Хотел бы я растаять пеной на побережье,
Белоснежным огнём зимы на кронах бурых,
Душа моя спустя мгновенье так безмятежна,
В душе моей спустя мгновенье всё та же буря.
Вообще-то, по-хорошему, Луи нельзя было здесь находиться. Но все же знают, что правила существуют для того, чтобы их нарушать, верно? На самом деле, ему было немного стыдно, но стыд тут же убаюкивался добродушной улыбкой Гарри Поттера (самого Гарри Поттера!), который приходился ему дядей и уже привык к тому, что один из отпрысков семьи Уизли, сын самого первого из братьев, создающий кольцо, которое замыкала его жена, теперь уже бывшая, но всё равно оставившая после себя и приятные воспоминания тоже, одним из которых были дети... и ворох племянников и племянниц. Один из них - вот, голубоглазый и с пламенем, пляшущим в чуть вьющихся волосах, своей осторожной пугливостью похожий на Джинни, но улыбаясь, когда понимает, что наказания не последует - меняется, становясь похожим на совсем других людей, как в песне поется, "от отца пол лица, и от маминых зим". Мамины зимы такие теплые, цветущие несмотря на то, что вокруг белым-бело, и на щеках тают веселые пьянящие снежинки. Лицо отца сильное, красивое даже со шрамом, временами - строгое, но такое прекрасное. Вырастит ли настолько прекрасным Луи? Вырастит ли он таким же храбрым, как дядя Гарри? Он спрашивает, глядя в глаза главы Аврората, и чувствуя, что от звания одного этого веет силой, властью и доблестью... Веяло всё его детство, пока кое-кто не открыл мальчику правду на Аврорат, да и ММ в целом, отвернув детские мечты от этой благородной цели.
Еще сильнее и ласковее убаюкивается стыд под взглядом Кайсана Стоуна, его глаза - тоже голубыми, могут быть колкими, как будто наполненными кучей ледяных кристалликов, но так не смотрят на самого Луи, никогда. Мальчишка знает, что аврор всегда ему рад, даже если и прячет улыбку, стараясь быть строгим, потому что у них настало странное и тяжелое время, в Аврорате не выключается режим тревоги, и нечего всяким маленьким рыжим мальчикам ходить здесь... Рыжая макушка всё равно пестрит иногда то тут, то там. Когда Луи скучает особенно сильно, когда просыпается в ночи с ощущением ужаса, когда смывает с ладоней кровь, которой там никогда не было - кроме собственной, которая течет иногда из носа или прокушенных губ - сильное давление и дурная привычка, ничего больше. Лу кристально чист, как слеза, скатывающаяся по его собственным щекам, поймав в себе отражение солнечного луча. Луи плакал от радости, прятал лицо в чужой груди - докуда доставал, тычась холодным носом и пробуждая мурашки, пока вокруг бегал, виляя хвостом, призрачный пес, его первый патронус. Его слёзы оставались на одежде Кая и таяли льдинками.
Но иногда нет и его. Никого нет. Но Луи не один, он знает, что иногда находится под прицелом чьих-то слегка надменных, быть может, даже по привычке, чем по какой-то еще причине, глаз. Недавно Лу заметил, что глаза эти тоже голубые, но не похожи ни на глаза Кая, или отца, или дяди, или чьи-либо еще... сам их выражение будто бы преображает цвет. Выражение соответствует статусу. Статус соответствует имени. Имя его - имя врага. Лу невольно напрягается, сам себе кажется хрупким и маленьким, как никогда, но, закусывая губу, чтобы боль его отрезвила, упрямо протягивает руку и хватает Дезмонда Забини за локоть, привлекая внимание, увидев его в первый раз, напряженный, как тонкая струна укулеле, и спрашивает, а где можно найти аврора Стоуна. Не знает, насколько попадает в цель - настолько, как никогда, наверное, не попадал. Пытается что-то прочитать в чужом взгляде, помимо основного - что его считают недоразумением, но если вдруг окажется, что Дезмонд делал это не на уровне безотчетного, то зря старался - Луи лучше всех знает, что на самом деле он - не больше, чем недоразумение, и поздно спускать с небес на землю того, что по уровню находится еще ниже... Луи - холодные подземные воды, но он же - зимнее море. Он даже не знает о том, что поставь рядом с ними кто-то зеркало, Лучик заметил бы, что когда он напрягается, становясь колючим, и собирая в кулак свои силы и всё то презрение, или даже злость, которые может обнаружить по уголкам своей маленькой души, поскребя по сусекам, то обнаружит, что глаза у них становятся одного оттенка именно с Дезмондом Забини. То, что он в себе прячет. То, от чего он прячется. Когда уголки губ расходятся, обнажая в гримасе белые острые зубы - не выходящие за пределы человечьих, конечно, но всё-таки, даже его оскал мог выглядеть внушительно, потому что мгновенно преображал по-девичьи нежное лицо, забирал из глаз всю безмятежность - морская вода в штиль замерзала, не выдерживая идущего из груди пламени ярости, и по ощущениям оно было не горячим, нет - адски холодным, словно на миг оказаться  в Аиде. Оно опустошало его изнутри, и после этого Лучику было тошно от самого себя.
