HP Luminary

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HP Luminary » Story in the details » Bittersweet


Bittersweet

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

http://sg.uploads.ru/t/scHo8.gif

All that hate is gonna
burn you up
It keeps me warm at night
Warmer than anyone,
I think
How many drinks I've had
No more in either hand
I'm slurring on purpose
And it's certainly worth it

http://sd.uploads.ru/t/XZ0n1.gif

Действующие лица: Colin Creevey & Titus Urquart

Место действия: кабаре "La folle Monique"

Время действия: зима 2023

Предупреждения: -

[icon]https://wmpics.pics/di-VDSB.jpg[/icon][status]it's all up the sleeve[/status]
[sign]http://sd.uploads.ru/t/TMYEu.gif[/sign]

Отредактировано Titus Urquart (2018-11-28 02:29:43)

0

2

Казалось бы: не первый снег в этом году - крупный, мягкий, белые бабочки с пушистыми острыми крылышками, - а вызывает дикий, необузданный восторг, такой, что хочется смеяться, кружиться вместе с ними прямо посреди улицы, ловить в ладони их хрупкость и стройность, но так, чтоб не таяли, и разглядеть каждый особенный изгиб. Волшебство. Это волшебство, доступное абсолютно для всех, обязательный компонент приближающегося Рождества.
На подготовку оставалось всего-то четыре дня. Вот когда чуть ли не каждый был бы напрочь ненадолго достать где-нибудь маховик времени: не успеваем, ничего не успеваем! Суета, беготня, ворчание - но такое приятное предвкушение, настолько, что мурашки по телу.
Он очень надеется, что отцу понравится подарок.
Криви конкретно поднапрягся, готовя сюрприз на это Рождество: почему-то ему хотелось сделать совершенно особенным последний праздник в этом году, а кроме того, он хотел сделать его самостоятельно целиком и полностью. Идей было очень много. Мерри ломал голову больше месяца, испортил кучу бумаги, пихал в свою голову разные знания параллельно со школьной программой, пока наконец просто-напросто не раздобыл старенький кассетный плеер, который приказал долго жить еще во времена, когда его глава крошечного семейства Криви ходил пешком под стол, и вот тут-то Колина осенило: музыка это как раз то, что нужно!
Энтузиазму, с которым Мередит взялся за работу, можно только позавидовать: кажется, он каким-то воистину волшебным образом будто бы нашел в сутках лишний час, а то и три; вообще Криви был присущ такой вот пунктик, в котором значилось "вижу цель - не вижу препятствий" - не спать сутками, но воплотить задуманное в жизнь.
Признаться, работенка предстояла нелегкая, хотя бы потому, что даже починка сего допотопного агрегата оказалась задачей не из легких, и трудно сосчитать часы, которые Мерри, как хирург, провел над своим издыхающим пациентом до того самого момента, пока тот не брал второе дыхание - но это еще было только начало, и до победы было далековато. Он ковырялся во внутренностях старичка-плеера под скупым светом люмоса в те часы, когда все нормальные студенты уже давно забросили непомерное домашнее задание и зарылись в тепло своих одеял и не чувствовал, кажется, усталости и других низменных человеческих потребностей: Колин был охвачен идеей и желал довершить начатое. Это было сугубо его творение, работы над которым он вряд ли бы доверил кому-то еще, и единственный максимум помощи, который юный гриффиндорец позволил себе: это уточнить у Моргана некоторые несколько смущающие его моменты в зачаровании вновь обретшей жизнь вещицы - и пожалуй, на этом консультации закончились. Не то, чтобы Мередит страдал синдромом "я сам", отнюдь, однако это был в каком-то роде вызов себе самому, который только подогревал кровь, заставляя в ней бурлить азарт.
И оно, Мерлин, все-таки заработало! Криви был вне себя от счастья, настолько, что кажется, даже вскрикнул от радости, когда понял, что у него все получилось! Это была действительно первая серьезная вещь, которую Мерри сумел сотворить собственными силами и пускай еще нужно было сделать немало вещей, прежде чем подарок будет полностью готов, это уже предмет его личной гордости. Оставалось только надеяться, что и старшему Криви такой сюрприз, пускай и незначительный, придется по душе.
Плеер, тихонько шурша, искал новую композицию. Криви тестировал только свои кассеты, и все работало исправно, хотя и с небольшой задержкой - это он, естественно, сумел минимально поправить, к тому же правило "первый блин комом" разве кто-то отменял? - и после тестов он понял, что нужна новая, да еще и желательно весьма определенная... В целом, эту проблему юноша решить сумел: он раздобыл пустую, записал туда новых песен - кстати, в этом случае пришлось изрядно попотеть, учитывая еще тот факт, что теперь ему приходилось всем уже дома тайком от наблюдательного Денниса из-за наступивших рождественских каникул, - и все в общем-то шло достаточно гладко, пока мальчишка не осознал, что запасных кассет на случай чрезвычайного происшествия у него нет. Что же, на этом к большому сожалению пришлось прерваться, и, сославшись на желание прогуляться, Криви выскочил из дома прямиком в снежную сказку, получив наказ от отца возвращаться дотемна.
О, да, у него много работы. Обязательно, пап.
Рождество всегда пахнет абсолютно по-особенному: специями, сладостями, теплым вином, имбирным печеньем; даже кажется между делом, что это время для великих свершений - например, искренних извинений или...
...Криви улыбается, помогая какой-то женщине собрать рассыпавшиеся покупки - виновник скрылся слишком быстро, чтобы можно было укорить негодника, но чего уж тут взять? "Не расстраивайтесь, мэм", - и женщина дарит благодарную улыбку в ответ, и взгляд её уже не такой грустный и разочарованный, как раньше; снег кружится все сильнее и сильнее, накрывая своими крыльями Лондон, и на душе становится как-то безобразно легко, настолько, что еще немного, и можно без всякого стеснения станцевать вальс со случайным прохожим.
Мерри на секунду кажется, что кто-то зовет его по имени - до нужной лавки, забарахленной всяким зачастую весьма занятным товаром, ему остается какой-то квартал - а потом резкий толчок сбивает его с ног, заставляя с треском вляпаться в затоптанную мостовую; юноша успевает выставить перед собой руки, и только это дает ему возможность не ударить в грязь лицом в буквальном смысле этого выражения; от жесткого приземления в запястьях боль ощущается так, словно их перерезало раскаленными струнами, содранная кожа жжет досадным огнем... А потом он понимает, что ситуация воистину дерьмовая.
Потому что его сумка раскрыта, а плод трудов и практически бессонных ночей угнан каким-то ублюдком, который уже весело сверкает пятками где-то в отдалении.
Колени явно разбиты в кровь, но Колину, в общем-то, плевать, разве что шипение вырывается из сомкнутых зубов помимо его собственного желания - они горят, и есть уверенность в том, что завтра он будет хромать ровно на две ноги - но спасибо ежедневным кроссам за выносливость.  Большое спасибо. Он пожмет руку капитану за то, что тот пару раз будил его ледяной водой, когда Криви малодушно пытался откосить из-за желания остаться в постели чуть дольше, чем следовало.
- Стой!
Ага, как же. Размечтался.
Мерри срывается с места - твою мать, как больно-то - и спина похитителя маячит перед его глазами, как мулета: только сила воли и нереальное желание показать похитителю, что тот нарвался и получит по самое дальнее первое число чтоб неповадно в следующий раз на чужие вещи даже смотреть, позволяют юноше сокращать расстояние, кое-как маневрируя среди многочисленного народу. Только б не упустить!
Мерлин, да зачем только мог сдаться этот несчастный плеер?!
Вор неожиданно исчезает из виду, и Колин только чутьем улавливает то, что он нырнул в кишку, которая ведет в Лютный переулок. "Этого только не хватало", - думает про себя юноша, однако ходу не сбавляет, фактически влетая вслед за неизвестным в темный, узкий проулок, только краем глаза цепляя дальнейшее движение похитителя. Сердце гриффиндорца уже давно стучит где-то в горле, и дышать невероятно тяжело, но он знает, что стоит ему ненадолго остановиться, чтобы перевести дух, как то, что он красиво прочесал собой мостовую, даст о себе знать, и он уж точно не найдет этого уродца, а все его труды просто пропадут даром: собственный праздник будет безнадежно испорчен.
Снова бег до истечения воздуха из легких, пока наконец воришка не приводит его к зданию, название которого не слишком-то выдает его род деятельности, однако пользовалось известностью из уст в уста как место приятного время препровождения: "La folle Monique", то есть... "Безумная Моник"? или что-то в этом роде, - всегда источало шум и огни, но Криви никогда не был внутри по одной простой причине - он был несовершеннолетним, и это было написано у него на лице. Тут и в воду глядеть не надо, чтобы понять, что перед тобой школьник, который дай бог, если сдал С.О.В., не говоря уже об экзамене на трансгрессию, а отсюда и вывод простой - путь ему в кабаре заказан.
И конечно же похититель его прелести растворился в темноте именно "Безумной Моник".
Шах и мат, чтоб вас.
Стараясь как можно скорее перевести дыхание, Колин скептически осмотрел себя. Если до этого его шансы попасть в кабаре были чудовищно малы в виду как минимум его детской мордашки, то теперь они почти полностью сводились к нулю: грязная мантия, изгвазданные коленки - а если еще присмотреться, то можно заметить не только дыру на одном из них, но и кровь - в общем, при параде, что не говори, даже если учитывать общую растрёпанность. Притом, что Экскуро не сильно исправит ситуацию, да и не стоит обращать на себя внимание колдовством несовершеннолетнего вне Хогвартса пока в периметре не находится хотя бы контролирующий родитель.
Замечательно.
- Думай, Криви, думай, - пробормотал сам себе под нос, глядя на то, как парочка гостей заведения здоровается с внушительным охранником и под белозубую улыбку спокойно проходит внутрь.
Наитупейший вариант, это, конечно, подойти, сделать взгляд как можно более щенячьим и сказать "дяденька, пустите, меня там папа ждет". Естественно, Мередит понимал, что это не прокатит, и в принципе нужно быть действительно идиотом, чтобы думать, что это может сработать. Попытка, как водится, не пытка, но тратить время даром тоже не слишком и хочется. Колин был уверен на все двести пятьдесят, что человек, укравший его вещь, зашел именно в кабаре - хотя и не видел в этом совершенно никакой логики - а потому намерение попасть туда у него было твердое. Вот тут начинаешь жалеть, что твой отец не знаменитый Поттер, и под рукой случайно не завалялась мантия невидимка. Было бы очень кстати.
Небольшая группа волшебников - кто-то из почетных гостей? - появилась как раз у входа, пока Мерри усиленно продумывал план вторжения на вражескую территорию, и вот тут в голове зазвенел колокольчик: может, у него получится смешаться с толпой, сделав лицо попафоснее, и проникнуть со всеми вместе внутрь?
А, была не была.
В принципе все шло не так плохо. Но только ровно до того момента, когда Колин с лицом, по невозмутимости больше напоминающим кирпич, не встретился, собственно, с секьюрити заведения. У них, похоже, дресс-код.
- Вы куда, молодой человек?
Ой, - пискнуло в голове, - оно еще и разговаривает.
- Сюда, - не растерялся Криви, кивая вглубь кабаре, откуда отчетливо доносилась музыка и, кажется, пение. - А что, нельзя?
Если бы сверчки все еще были живы, они бы непременно сделали бы свое превосходные "трынь". Чисто для остроты момента.
- Боюсь, вам сюда нельзя.
Как будто можно было ожидать чего-то другого. Мужик, ты вот вообще не оригинален, знаешь.
- А если очень хочется? - Криви не знал, сколько сдавалось на этапе скорбной рожи охранника. В его планах было идти до конца. Напролом. Вот максимально. Проехаться по нервной системе. Список методов воздействия можно составлять бесконечно.
- Нет.
На "нет" и суда нет - здраво рассудил Криви, после чего с грустной улыбкой расстроенного ребенка что было силы дал мужчине в коленку, выдавив из того очень удивленный и раздосадованный рык, - между прочим, он даже успел пискнуть чуть виноватое "извините" - просто вырывая у времени возможность проникнуть внутрь, быстро скрывшись в темноте зала "La folle Monique".
Его план имел только один недочет: он очень слабо представлял, как ему действовать дальше. Единственно верным решением казалось постараться найти вора, но вот в таком количестве людей шансы его найти стремительно приближались к нулю, учитывая также и освещение, которое было недостаточно ярким для того, чтобы можно было разглядеть что-то достаточно четко - если ты, конечно, не из семейства кошачьих, например.
Музыка внутри была умеренно громкой, а еще на удивление приятной - она действительно ласкала слух, делая нечто приятное своими вибрациями, которые отзывались глубоко внутри, но все же она слегка отвлекала: нотки казались отдаленно знакомыми, хотя Мерри вряд ли мог где-то их слышать.
А потом он наконец обратил внимание на сцену - и окаменел, разглядывая представление, которое развернулось там. Без сомнений, увиденное им было достойным объяснением того, почему волшебники идут сюда, но эта мысль дойдет до Мередита несколько позже: ровно в тот момент, когда он наконец сумеет оторвать взгляд от того, кто пел на сцене, и от тех, кто дополняли его слова танцем - этот спектакль не зря назывался именно "шоу", потому то это действительно оно и было. Но сейчас его внимание, его слух и зрение будто похитили - и оно вернется ровно тогда, когда закончится начатая композиция...
...и когда наконец можно будет вздохнуть.

