Действующие лица: Hannah & Fran
Место действия: какая-нибудь цветочная поляна близ Хогвартса
Время действия: весна, 2019 год
Описание: Now let the healing start
The fires out of guns
We keep it in our hearts
We're like a thousand suns
Ooh, yeah, every day, step by step,
We dare to love againПредупреждения: -
Scars we will carry
Сообщений 1 страница 3 из 3
Поделиться12018-09-24 16:46:08
Поделиться22018-09-24 19:41:42
Ханна тяжело вздыхает, раскрывая маленькое зеркальце, которое всегда носит в кармане рюкзачка, и убеждаясь в худшем - да, от косичек, что она целых полчаса, нервничая, плела себе утром, ничего не осталось. Её сегодня дергали за них почти весь день, у мальчишек с родного-то факультета мания какая, ужас просто! Это обижало до слёз, но девчушка держалась гордо. Она взялась пальцами за резинки, и осторожно потянула их вниз, чтобы не натягивать и так измученные за сегодня волосы, и золотые, чуть волнистые локоны рассыпались по её плечам. Волосы Ханны были её гордостью, хотя мачеха, когда дарила ей волшебный гребень для них, предостерегала, что не стоит часто ходить с распущенными - не долго распущенной стать самой. Мальчишки поведутся на её волосы, на её девичью хрупкую красоту, и обязательно захотят всё это испортить, потому что природа их разрушительна. Так считала мачеха, а Ханна постепенно переставала её понимать, хотя к стыду своему действительно предпочитала держаться от мальчишек в стороне, но даже это иногда не помогало. И хотя можно было себе пытаться объяснять, что они не специально, играют просто так - от обиды всё равно щипало глаза, и нужно было найти в себе мужество, чтобы не разрыдаться, как девочка. Ведь, в конечном итоге, ей вот так действительно шло? Ханна задержала взгляд на своём отражении не из огромной любви к себе, а просто пытаясь свыкнуться. Кем она там была, на четверть вэйлой? О да. И из-за собственных предпочтений девчушки, которые определялись уже сейчас, когда она задерживала тягучий взгляд не только на личностях, принадлежащих к полу противоположному, но и на каких-нибудь красавицах, чувствуя, как внутри просыпается и расцветает что-то новое, странное, кажущееся от этого почти враждебным, хоть и приятным, её вэйловская магия действует не только на юношей, но и на девушек тоже. Этого воспитанная несколько иным временем Айрин предусмотреть точно не могла, как и того, что девушки бывают даже опаснее парней, если захотят, это наверняка было непостижимым для её ума, а ведь прямо под боком росло прямое тому доказательство. Только ни к чему расстраивать Айрин раньше времени, правда? Ханна ничего ей не скажет. Ханна мечтает о том, чтобы поцеловать одну девочку с желтого факультета. Ханне нравится один мальчик, который настолько прелестен и юн, что похож сам на девочку - и сам полностью в курсе об этом. Такие люди, как Фрэнсис, казались Аурелии совершенно особенными. Она полгода назад назвала Фрэну своё настоящее имя, доверив его, как страшную тайну, потому что тот, кто знает имя, данное, кажется, самой природой, может завладеть душою того, кто имел по глупости несчастье эту тайну раскрыть. Но она доверяет Фрэну, и почти завидует ему - иногда ей самой хочется быть...ну, не то чтобы некрасивой, нет-нет, Фрэн хорош собой, но чуть более бесполой, да, кажется, это будет подходящее слово. Не девочкой и уж точно не мальчиком, но просто быть. Она бы, может, с удовольствием поменялась с ним местами, отдав взамен свою медовую красоту, и не пожалев ни на секунду. А так - мягко переливается в отражении золото, и Аурика захлопывает со вздохом косметичку, садясь прямо в траву, не боясь, что запачкает мантию, и хлопает по месту рядом с собой - земля, уже обласканная весенним солнцем, хранит тепло. Мантия скрадывает все отличия перед ними, и они теперь не сбежавшие из школы после уроков навстречу весне мальчик и девочка, а просто две юные и прекрасные души. Здесь хорошо, и нет никого, кто бы посмел испортить им отношение, только приятная компания друг дружки. Правда, Аурелия не знает, почему она вдруг взяла и подкинула Фрэну эту идейку - не дышать остаток вечера пылью в библиотеке, а побыть немного на свежем воздухе. С ним та, которую мачеха нарекла Ханной, общалась куда теснее, чем с любым мальчишкой, зная, что Айрин при взгляде на Фрэнсиса явно не к чему было бы придраться, но всё равно недостаточно, может быть, хорошо для таких приватных прогулок. А почему тот взял и согласился, и вовсе оставалось только догадываться. Попадал ли Фэй под её чары? Обхватывали ли они и его, как мягкое солнечное облако, заставляя любоваться девочкой, которой само небо, кажется, дало имя Золотая, даже если ему, быть может, и не нравились совсем девочки - в смысле, не так, как другим мальчишкам. Хотя в каком-то смысле ему, наверное, девочки как раз нравились куда больше - он ценил их и уважал, а это заставляло Ханну уважать его, хотя Фрэн интересовал её в принципе. У него красивые глаза и милая улыбка, хотя как-то девочка видела краем глаза, как эта улыбка обращалась в оскал, как у хищного зверька. И она, признаться, хотела бы так уметь тоже - но внутри неё жило только сахарное облако, в котором пусть временами и вспыхивала гроза, это далеко не всегда прорывалось наружу.
