А на самом деле, Ник если и был таблетками - то веселящими. Мятый пакетик с ЛСД, бог знает каким способом сокрытый от авроров и всякой маггловской шушеры, который, шухерясь и постоянно оглядываясь, сам дрожа от отходняка после последнего трипа, и уже ощущая, как натянутой струной ноют определенные участки мозга, из которых насильным путем вытянули все гормоны, отвечающие за радость и удовольствие, передает барыга, случайно соприкасаясь потными холодными пальцами, и с жадностью шакала выхватывая в обмен мешочек куда увесистее, наполненный золотыми монетами - ебаный лепрекон, приносящий радугу на кончике языка. Самому срываясь от жадности, и одновременно на первые разы стыдясь себя, можно раскрыть пакетик и, всковырнув пальцем, вытащить из него цветастую веселенькую таблетку с изображением Микки Мауса, опуская на язык и ожидая, пока она растает там, одаривая поначалу горько-цитрусовым привкусом, позволяя со слюной вместе отправиться в увлекательный трип по организму, достигая мозга, и сбивая там все процессы, как хулиганы, взломавшие дверь в магазин среди ночи, с пьяными от восторга и осознания собственной неприступности криками разбивают лампочки и вытаскивают все деньги, которые приносили туда старушки дрожащими руками, чтобы купить крупы и соль, и обычные работяги, желающие пропустить кружечку-другую пивка перед теликом после тяжелого дня, из кассы. Все за раз - обесценивая чужой труд и своё собственное существование заодно, потому что в процессе забыли про камеры, их найдут по горящим следам и курткам, и отправят в тюрьму на гигантский срок, который они не заслужили даже за эту кражу. И это - их наказание, но они выбирают его себе сами. Последствия будут фатальными, как и при употреблении веселящей таблеточки, и даже если на первых двух-трех разах повезло, аукнется обязательно, но включится механизм бесконечной цикличности, и чувство азарта, перекрывающее жажду наживы и всего и сразу здесь и сейчас начнет передавливать горло снова и снова, шипя на ухо и обдавая запахом тлена, который не сбить никакими цитрусовыми нотками, жамкать раскрывающейся широко пастью увядающего организма, повторяя монотонно и без различимых интонаций "Ещё. Ещё. Ещё", хотя Микки Маус сменится Дамбо, а Дамбо - Золушкой, в промежутках между собой оставляя горечь и отвратительное послевкусие умирающего мозга.
Николас тает на языке. Шипит уже одним своим именем, обдает запахом цитрусовых и хвои. А сам - ловит кончиком языка снежинки и вдыхает аромат снега, тонкий, едва уловимый - но не для Кота. Одним своим видом обещая веселье, быстро всасываясь и смешиваясь с кровью, переполенный предвкушением и преисполненный спокойного ожидания одновременно. Он почти дрожит, и вместе с этим расслабленно расправил плечи, не испытывая напряжения по поводу того, что грядет. А грядет что-то страшное, он думает, пусть и очень крохотных масштабов. Просто два человека, шторм даже не в чайной чашке, а в рюмке, из которой Ник заглатывает анисовую водку, наслаждаясь мыльно-лекарственным привкусом, правда, теперь отдает теперь чем-то иным - Шеймус дешевым портвейном, который пьют такие же дешевые портовые шлюхи в перерывах между клиентами, даром что перелили изначально в большую пафосную бутыль. Мур - алкаш со стажем, несмотря на свой скромный возраст, его не обманешь. Он выпьет Паркинсона до дна, не заедая, и даже не занюхивая рукавом - только чистым зимним воздухом, и отправится в полет на метле на бешеной скорости, чтобы разбиться о ближайшее дерево, может быть - терять нечего.
