"Что в имени тебе моём?". Ник стоит перед зеркалом, касаясь своего лица пальцами, смотря на себя будто бы удивленно, так, будто видит впервые. Хотя казалось бы, нечему удивляться - он совершенно обычный, не использует никакие свои метаморфомагические штучки, которыми может так бросаться в глаза, засыпать их пылью и мишурой, и растертым в порошок стеклом - так, что будет при попадании на язык будет шипеть, как кислючие конфеты из "Волшебных Вредилок Хуизли", этим навредив даже больше, чем тем, что изрежет нёбо. Но в этом и самый большой секрет. Стоя перед зеркалом, он - абсолютно настоящий. С глазами, которым подходит больше оттенок даже не "изумрудный", а "зеленый чай", и с синяками от недосыпа под ними. С неправильно сросшимся после дохуищи переломов носом. С веснушками, которые с его лица, притом особенно много - на носу и под глазами, перетекают на шею и плечи, а сзади и вовсе доходят до середины спины. С множеством родинок. С татуировками, которые покрывают его руки, плечи, грудь, живот и ноги - но которых абсолютно нет на спине. Там - слишком больно, даже со своей любовью к физическому дискомфорта различного рода Ник не мог терпеть. И это даже не то чтобы эрогенная его зона, скорее просто очень. болезненная. Там - натянутая на мышцы и кости кожа, никакого жира, ничего лишнего. Натянутая так сильно, что кажется, одно неловкое движение - и она порвется, полезет клочьями, как полотно, когда мольберт сломан. Иногда Кот видит это почти воочию, представляет слишком уж явно. Можно даже упороться - и осуществить задуманное, с постоянными тренировками его мета-способностей как раз хватит. Как хватает их, чтобы скрыться в толпе, когда за ним идёт погоня, но как бы ни старался, от себя самого никогда не убежать. Картина будет повторяться раз за разом - он. Зеркало. Темнота. Темнота за глазами и перед ними, сквозь которую, если привыкнуть, всё-таки проступают знакомые до боли черты. Но сейчас темнота не абсолютная, сквозь черноту комнаты проступает полоска света из-за приоткрытой двери, и Ник смотрит на неё в отражении, смотрит, кажется, слишком долго, забывая моргать. И почему-то глядя в этот проем, свет откуда такой уютный, и откуда доносится шум голосов, когда Кот наконец-то сосредотачивается на этом. И это ощущение уюта, такое отчужденное в пустой комнате с зеркалом, почему-то напоминает ему о том, с кем у них совпадает одно из имён.
"Что в имени тебе моём?". Николас меняет положение в пространстве. Подбирая зеркало, меняет своё расположение так, чтобы свет падал и на него - и меняет черты лица. И не только лица, там, под мешковатой одеждой, он осторожно проводит эту метаморфозу ниже, тщательно вспоминая, надевая этот образ, как костюм из невесомой ткани, что-то вроде лунных лучей, по которым плетут судьбы мойры, но вообще Мередит - это далеко не луна, это... уютный отсвет камина. Камином, опять же, может похвастаться гриффиндорская гостиная, а здесь - и свечи будет достаточно. Карий цвет ловит отблески, становясь ещё теплее. Колин расслабляет мышцы лица, чтобы сделать черты визуально мягче, пытается придать себе максимально спокойное выражение - но брови, в обычном состоянии "домиком", невольно изгибаются в удивленно-презрительном выражении - так, как Криви смотрел бы на него, вытворяющего эти штуки. Полное погружение в образ, на заднем фоне которого ощущается, что одежда повисла окончательно - похуй. Рука непроизвольно тянется к лицу - но и она теперь изменилась, и Ник залипает на этом, слабо шевеля пальцами и то сгибая, то разгибая их. Хорошо. Просто прекрасно... Чудесная копия. Можно раздеться и сделать кое-что еще. Доставить себе удовольствие чужой рукой, и видеть похабное выражение на чужом лице - но при этом оставась собой хотя бы внутри, пусть Кот уже давно путается в ответе на вопрос, кто же он.
