей неизвестностью - мол, перешагнешь порог совершеннолетия, выпустишься из Хогвартса и вот они, горы перед тобой, преклоняться перед твоими ногами, и там всегда все хорошо по умолчанию. Только вот никто почему-то не уточнил, что все красиво, как правило, только на картинке. Мягкая ложь часто оборачивается большим разочарованием.
Ему всегда говорили, что теплые чувства - например, любовь? - помогает держаться. И Мередит, маленький Мередит цеплялся за нее как мог, зная: он должен справиться, ради отца, который был бы не рад, если бы он сдался, ради дядюшки Шимуса, Мойры, Фрэнка, Луи, Розы, Оливера, Ника, Фрэна... всех, кого он считал друзьями. Как бы ни было холодно, сложно и тяжело, он просто должен был. Не для себя, но для них.
Все, что было, осталось там, далеко позади. Но как же хотелось вновь не ложиться до поздней ночи потому, что они с отцом решили выйти куда-нибудь, чтобы непременно сосчитать количество падающих крошек-звезд, спать до обеда потому, что есть время поваляться подольше в постели, ухаживать за решившим неожиданно начать цвести кактусом на окне, и просто...
Только память - да пепелище. Своеобразный обет молчания и бег по кругу как наказание за совершенные ошибки. Юноша сам видел газеты, в которых говорилось и его о собственной гибели в том числе - сильнее набрасывал капюшон и уходил в тень, судорожно думая о том, как жить дальше.  После многих сильных потрясений шок приходит чуть позже, когда уляжется в голове произошедшее и кровь перестанет бурлить; так и случилось в этот раз, и пожалуй, в ту ночь, когда Мерри наконец сумел осознать все, он выплакал буквально все, что было у него - бессильный и грязный, покинутый всеми мыслимыми и немыслимыми силами, лежал в высокой траве, свернувшись тугим клубком, как лисенок, мать которого ушла, чтобы никогда не вернуться, погибнув от рук охотников.  За душой у него не было ни кната, совершенно ничего. Юный волшебник искренне желал предупредить крестного о произошедшем и возможных последствиях для него, но сделать ему этого попросту не дали, ведь у мальчишки была вещь, за которой эти люди и пришли; позже он узнал, что Финниган также пострадал, однако его жизнь была вне опасности, что несказанно радовало.
Но нельзя было не быть уверенным в том, что смерть Денниса Криви стала для него ударом. Для них обоих. Какое-то достаточно продолжительное время у Крошки не было  возможности подать хоть малейший знак о том, что он сам сумел уйти. Причина тому была проста: Колин не мог дать гарантию того, что его, допустим, не утопят в Темзе.
Молчание - это всегда тяжело. Как и жизнь в страхе, вечном бегстве и ожидании того, что смерть может подкараулить тебя за углом. И возможно, если бы не Летиция Фэй, не сносить б ему головы. Впрочем, она действительно во многом ему помогла, подлатав физически и подкинув пару дельных советов, например, о той же "Безумной Моник". Попытка, все же, не пытка? - говорила она тогда, а Криви кивал - в его случае не пытка, а только лишь шанс, и возможно, единственный.
Оказалось, что в буйстве красок и музыки можно обрести какое-то подобие спокойствия и стабильности, пускай и, с одной стороны, весьма условное. Однако, оно было - и грех жаловаться на то, что удача снова улыбнулась ему, в который уже, Мерлин его разберет, раз. Но самым сложным, пожалуй, было удержаться: Тайтус Уркхарт оказался максимально требовательным и придирчивым, и здесь уже настала очередь Криви вновь проявлять чудеса адаптации, в какие-то моменты покорно прогибаясь, а в какие-то и находя в себе силы и дерзость поспорить со "звездным шоуменом". Так что можно было сказать, что в некотором роде между этими двоими назрело нечто похожее на увлекательное противостояние; Мередит балансировал на канате над глубокой пропастью, но делал это на удивление умело - держался, как мог, потому что многое было на кону. Было кое-что, что он понял уже за первые пару рабочих дней - умей играть, мальчик, но оставайся собой. Люди покупают искренность.
Письмо для Луи не было большим - Криви постарался быть лаконичным, ведь попросту боялся того, что если начнет писать, то уже не остановится - но буквы были выведены слегка дрожащей от предвкушения рукой. Конечно же, он скучал. По ним всем. И только теперь наступил момент, когда можно несколько перевести дух и вынуть спрятанную карту жизни из рукава.
Сову он попросил у Салема - Уркхарт-старший ему не отказал, а потому письмо на быстрых крыльях отправилось к Лучику. Оставалось ждать только дня икс.