Отредактировано Meredith Colin Creevey (2018-11-26 00:21:06)

+2

3

Где-то там, за дверями кабаре, в моду входил глинтвейн с двойной дозой корицей, пахло апельсинами и печеными яблоками, то тут, то там висели гирлянды, и у особо "просветленных" волшебников Лютного из окон доносился голос Фрэнка Синатры. Да, всё-таки атмосфера грядущего праздника преображала не только Косой переулок, и в обычное время похожий для любого маггла на вдруг ожившую сказку, но даже неприветливый Лютный переулок, где, по глупому на взгляд Тита стечению обстоятельств, и находилась "Безумная Моника". Однако Салем объяснял, что здесь творятся такие непотребства, что Косой переулок, со всей своей добродушной лощеностью, с магазинами игрушек, и зверинцем, и почетной лавкой волшебных палочек, и кондитерской, и еще многим всяким другим, не смог бы принять их - переварил и выбросил бы в угоду более законопослушным хотя бы для вида жителям. Но что тут за непотребства творились, если наоборот, они творили искусство, которому не место среди этого вонючего сброда - не спасал зачастую даже весьма строгий фейсконтроль, - среди этих серых домов и лавочек, что выпивают жизнь, казалось бы, одним своим видом, так, будто они - воплощения дементоров, воспроизведенные в архитектуре. Даже здание, которое приобрел для своих якобы благих целей Салем по и так недешевой (для расценок Лютного, опять же, в Косом здания стоили втридорога, и наверное, это и было настоящей причиной для местоположения кабаре) цене, поначалу очень долго не выглядело праздничным - не спасал даже неон на окнах, смотрящийся, впрочем, так дико и вычурно, словно если бы на средневековый бал вбежала девица со стрижкой под мальчика и в косухе, только немного наоборот - это всё вокруг было покрыто татуировками времени и пахло кожей - человеческой, а еще временами кровью, - и блеск неона вселял в душу Тайти неясную тоску по родным, на тот момент еще совсем недавно покинутым, местам.
Но шутка ли, стоило ему только задать старшему брату уточняющий вопрос и выразить сомнение в необходимости что-либо скрывать от посторонних глаз - на ближайший к ним стол, который от такого поведения жалобно хрустнул, повалилась парочка, состоящая из возомнившего себя ковбоем пропитого, но все-таки еще обладающего приличным количеством налички алкаша, которого только из-за неё сюда и пускали, и, по иронии судьбы, девицы в сапогах по колено, мальчишеской стрижкой и в косухе, притом девица позволяла влажным ручонкам неудачливого ковбоя скользить по себе прямо при честном народе (нет) только по той причине, что тоже хотела стать обладательницей налички, которой по глупому стечению обстоятельств ковбой и владел. В общем, вопрос моментально был снят.
Сейчас, когда уже прошло пять лет с того момента, как Тайтус впервые переступил порог сего заведения, многое изменилось. Во-первых, в здании изнутри и снаружи был проведен ремонт, судя по расценкам оказавшийся скорее космическим, чем косметическим, и имело оно по сравнению с соседями вид не то что белой вороны, а скорее уж павлина в боа, а во-вторых, была проведена некая корректировка политики, которую поначалу развел скупердяй Стюарт, и звучащей примерно как "вход свободный, если тебе есть, чем платить", поэтому теперь она была буквально капельку шире, и звучала как "вход свободный, если тебе есть, чем платить, ты прилично одет, ещё более-менее стоишь на ногах, желательно разбираешься в музыке, и хотя бы в теории знаешь, что такое манеры". Поэтому, пусть "La folle Monique" до сих пор и не разварилась до той лапши, которую Уркхарты навешали на нос Дезмонду Забини, дабы сделать его своим спонсором, но чистокровных или хотя бы статных полукровок здесь действительно было довольно-таки много, а те же магглорожденные имели вид приличный настолько, что если не начать настойчиво допрашивать их о происхождении, можно было и не догадаться о природе их волшебного дара - по наследству он там передался, или птичка на хвостике случайно принесла, пролетая куда-то мимо. Но всё-таки одно, к сожалению или к счастью, оставалось неизменным - здесь было не место детям. И даже не подросткам, черт, они еще не вкусили жизни настолько, чтобы полной грудью вдохнуть здесь её роскошь.
В "Безумной Монике" из моды никогда не выходила живая музыка, пахло дорогим (хотя бы относительно, но тот ассортимент цен на алкоголь, что был в остальных заведениях Лютного потолком, в кабаре являлся полом, от которого они начинались)  виски и хорошим табаком, а если подойти поближе к сцене - к этому примешивался аромат пудры и кожаной одежды, запах пота если и был естественным для любого душного места, населенного большим количеством людей, - а здесь действительно хорошо парило в это время, потому что мы заботимся о здоровье наших клиентов, пока они дают нам на это деньги, - весьма успешно прикрывался духами, местами даже действительно приятными. Тайти, у которого со лба уже текло, но который был всё ещё переполнен энергией так, будто скачивал её гигантским насосом со всех присутствующих напрямую, вдыхал эти запахи с удовольствием, особенно потому, что от него приятным пахло априори, даже находись он на мусорной куче, и прислушивался к отзвукам собственного голоса тоже не без этого, оглядывал свои владения с упоением. Свои, как при её наличии обязательно бы считал в глубине души, куда больше, чем брата, вкладывающего в это всё львиную долю денег. Деньги можно было засунуть себе во все дыры, но даже торча оттуда, они не могли привить хороший вкус. Бывают люди, не умеющие петь, даже если с ними месяцами мучились лучшие учителя, так вот Салему в плане стиля, хотя бы самую малость выходящего за емкое описание "деловой", словно медведь на  ухо наступал, если возвращаться к музыкальной ассоциации. А Тайтус сам и был местным вкусом. Он был эталоном качества. Он являлся золотым стандартом кабаре, дыша им и являясь им в максимально возможной на это степени, стоило ему наконец дорваться до первого этажа, а не упасть, будучи выжатым до последней капли, как лимон для смузи у какого-нибудь извращенца, в кровать, тут же засыпая мертвым сном до рассвета. Извращенцем, видать, был его временный напарник Кайсан Стоун, рядом с которым всегда нужно было изображать активную трудовую деятельность, чтобы не вернуться к слегка щекотливым деталям их общения. А самое обидное в этом было, пожалуй, то, что Титу не нужно было ничего "изображать", он не притворялся, сгорая на работе целыми днями, если в Лондоне вдруг всплывала на поверхность надобность в относительно свежих и юных, полных энтузиазма магических полицейских. Иногда Тит даже лелеял мысль о машине с мигалками, как в маггловских боевиках, иу-иу-иу, чтобы натужно гудела сирена, пока они гонялись за очередными преступниками... На следующий же день после того, как Тайти жалобно поделился своими грёзами с братом, Салем пригнал ему самую настоящую полицейскую машину, проявив вдруг свои явно до сих пор тщательно скрываемые таланты. Правда, скорее даже машинку - для ребенка лет шести, - но все требования среднего брата действительно были учтены - и расцветка та же, и самая настоящая мигалка, и противная до зубного скрежета сирена. Тайтус смеялся так долго, что почти охрип, и протер колени на новых брюках, потому что на них от смеха упал, держась за живот, когда Салем с абсолютно серьезным лицом нажал на руль, включая сирену. Правда, Тит тут же выказал желание именно на этой машине и отправиться в аврорат, и стоило Салему, посчитавшему это всё шуткой, буквально только отвернуться, чтобы решить какой-то финансовый вопрос, как Тайти уже кое-как втиснулся на переднее сиденье своего полицейского авто, не придавая значения тому, что колени его были теперь по уровню куда выше ушей, и попытался скрыться с места несостоявшегося преступления - правда, был злодейски перехвачен едва сдерживающим желание пробить себе фейспалмом челюсть и захохотать одновременно братом.
Так чем же отличался этот день ото всех предыдущих? Чёрт, их прошло уже непозволительно много, этих дней, но даже сильно напрягаясь, Тит никак не мог вспомнить среди них хотя бы что-нибудь действительно выдающееся, такое, что заставило бы его капризное и выросшее в театральной роскоши естество сладостно вздрогнуть. Совершенно ничего. Мягкая, обволакивающая, но равнодушная серая пыль, ложащаяся на столы и стулья так, как это увидел впервые даже не Тайтус, а Салем, еще только лелеющий планы обрести персональную отдушину. Он-то её обрёл, зарывшись в бумажки, а Персиваль... Ну, хоть он и уверял всех окружающих и себя в том числе, потому что сам себя окружал постоянно и никак не мог избавиться, что сердца у него нет, но если бы оно всё-таки и было - то вечно голодным, пожирающим само себя в бессилии. Не было ничего такого, что запало бы среднему из братьев Уркхарт в душу надолго, всё выветривалось, как выветрилась хотя бы частично и пыль, стоило Салему пораскрывать окна в здании.
Нет, всё-таки, чем-то пусть и не ото всех, но от определенной части дней этот отличался. Тайтус куда больше любил будни, когда пусть кабаре и было полупустым, в нем собирались откровенно скучающие действительно ценители, перед которыми можно было полноценно раскрыть себя, при этом не дерясь за видимость микрофона и возможность не толкаться на сцене. Однако в дни, подобные этому, народу здесь было предостаточно, и даже это - далеко не пик возможностей, просто почему бы и не согреться в относительно приличном заведении из всего Лютного, попутно наслаждаясь напитками и яствами, от которых хотя бы точно не сляжешь следующим утром в Мунго - если только "доброжелатели" не подольют чего в стакан, при этом наслаждаясь хорошей музыкой. О да, Тайти умел делать хорошую музыку. А в этот вечер его персональный цербер даже соизволил ему сбежать со службы пораньше, сам, кажется, торопясь куда-то, и Уркхарт успел как раз к открытию кабаре, и вот уже целый час он развлекал собой публику, пока компания из угла медленно, но верно доходила до кондиции, в которой сможет его менее скованно заменить. Среди них была даже весьма голосистая и грудастая черноволосая девица, и Перси очень надеялся, что она как минимум окажется среди тех, кто займет после него сцену. Да, пусть лучше она поет своим прелестным ртом, чем зажимает Персиваля у ближайшего угла, своим практически необъятным бюстом перекрывая доступ к кислороду. Конечно, Урхкарты, что старший, что младший, что средний, были весьма на любителя, но всё же определенному контингенту они приходились весьма по душе и всяким разным частям тела. А эта девица явно была из таких, она пожирала его глазами... Тайтус старался не смотреть в её сторону. Именно поэтому он вдруг заметил оживление, потянувшееся в какой-то момент от дверей, и привлекшее его внимание. Но не сбился со слов и не прекратил выступление, нет - наоборот, продолжил с ещё большим жаром, вдруг ощутив, как в груди у него ёкнуло что-то на месте абсолютной пустоты. В смысле, не так уж и часто к ним вдруг забегали растрепанные подростки. Мимо Жожо, как ласково называл охранника, больше всего напоминающего киборга, Тайтус, вообще трудно было пройти, разве что только если ногами вперед.
...должно быть, Криви и не подозревал, насколько чертовски ему сегодня везло. Во-первых, наглющим "ублюдком", сбившим его с ног, оказался не кто-нибудь, а один из по-собачьи верных послушников Тайти Уркхарта, поэтому даже заваляйся в чужой сумке каким-то образом тысяча тысяч галлеонов, позарился бы похититель всё равно на плеер, а не на неё - дело в том, что носить тысячу тысяч в кармане не так удобно, да и потом, ему и так достаточно хорошо платят, чтобы хватало и на жизнь, и на поддержания понятия чести. К тому же, Тайтус почти научил его, что сделанная своими руками вещь, раритет, стоит порою куда дороже, чем такая же, только купленная за деньги. Музыку в кабаре могло воспроизводить что угодно, даже рот хозяев, но не всё при этом обладало природой всё-таки маггловской, нежели магической, представляя собой единение этих двух миров. Надо сказать, что Санни, а именно такой была кличка у похитителя, хотя он явно выглядел не как солнечный мальчик, особенно с этой почти недельной небритостью, был весьма смышленым малым. Чуйка, не иначе, подсказала ему выбрать в качестве своей жертвы именно Криви - и он не ошибся, сорвав куш. Наверняка Тайтус будет в восторге от старенького маггловского плеера, потому что он вообще обожал всё редкое и удивительно, особенно если оно было связано с театром и/или музыкой. А когда после проверки, которую Санни произвел прям на бегу, будучи привычным к таким забегам с препятствиями, оказалось, что плеер еще и рабочий - здесь, где без защиты дохнет абсолютно любая техника из маггловского мира!, - он понял, что ему в руки попал настоящий джекпот.
Скрываться Санни, юркнувший в конце пути в "Безумную Монику", когда после пробежки настырный мальчишка так от него и не отстал, не собирался - а зачем? Это не его проблемы, черт возьми, он своё дело сделал - за занятную вещичку ему отвалят хорошенькие бабки, и можно будет неделю как минимум, пока любопытство Тайтуса не утолится, отдыхать себе спокойно. Пусть с маленьким нахалом разбирается Жожо.
...и вот здесь Криви исключительно повезло снова. Надо сказать, что Жожо, по типажу напоминавший гардероб, только недавно вышел из Мунго, где пережил, можно сказать, настоящую операцию на левое колено - третий десяток кончается, плохие гены, мениск, все дела, - но конечно же никто не ожидал, что у местного Ахиллеса так быстро найдут его пяту. В общем-то, именно туда и пришелся удар от жаждущего справедливости и равенства мальчишки, поэтому то, что даже абсолютно здоровому человеку причинило бы боль, отправило здоровенного охранника в состояние нокаута.
И в-третьих, однако они оба поймут это немножечко после, Криви повезло потому, что его заметил Тайтус. Как уже было раннее, пение его не прервалось, и пока пробудивший в себе совесть Санни, уже сбагривший плеер на стол Персивалю, не решил почему-то, перед тем, как отправиться в свою комнату, заглянуть в общий зал, не решил избавиться от мальчишки по-своему, раз уж это сделал Жожо, у Мередита хотя бы была возможность осмотреться... и нарваться на взгляд карих и отражающих неон, даже несмотря на то, что вообще-то светилось всё за его спиной, глаз поющего Тайтуса. Кажется, это и было мгновением, когда между ними пробежала искра? Уркхарт уверен, что мальчишка даже не заметил особо, что певец обратил вдруг своё внимание именно на него, потому что в зале разыгрывалось забавное представление, наверняка поглотившее его внимание куда больше происходящего на сцене. Пока Криви, на мгновение раньше и сам застывший, разглядывая творящееся там, всё-таки вернулся к первоначальной цели вернуть украденное добро, похититель по-кошачьи уже сам крался к нему с другой стороны. Бам! - и Мередиту на рот опускается чья-то холодная и чуть липкая рука, и его самым образом уволачивают, правда, почему-то не к выходу, что было бы куда логичнее, а в неприметную дверку слева от сцены. Санни решил, что один раритетный сюрприз для хозяина - это хорошо, а вот мальчишка, над которым можно будет поизмываться вдоволь, придумав наказание за посещение запретной территории - ещё лучше. Поэтому Мередита зашвырнули в комнатку и вышли, заперев за собой дверь. Комнатка была совсем небольшой, имела в себе стол, стул, маленький шкафчик на замке - и стеклянную верхнюю половину двери, с помощью которой можно было наблюдать за происходящем на сцене изнутри, но в которую нельзя было заглянуть снаружи, потому что в таком случае отражала она, опять-таки, сцену. И если бы Криви, наверняка попытавшийся выбраться и понявший, что такой возможности у него нет, прильнул к стеклу, то увидел бы, что одна композиция Тайтуса закончилась, и началась новая. Вот и возможность выдохнуть, раз уж деваться некуда? В любом случае, сквозь дверь прекрасно ощущалась вибрация и волна упругого звука:
- My touch is black and poisonous,
And nothing like my punch-drunk kiss,
I know you need it, do you feel it?
Drink the water, drink the wine!
- Казалось бы, сама энергия, идущая от Тайтуса, от его голоса и расслабленных, полных наслаждения и самолюбования движений, проникала сквозь дверь и стены. Это заведение любило своего владельца, хотя бы одного из, было его цепным псом, готовым оторвать голову каждому, кто сунулся сюда с плохими намерениями, заставить кровь потечь из его ушей, а глаза - ослепнуть. Но в свете неона Тайти смотрелся весьма миролюбиво, он выглядел счастливым, потому что ему подпевали из зала... и сверкал ещё ярче всех ламп, когда улыбался.
- Tonight we are victorious,
Champagne pouring over us,
All my friends were glorious,
Tonight we are victorious!