Он не помнит, зачем придумал этот хитрый ход. Схема стандартная, но в очередной раз-то нахуя. Риски не подсчитаны, в худшем случае он потеряет всё, а в лучшем - ничего не заработает, никакого профита, даже ощущение удовлетворения будет испытано им только в том случае, если Шеймус набьет ему морду. Но набьет кулаками, а не снесет битой, разница велика, как в сексе с презервативом и без него - никакой защиты во втором случае, зато куда теснее и напрямую всё чувствуется. Просто страдая от безделья, внезапно, поддавшись порыву, сделав всю известную домашку на грядущую неделю, Кот вдруг подумал,
что ему есть, что сказать Паркинсону - сейчас шляющемуся хуй знает где. И его право, однако Николас оказался слишком деспотичен для того, чтобы засунуть свои слова себе же в задницу, хорошенько ими себя оттрахав, и предпочел надавить на Шеймуса в той единственной сфере, где имеет над этим куском маньячного мудака хоть номинальную власть - в квиддиче. Потому что был недоволен им даже там. Потому что временами хотел отобрать у Паркинсона биту, и передавать её из рук в руки, чтобы они оттрахали его по очереди всей командой, притом чтоб Кот по причине того, что капитан, получил штрафную возможность, чтобы этот полудурок понял уже, что квиддич - спорт командный, и там не либо ты, либо тебя, а либо вы своей командой даете пожрать противникам песка, либо по песку размазывают вас. Он и так считал, что некую, пускай даже сотую, но долю вины за их проигрыш в матче с Гриффиндором несет в себе Паркинсон, и обязан был за это ответить, отбросить на секунду чувство своей самодостаточности и выдуманного превосходства, и слушать, сука, своего капитана. Ответит каждый из них. Но Паркинсону даже нечем крыть свои выебоны. Чем он лучше Мура? Тем, что выше на голову? Да, Ник завидует этому, кривясь и сплевывая себе под ноги с брезгливой жадностью, желая тоже иметь такой рост, чтобы возвышаться над всеми вполне себе физически - но он не может так растянуться, неоткуда брать биоматериал даже его хваленой метаморфомагии. Остается скалиться и дырявить спину темнеющим взглядом. Но больше - ничего. Совсем. Есть дисциплины, в которых они шарят примерно на уровне, есть компании, в которых они - гласные или не очень лидеры. Но это ни одному из них не опускает на голову терновый венец, не превозносит. Ах, может дело в сраной фамилии и этой уебищной, смотрящейся совершенно ущербно якобы чистокровности? Признаться честно, со свечкой за Шеймусом Мур не ходил, не может узнать, есть ли в его крови алкоголь или табак, но уверен, что долбоебизма там хватает, и уже из-за этого не стоит считать её чистой. А всё остальное... бредовые идеи для тех, кому больше вообще нечем кичиться. Хотя, может, у Паркинсона хоть большой хуй, будет чем выделиться, если всё соразмерно с ростом. Однако постойте-ка, да Паркинсон и есть один гигантский тонкий в обхвате хуй, стоящий, на скептический и необъективный взгляд Николаса, недостаточно крепко.
Всё это хочется высказать. Но слова путаются, шипят, впадают одно в другое, и все идут в топку, на корм собственному безумию, вспыхивают сухими поленьями в пустой, но наполненной жаром голове. Ник не собирается строить планов, заранее понимая, что это бесполезно, Паркинсон - и если его и уважать, то за это, - бывает достаточно непредсказуем. Может быть, в глубине души они служат одной силе - хаосу. Озлобленному, изъедающему эту самую душу. Вечно голодные, с вязкой тьмой внутри. У Кота она через раз подкатывает к горлу, готовая выплюнуться комком пострашнее, чем от шерсти. Но сейчас во рту ничего, кроме шипучего привкуса, он весь как стеклышко, абсолютно трезвый и не_вменяемый, потому что предполагает, что потребуется вся его внимательность и ловкость. В голове горячая пустота вместо предположений, и ему действительно жарко, поэтому Кот расстегивает куртку, которую все-таки, пожалев себя, накинул было перед выходом. Ни к чему. Тело - стенки, через которые можно хоть немного охладить пламя внутри, бесконечное синее адское пламя, горящее над тьмой, почему-то не поднимающейся кверху подобно густым маслянистым разводам нефти в океанских водах - иная природа.
Он замечает Паркинсона издали, и с тупым механическим клацаньем захлопывает пасть. Нарочно принимает еще более расслабленную позу, как перчатки и маску надевая на себя непринужденный и одновременно наглый вид. Пряча глубоко внутри, под тёмными залежами, мысли о том, что боится его. Мысли о том, что презирает его еще больше, чем боится, но даже сам себе пока не в силах объяснить, за что. Мысли о том, что несмотря на всё вышеперечисленное имеет, за что уважать его, тоже. Держит же до сих пор в команде, пусть и отплевывается. Подставляя других игроков, да того же Олли, зная, что они не в ладах, но только разводит руками - связан по рукам и ногам, брат, прости. Паркинсон нужен им - для общего дела. Паркинсон нужен ему зачем-то еще. Хотя бы чтоб однажды плюнуть ему в лицо, выведя на чистую воду. Ну а пока...
- Я думаю, ты уже догадался об этом, но сюрприиииз, Паркинсон, эта тренировка - для тебя лично. - Выстреливает бойко, как из пулемета, задорно улыбаясь при этом, явно к чему-то приглашая - но только не к ответной улыбке, знает, что её не вызовет. - Выбери-ка, как мы поступим - сначала я выебу тебя затяжной тренировкой и полетом в метель, которая грозит начаться в любую минуту, а потом прямехонько в мозг, или наоборот, и полеты мы оставим на сладкое. - Его взгляд непроизвольно скользит к чужой бите. Она - инструмент не только для игры в квиддич, но объективно - и убийства тоже. Но основная опасность идет не от неё, убивает ведь не оружие, убивают люди. Способен ли Паркинсон на убийство? Хотя бы моральное. Если честно, Муру плевать, в крайнем случае он первым же с радостью отдаст себя в жертву.