Мередит никогда не был в гостях у семейства Уизли, однако неоднократно видел колдографии, которые показывал Луи, а потому сумел аппартировать на побережье. Когда ноги ощутимо погрязли в песке, он позволил себя вдохнуть солоноватый воздух полными легкими и закрыть глаза, мысленно призывая себя расслабиться, отпустить все, почувствовать свободу и вслушаться в каждую из разрозненных, но мелодичных нот прибоя.
День выдался сияюще-светлым, практически сказочным: лучи купались в отблесках бесконечного моря, бегали по мокрым камешкам, которое принесли волны, заигрывающе путались в волосах - они были будто одним из стражей гармонии, которые царили на берегах близ Тинворта, там, где родился и мальчик, и сам похожий на солнечный свет. Мередит искренно хотел обнять его снова - хотя бы для того, чтобы ощутить себя таким же настоящим, по-прежнему живым.
Редкие клочки белых барашков-облаков сгустились где-то у простирающегося на мили миль горизонта - беззаботно паслись на яркой синеве, подгоняемые, наверное, только ветром, который также трепал волосы и беспардонно лез под футболку, теплым и терпким привкусом йода щекоча кожу, которую за все лето практически не тронул загар.
В какой-то момент были мысли - а что, если не придет? Мало ли, правда, от кого письмо, ведь нечего мальчикам приходить на зов каких-то неведомых посланий. При одной только мысли об этом сердце сжали цепкие лапы тоски - такое вполне могло статься, не так ли? Ничто не проходит бесследно, и кажется, давно пора к этому привыкнуть.
Оклик - знакомый до безумного учащения пульса - заставляет Мередита быстро обернуться, а потом упасть в горячий песок, подминаемый Лучиком, который в порыве чувств сбил его с ног. И кажется, нет никакого желания вставать, глядя в яркие, голубые глаза, в которых плещется не разбираемая гамма эмоций, точно такая же, как близкое море. Криви обхватывает его руками, еще теснее прижимая друга к себе в порыве самых настоящих, искренних чувств - хочет почувствовать его тепло, запах его волос и биение чужого сердца, потому что...
Живой.
Луи сам разрывает момент воссоединения, все же вставая и подавая руку, помогая подняться и Колину. Мередит едва смог поймать себя на мысли, что улыбается, глядя на друга - за лето тот ухитрился заметно подрасти, и они, кажется, не виделись вечность. Вечность, которая могла разорвать их общение на всегда. Кажется, что-то такое почувствовал и Лу - и даже щипок за бок показался сладким. Юноша порывисто обнял друга снова, осознавая, как плечо становится мокрым от чужих слез.
- Лучик, Лучик, - тихо шепчет Мерри, совершенно не ощущая ударов по спине. Он и сам утыкается лицом куда-то в шею, жмурясь - в носу хотя и щипало, но плакать, кажется, совсем не было сил. - Я тоже так думал, Лу. Я тоже так думал.
Слишком много хотелось сказать: извиниться, покаяться, поделиться. Но все слова как-то разом вылетели из головы, запутавшись на языке и превратившись в ничего не значащую кашу.
И даже солнце, кажется, уже не пекло в плечи.
- А ты подрос, - с улыбкой выдавил Мередит, потирая заслезившийся глаз. - Прямо не узнать. Извини за молчание, Лу. У меня есть многое, что тебе рассказать, но я не знаю, загладит ли это мою вину перед тобой. Прогуляемся?
Он кивает в сторону прибоя. Уж очень хочется промочить ноги.

Отредактировано Meredith Colin Creevey (2019-05-23 23:47:10)

Вода лижет босые ноги - так приятно, так хорошо. Холодная - но кто из нас идеален? Она нравится Мередиту такой, какая она есть - непокорной, взбалмошной, тёмной, с белыми барашками на гребнях волн. Здесь - ветер и плюющийся солью прибой, а там, вдалеке, бушует ненастье и тонут не видимые им корабли.
Мерри связал кеды между собой, чтобы удобнее было тащить - так можно было перекинуть их через плечо и освободить руки. Стопы тонули в прохладном песке - идти было сложно, но так легко одновременно; ветер облизывал щеки, трепал футболку и уносил их голоса далеко-далеко за пределы пляжа - в жаркий полдень они были одни на огромном берегу. Одни, но не одиноки.
Луи не злится. Не винит его. От этого с души будто упал камень - не единственный, но очень тяжелый. Мерри никогда не преследовал цель сделать людям больно, словами или действиями, и если это случалось, то совсем не нарочно. Не все благие намерения воспринимаются должным образом. Не всё добро облачено в белые одежды. Не всё то, что мы делаем, может быть воспринято однозначно. Жизнь оказалась до противного сложной штукой, горькой пилюлей, которую пытаешься проглотить каждый день, а она всё встает да встает поперек горла. Такое вот у судьбы развлечение: в идеальных условиях люди заскучают, а тут и некогда об этом даже задумываться.