...но всё когда-нибудь кончается, верно? Можно сбиться со счета в том, сколько раз за сегодня Криви уже повезло - после этой песни Урхкарт ощутил, что еще немного, и он просто свалится с ног прям на сцене, поэтому он уступил место буйной компании, облегченно вздохнув, когда девица прошла мимо него на сцену - и исчез с поля зрения. Чтобы буквально минут через пять, по сути лишь промокнув лоб платком и ополовинив бутылку воды, появиться возле дверей с таким свежим видом, только что проснулся, перед этим проведя шикарную ночь. Дверь распахнулась словно сама собой, а не по мановению палочки и из-за правильного подобранного заклинания, и в комнатке разом стало тесно от оказавшегося в ней и излучающего по-прежнему самолюбование, но теперь ещё и гостеприимство и любопытство одновременно, притом так толсто, словно каждая из эмоций была отдельной личностью, Тайтуса Уркхарта. Одет он был вполне себе модно и по-маггловски - зауженные джинсы, модные туфли со слегка заостренным носом, чёрная рубашка и распахнутый пиджак. Волосы его теперь были мокры не от пота, а от пролитого на них шампанского в качестве завершения номера, а пахло, помимо, опять же, игристого вина, именно теми запахами, что были милы сердцу Криви - и если честно, Тайти было бы любопытно даже узнать, что именно за ароматы это были.
- Так-так-так... - Он протянул почти нараспев, оглядывая свой оставленный Санни подарок в лице подростка, явно имевшего что-то против своего заточения, и сделал примирительный жест быстрее, чем на него посыпались бы обвинения. - Мой друг, заперший Вас здесь, за что я, конечно, приношу свои глубочайшие извинения, утверждал, что Вы, юноша, самым нелогичным способом вдруг погнались за ним, спешащим домой после тяжелого рабочего дня, без каких-либо веских причин. А мой многоуважаемый охранник сейчас скорбно стонет в комнате напротив, потому что один нахал... - Тут его голос дрогнул, сорвавшись на более высокую ноту, однако Тайти тут же поправился, и продолжил говорить вкрадчиво и одновременно ласково, как нянечка с буйным психом. - ...потому что один молодой человек самым варварским способом устранил препятствие в виде него на пути к кабаре. И прежде чем Вы, в свою очередь, принесёте извинения мне и моему другу лично, я бы хотел задать один вопрос: и всё-таки, зачем? - На лице Тайти отобразилось такое искреннее непонимание, что он на мгновение поверил сам себе. А действительно, с каких это хуев Криви, вместо того, чтобы смириться с потерей и жить себе дальше, побежал за похитителем? Впрочем, оставался ещё один невыясненный вопрос, такие редкие кадры стоит знать не только в лицо, но и по имени - ещё бы, чопорная серая Британия, и вдруг - настолько яростные блюстители свобод, аж родным американским душком пахнуло, ей-Мерлин.
- Ах, да, я же совсем забыл представиться... Меня зовут Тайтус. Тайтус Персиваль Уркхарт, хозяин сего заведения... - Он обвел ладонью окружающее пространство, каким-то образом объединив в одном жесте небрежность и горделивость. - ...и доблестный служащий аврората в ММ Британии. Так вот, не могли бы Вы, в свою очередь, назвать мне своё имя и наконец объясниться? - В голос Тайти, всё ещё терпеливый, позволил себе добавить несколько командные интонации, дабы ускорить процесс. Он между делом ощутил вдруг, как у него в груди действительно что-то радостно и предвкушающе бьётся, притом скорее на ментальном, нежели физическом уровне. Что-то подсказывало Уркхарту, что этот юноша, отправивший в нокаут ударом в коленку их охранника, и рванувший за выкравшим у него плеер Санни, не из робкого десятка, и из этой ситуации может выйти что-то, по-настоящему интересное. Чёрт, да будь ты тысячу раз хозяином подобного экстравагантного заведения, хоть иногда необходима какая-то встряска, шоу, где ты будешь ещё и зрителем, а не только одним из актёров.
[icon]https://wmpics.pics/di-VDSB.jpg[/icon][status]it's all up the sleeve[/status]
[sign]http://sd.uploads.ru/t/TMYEu.gif[/sign]

