Луи вспоминает, прикрывая глаза, один из самых печальных своих рождественских канунов, который в итоге, впрочем, вдруг раскрасился бело-красными красками, как рождественские леденцы, потому что он, не будучи дураком, отправился за поиском подарка и настроения к дядюшке Джо... и действительно нашел их там. Виктуар получила свой прекрасный подарок, а Луи получил чувство успокоения и легкого трепета, потому что на рождественском вечере в тот год дядюшка уже несколько дней как имел подарок от Лу. И кажется, ему понравилась эта попытка Лучика в творчество, тот не был уверен, насколько хорошо получилось, но так отчаянно старался вложить в то, что сделал,  всю свою любовь и тепло, в котором, как ему иногда казалось, так нуждался Джордж. И кем был Лучик, чтобы ему это не дать? У него этого добра - навалом, вагон и маленькая тележка, он вырабатывает их постоянно, беря в качестве источника энергии каждое теплое слово, сказанное в свой адрес, каждое прикосновение - они зажигают его, как сотни маленьких гномов зажигают лампочки на рождественской ёлке, вот что. И не поделиться с ними в ответ было бы кощунством.
А это Рождество было вообще особенным! В это Рождество его семья наконец-то была максимально приближена к выражению "полная чаша". Виктуар пусть и не вернулась домой, но хотя бы наконец вышла с семьей на контакт, и Лу обещал, что на неделе забежит к ней, чтобы отдать подарок, порадовать. Отдельно от прочих, потому что им хорошо вдвоем, он чувствует их обоих носителями одной тайны... Тайны его желания сбежать, вот что. Правда, прямо сейчас никуда сбегать не хотелось. Прямо сейчас ему, наоборот, хотелось бежать к ним, на ходу раскрывая объятия, обнимать всех по очереди, доверчиво прижимаясь и счастливо хохоча. Но - чуть позже, да, потому что хочется немного насладиться ощущением ровного покоя, насмотреться на огоньки, которые вот-вот начнут зажигаться, послушать музыку, льющуюся изо всех уголков, понюхать хотя бы глинтвейн - ну, не будет же он пить его один, право слово. Может быть, всё образумится, если он вот так будет наслаждаться подольше прелестью реального мира. И не нужно будет никакого бегства, ни в мир фантазий, ни от своей семьи.
Спустя несколько часов такого времяпрепровождения пальцы Луи начинают замерзать, и он наконец надевает перчатки. Выходит с оживленной центральной улицы в один из переулков - и вдруг замечает там компанию поющих...ну, подростков, взрослыми их не назвать. Точнее, сначала слышит звуки музыки, и видит небольшую толпу, уже собравшуюся около поющих. И сжимая себя в кулак, перебарывает смущение и подходит к ним, сначала просто скользит к импровизированной сцене из коробок, что они себе сделали, и в перерыве между песнями знакомится, а затем просит невероятно стеснительно спеть что-нибудь с ними - и вот, он уже тоже стоит на коробке, и его голос сливается с остальными. И хотя он почти не знает этих ребят, это так весело, весело!
- The weather outside is frightful
But that fire is ummm... Delightful
Since we've no place to go
Let it snow, let it snow, let it snow! - Чувствовать себя частью чего-то хорошего, не неся за это ответственность, вдруг получив на кусок куплета целое соло, а затем сплетаясь голосами с остальными, такими мелодичными, и глядеть на воспринимающих это довольно-таки благополучно и даже с поощрением прохожих. У них нет никакой шапки, чтоб получать за песни монетки, есть только колпаки Санты, один из которых водружают на голову Лу, потерявшим утром свою - вот от мамы получит, как она узнает!, - и ему кажется, что это прекрасно. После песни он прощается с этими ребятами, и выходит вновь к центру. И там, повысив себе настроение еще больше, думает, чем теперь заняться. Ближайшие дни расписаны, он гулял с Каем, и обязательно погуляет с ним еще, и сходит к сестре, и отпразднует Рождество в Норе, и сделает еще много-много чего, но ближайшие часы всё ещё приятно свободны, и всё так хорошо, будто... будто бы нет на душе никаких чёрных, будто бы чернильных пятен. Он начинает было думать о Шеймусе Паркинсоне, о том, как тот справляет своё Рождество сейчас, и думает ли о Луи, но быстро догадывается, что наверняка нет - и отгоняет эти мысли, представляет себе, как загромождает своё ментальное пространство другими вещами, например, ёлкой и шариками, и огоньками, и подарками... Да-да, корзинка с тем, что он докупил сегодня, зайдя между делом в Косой переулок, сейчас с ним,  и хотя если зациклиться на этом, окажется, что она тяжелая, но Лу не ощущает её веса под сказочной аурой, которой заполнен даже магический Лондон в эти предпраздничные дни.
И некоторое время он просто бредет, не глядя, куда именно, наполненный полными предвкушений мыслями, а затем, вдруг отводя прояснившийся взгляд от витрин, и вовсе не потому, что случайно кого-то задел в толпе, хотя и пробормотал извинения, а от того, что вдруг увидел неожиданно ясный на общем фоне знакомый профиль. Знакомый весьма странно, надо сказать, а еще можно долго шутить насчет степени глубины их знакомства... потому что оно было в определенный момент максимально тесным, да-да, и вылилось в итоге в забавное подобие дружбы. Во всяком случае, встретить вдруг Оливера, который живет не здесь, насколько Лучик помнит - он же как раз собирался отправлять ему подарок с совой, не обделив вниманием в это праздничное время, всё же ощущая между ними что-то...ну, что-то особенное, потому что вот, с кем еще Лу разделяет на двоих еще один секрет, максимально интимный, - оказывается неожиданно и очень приятно. Лу уже целенаправленно лавирует в толпе, чтоб в итоге почти врезаться Олли в спину, одной рукой хватая его за плечо и разворачивая к себе - пусть панибратски и даже практически резко, но ему же простят это за полные восторга сияющие глаза?