Вероятно, тут сыграло свою роль какое-то чудо, не иначе - Уизли смутно понимал, что даже всей его милости, всего его приятного вида и чистого сердца было мало для того, чтобы привлечь на разговор такого человека, как Забини. Может, тому просто было скучно? Поэтому короткий, ничего не значащий разговор и состоялся. Но Луи, дрожащий, как круги на воде после того, как туда запустили созданный на кромках белого-белого берега снежок - кругом зима, - но ведь он растает, напитавшись солью, а Лучик с неудовольствием чувствовал, как что-то внутри него опускается на самое дно.
Он пришел сюда снова. И еще разок. Пришел к Каю, по-честному, и долго жался к нему, пытаясь отогреться, хотя на улице тогда еще была осень, пускай и поздняя. И как-то вдруг обернувшись, вдруг заметил на смотрящего в их сторону Дезмонда - мельком, вроде бы равнодушно, но при этом почему-то заволновался, и поднял взгляд на Кайсана, ощутив что-то... жалобно-тонкое, холодное, прямо как тогда, на морском берегу, белом настолько, что глаза слепит. Глаза ослепило и сейчас, в глазах защипало. Лу переспросил, занят ли Кай на остаток дня, и тут же с каменной - ледяной? ночью уже подмораживало, - уверенностью сообщил, что будет его тут ждать хоть часами, потому что хочет провести вечер с ним. Но любой лед растает в теплой руке, и Лучику не за что было переживать в тот день.
Он перестал переживать за то, что умрет от скуки, отправившись в Аврорат и не обнаружив там Кая или дядю Гарри. Он никогда со всей своей детской наивностью не переживал о том, что его здесь "спалят" и выгонят на улицу - настоящая угроза ведь не здесь, а на этих самых улицах. Он не приносит много хлопот, сидит себе и ждет. Сейчас - уже не просто, скользя по кафелю ботинками, на которых медленно тает снег, ходит хвостиком за Дезмондом Забини, пока тот не сдастся, возобновляя прерванный в прошлый раз разговор.
А сегодня Луи почему-то вообще осознал, что пришел именно к Дезу, не к кому-то еще. Не был удивлен, узнав, что Кая нет на месте - он, если можно так сказать, предсказал это... Хотя в глубине души и расстроился. Самую малость. А потом весьма целеустремленно направился к Дезмонду, уже заранее предугадывая во взгляде того что-то вроде "Опять ты" и "За что эта рыжая гадость на мою голову". Но Луи почти был уверен, что если подкопать хорошенько чужую биографию - добрую тысячу раз найдется, за что.
- Здравствуй, Дезмонд. - Произносит, держа ладони за спиной, пряча неуверенную улыбку, и в очередной раз не будучи в силах хотя бы определиться с тем, что ощущает, стоя рядом с этим человеком - страх? любопытство? отчуждение? Вроде бы - ничего хорошего, ничего такого, что нельзя задушить в зародыше, тогда почему он не делает этого? Что-то, связанное с Каем. Очень смутно. Что-то, связанное с ним самим - еще более зыбко, как вступить в снег неожиданно по колено, хотя на вид сугроб казался вполне себе безобидным и твердым. - Ты не занят? Можно тебя на немного отвлечь?.. Я правда на немного. - Обещает с надеждой, однако не уверен, что не врет уже прямо сейчас  - черт, он ведь даже не знает, чего конкретно хочет. Ветреный и наивный Лучик. Следование за своими внезапными "хотелками" и шестым чувством может привести его в беду.