Отредактировано Titus Urquart (2018-11-28 02:35:00)

+2

4

Он нарвался на взгляд чужих, темных глаз, в котором отплясывала свора неоновых огней, вцепился в зрачок, рухнул в него, попал, как лисица в капкан - и музыка была громкой, будто бы смутно знакомой нутру и позвоночнику, она проходила сквозь и одновременно оставалась, заедая кассету мыслей, прокручиваемую в голове - эффект опьяняющий без алкоголя, сбоящий системы, давящий на виски: темно и одновременно ярко, зыбко и чрезвычайно резко для того, кто никогда не оказывался в подобной атмосфере.
Мередит действительно потерялся на какие-то долгие удары сердца: его захлестнул полумрак и топот шагов, едва ли слышимый из-за музыки, четкость движений, но вывел из странного забвения все тот же внимательный взгляд, позволивший мгновенно ухватиться за нить того, что было ему нужно, то, ради чего вообще закрутилась эта вся заварушка. И все же острый свет, неоновый блеск и даже отсутствие прямых приказов прямо говорило - чужой. Чужак на запретной территории.
И Криви во что бы то ни стало хотел как можно быстрее убраться из "вражеского лагеря", однако и сдаваться юный волшебник не собирался - ну уж нет! - и сознание услужливо шепчет, что у него есть примерно пара минут для того, чтобы найти то, что ему нужно. Но как?!
Признаться, будь у него время - но часики тикают! - он бы облазил "Безумную Моник" чисто из интереса, но и думать об этом не стоило - Колин понимал, что сюда он пробрался даже не как вор, а как вандал. Мальчишке в глубине души было несколько стыдно за это, но отчаянные времена требуют отчаянных мер, а тут разворачивается чуть ли не война за несчастный плеер. "Только бы не разбили его", - с ужасом вдруг подумал Криви, и его прямо холодный пот прошиб: если это действительно случится, то он не успеет сделать что-то более или менее стоящее к Рождеству, и это будет настоящая катастрофа. Фиаско.
По правде говоря, сбросив с себя наконец оцепление, Мерри уже упустил свой шанс остаться незамеченным: чья-то липкая, узловатая рука заткнула ему рот, а тело перехватили поперек, да так сильно, что тут попробуй дернись, даже странно, что бок не почувствовал что-то опасно острое, как говорится. Однако Мередит уж точно не из тех, кто подчиняется обстоятельствам - именно потому чужую ладонь самым наглым образом кусают, сжимая челюстями, что есть сил, грубую кожу, искренне при этом надеясь, что удастся избавиться таким образом от захвата, но куда там, даже его слабые попытки извиваться не дали ровным счетом ничего: юноша был слишком легким по сравнению со схватившим его человеком, который без труда сковал его движения. В такие моменты людей традиционно накрывает паника, но кажется, что сегодня адреналин в крови подскочил до небес, потому как желание не только сопротивляться, но и драться у горячего мальчишки-гриффиндорца увеличилось в разы. И видит Мерлин, Мередит бы воспользовался таким шансом, будь у него физическая возможность.
Но, как водится, не в сказке живем. Даже жаль.
Юношу без всяких церемоний запихнули в какую-то неприметную каморку, заметить которую он при беглом осмотре зала не успел - не удивительно, но все же обидно. Даже дернуться не сумел, не среагировал вовремя: самым банальным образом оказался заперт в тесной комнатушке без всяких церемоний.
-Ч-ч-чёрт, - в сердцах выругался Криви, прильнувший к двери со стеклянным окном, через который можно наблюдать зал, закусил губу досадливо, дыханием оставляя след на гладкой поверхности. Всегда сложно играть в кошки-мышки на незнакомой местности, особенно если ты - мышка.
Колин попытался утихомирить пульс и слегка сбавить оборты сбитого дыхания - закрыл глаза, прислонившись лбом к прохладному стеклу, прислушивался к музыке и словам, которые звучно доносились до него, теперь уже узника, и медленно, но верно пытался сосредоточиться. Бит в ушах соответствовал низким басам, и текст разбирался на составляющие легко, как кубики из детского конструктора, но форма и содержание были похожи на ядовитый дым.
Нужно выбираться отсюда. Здесь добра не сыщешь.
Глубокий, вибрирующий вдох расправляет сузившиеся легкие, и Мередит осторожно ведёт рукой по стеклу: отсюда у него неплохой обзор, надо признать, что интересный пункт для наблюдений предусмотрен хозяевами «Моник», кем бы они ни были. Скорее всего, «окошко» зачаровано специальным способом, и ни одна душа не может увидеть отбрасываемую им тень - хотя, быть может, никому просто дела нет? Это вполне возможно.
Юноша отвлёкся от созерцания вожделенной свободы, стараясь с холодной головой и всей присущей ей трезвостью оценить «внутреннее убранство» крошечного помещения. В общем-то, каморка была действительно обустроена как тактический наблюдательный пункт: стол, стул да одинокий шкафчик с заумным замком. Аскетично, иначе и не скажешь, ничего лишнего.
Ни окошка, ни намека на какие-то иные двери кроме, конечно, той самой, через которую его пропихнули сюда, и створок другого любопытного предмета мебели, на который Криви смотрел теперь двойным интересом: вход в Нарнию был спрятан за деверьями в платяной гардероб, как завещал Льюис, быть может, это тоже какая-то вариация исчезательного шкафа? В принципе, в него можно было войти, если ты не слишком высокий и можешь согнуться...
...Мерри осторожно протянул руку к замку. Явно магическая штуковина - в этом сомнений не было никаких - тускло поблескивала в полумраке тесной комнатушки и очень недобро, даже скорее зло косилась на незнакомца тонкой, витиеватой мордочкой, чем-то напоминающей змеиную. Юноша осторожно тронул замок пальцем, и мелкая рептилия мгновенно ожила и, раскрыв пасть, погрозила серебряным жалом тому, кто столько дерзко нарушил её покой. Здесь без палочки и зачарованных отмычек делать абсолютно нечего, это было понятно даже и без подобного несколько опасного фокуса, который был скорее ради забавы, нежели реально проверкой: во-первых, на такие вещи у Криви глаз слегка уже наметан, а во-вторых, даже при наличии необходимых вещей в карманах риск остаться без пальцев достаточно велик. И это еще везло, что гадина не плюется чем-нибудь этаким, иначе вряд ли его наградили бы только предостерегающим шипением.
Присев в раздумьях на стол, юноша вновь уставился на дверь. Находиться в своеобразном заточении не улыбалось от слова совсем, а потому шестеренки в мозгу отчаянно скрипели от скорости, с которой им приходилось крутиться-вертеться в голове: Мередит задумчиво поглядел на дверь, прислушиваясь к звукам извне - все прежний певец пел весьма себе неплохую песню, да и голос у него был почти до мурашек приятный, это вам не какой-то ярмарочный запевака! - пошарил в карманах скорее бесцельно и безнадежно, и тут ему в руки попалось что-то, похожее по ощущениям на шпильку. Вытащив из кармана заколку, которая явно принадлежала Ханне, Колин хмыкнул, явно довольный своей находкой. Скорее всего, юноша случайно забыл отдать девушке одну из её "маленьких прелестей", но теперь это давало ему небольшую надежду на то, что гриффиндорец может хотя бы попытаться расковырять замок на двери, если он не подкреплен еще чарами. Проведя дополнительную инспекцию по карманам, волшебник выудил еще одну жертву своих коварных замыслов. Попытка не пытка в конце концов.
- Надеюсь, ты простишь меня за её убийство, - вздохнул Криви, самым что ни на есть варварским образом разводя концы шпильки в сторону, чтобы сделать из нее в итоге грубое подобие отмычки. Вторую он согнул как рычаг. - Знал бы отец, чем я сейчас занимаюсь...
Точнее, лучше ему не знать.
Процесс оказался муторным, а замок - сложным: Мередит аж высунул кончик языка от усердия, будто это могло хоть сколько-нибудь облегчить ему труд. После первого верного щелчка механизм поддаваться перестал, а песня, кажется, практически подошла к концу, призывая юношу поспешить, однако у Мерри критически не хватало для этого как сноровки, так и волшебной палочки. Увлекшись процессом, мальчишка в последний момент успел зафиксировать то, что знакомая мелодия затихла, уступив место другой, и он просто каким-то чудом успел отпрянуть от двери в тот самый момент, когда она распахнулась. Орудие его преступления осталось торчать в замочной скважине, а сам он больно ударился поясницей об жалобно взвизгнувший стол.
Вошедший человек - человек со сцены, в этом не было никаких сомнений, - был одет в одежду, близкую по стилю к маггловской, но не повседневной, а скорее сценической: она была удобной, броской, модной, но движения уж точно не сковывала. От него сильно пахло алкоголем, что против воли вынудило Мерри поморщиться, таким резким и непривычным показался ему запах, но было что-то еще, уже более близкое сердцу, отдающее базиликом, лимонной цедрой и немного - морской солью.
Они смотрели друг на друга внимательно и оценивающе: Мередит с агрессивной опаской лисицы, на шею которой накинули петлю, а "поющий человек" или, как правильнее его назвать, шоумен? - с выражением сыто облизывающегося тигра, которому притащили в вольер безумно мечущуюся от страха антилопу, на которую смотреть куда любопытнее, чем есть её.
Криви глянул на торчащую двери отмычку. Глупо как-то было надеяться, но бездействие было бы худшим выбором.
По мере того, как мужчина говорил, бровь Мерри изгибалась пропорционально количеству сказанных человеком слов, а их, нужно отметить, было достаточно много. На Санни посмотрели абсолютно недобрым и несколько завуалированным желанием не просто искусать его ладонь, а сожрать как минимум целую руку, и в принципе Колину абсолютно расхотелось играть в дружелюбие. Натянутая на чужое лицо доброжелательность показалась ему наредкость удачной, но таки подделкой, потому он снова позволил себе поморщиться, крест на крест сложив руки на груди и уколов Тайтуса - именно так звали этого щегла - очень острым, пронзительным взглядом.
- Единственный, перед кем действительно стоит извиниться, это охранник, - коротко буркнул Криви, вздернув подбородок. Его поза не казалась напряженной от страха, но застывшей в ожидании чужого недружественного выпада. - Вот ему действительно досталось.
Громила не был виновен в том, что охранял вход в кабаре, потому слова прозвучали достаточно искренне для того, чтобы быть правдой.
- Ваш друг, - сам того не замечая, Мередит скопировал интонацию Уркхарта из-за досады и обиды - в чем это его обвиняют, вы только послушайте! - Самым варварским способом ограбил меня на улице и сбежал с очень важной для меня вещью, которую я намерен вернуть. Быть может вы, как доблестный служитель аврората, - по взгляду мальчишки было ясно, что он ни капли не верит в доблестность человека, который содержит кабаре, - поможете украденной вещи вернуться к законному хозяину, сэр?
Все это время Криви практически не разрывал зрительного контакта с мужчиной, за исключением, конечно, короткого, но неожиданно тяжелого взгляда, брошенного в адрес наглого вора, который не только посмел его обокрасть, но и еще нагло запихнуть в это помещение.
Представляться настоящими именем Мередит не собирался, однако ситуация требовала назвать хоть что-то более-менее похожее на правду, потому Криви ляпнул первое, что пришло на ум:
- Мое имя Питер Паркер, и я не уйду, пока не получу назад свой плеер.
Самому едва не стало смешно от того, что именно пришло ему в голову сразу, но вид мальчишка сохранил максимально серьезный и сдержанный, насколько это было вообще возможно для человека с живой мимикой.
Улыбка этого человека - опасная, она хранит отблеск софитов и глубокий, грудной смех; белозубая и в некотором роде снисходительная, заставляющая внутренне подобраться, она способна кого-то даже напугать, но Криви все также не отводит взгляд: если решился, то стой до конца. И он будет стоять на своем.
Если бы юноша наверняка знал, где сейчас находится плеер, он бы давно рванулся вперед, надеясь обмануть живую стену из двух человек - работает же все-таки эффект неожиданности, - однако слишком много сейчас играет против, нежели за, а потому сейчас игра разворачивается не по его правилам.
Но мышью Мередит быть не хочет.