Ханна потянулась ладонью к ближайшему цветку, и осторожно сорвала его. Она здесь, в Хогвартсе, красила ногти - поступок, за который мачеха бы её отругала, - и теперь на них мягко блестел нежно-лиловый, такой же, как небо, когда закат начинает давать слабину, и медленно крадутся по его углам сумерки. Подняла на Фрэна какой-то озорной взгляд, вдруг кое-что задумав:
- Хочешь, я сплету тебе венок? Самый-самый красивый. Тот, которого ты достоин. - Ей хотелось почему-то радовать Фрэна, делать ему комплименты, ну и вообще, ну... дружить с ним? Да, наверное. Будь он тысячу раз мальчишкой - мачеха не права. Не пол заставляет людей вести себя так или иначе, а наличие или отсутствие ума. У Фрэна ум определенно был, и дело тут не в факультете, на который попали они оба. Ловкие пальцы Ханны сорвали ещё несколько цветков, и переплели их между собой. Венок получил своё начало, а потом он завершится, образовав, если повезет, идеальный круг, пахнущий весной и как-то совершенно по-райски, который водрузится Фрэну Фэю на голову, на его красивые волосы цвета вороного крыла. Хотя если честно, Аурелии они казались иссиня-чёрными, как ночь, наконец берущая после ухода солнца своё. Ей думалось, что это - только начало красоты Фрэнсиса, и когда он вырастет, он расцветет, и даже если не обретет мужество, которое получают через одного-двух почти все мальчишки со временем, даже если им оно не идёт, всё равно обретет красоту куда более властную и яркую, которая наверняка украдёт чьё-нибудь сердце. А быть может, Фрэн и будет расти не по обычным мальчишеским законам, он похож на волшебное существо, и этими мысленными образами Аурика не пыталась его обидеть, а скорее даже наоборот - она по-простому почти восхищалась им. В венке всё чаще мелькали синий и голубой, под невероятный цвет его глаз. У самой Ханны глаза тоже голубые, но куда проще и спокойнее оттенок, тогда как у Фрэна глаза будто подчеркивали его внеземную природу. Ей нравилось.
Отредактировано Hannah Honeysuckle (2018-09-24 19:48:52)
Поделиться32018-10-15 09:54:59
Цветы пробиваются сквозь стены. По весне особенно хорошо видно, как корни находят лазейки, ломают вековые камни, превозмогают реальность и показывают миру неприличные жесты яркими бутонами: вот мы! Красивые! Мы выжили! Потому что юность и красота побеждает все, но красота субъективна и каждый из них хорош по-своему, пока жив, так что эта незыблемая истина размазывается маслом по хлебу, предвещая то, как сотни и тысячи горячих сердец будут плавить реальность парой лет позже. Они, быть может, и не знают пока об этом. Фрэнсис, во всяком случае, не чувствует себя красивым и сильным, и сердце его временами холоднее Черного озера; он носит бесформенные черные мантии и уродливый хвост с торчащими прядями, манерно всплескивает руками и цедит высокомерно в ответ на чужие выходки: «как же жалко выглядят твои попытки привлечь хоть чье-то внимание, даже если выдерешь девчонкам все волосы – это не сделает тебя круче». Девчонки не ценят такой бесполезной защиты, побаиваясь странного фрика, мальчишки охотно смещают свое внимание и поколачивают его. Смеются. Запирают в чулане для метел. Фрэнсис ненавидит метлы, но обожает чуланы, и мирно дремлет в пыльной паутинной темноте, пока его не находят... приятели. Странно, но они есть. Ханна расталкивает тех, кто дразнил ее буквально сегодня утром, открывает замок и уводит его на урок. Он ценит Ханну. Любит ее. Но не завидует ни капельки.