Жизнь всё больше напоминала Луи скользкую тропу. Или еще хуже, это как стоять на камнях даже не у побережья, а там, где подошвы сапог уже облизывают особенно яростные волны, и где на языке можно будет ощутить привкус соли, если высунуть его, пытаясь поймать кончиком снежинки. Снег, падающий в море, выглядит очень красиво. А без снега страшно, и чувствуется внутренняя несостыковка - да как же это, почему вокруг так обманчиво красиво... и так холодно? Снег же надевает на всё вокруг словно бы белое одеяло, холод становится мягким и не таким обманчивым. Но еще снег, покрываючи все поверхности вокруг, предательски заметал любые следы. Мягко, сочно хрустел под ногами, но скрывал от глаз сколы на камне. Не заметишь, сделаешь еще шажок по скользкой под слоем снега поверхности - и рухнешь в воду. А вода ледяная, выбивает воздух из лёгких, как ударами, и можно цепляться в ужасе за камень, пытаясь выбраться, но он такой скользкий, и даже в месте скола не зацепиться - только раздирает ладони в кровь при попытке. Кровь и соль - его спутники при общении с одним семикурсником со Слизерина. Кровь, соль и... Но здесь - только лед. Лед чужих глаз, и это уже внушает уверенность. Можно отколупнуть кусочек льда из лужи, и он обожжет ладони - но растает в них. Здесь просто, тысячу раз проходил. Кая нет рядом - но руки Лу согрелись с улицы, а еще всё-таки Кай всегда в его сердце,  и является источником тепла вот там.
Дезмонд казался ему очень большим, очень взрослым, а уже хотя бы поэтому - знающим, что делает. Это была позиция для подростка немного не его уровня и возраста, но всё-таки Лучику все его ровесники казались детьми, как и он сам, а разница в пять-шесть лет была порталом во взрослый мир, в место, куда ему хода нет пока, как ни старайся, как ни прыгай выше своей головы. Но даже если стукнет однажды самому двадцать два - да почему бы и нет, собственно, - то Дезмонду всё равно будет больше лет, чем ему. Бег на всегда одной и той же дистанции. Всегда плюс к уму и мужеству - Лу почему-то кажется, что тот не обделен этими качествами. Ему даже почти горько - никогда не оказаться с этим человеком на равных. А хотелось бы. Хотелось бы заслужить в его взгляде не вежливо-отсутствующее внимание и не мимолетное неудовольствие, как к камушку, который случайно проник в ботинок и царапает ногу при каждом шаге, а уважение, что ли. Хотя от этих мыслей еще смешнее и обиднее - да кто этот Забини такой, чтоб волноваться о нём, когда это Кай - мерило всех истин. Но Лучик остро чувствует, что они связаны. Даже не тем, что были партнерами. Было что-то еще. Луи хорошо умеет считать, а еще Луи умеет бродить с закрытыми глазами по тьме, являясь источником света сам, и почти не натыкаться на стены.
И всё-таки, против воли он весь напрягается, едва удержавшись, чтобы не скорчить рожицу, когда встречает чужой взгляд - понимая при этом, что Дезмонд узнал его еще до того, как повернулся. И всё-таки, пусть и страшно - этот страх скорее инстинктивный. Не стоит оценивать Забини не по достоинству, то, что он взрослый и вдумчивый априори, не помешает ему навредить одному маленькому Уизли, если тот достанет его, - навредить очень хитро, так, что дядя Гарри ничего не узнает. Лу не обманывается, знает, что перед ним змея. Но - он почему-то уверен, что по крайней мере в эту встречу с ним ничего не случится. Он не доверяет Дезу, но думает, что будучи более маленьким, и потеряйся где-нибудь, был бы готов попросить у него провести, и взял бы за руку, не боясь, что его доведут не до дома, а до ближайшего подвала, где расчленят, перед этим сделав бог весть что.