Отредактировано Meredith Colin Creevey (2019-01-14 23:52:05)

+2

5

Ну надо же. Среди тысяч возможных дорог, которыми мог пройти мальчишка этим днем, он выбрал одну, ведущую его прямо в лапы Тайти. Конечно, можно сказать, это вовсе не судьба, а Санни привёл его, но если уже быть до конца откровенными - что мешало Криви не отправиться вдогонку за вором? Вздохнуть и принять случившееся, как должное, сбиться где-нибудь по пути, потому что - Уркхарт точно это знает, - Санни не прямиком сюда прибежал, а петлял перед этим, как заяц, но мальчишка не сбился со следа. И казалось бы, конечная станция  - вход в кабаре, как в Нарнию, загроможденный внушительным Жожо - которому очень не нравилось, что его называют так, однако со временем он свыкся. Они все свыкаются, принимают, как должное - но не этот мальчишка. Понимал ли он, что делает, храбрость это была или откровенная глупость? Тайти страшно хочется узнать ответ, потому что этот практически ребёнок стоит здесь и сейчас с таким видом, будто его совершенно не волнует, что с ним могут сделать здесь и сейчас. Хватает ли ему вообще фантазии, чтобы представить варианты?  Ему дали тысячу шансов не оказываться здесь, но нет, он стоит перед Уркхартом так, будто тому что-то мешает прирезать его прямо сейчас. Одно движение ножа, припрятанного в рукаве или кармане - и всё, не нужно даже магии. Много ли найдется свидетелей того, что Мередит был здесь? Есть те, кто не скажут и под пытками, а для остальных - да и для первых тоже, чего уж там, - не зря придумали такое полезное заклинание, как "Обливиэйт". Никто ничего не узнает. Чёрт подери, это же Лютный - разве не намекает уже само название? Лютный, лютый - берегись, попавший сюда. Возможно, ты уже не вернешься целым и невредимым, если ты только не принадлежишь душою этому месту сам, как Тайти, или Санни, или любой сотрудник кабаре или соседнего здания. Оно рычит, но прячет зубы, признавая своих и пуская в свои закрома. Но не этого мальчишку. Он выглядит слишком домашним, слишком миленьким даже со всем этим якобы суровым и серьезным видом, который совсем не напрягает Тайтуса - только очень заинтересовывает, пробуждает в нём любопытство и смутное желание посмотреть на это ещё. Ну же, что этот мальчишка ещё вытворит? Так и хочется, но кажется не самым лучшим приятным исходом, возводя очи горе, спросить у него, осознаёт ли он вообще, в какую ситуацию попал? Да Тайтус надругается над ним, как захочет - и выбросит за порог. Он это может сделать, ничего не ёкнет в душе, потому что там и так уже давно у всего истёк срок годности, и даже то, что он - аврор, и его призвание - помогать людям и блюсти порядок, не остановит его. Этот мальчик нарушил порядок сам, принеся хаос в кабаре, и Уркхарт имеет право устроить ему прилюдную казнь, и как совладелец, и даже как аврор - заодно и поможет людям, намекнув, что если их рассудок в порядке, в кабаре, на чужую территорию, особенно учитывая то, что там стоит внушительным предупреждением охранник, лучше не лезть. Так что мешает ему, Тайти Уркхарту, так и сделать?.. Вот именно, что ничего. Слишком скучно.
Поэтому он предпочитает просто стоять и слушать, и наблюдать, поглощенный даже больше не смыслом чужих слов, а тем, как они проговариваются. Тайтус улавливает малейшую метаморфозу в лице мальчишки, постепенно закипая из-за происходящего - и всё больше этим восторгаясь. У него просыпается неминуемо тёмный инстинкт, что-то отвратительное внутри, поселившееся на иссушенных остатках души, и это что-то хочет вынести вердикт "Моё". Но нет, Уркхарт вынужден остановить себя - вряд ли мальчишка так же сильно понравится ему освежеванным, а уж проблем с ним живым будет куда больше, чем с мёртвым, и ему слишком себя жаль, чтобы во всём этом копошиться - как минимум, точно не сейчас. Однако он всё равно увлекается так, что будто бы не сразу замечает маячащего за спиной с явным ожиданием, когда перед ним всё-таки извинятся, раз уж это прозвучало, Санни. Однако - не так быстро. Этот мальчик, представившийся Питером Паркером, откровенно дерзит - и Тайти ценит это куда выше, чем если бы тот начал паниковать и проситься к мамочке, осознавая, в какую историю вляпался. И быть может, дело в эйфории, витающей в воздухе после выступления, или в том, что от него ещё пахнет шампанским, а у шампанского привкус риска и оправданной победы - но он решает принять правила игры, не поднимать истерику и не пытаться вывести мальчишку на чистую воду. Ни одним мускул не вздрагивает на его лице. Питер Паркер... Помнится, лет десять назад, когда Тайти вернулся в Ильверморни с очередных каникул, двое его магглорожденных товарищей, с которыми тогда ещё юноша был связан общим факультетом и театром, обсуждали вышедший в свет фильм "Новый человек-паук", и в ответ на удивленные взгляды Уркхарта, который был на тот момент знаком с движущимися картинками разве что заочно, наперебой принялись ему рассказывать об этом герое и смысле перезапуска серии движущихся картинок о нём. Если честно, впечатлен Тайти не был от слова совсем, но любопытства ради поинтересовался ещё кое-где, получил нужную информацию, и приехав уже со следующих, рождественских каникул, подарил этим самым друзьям дизайнерские костюмы с Человеком-Пауком, сделанные в родительской лавке на заказ, а это уже знак качества - к тому же, их размеры он знал с первых курсов, под каким-то дурацким предлогом сняв мерки, чтобы не приходилось затем нервничать перед постановкой очередных спектаклей. Однако разве сейчас это имело значение? Гнусное совпадение - он может назвать ещё множество таких. Вообще ничего не имело значения кроме того, что ему дерзили и лгали прямо в лицо, а Уркхарт, к своему удивлению, искал и не находил в себе никакого желания эти грехи обличать.
- Плеер? - Он повторил с намеренным акцентом, перекатывая на языке слово и очень достойно изображая удивление. - Какой плеер? Что такое плеер? И почему ты действительно так уверен, что...
- Сэр, да плеер же! - Санни, психанув, выскользнул из-за плеча Тайти, чтобы, следуя вкусам крайне темпераментного босса, заглядывать ему в лицо при разговоре. - Та музыкальная штука, что я для Вас сегодня украл! Вы не даёте никак объяснить, Вы же давно... - Однако видя, что за эффект производят на Уркхарта его слова, Санни замолчал, клацнув челюстями и понимая, что сотворил. Тайтус же, слушая, как Санни выдает их с потрохами, закатил глаза, медленно и красноречиво помотав головой, и с нарастающим рычанием крайне раздельно произнеся:
- Санни. Какой же ты. Мать твою. Идиот. - Следующим движением, слишком уж резким для расслабленного и испытывающего испанский стыд одновременно человека, Уркхарт схватил Санни за шкирку и швырнул прочь из комнатушки. - Катись к чёрту, чтобы я больше не видел тебя сегодня! Пока такие, как ты, здесь работают, не будет кабаре известности!
А затем он очень медленно развернулся к Мередиту, принимая пристыженный и даже несколько растерянный вид, и поправил воротник рубашки, кротко улыбаясь.
- ...Окей, плеер. Да. Возможно, Санни просто меня превратно понял. Твой плеер действительно у нас. Однако... - Лишь мгновение, за которое Тайтус полностью преображается - он наклоняется к Мередиту, и с его лица стираются все признаки стыда, а улыбка становится злее и шире. - Кому ты докажешь, что плеер действительно принадлежит тебе? Хмм, может, там расписаны твои имя и фамилия, Питер? Или, может быть, у тебя есть на эту вещичку какие-то документы? Полагаю, что нет. - Он хмыкнул удовлетворенно, и практически одним резким движением стащил с себя пиджак, швырнув его на пол, как нечто ненужное. Выпрямился, застегивая и поправляя запонки. - Что случится куда вероятнее - если ты поднимешь панику, я арестую тебя за вторжение на частную территорию как минимум. Но мы... - Тайти отвлекся, чтобы вытащить из кармана брюк расческу, поправляя свою слегка растрепавшуюся за время предыдущих номеров причёску. - ...можем решить всё миром. Я отпущу тебя с миром, Питер Паркер, и даже отдам тебе назад твою музыкальную вещицу. - На сей раз пауза, что выдержал Уркхарт, обходя Мерри, чтобы пройти к шкафу, и открыв его так, будто на нём не было вообще никаких защитных заклинаний, достать не новый, чистый пиджак, затянулась и была крайне красноречивой. Надо сказать, что проход для Мередита оставался совершенно открытым, и ничего не мешало ему, пока мужчина переодевается, сбежать отсюда - или рискнуть и попробовать найти плеер самому, кто знает, может, удача и здесь обернется ему - хотя очень вряд ли. Однако когда Тайти развернулся, уже сменив пиджак на тоже чёрный, только более классической, что ли, модели, Мерри оставался всё ещё здесь, вероятно, ожидая, пока Уркхарт озвучит ему все условия сделки.
- А взамен ты сделаешь для меня одну мелочь - просто останешься на ещё один мой номер. - Он прошёл в два шага расстояние, разделяющее их с Криви, и снова немного склонился к нему - теперь не переходя, впрочем, никаких граней, присмирев и почти с ужасом понимая, что хочет того, о чём просит, не из корыстных целей, хотя такие, разумеется, были, а просто потому, что, ну... просто хочет? Этот "Паркер", будь на то его воля, получив обратно свой плеер, выскочит за дверь - и поминай, как звали. Да и то, на самом деле даже этого Тайти не оставят, а ведь Мередит показался ему таким забавным и искренним. Самонадеянным, и скорее всё-таки храбрым, чем глупым - ох чёрт, Тайтус знает прекрасно такой типаж людей, в местной школе, куда он не так давно совершил неординарный визит, такие вроде бы учатся под алыми знаменами. Что же, Уркхарту всегда нравился красный. В его глазах остался неон, потому что дух кабаре не то что жил у него внутри, Тайти и был этим самым духом, он променял свою душу на то, чтобы оживить и олицетворить собой данное заведение, полное порока, ведомое ничем иным, как своими самыми отчаянными желаниями. Разглядит ли Мередит желание за чужими глазами?
- Останься. И слово аврора, я отпущу тебя с миром - и плеером. - На его губах рождается новая улыбка, замирающая в тех границах, в которых бывает обычно у людей, искренне желающих внушить надежду. Чёрт, может ли он позволить себе эту шалость раз в жизни? Хотя бы сегодня. Просто расслабиться после навалившейся за последние месяцы неподъемной тяжести, распушить свой павлиний хвост - и ещё хотя бы несколько минуточек понаблюдать за чужой реакцией? Поймать какую-то реакцию на себя независимо от случившегося. Конечно, ему глубоко плевать на мнение мальчишки, которого он, быть может, и больше никогда не увидит - но тогда уж тем более, почему нет? Бальзам на душу, сладкий глоток чужого признания - чтобы с удовлетворением закрыть страницу этого дня. А если "Питер Паркер" откажется, то... Тайти ещё не придумал даже, что, но скорее всего он просто вышвырнет Криви из своего кабаре, швырнув в него плеер - очень уж постаравшись, чтобы мальчишка его не поймал.