Что есть красота? Она, как говорится, в глазах смотрящего. Свет отражается и падает так, что люди находят кого-то… соответствующим. Магия вейл позволяет перестраивать линзу, направляя пучок так, что ты всегда будешь очаровательным. Безусловно. Бесконтрольно. И как различить, красив ты сам по себе или благодаря сладким птичьим чарам? Линза – штука коварная. Он не чувствует себя красивым, он чувствует себя уродливым, потому что детские привычки в обществе других детей оказались глупыми и смешными, здесь нужно определяться, делать выбор. Мальчик или девочка? Пожалуйста, просто Фрэн. Наверное, он хотел бы быть как Ханна. Распускать золотые волосы и чесать их гребнем. Он знает ее настоящее имя, до того хранимое в тайне, и в этом, возможно, есть своя соль: имя раскрывает истинную суть вещей и показывает душу, сердце и прочие потроха. Говоришь «Аурелия» - и видишь золотое очарование, но и клетку тоже золотую, а за этим всем что-то еще. Что-то большее, чем магия вейл, да и сами вейлы ведь не просто нечеловечески красивые женщины, они бывают вспыльчивы, переменчивы и злы, и внутренний голос подсказывает, что и Ханна не так проста. А что будет, если сказать «Фрэнсис»? Искусственная конфетная сладость на языке, да и все. Потому что души у него нет, а сердце прогрызено насекомыми, и он еще не знает, что через несколько месяцев жизнь отберет у него не только возможность быть самим собой, но и человека, которого он обожает больше жизни. А пока – катаются шариками на языке имена – солнечное чужое и бесполое свое, он и сам бесполый, наверное, не дотянувший ни до одной стороны. Что-то внутри тянется к женскому, но оболочка и прошивка все равно неженские, оставить бы это в покое, но в мире скучных черных и белых цветов тело, не вызывавшее в детстве никаких претензий, начинает давить и мешать. Он недоделанный, сломанный, калечный. И не завидует Ханне в ее красоте, но отдал бы все, что есть, за эту непринужденную естественность. За возможность быть на своем месте.
У каждого золотца должна быть своя истекающая ядом завистливая мразь. Для контраста.
Но Ханна доверяет ему. Говорит ласково, смотрит тепло, не обижает, и когда они после уроков сбегают из школы – ненадолго, чтобы потом еще успеть справиться с домашним заданием – он видит вокруг девочки едва заметное свечение. И думает, что так, пожалуй, и работает магия вейл с теми, кого просто не привлекают девчонки. Он привык ненавидеть и притворяться хорошим, выжидая удобный момент для предательства, привык быть уверенным в том, что любой человек так или иначе желает ему зла, но Ханна-Аурелия одним взглядом приглаживает эти шипы, гасит ненависть мягким облаком, заставляет верить. На самом деле это неправильно, отношения с людьми нужно анализировать, но он не справляется, проникаясь к ней теплотой. Они могли бы быть друзьями?
Возможно.
В распущенных волосах скрыт какой-то символизм, наверное, потому что в отдалении от школы нет никого, кто стал бы говорить все эти тупые вещи. Что приличные девочки ходят заплетенными и ведут себя благопристойно, что приличные мальчики не отращивают волосы вообще. Чушь. Если есть правила, распространяющиеся на девочек и мальчиков, то они будут белочками и зайчиками; она вейла, он фея – для существ нет никаких правил. Возможно, тритоны и русалки были правы, предпочтя именно такой статус. На мгновение черное от ветра переплетается с золотым и это смотрится… красиво. Плавно и правильно. Залюбовавшись, он выдает первое, что приходит в голову:
- Тебе идет солнце.
А ему нет. Он живет в темноте и вылезает слишком редко. А на предложение сплести венок отвечает растерянным взглядом: что-то – ему? Зачем? Но смотрит загипнотизированно на чужие ловкие пальцы за работой и чувствует неловкость, когда цветочная корона опускается ему на голову. Слишком прекрасная.
- Это было… торжественно. Как думаешь, я теперь считаюсь королевой фей или еще нет? – смеется, запрокидывая голову, и чуть не роняет венок, но вдруг замирает в самой неудобной позе и задумчиво вытаскивает из-за ворота очередную бабочку. Его любимые маленькие голубянки, милые и почти разумные. Он выпрямляется и задумчиво смотрит на Ханну. Оценивающе.
- Замри ненадолго. Венки я плету не так красиво, но все же… - Фрэн осторожно сажает насекомое ей на волосы – как заколку – и говорит уже с ним. – И ты замри, посиди пока. Вы хорошо смотритесь вместе.
Нет у него никаких богатств, только сраных бабочек полные карманы. И всегда припасена пара тупых несвоевременных комментариев.
- Эта награда дается королевой за смелость и преданность. Тебя ведь как раз после уроков звал прогуляться какой-то парень, верно? Кажется, он был настроен серьезно. Я даже видел, как он собирал для тебя букет… правда, почему-то в теплицах мистера Лонгботтома, и он явно не очень хорошо учился в прошлом году, иначе знал бы, что кое-что из собранного ядовито. К вечеру твой воздыхатель покроется волдырями – и хорошо, если отделается только ими, - вздыхает притворно, не испытывая к несчастному ни малейшей жалости. – Глупый.