Вот только последняя чужая фраза, сказанная, быть может, просто для красного словца, неожиданно попадает в цель -  так, что Лу словно бы схватывает паническую атаку. Зрачки его расширяются, и вздрагивают ладони, по-прежнему сжатые за спиной. Секрет - тоже ложь. Что же, у него есть секрет. И не один. Множество, связанных с одним человеком. Между этим человеком и Дезом можно провести некую параллель - оба ведь слизеринцы, оба чистокровные, и... Что в своё время потребовалось Забини, чтобы доказать своё превосходство? Он тщеславен, Луи видит это. Быть может - заслуженно, но это не отменит главного. Кай говорил, в то время было еще хуже, чем сейчас. Кай говорил... не делал ли Дезмонд что-нибудь именно Каю? Это вполне могло произойти. Шрамы на нем. Луи не касался их пальцами, но долго замирал на каждом взглядом, теряя связь с реальностью - задумываясь так глубоко, и далеко не сразу решаясь спросить, откуда и почему. Что-то, вызывающее в нем почти жестокий ужас за ту жестокость, которой нужно обладать, чтобы быть способным на такое. Особенно пугал шрам под ключицей. Ужасающая надпись. Была разница между шрамами случайными, нанесенными в дуэли - Лу сам не награжден ими только потому, что он везучий, да и заживает на нём всё, как на собаке. Есть зато те, кто хранит на себе от него шрамы - иногда в момент дуэли мальчишку охватывало что-то такое, что пугало его самого, заставляя гореть изнутри совсем иначе, недобро, и разводило губы в оскале. Но даже это не сравнить со шрамом, который оставляют из любви к "искусству". Но кому-то из них повезло, что это всё кололо глаза, и сейчас, здесь, думать об этом не очень хотелось. Были и другие параллели, которые можно было проводить. У Лучика самого кровь, не окажись в ней вэйловской примеси, была бы чиста. Тогда какого...
Он разводит ладони, выставляя их вперед, перед Дезмондом. Они обе сухие, а не вспотели от страха и смущения, и более того - оказывается, что в одной из них Лучик сжимал что-то небольшое, завернутое в подарочную бумагу. Веселенькую, на рождественский мотив, с алым бантом.
- Я не знаю, буду ли ещё в Лондоне, когда наступит Рождество. Поэтому я хотел поздравить тебя заранее. - Светлые брови Лучика приподнимаются, почти насмешливо. Вот мой секрет. Ну что, съел? Под лентой - шар со снегом. Но там не окажется избушка или Санта с красными щеками. В снегу, выглядящем достаточно натурально, а не из пенопласта, обвилась вокруг шара с крестом, наводящего на мысли о "державе", змея. Серебряный крест, шар пусть не из золота, но из "магического" оникса, и змея из терновника - Лу даже не догадывается, что угадал с древесиной. Это - не продукт массового использования, а ограниченный тираж, который ему вдруг продал один призрак по скидке, узнав об адресате - и даже так стоил подарок, бесполезный, но весьма символичный, прилично.
- Так вот, раз уж, как ты говоришь, я тебя уже отвлек... Если ты не занят - погуляешь немного со мной? Мы можем поговорить тут, но не знаю, захочется ли тебе. - Он обводит взглядом округу, где на его рыжую макушку невольно обращают внимание другие авроры. Машет, увидев знакомые лица, и снова сосредотачивает внимание на Забини - так, словно и нет никого вокруг, и заговаривает неожиданно серьёзно, пусть и на тон тише:
- Я боюсь тебя. Потому что даже будучи аврором, ты не кажешься мне образцом доброты. - Так, будто для него это синонимы. - Но ты очень мне интересен, и при этом внушаешь мне если не симпатию, то что-то похожее. Я просто ребенок для тебя, да? Ты тоже не так уж давно им был. Я думаю, ты можешь меня понять. Я думаю, мы не такие разные. - Он имеет в виду что-то другое, но неожиданно вздрагивает, произнося эту фразу. Они с Забини не такие уж и разные? Ложь. Такое просто не может быть правдой.