Криви никогда не был у Лучика в гостях. Не то, чтобы жилище Уизли было тайной за семью печатями, но как-то действительно с этим не складывалось. Сейчас он тоже не напрашивался - времени у них было не так много, а вот поговорить хотелось обо всем на свете, хотя Колин и не мог долго начать свой рассказ.
Белая ракушка в руках до невозможности хрупкая, ломкая: Мерри поднял её из-под ног, побоявшись раздавить. Конечно, глупый страх, ведь несмотря на внешнюю слабость, она настоящий титан, который выстоит против какого-то мальчугана. Дар моря, которое, кажется, решило познакомиться поближе. Наверное, невежливым будет возвращать такие подарки обратно.
Мерри прежде никогда не озвучивал подробности случившегося. Вся история хранилась у него в голове, она была его кошмаром, его болью, тем, чем он просто не хотел - да и будем откровенны, попросту не мог, - поделиться. Сложно было облачить всё в слова, да и не станет оно пустым звоном, пылью, как и многое из того, что передаешь из уст в уста? Для прочих это просто кусочек чужой истории, но не более того, а для него это то, что львёнок никогда не оторвет от себя, предпочтя хранить прямо под сердцем в самом надежном месте, пока его пульс не перестанет биться. Страшнее всего услышать что-то вроде "пф, пустяк" или нечто в этом роде. Такое могут произнести вслух только бессердечные люди. Но реальность сурова, и таких людей - множество.
Не спрашивай - не говори. Так переживалось легче. Но теперь его спросили.
Луи не торопил его. Какое-то время они даже шли молча, сопровождаемые только протяжными криками огромных морских птиц, но когда молчание стало в тягость, Крошка медленно выдавил из себя то, что должен был.
- Они пришли практически ночью. Я не знал этих людей, но уже с порога понимал, что это плохие люди. Беседа велась на повышенных тонах, и я еще никогда не слышал, чтобы отец говорил так. Он нервничал, потому что они заявились к нам домой, без приглашения. Тогда я еще не знал, что они пришли убивать. Я забрал Капитана наверх, он лаял просто без остановки, хотя такого за ним не водилось... - Криви запнулся. Перед глазами медленно всплывали яркие образы того самого вечера. Внутри все неприятно сжалось, под ложечкой засосало. В его памяти всё было беспощадно живым - так, будто это было вчера.
Тогда в воздухе пахло грозой, которая все никак не могла разразиться. На улице было душно, и Мередит в тот вечер долго слышал, как гремит где-то вдалеке невидимый глазу гром.
- В какой-то момент собака выбежала из комнаты и побежала на первый этаж. Я побежал за псом, потому что он просто игнорировал мою команду вернуться, и я... я услышал рычание. Почти вой. Ты же знаешь, Капитан очень дружелюбный пёс. Уже тогда я слышал, что внизу что-то не так, но я не осознавал, почему-то... до меня это не доходило. Когда я выбежал на лестницу... Лу, они убили Капитана. Они убили собаку. Он пытался защитить отца, но они просто не дали ему ни единого шанса.
Его маленький отважный друг оказался смелее любого человека и поплатился за это собственной жизнью.
Голос Криви в этот момент звучал отстраненно - окликни его Лучик, он не услышал бы. Юноша целиком погрузился в вечер, его самого дня, в зыбкие воспоминания, трясина поглотила его. Слишком глубоко. Слишком тихо.
- Отец приказал мне бежать наверх. Он крикнул мне "беги, Мерри, беги, я задержу их". Он хотел меня защитить. Он всегда защищал меня. Всегда. Я медлил. Палочка осталась наверху, это... я так ошибся, Лу. Я уже готов был бежать к нему, не думая ни о чем совершенно, но они убили и его. Я видел это своими глазами. Осознавал и не осознавал. Он ничего не успел сказать. Ничего не успел сделать. Они просто...
Крошка зажмурился, силясь продолжить. Его голос всё еще не дрожал, но ноги шли уже будто на автомате. События будто раскололись в голове, став какими-то не хронологичными, сумбурными, а сердце забилось быстрее, заколотилось о ребра с той же силой, что бьется молот о наковальню. Кровь шумела в ушах, заглушая остальные звуки - даже его собственные слова, которые теперь вряд ли можно было остановить. Бледное лицо и распахнутые в смертном удивлении глаза.