- Олли, привет, я так рад видеть тебя! - Сообщает на одной восхищенной ноте, а затем делает наконец вдох - слабак, успел запыхаться после такой мини-пробежки в теплой одежде, - и улыбается совершенно солнечно. Но продолжает уже скромнее и сдержаннее:
- Я не знаю, что ты делаешь эти дни в Лондоне, и это не моё дело, но по-моему, сама судьба свела нас сегодня. Ты не... Ты не занят? Никого не ждешь? Я не мешаю? Может, раз уж мы встретились, и я-то точно совершенно свободен, мы прогуляемся вместе? - Он смотрит на Картрайта без единой темной мыслишки, хотя воспоминания о том, что между ними было в одну из вечеринок, всё ещё слишком живы в нём, и каждый раз хоть на мгновения, да словно бы вспыхивают на теле огненным клеймом. Такие вещи не забываются?.. Как хорошо, что это не помешало им затем общаться без стеснения. И как хорошо, что Лу может сейчас быть совершенно раскованным и вполне искренне демонстрировать своё удовольствие от того, что встретил Оливера. Он даже не замечает, но не удивился бы, узнай, что при близости от Картрайта в его крови опять начинает бурлить вэйловская часть, осыпаясь золотыми искорками. Тому это уже не навредит, скорее всего, но всё-таки расположит к Луи еще сильнее, и он солжет, если скажет, что это не играет ему на руку. Что-то выше него самого, древнее и больше, берет в свои руки его взаимоотношения с другими людьми - ну и пусть так.

Рядом с Оливером приятно было находиться, хотя бы чисто эстетически. Луи считал его очень приятным, и чего уж греха таить, красивым. Наверное, одним из самых красивых парней во всём Хогвартсе, хотя и понимал, что его представления о красоте весьма субъективны, а в этом случае - еще и смазаны воспоминаниями о пережитом обоюдном интимном опыте. Первом для обоих с парнями, хах. Но даже без этого, в Олли было что-то, что заставляло теплеть сердце Лучика. Что-то помимо внешности, до чего не достать ни рукой, ничем остальным. Душа? У рыжих-то нет души, если верить маггловскому поверью - хорошо, пусть так. Но Картрайт не рыжий, и волосы у него красивые, Лу даже немного завидует тому, как они кучерявятся.
Он и сам не помнит, когда наконец позволил себе расслабиться по поводу Оливера. Просто понял в какой-то момент, что продолжаться так больше не может, и просто взял - и перестал смущаться, краснеть и начинать заикаться каждый раз, когда его видит. Во многом справиться с этим помог, конечно, Криви - случайный почти свидетель происходящего. Вернулся Уизли в тот вечер ведь куда позже отбоя, тихо-тихо проник в спальню - и обнаружил, что сосед по комнате не спит. Было так мило, что он беспокоился... и даже заклинанием Люмос воспользовался, чтобы разглядеть, в порядке ли Лу. Лу был не_в порядке, и его коленки до сих пор подрагивали, а уж шея... Следы, что оставил Олли, розами цвели на нежной коже - и это всё попало под обеспокоенный взгляд Мередита, который, впрочем, тут же перестал таковым быть, сменившись удивлением и чем-то еще, что уставший и сам впадающий заторможенно в состояние шока и жаждущий избавиться от него с помощью сна Луи расшифровывать не стал, просто пообещал ответить на все вопросы утром - и рухнул лицом в кровать. Спал он крепко в ту ночь, а утром, тихо ругаясь и закутываясь в шарф, не зная, чем еще скрыть эти следы, и испытывая первое в жизни похмелье - выпил он, может, в сумме чистого алкоголя не так уж и много, но непривыкшему организму хватило, - в общих чертах обрисовал происходящее накануне, то и дело срываясь на заикание и поглядывая на себя удивленно в зеркале, будто не веря, что это он сам такое творил. Но ведь да, это был он, Луи "Лучик" Уизли, и к своему стыду, всё равно не жалеет! Ему было в определенные моменты сладко-сладко, это даже стоило боли, кхм, чуть пониже поясницы. Неожиданный и очень яркий опыт. Но, в общем, каждый раз оглядываться на это при взгляде на Картрайта было невежливо, шарф Луи через несколько дней носить перестал - на нём всё заживало, как на собаке, - и справился со смущением. Только окончательно от Оливера отстать не смог, захотев узнать его получше - и то, что Лучик узнавал, только сильнее его притягивало... ну, разумеется, по-дружески. Повторять ничего не хотелось, хоть и было приятно вспоминать. Сначала Лу подумал, что вообще не хочет больше с мальчиками, да они и не в его предпочтениях, а потом... Что-то пошло не так, перевернулось с ног на голову, меняя зло с добром, и Лучик совсем запутался, только осознать успел, что он очень болеет по одному очень плохому мальчику. Это было неправильно. И даже куда больше, чем неправильно, это было просто ужасно! Но он не мог с собой справиться...
Луи моргнул, прогоняя наваждение, и раз уж на его предложение ответили согласием, смещает ладонь с чужого плеча на локоть, ловко под него подхватив. Ну а что, так идти удобнее.
- Конечно, пойдем. - Он улыбается широко и доверчиво, чувствуя трепет внутри - правда рад увидеть Оливера. Тот стал ему, ну, другом. Не самым лучшим, конечно, хотя бы то, что они имеют разницу в факультете и возрасте, играет роль, но определенно хорошим. И кажется, лучший друг у них таки общий, забавно. Но сейчас Лучику ничего и никого не нужно больше, честно.
- Весь Корнуолл похож на рай летом, но зимой, особенно когда наступает время праздников, ловить в графстве особо нечего, если хочется выбрать подарки. - Отвечает почти певуче, между делом нахохлившись от гордости, потому что место, где он родился, и правда выглядит невероятно живописно. - К тому же, в Лондоне живут много моих друзей. Я не мог проторчать в "Ракушке" все каникулы, чтобы... Да, чтобы выйти только на вечеринку для рыжих. Хотя не скажи, у меня что сёстры, что мама - блондинки. - Зато сам Луи словно хранит в волосах живое пламя, и страшно гордится этим. Он как раз улыбается и поправляет спавшую на лицо рыжую прядку - неприятненько.
