Чертовски редко можно обнаружить, что в выходные перед Рождеством сцена почти пуста. Да, в такие дни и само кабаре, бывает, целиком не заполняется, но при этом если кто-то в нём есть, то обязательно найдётся кто-нибудь самый отчаянный и развязный, кто обязательно напьётся до того состояния, когда заползет на сцену, и до тех пор, пока ещё будет стоять на ногах, постоянно себе подливая и желая от этого состояния избавиться, забыться окончательно, скуля и подвывая мелодии то от живого-мини оркестра, то от старенького проигрывателя, чудом работающего в обители магии - наступал всегда момент, когда посетители уже всё равно не видели разницы, и музыкантам в эти вечера можно было отдыхать. В такие моменты, если сам был свободен, сцену занимал радостный, словно наступило Рождество, Тайтус, и отжигал на сцене так, что абсолютно все в зале трезвели или наоборот пьянели от одного его шикарного вида и голоса до такой степени, чтобы танцевать или хотя бы двигать определенными частями тела в такт музыке. Это было очень славно, ведь так? А сегодня и есть это самое блядское Рождество, но... Молодому человеку не до сцены. Он сидит за столиком в дальнем углу, считая часы до прихода своей возлюбленной, но вот как раз в этом и проблема, и вместо вина в бокале - глинтвейн с виноградным соком, кому ни скажи - обсмеют, но он не хочет при ней быть пьяным, если только они не начинают пить вместе, и не желая приносить ей боль перед праздником, тем не менее не может продолжать это дальше, поэтому не имеет право затуманить себе голову ещё сильнее - но может позволить себе сигарету. И ещё одну. И ещё несколько. Официантка второй раз меняет пепельницу, но Тайтус смотрит сквозь неё. Курить слишком много вредно тому, кто в свободное время пытается удивлять голосом, но сейчас это не имеет значения. Время растягивается, как сироп, текущий из ложки мирозданья, и движется медленно-медленно, а кровь Тайти постепенно наполняется никотином. О чёрт, он, помнится, посмеялся в школе с этого, когда один его друг, не имевший сил забыть свою бывшую, написал её имя на сигарете, и скурил её, вытряхнув пепел через окно школьного туалета, это тогда казалось таким глупым, что хотелось смеяться - однако сейчас уже таковым не кажется. Уркхарт переводит взгляд на брата, и думает о том, что тот поступил ещё радикальнее - покинул страну, расставшись с девушкой, а потом её именем назвал своё кабаре, замечательно - тоже не смог забыть. Это куда хуже, чем скурить имя девушки, стоя ногами на унитазе и бояться, что кто-нибудь всё-таки спалит, пока он же, Тайти, стоит на шухере. Назвать именем бывшей, фактически, целое здание, это метафорически, как сухо смеялся Салем, в каком-то смысле входить в неё снова и снова, однако младший брат не нашел в этом сравнении ничего юмористического, равно как и в самом названии кабаре - чокнутая Моник. Ах, нет, она не была чокнутой, она была своевольной, и знала, чего хотела от жизни, и в эту жизнь переезд в Британию, увы, не входил, так что если по-честному, её было не в чем обвинить.
Нечем аргументировать своё желание расставаться с Виктуар Уизли. В том, что они расстанутся в ходе этого разговора, он был полностью уверен - всё должно пройти гладко и по его сценарию, даже если для этого придется выйти из роли идеального бойфренда. О да, он старался быть для Вик идеальным. Старался так сильно, что вставая каждое утро с постели, летя на крыльях любви в ванную, и по пути уже планируя, как проведет этот день со своей девушкой, вдруг встречался взглядом с отражением в зеркале, совсем безучастным, словно совершенно не находился в предвкушении - и спрашивал себя, а не ложь ли это всё? Не очередная ли роль? Ох чёрт, он же любил её! Его сердце попросту пело, когда она улыбалась, когда она смотрела на него, когда она доверяла ему свой какой-нибудь хоть крошечный секретик, когда она говорила... Он любил смотреть на её губы, когда она говорила, неважно, о чём, хотя конечно, если Виктуар вдруг замечала, что взгляд Перси - он любил, когда она звала его вторым именем, в честь какого-то прадедушки, которого Тайти не видел даже на колдографиях, совершенно чужим, но становящимся бесконечно родным и теплым при вылетании из её уст, у неё, кстати, вроде одного из дядюшек зовут так, - становится несколько расфокусирован, он улыбался, видя сомнение в её взгляде, и легко и плавно вклинивался в разговор, так, будто действительно её слушал, подхватывая абсолютно любую тему, и ведя себя очень раскованно...и влюбленно. Боже, да, он выглядел, как идеальный любовник, он даже собирался предложить ей замужество! Тайтус в тот вечер, помнится, спустя полгода их отношений, повёл её в пафосный ресторан, подготовил заранее речь, репетируя её перед тем же зеркалом очень долго, но в итоге развернув его отражающей стороной к стене, потому что то и дело там видел перерастающую из полной надежды в абсолютно саркастичную улыбку. Но так и не сделал ей предложение, а вместо кольца подарил серёжки, вообще-то шедшие с ним в комплект... Тайтус долго не понимал потом, почему так и не сделал самого главного. Он был готов к тому, чтобы связать себя узами брака! Только, видимо, не с ней. Окей, допустим, если это действительно была лишь роль - он не смог бы играть её вечно. Он любил её за длинный-длинный список вещей, но прежде всего - за искренность, но не мог, видимо, ответить тем же. Поэтому стоило прекращать это, чтобы никого не обманывать.
Когда пробил час, когда у него осталось минут двадцать до прихода Виктуар, Персиваль бросился сначала на улицу, хоть пару минут проветриться, а потом - по лестнице в квартиру, где они с братом жили. Салем всё равно зайдёт домой только с закрытием, а это значит - на рассвете, выгнав последних клиентов взашей, чтобы после заката они вернулись снова. Он хотел выглядеть идеально к её приходу, поэтому даже сменил рубашку, на которую пролил глинтвейн, и в очередной раз пробегая мимо брата, чуть не обронив стул, попросил его, чтобы тот сказал Вик сразу идти наверх, не ждать его внизу - сам вид этого...зрелища, этой пляски безумия и морального гниения, удручал ему. Тайтус видел своё лицо в каждом из здешних посетителей, пусть его по жизни пьянил и не алкоголь, и даже не совсем танцы.