Однако сейчас ответ приходит словно бы сам собой, заставляя Мура буквально резко "упасть" назад в себя - и затраченная энергия, слишком много, отдается резкой болью в висках. Но облегчает положение то, что Ник нашёл хотя бы это. Он - капитан своей команды по квиддичу. И он обещал себе, что забьёт три мяча в ворота Мередита Колина Криви, а затем забьёт ему в задницу свой член. Это куда лучше, чем представлять что-то - хотя, если честно, Мур не уверен, что когда-нибудь сможет действительно лицезреть похоть на лице Колина, желание, адресованное ему. Это рождает комплексы, твердую уверенность, что у Криви на него не встанет. Но отставить сомнения, ведь помимо того, что он - капитан, Никки еще и предводитель Снежных Котов. Пусть то, что будет, останется его очередной попыткой взять на "слабо" самого себя. Он справится. Всегда справляется. Можно, чтобы удостовериться в этом, даже устроить себе репетицию.
Это так просто - взять и притвориться рандомным дылдой-шестикурсником, с которым у них более-менее схожее телосложение - его бытность метаморфомагом накладывала определенный отпечаток, заставляя придирчиво приглядываться и оценивать почти каждого встречного на пути человека, чтобы нет-нет, да повторять его черты со скуки. Кот искренне считал, что должен продолжать развивать свои способности постоянно, ему не хотелось становиться очередным закостенелым волшебником, который ничего не делает, руководствуясь десятком основных заклинаний. Нет-нет, ему нужно ещё, больше. Ник вечно голоден. Голоден до впечатлений и знаний.
Это так просто - притвориться дылдой-шестикурсником, и залезть в телегу, везущую в Хогсмид. Сесть максимально далеко от Криви, что отправился туда - иначе Ник бы тоже не поехал, - со своей подружкой Ханисакл. Ну и в пизду их, но Кот следит за ними внимательно, посмеиваясь тихо с того, что их сегодняшний проводник не проверил разрешение - а ведь оно написано, вполне конкретное, на Николаса Мура, с письмом от отца с коротким перечислением новостей и сердечной просьбой повеселиться, что заставило его схватиться за грудь, царапая её выросшими когтями, чтобы физическая боль пересилила душевную, - да только в телеге сейчас будто бы и не Мур. Действительно забавно.
Когда они приезжают, Николас быстро теряется в толпе, однако продолжает не терять из виду Мередита. Терпеливо дожидается, пока Ханисакл прекратит с ним пиздеть и заглянет в магазинчик, куда юношам явно нет входа, и это - потрясающий момент, то, ради чего он выжидал.
И в результате Мерри сбивает в ног, затягивая буквально за угол, по совместительству - ближайшую подворотню, даже не тот шестикурсник, а какой-то стремный бородатый мужик. Но он хохочет, скалится так знакомо, прижимая Мередита к стене, и предлагает:
- Хэй, узнаешь меня, крошка Криви? Угадай, у кого среди твоих знакомых фетиш на ролевые игры. - Ухмыляется, сквозь бороду проступают острые зубы. Но Кот и сам не выдерживает долго, теперь с почти наслаждением окунаясь обратно в себя, и прижимаясь губами к чужой шее, уже предрекая боль, угрожая ею, неотвратимо приближая... И в результате - целуя дразняще и нежно, чтобы затем выпрямиться и отстраниться, продолжая, впрочем, держать Мерри за запястья - чтоб совсем не сбежал. Нику невероятно хочется больше, но пусть он уже хорошенько нагуляет себе аппетит перед сытным ужином - тем более, осталось недолго. Матч будет его ужином, а Криви - десертом. Он хотел бы съесть целиком, не оставляя ни кусочка. Не сейчас... Чуть позже. Но низ живота уже сладко и почти ультимативно сводит от одной близости, от одного осознания.
- Я просто не мог упустить эту возможность. Нам нужно бы, кстати, кое-что обсудить. Раз уж я всё равно тебя трахну... - Ухмыляется, выражая абсолютную уверенность в своих силах. - ...может, лучше будет сделать это где-нибудь здесь? Присмотреть местечко заранее. Я решил, что нам понадобится отдельное помещение, не в Хогге же у всех на виду тебя драть, раз уж мы решили замутить всё цивильненько.
Хотя я бы хотел.