Лучик доверяет другу, позволяя ему вести себя - кажется, в Лондоне, как минимум маггловском, Оливер разбирается куда лучше него. А значит, можно расслабиться. Позиция ведомого - та, что ближе всего Луи. Он к ней привык.
- А как проходят твои каникулы, Олли? Не скучаешь по школе? - Спрашивает и хихикает невольно - они разъехались по домам не так уж давно. К тому же, наверное, у Оливера есть причины не любить Хогвартс... как и любить тоже, да. Но вот в первом случае причины для его нелюбви не просто материальны, а еще и являются оживленными предметами. Луи знает. От этого ему еще сложнее. Он сойдет с ума, если жизнь потребует от него хоть какой-нибудь выбор в эту сторону. Почему нельзя, чтобы всё было просто? Как в сказках. Там всё четкое, не черно-белое, но хотя бы красочное, а в жизни - попробуй разберись в переплетениях и оттенках. Но пахнет снегом, и цитрусовыми, и выпечкой, и они проходят по другую сторону дороги от той компании, в которой Лучик пел совсем недавно, и он стягивает колпак, махая им, а они смеются и машут в ответ, и Лу поясняет для Олли, смешливо сморщив нос:
- Я люблю петь, будучи в трезвом виде тоже. - Хотя наверняка Оливер и так замечал рыжую макушку на выступлениях хора в Хогвартсе, Лучик просто не мог упустить этот момент.  - Впрочем, если что, я могу угостить тебя глинтвейном. - Срывается на хитрое хихиканье, закрывая рот свободной рукой - второй он продолжает держаться за Олли, да так, что отрубить легче, чем заставить его разжать ладонь.
- The neighbors might think...Baby, it's bad out there,
Say what's in this drink?.. No cabs to be had out there,
I wish I knew how...Your eyes are like starlight now... - Он подпевает, сразу на два голоса будто, заигравшей с той стороны улицы песне, и поёт на самом деле очень талантливо. Правда, теперь скатывается в полноценный хохот, ткнувшись носом Олли в плечо. Мама говорила про такое в детстве "смешинку проглотил", и Лучик представлял себе фею, которая дула на свою ладошку и отправляла грустным детишкам искорки-смешинки, чтоб они веселились. Пока еще невинные и маленькие, пока еще... Луи, впрочем, до сих пор ничего не мешало проглатывать смешинки.

Яркое. Вокруг всё такое яркое, это то, что Луи видит, оглядываясь. Вокруг всё яркое и такое сказочное, но при этом слишком реалистичное, как не бывает в сказках, не должно быть. А может быть, это такой веселый предрождественский сон? Где они с Картрайтом смеются, где им хорошо и весело. Луи даже щипает себя между делом за руку, чтобы проверить, и ойкает от боли, и от того, что это действительно правда, ему ещё веселее и легче, и смех звучит всё чище и искреннее - серебряные колокольчики. Но одновременно с этим Лучику в голову приходит одна странная мысль  - а может быть, дело и вовсе не в Лондоне? Не в том, где они находятся, потому что в прошлом году мальчишка тоже попал в маггловскую часть столицы примерно в это время, но почему-то тогда настолько сказочно не было. Тогда он был расстроен и полон надежды как-то одновременно, и жаждал быстрее увидеть Кая, чтобы рассказать ему всё - из-за постоянной тревоги и паники, что наводили учителя перед СОВ, Лучик старался как можно усерднее заниматься ещё с самого начала учебного года, поэтому почти не позволял себе никаких прогулов и "выгулов", и они с Каем и не виделись толком до Рождества. Хотя на самом деле, ему переживать было особо нечего, мальчишка учился достаточно хорошо, особенно если суммировать общую оценку по предметам, а не разбивать по отдельности - в той же Трансфигурации он продолжал лажать, если честно. Но возможно, это временно, и он ещё научится, правда ведь? Другие же учатся. Другие и экзамены сдают, их вообще все сдавали когда-либо, но почему тогда каждый раз это вызывает столько шума? Возможно, потому что конкретно в их жизни это - одно из самых главный на данный момент испытаний. Хотя на общем её фоне оно окажется... оказалось таким пустяковым, Кай правильно ему говорил. Кай правильно ему всегда говорит, а ещё успокаивает его и всегда выслушивает. Разумеется, Лу рассказал ему про одно из самых ярких событий той осени - того года? в своей жизни? - долго выжидал до момента личной спокойной встречи, чтобы не впопыхах. И не пожалел об этом - Лучик вообще старается не жалеть ни о чём, что происходит с ним. Да, ни на секунду не жалеет о случившемся - и даже повторил бы это, вернись он в то время, но - с тех пор больше и не хочется. Не потому, что Оливер перестал быть привлекательным, стоило тогда протрезветь - вовсе нет, это ерунда, и совсем не так. Просто Лу ощутил, что его "отпустило". Он словно выбрался из клетки, окрашенной золотом, и смог пойти дальше. Впереди ещё много будет, этих клеток, и это не значит, что нужно теперь молиться на каждую из них, ведь так? Но по крайней мере, их случайный секс (однако мальчишка не перестал краснеть, произнося это слово) стал хорошей почвой, на которой взросла их дружба. Да, точно, Лу назвал бы это именно дружбой - он доверяет и доверяется Олли, пусть и не так, как Мерри, и Каю тем более, но всё-таки, но всё равно по-своему любит его и искренне желает ему только хорошего. Возможно, с Оливером уже случилось что-то хорошее? Лучик