[icon]https://wmpics.pics/di-VDSB.jpg[/icon][status]it's all up the sleeve[/status]
[sign]http://sd.uploads.ru/t/TMYEu.gif[/sign]

+2

6

Обмен ходами - непременное условие любой игры. В руках противника - резная фигурка, которая только лишь символ, иллюстрация: она может означать, что угодно, хоть власть, хоть силу, хоть желание; новая клетка - ответный выпад, потому, что нужно если не нападать, то хотя бы защищаться. Это и делает Мередит: сколько бы внутри все не замирало, сжимаясь в упругий комок из нервов и предположительно страха, этого нет ни в лице, ни в глазах. Демонстрация слабости означает проигрыш, а Криви не готов так просто отдать лавры победителя этому гладкому типу. Пусть знает, что несмотря на возраст, ему попался соперник, которого ему действительно придется переиграть, приложив некоторые усилия, на которые он, возможно, и не рассчитывал.
Возможно, стоило несколько сбавить тон или хотя бы обороты того, что имеешь дерзость сказать, но остановиться слишком сложно. Да и что делать? В конце концов, если сам завысил начальную планку, то нужно соответствовать, не так ли? И этому не нужно словесное подтверждение, это негласный закон, известный мальчику примерно также, как законы Ньютона, например, или того же Архимеда. Только перевести дыхание, и...
В темных зрачках-провалах, принадлежащих аврору - ядовитый отблеск огней. Друг с друга не сводят глаз - сколько ни пытаешься пронять словами, обычно все равно ломает взгляд. Но Мередит точно знает, что не согнется под напористым вниманием, и даже наоборот, ударит в ответ своим. Внимательно - остро, цепко - осторожно, переброс эмоциями, как картами через стол. Только вот один нюанс - Мередит не знает, какая масть козырь, а вот Уркхарт прекрасно о этом осведомлен. Манипуляция - как тонкая нить, не всегда можно заметить, что твои руки оплели на манер марионетки. Но нет: этот мальчик не мышь, не кукла и даже не пленник. Сейчас между ними какое-то очень тщательное прощупывание, и Криви чувствует, что ему будет предложена какая-то альтернатива. Выбор из двух зол обычно не слишком прост, но вероятно, юноше сильно поможет цель - он держит её в руках, сжимает почти ласково, будто пойманную синюю бабочку, и трепыхание её крылышек помогает держать равновесие на этом шатком канате, протянутом через пропасть возможных ошибок.
Этот Уркхарт чертовски непредсказуем. Колин едва заметно сглатывает, решив, наконец, что лучшее, что он может сделать - это смотреть и принимать решения по ходу, плывя вперед, не умея, тем не менее, плавать.
Мерри не знает, насколько убедительна была его ложь насчет имени и фамилии - в какой-то момент ему показалось, что Тайтус смотрит на него слишком пристально, будто решая, как ему поступить с лжецом, смакуя возможное наказание и... ничего не предпринимает. Хлесткий, как стек для верховой езды, взгляд проходится по Мередиту, но без каких-либо последствий, и можно, кажется, перевести дух, но... не рано ли?
Криви слишком явно слышит чужой акцент, пытается разобрать, чей же, но понимает, что никогда не слышал подобного произношения: эта загадка заставляет юношу прислушиваться, разбирать и перекатывать каждое слово, подбирая следом звуки и буквы, будто бы запоминая их. Вливая в образ, впаивая, сливая с ним, дополняя.
Очень тонка игра на лице аврора. Львенок раскрывает её еще ярче тогда, когда вор, что увел его изобретение, раскрывается, подставляется, цепляя не только Уркхарта, но и Колина; его плеер, его плеер, он получит его! Возможно, не без сложностей, но вот она, надежда!
Где-то там, за спиной аврора, гремит музыка и сияют огни кабаре. Этот человек из того странного, незнакомого мира, как ни крути, и в его руках даже не какое-то подобие, а самая настоящая власть над толпой и её желаниями. Его марионетки - такие, как этот Санни, возможно, - помогают делать шоу не только здесь, в "Безумной Моник", но и за её стенами. Нет предела искусству, которое само по себе стремится к совершенству и... в чужих ходах настала пора совершенно запутаться. Еще не жертва, но точно далек от ведущего.
Плыви.
Чужая улыбка похожа на лезвие. На самой кромке танцует вина - или же это стыд? - но Криви не может распробовать толком, сколько в ней фальши. И пока он решает множество головоломок, пытаясь складывать кубики в нужном порядке, выражение чужого лица становится как-то злее, темнее, сменив теплые тени на холодный, расчетливый блеск.
- И все-таки украл, - буркнул Криви, скрестив руки на груди. Нужно было отдать юноше должное - он не разрывал зрительный контакт точно также, как и не собирался пасовать перед ситуацией. Конечно, возможно, мальчишка не до конца осознавал опасность, которая дикой кошкой уже кружила у его ног, одна команда - один труп, который вряд ли найдут когда-нибудь на просторах Лютного, особенно если хозяину это будет не выгодно (а кому выгодно оставлять за собой жмуров, в конце-то концов? таких придурков на свете мало, а если они и есть, их берут быстро и тепленькими).
Поднимать панику - не в его характере. Именно потому Мерри весьма явно фыркает, не скрываясь, услышав подобное предположение - сам-то, может, паникер? Крутится резкая фраза на языке, но кончик приходится прикусить - не хочется дерзить больше дозволенного в ожидании предложения - чувствует, чувствует, что Тайтус Уркхарт хочет что-то предъявить ему на правах хозяина ситуации. Что же, пускай. У львенка будет если не выбор, то хотя бы иллюзия выбора - разве это плохо? И если пиджак на полу что-то и значит, то волшебник не может, к великому сожалению, разгадать, что именно.
Аврор обходит юношу - тот сумел не шелохнуться, не дернуться даже самым мелким мускулом тела - и с легкостью распахивает шкаф, будто бы тот и не был заперт хитрой штучкой. Это впечатляет даже несмотря на то, что оно и понятно - все настроено для удобства хозяев кабаре, а тут вот он, здесь, перед его глазами, в новом амплуа. Будто змея сбросила кожу.
Признаться, Мередит даже и не думал убегать. Мог - но слишком уж был велик шанс провалиться, не найти вещь, принадлежащую ему, остаться с носом, а это уж это точно нужно было меньше всего. Стой на месте, внимай, наблюдай. Кажется, первый раунд закончился и начался второй, разве что гонг почему-то промолчал, не огласив начало нового этапа.
В ответ на все просьбы Колин хотел было спросить - а какие, собственно, гарантии? По сути, это бы значило его безопасность, то, что здесь не будет места коварному обману, что наивного юнца не обведут вокруг пальца, выставив прочь ни с чем. Однако озвучить свой вопрос мальчишка не успевает - мужчина в два таких-то быстрых, едва ли не молниеносных шага оказывается рядом с ним, и в его глазах пляшет самая настоящая дьявольская вечеринка:
- А взамен ты сделаешь для меня одну мелочь - просто останешься на ещё один мой номер.
От Тайтуса действительно пахнет шампанским, лаймом и свежестью мяты. Этот запах приятный, чуть резкий из-за примеси алкоголя, однако ничуть не раздражающий, и не принюхиваться к нему сложнее, чем казалось на первый взгляд: сейчас этот странный тип так близко, что кажется, подайся немного вперед и ненароком уткнешься носом в дорогую ткань его пиджака, опорочив её своим прикосновением и...
"Останься".
Шелест змеиной чешую как тихий шум ветра в ветвях. Будто бы слышал уже что-то подобное - неизвестно где и как, но что-то совсем отдаленно знакомое, и сердце как-то трепещуще ёкает, сбившись с ставшего уже привычным ускоренного ритма: в этом голосе есть какое-то затаенное желание, слабый отголосок надежды и даже мольбы; Криви раскрывает глаза и даже слегка приоткрывает рот, и тонкие губы складываются в какую-то недосказанную фразу, которая хочет родиться на свет, но нет ни мыслей, ни слов, потому что он будто на мгновение попал во власть музыки и тихого, вкрадчивого голоса, который с улыбкой протягивает сладкую конфетку - на ней золотистыми буквами, такими же, как валяющийся одиноко на полу пиджак, переливается слово "удача" - и не в руках даже, а на блюдечке с голубой каёмочкой, прямо под нос ставит, мол, ты не стесняйся, вот оно, то, что ты просил. Бери же, бери, ведь предложение ограниченно, Мередит, и мы оба прекрасно знаем об этом? Я и ты.
"Останься".
- Слово аврора? - как бы для собственной уверенности повторяет львенок, хмуря брови и вглядываясь в лицо мужчины. В этот момент ему, скорее всего, нельзя верить ни на грош, и звенят его речи так же громко, как и поддельные искусным ювелиром золотые фунты с лицом маггловской королевы, но все-таки...
Переворачиваются стеклянные песочные часы. Шоу должно продолжаться.
- Хорошо, мистер Уркхарт, - коротко отзывается Мерри, в то самое мгновение чувствуя себя так, будто он своими руками затянул на собственной шее тугой ошейник, прицепив к тому же на колечко еще и резную цепочку в качестве поводка. Этакая милая собачонка. - Я останусь здесь на еще один номер. Но помните: вы пообещали. Вы же не хотите погубить не только свою аврорскую честь, но и имидж хозяина "честного бизнеса"?
И главное, чтобы упоминание о хозяине не стало лишним.