- А то что, Криви? - В голосе, которым Ник отвечает, держа Мередита в сетях своего взгляда, как в лабиринте кривых зеркал, плещется слишком уж много глумливости и патоки - переливается через край, хоть вычерпывай ложкой, да смотри, чтоб не попало на кожу - прожжет до дыр, до костей, под пенящимся мясом образуются пробелы, и оттуда - ещё глубже, в душу. Существует ли у людей душа?.. У Мерри, наверное, будет гигантская, как пуховое одеяло, выбивающееся из-под сшитого не по размеру пододеяльника - ладный и милый, но слишком уж мелкий, так и выбиваются углы, раздирая ткань. А он хотел бы запихнуть обратно, добраться, как бы ни звучало, своим членом до чужого нутра - подчинить, осквернить, сломать. Желание клокочет всё громче, снова и снова, его отзвуки бьют по ушам кипящей кровью и сводят с ума. Словно не плакал, ткнувшись в плечо лучшей подруге, умирая от жалости не к себе, и от праведного пламени стыда, обещая себе не опускаться - нет уж. Кто-то, а этот мальчишка никогда не должен узнать, как аукается на его свет чужой - пусть и более мелкий, то и дело угасающий - но держащийся до отчаянного долго. Погасить пламя, затопить кислотою - так нет, наоборот, напитается, и произойдёт химическая реакция, взовьётся ввысь раненным лебедем, опаляя. Всё хорошее, нежное, лучшее - не надо. Он продал бы на рождественской ярмарке за пару золотых, на которые купил бы себе анисовой водки и пряник - имбирный, возвращающий вкус детства и праздника, который не покорится уже никогда, потому что надежда внутри соседствует с накопленным опытом - горьким. Снадобье из полыни. Ник ненавидит полынь, но очень любит запах аниса. Анисом тупо несёт от Криви, и Коту кажется, что это - галлюцинации, хотя он не может вспомнить, как это называется, когда обманывает собственный нос и мозг. Все вокруг - его враги. Он сам себе враг. Но этот парнишка с такими переполненными внутренним светом глазами... Никогда не взглянет с состраданием на него, да? Николас перехватывает взгляд Мерри, вроде бы ловя там с вроде бы удовольствием ехидство, дерзость, и вот гладить бы себя по головке, потому что процесс, им запущенный, продолжается - и веселенький алый, как лента, стягивающая подарки под ёлкой, постепенно темнеет и блекнет, но среди этого чудится там Нику золото - и отражается, переливаясь и обличая, собственная зависть. Блевотно-зелёная. Николас завидует всем тем, на кого Мередит смотрел с участием, добротой и любовью, всем, кто ему дорог - понимает, что самому таким не стать. И взрастает внутри от этого детское и желчное желание бедного ребенка, раз уж лучшая игрушка никогда ему не достанется, сжечь весь магазин. Чиркают спички.
- Хмм, стыд? Никогда такого не слышал. - Весело скалится и почему-то медлит, хотя внутри всё жаждет действия, вот-вот перекроет судорогой мышцы - лучше уж нервный тик, чем это. Лучше податься ближе и дать Колину исполнить свою маленькую месть - мелкие шажки, как в детской игре, каждый с коробок спичек. Любил в неё играть в детстве, проходя в итоге огромный путь, притворяясь и хитря - здесь будет так же. Дойдёт до самой финишной линии, а затем сломает получившееся произведение искусства, войдя. Это же вроде то, что ему было так нужно? Мередит - пластилин. Помять в нужных местах - и любоваться полученным.
- Ты очень глупый, сладенький. И очень недальновидный. Одна из змеек нагадала мне победу - мою победу. - Он шипит, скалится, во взгляде сменяется желчью веселье, потому что внутри уже что-то неприятно ёкает - его победу, как же, а команды? Не был бы счастлив? Это смешно до того, что спирает дыхание, но завись от него хоть что-нибудь, какая перевесила бы чаша весов - желание трахнуть Мерри или продлить в чужой памяти благоговение перед изумрудным знаменем? Неприятно трогает несуществующую душу, задевает и пачкает осознание - своя победа дороже. Эгоистично и мизерно, но ему так хочется не только подолбиться писькой в чужую задницу - обладать. Получить силой то, что не досталось бы ему просто так. Никогда. Ведь для этого нужно раскрыться, обнажить своё - тёмное и грязное. Криви решит потрогать, протянет руку - пальцы нащупают что-то склизкое и чёрное - испугается. Ник не переживёт. Поэтому сам, пока есть возможность, раскрывает и капает - пусть, преисполненный омерзения, Мерри лучше не заметит чего-то, поблескивающего на самом дне, к нему тянущегося. Даже не из-за сходства в имени. Вопреки. - Так что, не мог бы ты выбрать место? О, и конечно же, ты хочешь смазку?.. Я позволю тебе выбрать запах. Простые не люблю - слишком скучно. - Хмыкает почти невинно, на мгновение вдруг показавшись таким милым - и тут же снова скалится. Явно хочет сказать что-то ещё...