с улыбкой отмалчивается, ничего не отвечая на вполне себе справедливые замечания насчёт праздничного шоппинга, хотя он предполагает, что среди тех, кому Картрайт ищет подарки, обязательно найдутся инициалы "М. П.". Мэг - очень хорошая. На самом деле, Мэг чудесная, Лу дружит и с ней, пусть ему стало в какой-то момент неловко от этого, потому что когда эти двое сталкиваются вместе при наблюдательном Лучике - он ощущает, что от них обоих исходит запутанная, но явная магия. Любовь - это тоже магия. Вот, что делает любое место волшебным - компания. Люди, что тебе дороги, и если они есть - то всё вокруг преображается, становясь сказочным, и в самой непроглядной тьме вдруг зажигается огонёк. Лучик так хочет быть этим огоньком для кого-то, он так старается! Но он сам канул во тьму, и если любовь - магия, то здесь она какая-то тёмная, кажется приворотом, чем-то злым и недобрым, навязанным ему - но разве что самой жизнью. Тем, за что он поплатится. Противоестественным. И таким... Настоящим? Любовь к Паркинсону, сколько бы он ни старался от неё избавиться, сколько бы не душил её в себе, пропитывает его насквозь, и Лу уже раз дцать обещал себе не возвращаться к этому даже мысленно, но нет, размышления о Шейми проходят сквозь любые вроде бы монолитные стены, найдя в них щели. Хорошо, хорошо. Он с этим справится - главное отогнать хотя бы сейчас. Не о том сказка, не-а, сейчас она о мальчишеской дружбе, о самых обычных оранжевых апельсинах и о рождественских песнях. Олли задевает его рукавом, и Лу приходит в себя окончательно, проморгавшись и кивая, повторяя эхом:
- Да, Хогвартс - это просто место. -  И насколько же эта мысль правильная! Одна часть Луи рвется назад в Хогвартс, желает быстрее прогнать время вперед, но он не хочет отдавать дань традициям, и пока, если честно, ещё не ощутил тягу к учёбе - хотя наверняка она ждёт впереди. Но на самом деле Хогвартс для него - это люди, его родные-дорогие люди, без которых ему в этом мире делать нечего. Ещё полгода, и они все уйдут, они оставят его. Фред, Доминик, Джеймс - и вообще ещё много кто, и пусть останутся преподаватели, и ещё останется Мерри, и часть родни - это всё равно уже будет немного не то, немного иначе, понимает ли хоть кто-нибудь? Через полгода выпустится и Оливер, и кто знает, сойдутся ли их дороги вновь? Лучик бы отчаянно хотел, чтобы сошлись, обязательно. Он тихонько и пока про себя надеется, что Олли захочет общаться с ним и после школы, потому что да, Хогвартс - это только место, а их дружба больше, чем место, правда ведь? Здесь и сейчас - Лондон, и совсем не Хогвартс, тогда почему они с Олли заливаются хохотом, таким искренним и заразительным, что от него тоже будто рождается магия?
Лу поправляет колпак почти машинально, чувствуя, что начинают болеть мышцы живота - но как же при этом ему хорошо! Он высмеивает все свои тревоги и мрачные размышления, и вид, открывающимся им обоим, воистину прекрасен - Олли ведь тоже видит это, правда? Ледяной Джек швырнул им в лицо волшебные снежки, от них не холодно, но радостно и уютно горят щеки - Лучик чувствует, что если приложить ладонь к его щекам, то будто бы можно ошпариться. И мальчишка даже не видит, куда ведет его друг, он оглядывается только, уже садясь рядом с Олли на скамейку - тесно и близко, чтоб от него согреться, - и если честно, за это ему благодарен. Как-то хочется после таких трат эмоций - пусть и хороших, самых замечательных, спорить никто не будет, - перевести немного дух, выдохнуть. Что Лу и делает, выпуская облачко пара изо рта, и всё же стягивая колпак - чтобы водрузить его на голову Олли, похихикивая. А потом будто бы осекается, приподнимая брови и глядя на него удивленно:
- К Рождеству-то? Всегда готов. - Звучит слишком просто для того, чтобы быть хоть капельку самодовольно. - Дядюшка Джо всегда говорит, что я - самый ответственный эльф Санты. - И здесь Лу всё-таки тает от приятных воспоминаний, позволяет себе капельку гордости. Для дяди Джо он тоже, что вполне естественно, припас подарок. - ...Ты знаешь, иногда я просто представить себе не могу - ну, в смысле, я - племянник Джорджа Уизли, самого лучшего поставщика смеха и радости. И наследник рода Уизли. - Он смотрит себе на ноги, которыми болтает в воздухе, чуть насмешливо. - А ещё правнук вейлы, и много кто ещё... Но для кого-то это всё - просто фамилии и названия. - Медленно переводит взгляд на Оливера, смотря как-то очень намекающе. Не зная сам, куда завели его мысли, но просто осторожно позволяя им рассыпаться - как бусинам в снегу. И чувствуя, как его переполняет это желание поделиться, встаёт было со скамейки - но затем меняет положение снова, вставая на неё коленками. - И если честно, мне скорее приятно это, чем нет. Для кого-то я - просто мальчик, ммм, твой... коллега из школы, только на курс младше? - Улыбка, тоже как-то медленно преображающая его лицо, выходит задорной и немного игривой, что ли. Есть что-то ещё, что он мог бы сказать, что таки делает Лучика для Картрайта особенным, но он всё же не будет, наверное.  - И я думаю, ты в общем-то прав. Я думаю, мы зажрались. Мы - это я имею в виду чистокровных волшебников. Или не совсем, но всё равно тех, кто имеет изначально какой-то вес в мире магии из-за рода или статуса, или чего-нибудь ещё... В смысле, с какой стати? Оливер, у вас ведь тоже так бывает - кто-то получает всё не по праву, а просто потому, что родился в нужной семье. Он даже не имеет к этому отношения особого, верно? Родителей не выбирают. И почему тогда кто-нибудь может позволять себе задирать нос просто потому, что ты - другой? У таких, как ты, ничего в этом - ну, точнее, в том, но ты ведь меня понял, да? - мире нет, кроме их дара. И приходится всё делать с нуля, зачем-то бороться за вполне естественное право... Что, у меня какая-то отличная от тебя магия? - Вздергивает брови и делает жест рукой, имитируя движения палочки при рандомном заклинании. - ...Это же ерунда. Нет, в смысле, я немного от тебя всё же отличаюсь, ну, из-за вейловской части, но я имею в виду в общем. У нас с магглами даже одни праздники на двоих - взять то же Рождество! Посмотри, как они счастливы, они готовятся и чего-то ждут, хотя говорят, что Иисус был волшебником - но даже если так, но помогал и нам,  и им, если он был, и умер тогда тоже за всех тоже? В равной степени. Олли, разве это не хорошо? И не делает нас, в общем-то, одинаковыми? Магия, всё это... Только сама магия имеет значение. Но знаешь, я думаю, возможность колдовать - это и недостаток тоже. Волшебники так задирают нос, что не видят, что они безбожно отстают от времени. И если там, наверху, правда есть кто-нибудь - он отдает магию магглорожденным, чтобы они в чём-то спасали мир магии. Меняли его, делали лучше, современнее, понимаешь? Я думаю, вот так - правильно. И быть магглорожденным рисковее, но и ответственнее, чем быть таким, как я, или... - Он замолкает на этом, но одна фамилия звучит слишком уж очевидно, не нуждаясь в произнесении вслух. Лу всплескивает руками - а потом выдыхает удивленно. На сей раз облачко куда больше. - Прости, я... Меня просто понесло. Я много думал об истоках Рождества на днях, и это привело меня куда-то... В эти размышления. Я не хотел задеть тебя. - Он выглядит искренне сопереживающим, обеспокоенным, заглядывая Олли в лицо, действительно боясь, что мог как-то сделать ему неприятно. - Я... Я надеюсь, я не испортил тебе этой речью ощущения от предстоящего праздника? - Маленький, наивный Лучик. Он не настолько высоко себя ценит - но настолько высоко ценит Оливера, и настолько не уверен в себе.

Вдохнуть - и выдохнуть уже не морозный воздух, прогревшийся внутри, где у Лучика всегда горячо-горячо от любви к родным и близким, о которых он не забывает ни на секундочку. Числится ли в этом списке Олли? Наверное, да. Пусть они не родственники, и Олли всё же находится на более почтительном расстоянии, чем Кай и тот же Мередит Криви - все-таки скорее даже прям однозначно. Ведь так или иначе, а Лу Уже подпустил Оливера ближе к себе, чем кого-либо до некоторых пор, и какая разница, к душе или телу, если к одному - точно, а оно уже - храм для второго? Вот он, Лучик, являющий собой не душу, у которой есть тело, и не тело, в которую заселили сколько-то там грамм небесных сфер, а всё вместе и сразу. Есть что-то, чего в себе он никаким физическим или хотя бы рациональным способом объяснить не может, а есть что-то, что объясняется вполне адекватно - например, плохое настроение, если он не выспался или очень голоден. Да, это кажется странным для мальчонки, что привык за собою следить и всегда будто бы ходит свеж и румян - для чужих. Более родные же знают, что иногда Лу ходит уставший и бледный, бузит и даже дерзит на вполне безобидные вещи. Ну, он же человек, правда? А так хотелось бы стать чем-то большим - но он не может, знает. Рвущееся наружу, к небу, сердце в клетке из костей.
Не надо принюхиваться и искать где-то отдельные нотки своей амортенции, объясняя чем-то эту связь с Оливером прямо сейчас, не стоит пытаться надумать что-нибудь, ведь вот оно всё, здесь - разлито в воздухе. Апельсины, где-то недалеко кто-то в уютной атмосфере печет пирог, не хуже, чем мамин, может быть, хотя и не лучше тоже - всё субъективно, но так это будет выглядеть для "малыша" Лу, который просто очень любит свою маму. И вот, донеслись даже цветочные нотки, да посреди зимы! Ему не чудится - Лучик оборачивается и видит через несколько лавочек от них присевшую на скамейку парочку, где девушка держит в руках красивый букет живых цветов. Значит, не прогадал. Это так мило, что есть любовь в этом мире, правда? Любовь руководит людьми, будь они добрую тысячу раз маги или магглы. Лучик ещё так юн, но эту простую истину уже на себе опробовал. И было бы так хорошо, если бы той любви, что он безвозмездно готов дарить, хватило всем нуждающимся, чтоб согревать их даже в самый лютый холод как тёплым пуховым одеялом, как снег покрывает им землю - но ещё мягче, и не вводя в блаженный, но подобный смерти ступор, а позволяя самим расслабиться и размякнуть. Всё, что ему нужно, всё, что он пожелает на это Рождество от Санты, которому больше не отправляет писем, но верить в него не перестает - всем нужно, чтобы в них верили, хоть немножечко. У Лучика такое маленькое сердце, но он уверен, его хватит и то, чтобы оставить кусочек веры на сказочки.