- Я был... Лучик, я был в ужасе. Я до сих пор не понимаю, почему мои ноги не примерзли к полу. Я бежал. Наверх, где лежали вещи. То, что они пытались выбить у отца... оно было у меня. Лежало в комнате на столе. Артефакт. Я считал, что это просто безделушка, пустышка. Запер дверь. Это не могло остановить их. Но они и не думали, что я способен выйти в окно. Я бросил в рюкзак что попало, прихватил артефакт, палочку, и смотался. Эти ублюдки знали, что вещь, которую они ищут, скорее всего у меня. И живым я не собирался отдавать им её. Никогда. Ни за что, - голос Мередита на мгновение зазвенел сталью. - Я понимал, что дядя Шимус в опасности. Что не найдя нужное им, они придут к нему, ведь у крестного с отцом было  какое-то общее дело. Я хотел предупредить его, но не успел, они были быстрее. Крестному повезло больше, чем отцу.
В какой-то момент юноша замолчал, будто собираясь с мыслями. Ему действительно тяжело было продолжить, хотя бы просто потому, что от нервного напряжения в горле пересохло. Картинки сменялись одна другой такой круговертью, что его укачивало.
- У меня не было сил. Я устал. Но я бежал. В какой-то момент выкинул часть вещей, который схватил в спешке потому, что они мешали. Пытался запутать следы.
Врёшь. Не уйдёшь.
- Мы домашние дети, Лу. Мы не умеем выживать, что бы мы там себе не думали. А еще нам всегда казалось, что мы самые сильные, ловки, быстрые. Чушь. Такая фигня... - Крошка покачал головой. - В конце концов я трансгрессировал. Ты знаешь, я не думал куда. Мозг сам подкинул место. Дом Муров. Я не пробыл там и суток, кажется. Я не хотел никому проблем. Я всегда приношу только проблемы. А я не хотел ни для кого ни одной. Ни малейшей. Моё существование превратилось в бегство. В детстве я любил прятки. Но тогда я всем сердцем возненавидел их, - Мерри покачал головой, будто осознавая, что слегка отклонился от темы. - Ты знаешь, что они сожгли дом. Замели следы. От него ничего не осталось. Только огромное пепелище. Всё огонь забрал. И животных тоже. В чём они были виноваты? Ни в чём. Но кто-то решил за них. Показательная казнь? Всё пропало. Все закономерно решили, что Криви мертвы. Отчасти, это было на руку. Не важно, что назвали причиной. Но, как ты понимаешь, мои игры в "поймай меня, если сможешь", не могли длиться вечно.
Мередит неожиданно усмехнулся, будто вспомнил что-то донельзя забавное.
- Ты знаешь, Лу, - Крошка неожиданно перевел взгляд на друга, заглядывая ему прямо в глаза. - Убивать легко, - это прозвучало так просто, ровно и спокойно, что внутренне львёнок содрогнулся - слишком безразличным показался его голос в этот момент, - пока ты не посмотрел в глаза тому, кого собираешься убить. Но я понимал, что вариантов здесь не много: либо ты, либо тебя. Жизнь не похожа на школу, точно также, как драка не похожа на дуэль. Грязно. Аж мутит. Но благородство это удел слабаков. А я не мог просто так сдохнуть потому, что кто-то решил быть хитрее, чем я. Вот и всё. Но беда была в том, что я и на самом деле слабак. И если бы не Тиша, то возможно, меня бы здесь не было. Памятный шрам. Я стараюсь не думать о том, что лишил кого-то отца, сына, любимого человека... кто знает. Я не испытываю удовольствия от мести, она пугает меня. А на страх сил уже не хватало, - в этот же момент Криви отвел взгляд. К горлу подступала то ли тошнота, то ли слезы, то ли всё вместе. - Я пойму и приму твоё осуждение, друг. Потому что на твоём месте я бы, наверное, осуждал.
На какое-то время Колин снова замолк. Ракушку он спрятал в карман. Как напоминание. В конце концов, юноша не может знать наверняка, чем закончатся эти откровения для них обоих. Луи может оттолкнуть его, и будет совершенно прав, ведь с его точки зрения совершенное Мерри может быть - и скорее всего даже так и есть - неприемлемо.
- Тиша подлатала меня. Подкинула мысль о работе в "Моник". Мне нужно было место, где я мог спать, и деньги, за которые я мог бы купить себе еду. Теперь я бармен у Уркхартов. Кажется, это все, - Криви наконец выдохнул. С трудом, будто грудь сдавил раскаленный металлический обруч.
Извини, друг мой. Прости.
- А как ты провел это лето, Лучик?
Мередит бы от всего сердца пожелал, чтобы оно было куда менее насыщенным. А скоро сентябрь. Платформа Кинг-Кросс, горячий пар от механизма спеющего поезда и флаги факультетов. Он сам уже не вернется туда - но Лу может увидеть это напоследок.