...и вдруг в их наполненные похотью с одной стороны и праведным возмущением с другой переговоры вливается что-то ещё. Ник улавливает неожиданно, своим дивным кошачьим слухом, и прикладывает Мерри палец к губам, другой рукой указывая в сторону, противоположную той, откуда они пришли. А затем, отлипая неожиданно просто, и сам туда направляется, вдоль по не таким радостным уголкам осеннего Хогсмида. И слышит - копошение и ругань. Явно мужские голоса, довольно грубые. Подходит к самому краю стены, ведомый любопытством - ох, он же знает эту лавку! Походу, кто-то решил ограбить с задней стороны. Не слишком-то умно, средь бела дня... Кот пытается понять смысл чужих разговоров - как неожиданно вздрагивает, почти подпрыгивает - улавливая чужую близость. Мерри, дурак эдакий, решил попереться за ним! Кот оборачивается, и одними губами шепчет, не выдавая волнения "Вали-ка ты нахуй, к своей вон подружке", а сам наклоняется, осторожно выглядывая из-за стены - ну точно. Вот же, видит, замечает троих волшебников в темных одеждах... Здесь, у стены - коробки и старые, непригодные полки, вынесенные давно, судя по всему, из лавки. В одну из таких осторожно упирается Ник, не замечая, как царапает когтями. Он видит палочки. Слышит, как внутри лавки копошатся ещё минимум двое. Что же они там забыли? А потом - потом всё идёт крахом. Что-то вдруг шумит со стороны Мерри - Ник, прежде чем обернуться даже, совершенно мальчишески шугается, давит рукой сильнее на полку - и старые доски разъезжаются, воспроизводя гам, слышимый за много метров отсюда, когда он в довершение всего ещё и на них падает. Кот успевает только ругнуться, прежде чем в него летит заклинание - в миллиметре от головы. Недоброе, от него веет смертью. Кот кое-как поднимается, и разворачивается к Мередиту, на ходу доставая палочку:
- Валим, блядь, валим! - Он успевает только выкрикнуть - а затем видит, что впереди пути отступления тоже отрезаны - кто-то, кто находился внутри лавки, прошел теперь через главный ход, обойдя её, и стоит теперь с псевдоскучающим видом. Два подростка в западне? Мур слышит обрывки реплик сквозь вакуум, но хотя бы шквал заклинаний прекращается. Что-то вроде споров о том, что делать с двумя пацанятами-то. Но если честно, здесь обычное любопытство Ника даёт трещину, и он не собирается дослушивать конец спора, равно как и пытаться отбиться от окруживших магией. Поэтому он делает самое тупое, что только приходит ему в голову - успевая только метнуться вперед, хватает Мерри крепко поперек пояса, и - их сворачивает и скукоживает, словно кто-то, недовольный рисунком, решает швырнуть его в урну. А там...
Ник открывает глаза. Отмечает с радостью, что и он, и Мередит, целы и невредимы, и не собираясь слушать его что-бы-там-Криви-ни-сказал, неожиданно наталкивается взглядом на дверь. Собственную. Собственную, мать его, веселенькую дверь.
- ...блядь, что... - Он почти всхлипывает, но затем берет себя в руки, и поясняет Мередиту, который-то не понимает, где они оказались:
- Оп, походу, мы перед сексом успеем даже познакомиться с моими родителями. - И звонит в дверь, другой рукой цепко хватая Мерри за локоть, чтобы не сбежал. Сердце колотится не хуже звонящего в праздник колокола, но всё разбивается о тупую гопярскую мысль - ну а хули. Всяко лучше, чем там. И дверь неожиданно открывает отец. Широко распахивает, невольно о неё опираясь, а затем глаза его - такие же, как у Ника, - широко раскрываются, и рот преображается в маленькую буковку "о".
- ...Николас? Что... - Но, видя взгляд Ника, всё ещё чертовски напуганного, пусть и не осознаёт это, да и его "маленького приятеля", как сходу успевают окрестить Мерри - Натан ещё не успевает внутри всё сопоставить, хотя что-то в нём уже аукается, - отодвигается, раскрывая проход внутрь. - Впрочем, заходите. Всяко лучше, чем на пороге всё объяснять. И кстати, Ник, это..?
Уголки рта у Кота, проскальзывающего в дом первым, болезненно кривятся. Старый подонок, ну конечно же он не мог не узнать. Но пусть хапает это, отвечая, Мередит сам.