"Маленький Уизли" расслабляется, видя, что действительно не задел Оливера своей неожиданной даже для себя и очень уж бурной речью, он бы не простил себе подобного. И даже хотел бы порадоваться тому, что Картрайт с ним, в общем-то, согласен - как и Лу, в свою очередь, солидарен с тем, что говорит друг, однако как раз в этом и корень его печали, это и не позволяет радости разлиться по телу окончательно - "не отсвечивать", действительно, проще. А ведь если бы люди "отсвечивали", если бы старались чуть больше - стали бы счастливее в разы и много чего бы достигли, и не было бы этих... закостеневших семеек, косплеящих (Лучик такой любознательный и продвинутый, что даже знает это слово!) средневековье, да, да, он готов подписаться под каждым чужим словом. Вот только судьба складывается неожиданно так, что разговор заходит в иную степь, касается темы, о которой Луи был бы ещё очень долго говорить не готов. Это ведь иногда действительно легче, и здесь "не отсвечивать", не замечать проблемы и обходить её стороной, как магглы объезжают магические поместья, даже не осознавая и не обдумывая это - так проще. Чтобы не ощутить, как рушится собственная вселенная, теряют смысл все устои. Но прямо сейчас... Лучик вздрагивает, приподнимая брови:
- Ты про Шейми? - Спрашивает совершенно на автомате, но это "Шейми" звучит так мягко, что, кажется, полностью его выдает. Однако Луи  и без уточнений и помощи понимает, о ком идёт речь, и несколько секунд молчит, рефлекторно кусая губы, грозя потревожить и так не заживающие до конца ранки. - Я и Паркинсон, мы... общаемся? - Произносит осторожно, болезненно внимательно следя за чужой реакцией, и с ужасом осознавая, что раз уж Оливер всё-таки ему дорог, то врать ему тяжело. Так он всё-таки видел их? Что именно тогда? Явно не моменты поцелуев, иначе говорил бы совсем иначе... нет, не говорил бы вовсе. Сердце Луи падает. Глухо бухает в пропасть. Если он расскажет честно совсем всё, как мог бы Каю, например, то потеряет Оливера совсем. Поэтому приходится приоткрывать и проливать на свет лишь только часть правды. - Мы... Так уж сложилось, что я стал с ним общаться. - Всё в Лучике выдает напряжение, он резко меняется, и даже его румянец будто бы становится бледнее. Юноша дергает плечом, пытаясь сбавить это напряжение. - Олли, не подумай ничего лишнего, пожалуйста. Я не одобряю его методов, и я с ним не согласен - иначе к чему была бы вся эта речь? Я что, похож на лицемера, Олли? - Последняя фраза звучит с нажимом, и Лу всё же подается вперед, заглядывая Оливеру в глаза с вызовом - вот здесь ведь точно не врёт, он правда не разделяет позицию Паркинсона... даже если влюблен в него. Поэтому, выдержав чужой взгляд, он всё-таки опускает голову, смотря куда-то в сторону. - Это всё с этого и началось. С того, что я против, резко против этой чистокровной политики! - Сжимает непроизвольно руки в кулаки, оставляя на нежной коже ладоней "лунки" ногтей. - Можно сказать, косвенно это началось из-за тебя... В смысле, я ненавижу, когда обижают моих друзей. Мы как-то встретились с ним в Хогсмиде, случайно. Он опять кого-то задирал, и я не мог не вступиться, и мы... В общем, вступили в дуэль. Я достал палочку первый. - Луи говорит, а его взгляд направлен на букет в руках у той девушки, что сидит через пару скамеек. И вдруг с её стороны разносится удивленно-испуганный возглас - цветы в её руках распускаются куда сильнее, среди них есть и розы, и они шипами царапают ей руки сквозь бумагу обертки, и в итоге девушка букет едва не роняет. Луи вздрагивает и резко оборачивается к Олли:
- Я ненарочно. Меня не посадят?.. - Несколько секунд он почти испуганно молчит, однако ничего не происходит, и Лу продолжает разговор, что сам же и прервал несанкционированным проявлением магии вне Хогвартса - тем более, с потрясением парочка уже справилась. - Так вот, мы начали с Шейми дуэль, и нас... разогнали. - В каком-то смысле их и правда разогнали. Сосулька, убившая человека - вина и кровь на ладонях Луи, которую ему не стереть. Однако, о, чудо, он будто бы даже держится. - А потом я просто поговорил с ним. И погоговорил ещё. И... Ты знаешь, я вдруг осознал, что могу понять его. Не принять, ни в коем случае, но просто... Когда в тебя ещё с молоком матери впитывается осознание, что небо красное, ты начинаешь в это верить, даже на самом деле оно не так. Моё небо вот - белое... - Да, красное. Небо Шеймуса алое, как кровь. На небе Лучика вот-вот пойдёт снег. - И я знаю, что так можно оправдать даже самую жесткую и бесчеловечную идеологию. Но ещё я знаю, что чтобы с чем-то бороться, нужно, так сказать, знать врага в лицо, и... Я очень глупо надеюсь, что мне хватит сил донести до него то, как это выглядит с другой стороны. То, в чём он так уверен. - Слова Лу звучат так искренне и печально - снова ни капли лжи. Он снова отводит взгляд, пожимая плечами. - ...но я просто малыш Лу. И я не могу противостоять злу, как моя семья, даже в таких скромных масштабах. - Выдыхает тихо и тяжело, а потом запускает ладонь себе в волосы, и машет другой рукой. - К чёрту, Оливер. Может, мы... лучше поговорим о другом?