+2

7

Из Тайти воспитывали капризного, но в глубине души - очень недолюбленного мальчика. Иногда ему казалось, что родители любили свою лавку и друг друга куда больше, чем своих детей, которые, насколько он знает, потому что честно спросил и получил честный ответ, не были запланированы - но всегда были к месту для престижа. Они никогда не жалели, потому что их первенец родился достаточно быстро после заключения брака, второй родился на почтительном расстоянии от первого, добавив очко в плодовитость миссис Уркхарт, а третий показал, что даже после тридцати она ещё вполне ничего. Да она и сейчас была "вполне ничего" - мать Тайти была просто роковой женщиной, она вышла замуж за его отца довольно рано, и стала главным украшением его маленькой империи... Он слышал о том, что мать изменяла отцу. Имела более молодых, но не таких перспективных любовников. Кто-то продолжал всё его детство отдаленно шутить о том, что у его отца тоже есть молодые любовники - но беззлобно, так, словно речь была о женщинах, словно пол действительно не имел значения. Или так и было? Да, может, среди нового поколения, которое воспитали свободным и раскрепощенным, дети семьи Уркхарт как раз прокатились на гребне этой волны - а вот их родителям повезло меньше, и среди седовласых пафосных чистокровных выходцов подобное ещё порицалось. Волосы отца уже были седыми, тогда, до болезни ещё даже, но как же заманчиво смотрелись среди этой проседи его угольно-чёрные пряди - возраст покорял его медленно; болезнь справлялась куда быстрее. Тит очень любил и отца, и мать, и ему всё равно, изменяли ли они друг другу, если честно - просто он хотел, чтобы они продолжали составлять единый организм, и чтобы они любили... и его тоже. Они много говорили о Стюарте, гордились им. Тайти давал чуть меньше поводов. На самом деле, ему действительно уделяли меньше внимания, это развило в нём некие... отклонения, с которыми они, разумеется, справились, ведь чёрт, что подумают люди? Будто бы им не занимаются! Ему совали игрушки, его водили по врачам и умоляли кивать в ответ на вопросы о заботе. Вот так это было. Они воспитали в нём эти капризы, потому что поймав фишку, он стал ими манипулировать, он фактически вынуждал их - требуя, на самом деле, только внимания.
Тайтусу не нужен чужой плеер - у него есть дорогой музыкальный центр в "запасной" квартире в маггловском районе. У него есть квартира отдельно от брата, но она смертельно далеко от него, да и в любом случае - его дом здесь, в кабаре. Почему никто не спросил его за все пять лет, куда же молодой человек девает деньги? Здесь вертятся крупные суммы, даже куда крупнее, чем можно себе представить - очень часто им платят даже попросту за молчание, и всё, что происходит в кабаре, всегда остаётся в кабаре - и в голове Тита, но сейчас не об этом. Просто он привык вкладываться. Вкладываться в ништяки для коллег в Аврорате - и сюда. В эти стены, в эти столы, в эту музыку... Да даже в этих людей. Ему не жаль ни копейки, если она аукнулась их признанием и вниманием. Тайтус Уркхарт в глубине души, быть может, - капризный маленький мальчик. Он требует вместо игрушек их реакцию, их, чёрт возьми, искренность - столько, сколько они смогут дать, а он выставит для этого вообще всё, что имеет, вывернет себя наизнанку, потому что кому сдался артист без зрителей?.. Ему было бы хорошо в одиночестве, в комнате, полной зеркал, только первые пару часов - а затем он бы разбил их и вскрылся осколками. Вот, как это было бы.
Он жадный, такой жадный, и он отдаёт своё слово, слово аврора, кидает на ветер то, что тоже стоит дороже любых денег, и криво усмехается в ответ на фразу о честном бизнесе - о, малыш, ты ещё столько всего в этом мире не понимаешь.
- Я лишь совладелец. Если что-то случится, скорее всего, огребет мой брат. Кстати, "мистер Уркхарт" у нас обычно он. Зови меня Тайтус. - И он очень порывисто распрямляется полностью, разворачивается на каблуках и раскрывает дверь, ведущую на выход из этой "переговорной", так, словно здесь тоже нет никакой магии. Всё волшебство на самом деле в нём, и оно - сильнее. Тит ухмыляется, пока идёт на сцену, коря себя мысленно за пробившуюся так не к месту искренность, не понимая её мотивов, понимая только, что очень хочет сейчас капризно повторить вслух это "Моё", и заполучить Мередита, сжать его в кулаке, как мог бы сжать его плеер... Глупости. Уркхарт отгоняет эти мысли, взбираясь обратно на сцену, и осторожно, за талию отодвигая девушку, что взялась занимать его, шепнув ей тихо на ухо "Прошу прощения", потому что шоу должно продолжаться, и он - ведущий этого шоу. Так происходит уже пять лет, ситуация изо дня в день не меняется - так к чему начинать сейчас?
Он прослеживает за Криви взглядом, чтобы тот никуда не сбежал, и лишь удостоверившись в том, что видит его, что тот действительно остался, купившись целиком и полностью, обводит заинтересованным взглядом собравшихся в кабаре, подмигивает между делом стоящему на лестнице Салему, и бархатно заявляет в зачарованный микрофон:
- Леди и джентльмены, предполагаю, Вы не будете разочарованы, услышав, что этим вечером наша стандартная программа немного меняется, и следующее выступление тоже будет от меня? - Отрывается от микрофона под смешливое "Нееет" со стороны зала, купается в их внимании, с удовольствием смотрит на то, как они переглядываются. - Прекрасно. Тогда позвольте посвятить следующую песню моему другу Питеру! - На этот раз Тит буквально пронзает взглядом Мередита, про которого будто забыл, общаясь с публикой - и забывает про него снова. Выдает какую-то, видимо, локальную шутку, вырвавшуюся словно бы поневоле, улыбается под волну смеха, опуская голову почти кокетливо, а затем резко перехватывает микрофон поудобнее:
- Начнём, пожалуй. - Он отбивает ритм, считая, и делает широкий жест - начинает играть музыка. И хотя музыкантов не видно на сцене - звук живой, это ощущается слишком остро. Тайти не очень любит всякие там записи - кроме своих, разумеется, и он может позволить себе подобные вещи. А между тем...
- Oh, if you only knew,
What we've been up to,
I guarantee you'd keep it secret.
So give it to me now,
We're lost in a dream now,
Do it - 5-4-3-2- one more time!
- Ох, неужели Мередит не догадался по акценту? Когда Тайти перестает за этим следить, он выдает себя с потрохами. Песня новая - он ещё никогда не пел её со сцены, материал, можно сказать, сырой, и ему чего-то не хватает, но почему-то именно сейчас захотелось, и будто бы не для всех этих зрителей, которые пришли сюда послушать незамысловатую музыку, поесть, выпить и кого-нибудь снять, а для одного конкретного юноши, совсем мальчишки, который ждёт свою вещицу, отдавая взамен внимание. Ох, пожалуйста, Тайтус заберет всё.
- The Vegas lights!
Where villains spend the weekend,
The deep end,
We're swimming with the sharks until we drown.
- Уже вторая песня про акул за этот вечер - одна звучала до того, как сюда воврвался Мередит. Уркхарту-среднему кажется, что ему просто откусила грудную клетку акула, забрала возможность жить в полной мере этого слова и чувствовать - тогда откуда эти фантомные боли? Тайти живой, он такой яркий, он пританцовывает в свете неона, он закрывает глаза и весь будто поглощается песне, отдается ей целиком, словно ему всё равно, петь толпе народа, кому-то одному - или самому себе в душе. Ничего не имеет значения, кроме радостно, почти с эйфорией колотящегося чего-то, чего быть вообще не должно. Вот его сердце - дрожит от басов.
Салем тем временем наконец спускается с лестницы, добродушно фыркая. Всё в Тайтусе говорит об его абсолютном удовольствие, но братец постоянно это отрицает, отмахиваясь тем, что кабаре - просто хобби. Ну, если это так теперь называется...
Уркхарт-старший - оставленный после него, - подходит к Мередиту, протягивая ему внезапно плеер, целехонький и будто даже не тронутый. Но прежде чем отдавать, вдруг заводит руку с ним чуть вверх:
- Ты ему понравился. - Кивает на сцену, где Тит зажигает и оживляет публику. Место для танцев посреди зала постепенно заполняется, люди тоже растворяются и плывут в этой мелодии. - И прости Санни, он иногда переусердствует немного в своём стремлении услужить Тайти. Урхкарт. Меня зовут Салем Уркхарт. - Вместо приветственного жеста, например, рукопожатия, Салем отдает Криви плеер, улыбаясь удовлетворенно:
- Я догадываюсь, какую плату он с тебя взял. И думаю, он хотел отдать сам, но уповаю на твою честность. И не спеши уходить, дослушай, раз уж взялся - когда ещё до совершеннолетия побудешь так в кабаре... - Смотрит с мягким укором. Разумеется, он всё знает, и как первозданный владелец, имеет право хоть в суд на Мерри подать, аврор для передачи дела уже здесь - вьётся вокруг микрофона, отдаваясь песне, как дешевая проститутка - богатому папику. А сам Салем говорил достаточно тихо и размеренно - но перекрывал собой песню, словно это какая-то магия. Однако он уже сказал, что хотел, и перевел полный затаенной гордости взгляд на брата. Мелодия замедлилась, хотя продожила "качать", и Тит как раз запел другим, уже более нежным голосом, вдруг поймав Мерри в прицел своего взгляда, и не собираясь выпускать - так, словно не видел даже родного брата.
- We're all not here for nothing,
And we're bored with looking good.
We gotta be starting something...
Would you change it if you could?
- С таким интимным почти и затаенно-грустным голосом признаются в любви и сообщают о сокровенных мечтах. Тайти смотрит на Мерри в упор, как будто весь остальной мир перестал существовать, даже не моргая, и в его глазах отражается неон - и Мерри. И всё остальное кабаре, то, чем он живёт. Однако музыка вновь набирает плотность, и Тайти жмурится, наслаждаясь и пританцовывая, так, будто это сильнее него.
А потом мелодия заканчивается, и Уркхарт-средний, поблагодарив отрывисто публику и успокаивая сбившиеся песней дыхание, резко шагает со сцены - прямиком к Мередиту. При этом от Салема пропадает и малейший след, будто его здесь и не было. А Тайти переводит взгляд на плеер в руках "Паркера", кивает чему-то своему, и улыбается так задиристо, словно бы к чему-то приглашающе:
- Аврор сдержал своё слово, не так ли? - Ухмыляется, так желая почему-то спросить ещё что-то вроде "Я увижу тебя ещё?", но он не уверен, что ему это нужно. Терять свой имидж и видеть этого мальчишку ещё хоть раз в жизни. Однако он почему-то уверен, что если вдруг судьба сведет их еще раз - он точно не расстроится.
- Ты можешь идти, Питер. - Он произносит это с нажимом, намекая, что Мерри пора валить подобру-поздорову, попросту злясь на то, что хочет и не может выполнить свой очередной каприз. То, что не скроешь под масками. Тит никогда не любил свои привязанности, особенно такие внезапные, поэтому лучше оборвать всё ещё до начала - его приятно породил чужой вид и эта стойкость. Может быть, этому мальчишке с такими чертами в жизни очень повезет. Или нет. Он не знает, но - ну его, пусть лучше ему и правда дальше везет, пусть он заучит этот урок от аврора, и больше не будет без разрешения вваливаться так грубо на чужую территорию - тем более в "Лютном".
- Береги плеер. Удачи. - И он резко разворачивается сам, буквально тут же натыкаясь на двух дорого-богато одетых дамочек, которые принимаются засыпать его комплиментами, и Тайти забывает о том, что хотел чего-нибудь кроме этого, и возможно, он очень хорошо проведет эту ночь, какое ему дело до всяких там наглых мальчишек, с которыми он пообщался в сумме - сколько? Пару минут? Давая шанс этим. Нет уж, Титу хорошо - вот так. Он даже не будет смотреть "Питеру вслед", опуская милым дамам руки на талии, и уводя их куда-то в сторону лестниц, смеясь и болтая о чём-то непринужденно. Звучит снова музыка, но уже совсем не та, и какая-то девица в мини, больше похожей на полоску ткани, взбирается на сцену и что-то пискляво поёт в микрофон. Жизнь возвращается в своё привычное русло - если бы не одно "но". В воздухе ещё царит странная магия приближающегося волшебства... В последний миг Тит всё же оборачивается, совсем мельком, словно бы случайно.