Отредактировано Louis Weasley (2019-03-22 13:30:05)

Холодно. Холодно? Луи замечает, как ему неожиданно становится холодно. Так резко, навевая не самые приятные в его жизни воспоминания о том, как мальчишка стоял один на берегу, и ледяная вода лизала ему камни, и море звало, оно не угрожало - сильные никогда не нуждаются в особой демонстрации, - оно спокойно ставило его перед фактом, а ветер бил прямо в лицо, и от холода было вообще никак не спастись до определенных пор, продувало словно бы до костей... Секундное ощущение. Мираж, коснувшийся его щёк и глаз, снежинки, попавшие на ресницы - с запахом чего-то совершенно другого, не настолько чистого, но куда роднее. Апельсины, глинтвейн, корица и свечи. Праздники. Он - в Лондоне. Он с Олли в относительно тихом местечке, прячется от толпы народу и посторонних глаз. Здесь нет воды, не той. А ещё впереди у него - встреча с Каем. И тогда и сейчас, Кай - якорь. Но до этого надо ещё дожить, верно? Время - препятствие. Время, и то, что оно впускает в себя. В утреннем тумане делаешь шаг - и падаешь в кроличью нору. Но здесь нет норы, да и какая из Лучика Алиса? Алиса учится с ним на одном курсе. Ему нравятся маггловские сказки, но вот эта - не очень. Здесь есть только Оливер, и... Холод идет изнутри. Холод волнения и страха - чьи-то холодные ладони, касающиеся его в темноте. Луи не нравится это, он не хочет испытывать таких эмоций от своего друга - страшнее, чем от того же Паркинсона. Но что ему сделать, если и так маленькое сердце судорожно сжимается, когда кто-то будто бы собирается на него покуситься? Расковырять непомытыми пальцами - здесь грязный даже снег. Город, наполненный пылью и людскими пороками. Такие - и внутри у Лучика. Он знает, он ощущает в себе, и не понимает, почему Оливер пытается добраться, почему спрашивает и говорить такие вещи, пытаясь в чём-то убедить Лучика так рьяно? Он останется глух. Не умом - кровоточащим сердцем. А умом, всей своей добротой... В районе солнечного сплетения зажигается огонёк. Как свеча, как звезда на верхушке рождественской ёлки. У Луи перестают так мёрзнуть руки, когда он находит ответ и причину подобного поведения в чужой доброте. Олли - его друг, верно? Опыта поменьше, чем у Кая, да и жизнь больно кусала за пальцы - Лу видел. Лу навещал Олли в магпункте, и тогда сердце его трепетало совсем по другим причинам. Оно поёт, оно звенит колоколом, наконец-то разжавшееся - а теперь, получившее свободу, грозящее выпрыгнуть из-за хрупких стен грудной клетки. Картон, жалкое зрелище. Сердце его горит так, что стенки плавятся. Олли - хороший. Олли начал его изменения. Не надо бояться своего друга... Усилием воли, потому что он, самый рыжий из Уизли, наследник семьи, такой маленький и жалкий, что готов подозревать в злом умысле и почти предательстве своих близких только за то, что они, за него беспокоясь, пытаются докопаться до истины. Потому что у него не получается быть добрым априори, далеко не так часто, как хотелось бы, и Картрайт говорит, что Луи хорошего мнения о людях, и будет очень стыдно, так стыдно ему признаться, что всего лишь пару мгновений назад, пока Оливер случайно отвлекся...
Это - яд, ты скоро поймёшь. Горький в сердце, сладкий по краям. Чувства к Паркинсону отравляют его, меняют, делают меньше и злее - или так себя и должны ощущать люди, выходящие из-за увеличительных зеркал, в которых бесконечно отражается доброта и свет близких? Он правильно тогда подумал, в коридоре с Шейми. Всего лишь отражение в луже. Нет собственного источника света. У него ничего вообще нет, кроме долга, кроме его любви к близким, кроме маленького сердца, в котором поселилось новое, доселе неизведанное чувство, угрожающее вытеснить все остальные. Но сбросить с себя эти оковы хоть на пару мгновений - легче. Любовь - никогда не свобода, но зачем нужна такая свобода, где ты одинок и озлоблен?
- За что ты извиняешься, Олли? - Он произносит чужое имя с любовью, как старается делать вообще всё, в этом не отдавая себе отчёт. Не выдавая и в том, что не делает разницы, цепляясь к форме, а не к содержанию, но интонации его выдают сильнее, чем что-либо еще. Даже сильнее, чем взгляд - тревожный, но ясный до обманчивого. Луи наблюдает, подмечает каждый жест Оливера, пытаясь по чужой реакции прочитать, что ещё можно раскрыть другу. Другу... У Луи слишком много тех, кого он может назвать друзьями, для его маленького сердца. Но это - особый случай. Далеко не каждая дружба начинается с пьяного секса. С, если не упускать подробности, засосов, что ярко виднеются на нежной светлой коже, и чужой спермы у себя внутри. Не всякая дружба - но вот здесь и сейчас они в той точке, в которой Луи нравится находиться, точка обоюдного доверия и покоя, его чувства защищенности. Но иногда он чувствует отголоски трепета, если Картрайт засматривается на него, хотя не имеет никаких тайных желаний или что-то вроде того. Своё он уже получил - хватило надолго. Кто-то стирал следы Картрайта с него, но не из него - и даже думать об этом было странно, в смысле, Лучик... Не то чтобы он был развратной фифой, и он никогда не подозревал, что действительно захочет повторения тех ощущений с кем-то ещё, а не просто, может быть, если опьянеет достаточно, даст чему-то такому произойти. Оливер открыл ему новый мир - но уходя, прикрыл за собою двери, чтобы туда, вроде как, не проскользнули нежелательные личности, и носил в кармане замок в виде их дружбы. Никому не подобрать ключи, и Лу жить бы так, вспоминая этот приятный опыт, не добавляя к нему ничего нового, но. Он слишком хорошо помнит, как совсем недавно ощутил нечто подобное к кое-кому другому, жажду, которую не утолит никакая вода, и одновременно с этим - пламя, в котором гореть было бы так больно и приятно одновременно. Но не говорить же об этом Олли? Они друзья, но иного рода, не из тех, кто с желанием зависти делится  о том, сколько на этой неделе завалил девчонок. Лу смутно ощущает в Картрайте кого-то старшего, вряд ли прямо-таки брата, но одного из кузенов - практически. Линии родства, не имеющие общего с кровью, шах и мат, ат... кхм, придерживающиеся чистокровной теории. И как бы, не говорить же ему о своих любовных похождениях своим кузенам? Это стыдно, тот случай, когда затыкает рот как раз родство и угроза стыда, что просто затопит изнутри. 
- Я понимаю, что ты беспокоишься. - Не испытывая неловкости, забыв о совести, нарушает чужое личное пространство, врываясь в него с детской или щенячьей непосредственностью - ничего общего с тем, как он вёл себя в том классе. Лу просто берет и плюхается головой Олли в колени, а затем и вытягивает руки, шевеля пальцами в воздухе, будто колдуя. В умилительном поведении - желание "беспалевно" спрятать лицо. У Оливера в обзоре остаётся огненная макушка, казалось бы, самого невинного во всём мире существа. - Я... ценю твоё беспокойство. И доверяю тебе. Ты мне дорог, Олли. По тысяче причин. - Смешливо фыркает, это если и не видно, то слышно. Луи любит это число, и неважно, тех же причин или чертей... Он говорит совершенно искренне - но при этом отвлекает внимание, мягко смещает объект разговора, если уж Картрайт сам менять тему демонстративно отказался.
- Ты знаешь, я... Очень ценю то, что между нами было. - Его голос становится тише, интимнее. Невозможно идти против своей природы, и даже самая крохотная капля его вэйловской крови требует жатвы. - Но при этом я не хочу, чтобы ты думал, что мы дружим только из-за этого. В смысле, по-моему, ты очень хорош...не только в постели. Но и душой. - Ёрзает на чужих коленях, чтоб перевернуться, оказаться всё же к Олли лицом - рыжее пламя растекается по его коленям, а голубые глаза на виду, теперь - такого же цвета, как небо, хотя отражают не его, а кучеряшки Картрайта. И какое-то время он молчит, на кончике языка копятся много слов, в большинстве своём они сладкие - приторные до тошноты. Ему нужно другое, честнее и глубже, с горьким привкусом. Чтобы достать, нужно запустить собственные пальцы - не чище - вглубь. Луи прикрывает глаза.
- Мэг рассказывала тебе, как мы с ней начали дружить? Ну, я думаю, что начали. Я чуть не попал в неё боевым заклинанием. Ну, я не видел её, я просто тренировался и пытался выпустить пар. Оливер, тебе знакомо желание выпустить пар? Когда тебя сотрясает от злости, но ты не можешь сделать совсем ничего? Я был беспомощен перед обуревавшими меня чувствами - и очень их боялся. Я думаю о людях хорошо, может быть, но я сам - не хороший, и... - Его голос гипнотизирует против воли "владельца". Лучше слушать интонации, не вдаваясь в смысл слов. А ещё лучше - не слушать вовсе. Лу аккуратно выскальзывает с чужих колен, выпрямляясь и садясь нормально. Держит взгляд опущенным - тихонько трепещут ресницы. - Я иногда ощущаю, что внутри меня - дыра. Без подростково-шутливых смыслов, она полна тьмы и поглощает меня изнутри. Ты же знаешь, как я хочу быть для всех просто Лучиком, верно?.. Но ты думаешь, я не обязан. - Он думает так тоже. Лу кажется, все праздничные огни гаснут, когда он опускает ладонь себе на грудную клетку, сжимая. - А ещё иногда мне так больно, Олли. Я просто малыш Лу, я полон любви - и ненависти, и противоречий. Мир такой огромный, он давит, и я каждый раз отравляюсь ощущением своей полной беспомощности, и ещё там есть много всего, и мне... Больно? Ты думаешь, причем тут Паркинсон? Когда я думаю о нём - мне ещё больней. Но когда я нахожусь рядом с ним, то боль затихает... Совсем. Словно мне не стыдно и не страшно. В смысле, легче бояться его одного, чем всего мира. - Улыбается слабо, но как-то невесело. И ловит чужой взгляд, перед этим выдыхая, словно собираясь нырять в прорубь. - А недавно сердце стало болеть и по нему. Олли, я... Всё ещё с ним не согласен. Я не лгу тебе. Ты мне веришь?.. Я всеми руками и ногами против его методов. Но Олли, разве ты... Разве можно приказать своему сердцу? Можно его хоть что-нибудь заставить? Попытаться задавить разумом, аргументами, логикой - я говорю себе те же слова, что говоришь ты, что возможно, он просто больной на всю голову, и я ошибаюсь, и зря надеюсь его изменить хоть немного, но... Олли, я не могу.  - Рука сжимается до боли, а в голосе прозвучали слёзы - хотя взгляд остаётся ясным, Лу невольно тянет вторую руку, чтоб провести ладонью по глазам. Потом его ладонь скользит ниже, ко рту, зажимая его - но поздно. Горечь сквозит даже на зубах.
- Олли, пожалуйста. Если я тебе друг. Я хотел, потому что это жутко и тупо, но не смог тебе солгать. Не могу лгать своему другу. И не хочу? Ты можешь меня даже осудить, можешь ругать меня - хорошо. Ты будешь прав. Но пожалуйста, давай оставим эту тему. Вот-вот Рождество, надо веселиться и праздновать, давай поговорим о другом, но... Не оставляй меня и оставь эту тему. И не говори никому. Оно убивает меня, а мне нужно ощущение праздника. Это - моё последнее "детское" Рождество, поэтому пошли лучше в торговый центр, поиграем в автоматы и попьем какао... - Лу протягивает Олли ладонь, убирая её от сердца, ещё держась другою за свой рот. Не плача и даже не дрожа, но выглядя полным надежды - и несчастным. Разбитым. Но Олли может его починить и зажечь, как старую, но любимую ёлочную гирлянду, которую жалко выбрасывать. - Я прошу у тебя слишком много? Мне тоже так кажется. Но я однажды уже подарил тебе - первому - своё тело, а теперь выношу на твой суд - тоже первому - своё сердце. Ты можешь посчитать меня предателем и оттолкнуть. А можешь... Просто пойти со мной. - И Луи собирает в кулак свою волю, и призывает все волшебные силы Рождества, чтобы его желание, такое неопределенное, исполнилось - чтобы всё было хорошо. Помимо стандартного "с родными" - и с ним, здесь и сейчас. Лу переводит взгляд вперед, на праздничные огни. Такие красивые... Он бы хотел стать не человеком, а одним из них. Безропотно сиять вместе с ними.
Но он возвращает взгляд к Олли - и дергает рукой, приглашая то ли за неё взяться, то ли хотя бы пожать, вторую наконец ото рта опуская вниз.

Отредактировано Louis Weasley (2019-05-24 14:10:51)