[icon]https://wmpics.pics/di-VDSB.jpg[/icon][status]it's all up the sleeve[/status]
[sign]http://sd.uploads.ru/t/TMYEu.gif[/sign]

Отредактировано Titus Urquart (2019-02-27 10:31:59)

+2

8

Задерживаешь дыхание, заглушаешь пульс - позволяешь музыке проходить через тебя, импульсами через нервные окончания, с током крови по всеми организму. Внимай. Чувствуй.
Это все выглядит так... спонтанно? Непредсказуемо, но, тем не менее - вещи же на своих местах? Так, как до́лжно. Никакой наигранности - чистая естественность и ход событий, заложенный будто давным-давно и не нами. Отработанная легкость, не видная обычному глазу, в каждом движении, в том, как мужчина поднимается на сцену и что-то шепчет засобиравшейся туда было девице - что же, разве можно спорить с хозяином этого вечера?
Криви знает, что значит "сдержать слово". Но знакомо ли это Тайтусу, который даже, возможно, на самом деле никакой не аврор? Это ему не известно, но теперь, когда их маленькое пари состоялось, появилась возможность проверить это на своей шкуре. Рискованно, но тем не менее ярко. И потому он остается на месте, отдавая свое жадное, неискушенное внимание зрителя человеку на сцене. Зрительный контакт не ровный, но острый, толпа одобрительно встречает героя их сердец - тот забирает их взгляды, может, и души? - смеются со знакомой им шутки; первый вдох приходится на начало ритма, который ненароком хочется повторить, второй - на первую ноту, с которой началась незнакомая ему до этого музыка.
В чужих лицах, в блеске глаз и бокалах сияют огни; они придают эмоциям какое-то совершенно чуждое, абсолютно неземное выражение, от него невозможно отмахнуться, невозможно не увидеть; Мередит с трудом отрывает взгляд от тех, кто наслаждается вечером, и снова отдает все сцене, глядя на Уркхарта, слышит каждое слово и не может понять, смотрят ли на него эти темные, хищные глаза прямо с возвышения? Наблюдают ли?
Дорогой.
Это приходит на ум как первая характеристика для по сути совершенно незнакомого для человека; дорогой не в разноцветных тряпках, которые называют сценическим образом, а в этой строгой классике, с точеным силуэтом, в свете иллюминации, пребывающий на драйве от того, что делает, купающийся в множестве обращённых на него взоров, ощущающий себя ни много ни мало королем, чьей рукой вершится судьба - кто знает, останешься ли ты до утра?
Американец - и нет сомнений больше, ни одного мгновения, чтобы колебаться, вынося этот своеобразный вердикт: уж теперь это сквозит, протираясь, через каждый звук, слог и слово в предложении, эта более чёткая буква «р», слишком явная, чтобы быть британской, как, впрочем, и проскакивающий в замене на «д» звук «т». Не пытался скрыть, был горд, делал из обычных строк искусство, звенел на все помещение, ввёл гостей в желание двигаться под настроенный ритм.
В песне, возможно, есть какой-то подтекст, но Мередит ещё не научился читать между строк, видеть то, что написано невидимыми чернилами; всё сплетается в одно целое, всё останавливается на сцене, повинуется ей, она проглатывает все, как акула. О, Мередит даже не фиксирует, что смотрит на Уркхарта, отплясывающего на сцене, во все глаза - это вам не школьный кружок вокала и танцепляски, здесь все на уровень выше, сочнее; помнится, Фрэнки пытался затащить Колина на хотя бы одно занятие, но как бы тот ни старался, Криви постоянно отмахивался от этой идеи, ведь «о, Мерлин, Фрэнк, ты видел, насколько я неловкий? это же бесполезно», то теперь, возможно, волшебник не сумеет отказаться от поступившего предложения - просто попробовать. Дерзнуть. Словить ритм. Пропустить музыку через слова. Поймать в ладони каждое слово и нотку, и тогда...
От чужого незнакомого голоса львёнок вздрагивает: в какой-то момент он растворился в происходящем и чрезмерно расслабился, из-за чего теперь человек, появившийся рядом так бесшумно, как чёрный кот, слегка напугал его, заставив даже на шаг отступить в сторону чисто рефлекторно, в ведении первобытными инстинктами. Он был достаточно высок, а черты его почему-то смутно знакомыми, будто им уже доводилось встречаться раньше, но прежде, чем Мередит успел придумать хоть какую-либо теорию, которая смогла бы правдоподобно обосновать эти ощущения, человек продолжает говорить, а Криви замечает в его руке то, что он так ждал. Плеер. Его плеер!
Мужчина, наконец, представляется - ровно за секунду до того, как Мередит мысленно сравнивает двух людей, встретившихся ему за этот вечер и все же вычисляет степень их родства; лицо Салема очерчено слегка иначе, и больше всего их с Тайтусом сходство выдают глаза, точнее, их выражение. Теперь он понимает, о ком говорил аврор, и уважительно кивает, в последний момент прикусывая больно язык, с которого пытается сорваться его настоящее имя. Но, кажется, старший из Уркхартов не нуждается в представлении - знание всего и чуть-чуть больше Мерри видит в его взгляде. Это вынуждает сердце как-то нетерпеливо дернуться, но улыбка все равно расцветает на лице: чуть смущенная, неловкая, но даже в некотором роде мальчишески задорная. Встретятся ли они когда-нибудь еще? Вряд ли. Разве что мельком. Но не зря ведь говорится - "не загадывай"?
Он получает в руки столь желаемую вещь - целую и невредимую, даже несмотря на то, что мальчишка по-настоящему опасался действительно получить свою вещь обратно, но по частям, сломанную и уже ни на что не пригодную. Приятно, когда люди все же выполняют данные ими обещания.
Даже несмотря на укор, голос у Салема мягкий, а в каких-то нотках кажется даже ласковым - иллюзия, уж точно, потому как может столь тихий голос объять со всех сторон, заглушив собой громкую музыку. Мередит заметно смущен, но тем не менее на Уркхарта-старшего смотрит смело и внимательно, и серьезно кивает:
- Да, сэр.
И больше никакие слова в горло не лезут - Тайтус снова перехватил его взгляд, а сменившийся темп и тональность музыки заставила Криви резко повернуть голову к сцене, ведь его внимание совсем ненадолго, но прервалось.
Зрачок в зрачок. В отражении чужих глаз юноша, кажется, видит себя, точно также, как в его глазах Уркхарт может увидеть и собственное отражение; когда первый делает вдох, второй, кажется, за него выдыхает, и это похоже на какую-то связь, которую Тайтус все-таки разрывает тогда, когда слова как-то резко обрываются - резко только для Колина - и тот пытается сморгнуть наваждение, ушедшее вместе с проигрышем инструментов и чужим голосом.
Тайтус спрыгивает со сцены, а пальцы сами собой, без какого-либо отчета сжимаются на плеере, будто испугавшись, что его снова попытаются забрать. Только в этот момент мальчишка вспоминает о Салеме, которого, как оказывается, и след простыл, будто его и не было - привиделось, и вещь просто чудом материализовалась в руках, магия, да и только. Мерри приоткрывает рот, хочет что-то сказать, но почему-то не получается, будто бы пропало все, даже способность издавать малейшие звуки. А Уркхарт ухмыляется самодовольно, явно наслаждаясь произведенным впечатлением, и в ответ на его насмешливый вопрос едва смог выдавить:
- Да.
Мередит будто выдыхает наконец вместе с этим коротким "да", пытаясь сбросить накинутую на него вуаль оцепенения, и кажется, у него наконец выходит: он чуть вздергивает подбородок, возвращая виду ту самую дерзкую смелость, с которой он и ворвался сюда, в кабаре, ведь на последних аккордах совсем не хочется терять лицо. И не важно, оценит это Тайтус или нет.
- Спасибо... - Колин смотрит на аврора, который морщится, всем своим видом говоря "проваливать тебе пора, ребенок", и не может не улыбнуться, по-своему проговаривая чужое имя. - Тайтус.
Но мужчина уже едва ли не демонстративно отворачивается, всем своим видом показывая, что любые разговоры окончены, как и вечер для Мередита здесь. Юноша почему-то ежится, ощущая вместе с удовлетворением какую-то нахлынувшую на секунду пустоту в районе желудка, сосущую и очень неприятную, ничем не обусловленную.
Скорое Рождество должно быть снежным. И счастливым.
Львенок вылетел на улицу, разгоряченный спешкой и волнением, о котором, кажется, думать забыл; улицы уже давно погрузились во мрак, а внезапно начавшийся снегопад сделал мостовые скользкими, а воздух - влажным, а оттого колючим. Какое-то время Колин бежал, понимая, что сильно проштрафился, заставив отца, скорее всего, здорово волноваться (о разбитых коленках он и думать забыл, право слово), но потом все-таки решил слегка перевести дыхание, перейдя на быстрый шаг. Юноша еще раз осмотрел плеер на предмет видимых внешних повреждений, но тот был целёхонек, будто и не побывал в руках вора. Все кнопочки нажимались, а когда волшебник решил таки проиграть запись - а вдруг он в принципе перестал работать? - он услышал очень и очень знакомый голос, столько звучавший сегодня со сцены:
- Broadway is black like a sinkhole
Everyone raced to the suburbs
And I'm on the rooftop with curious strangers
This is the oddest of summers
Maybe I'll medicate, maybe inebriate
Strange situations, I get anxious
Maybe I'll smile a bit, maybe the opposite
But pray that they don't call me thankless...

Мередит удивленно хмыкнул. Даже так? Мигом стало интересно, кто же это сделал. Этот вор, Санни? Или, быть может, Салем? Вряд ли бы сам Тайтус успел бы даже толком прикоснуться к плееру, не то, что зачаровать его.
- Не прослыть неблагодарным, - коротко фыркает Мерри, выключая, наконец, запись. - Вот и посмотрим.

Отредактировано Meredith Colin Creevey (2019-02-28 23:09:22)

0

9

The end.

0


Вы здесь » HP Luminary » Story in the details » Bittersweet


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно