- Сука, да как же блядь больно...
Выдержки Мура хватило ровно для того, чтобы скрыться за углом, оставляя Рене позади, как уже пройденный в жизни этап. Сердце его, на самом деле, чуть ли не разрывалось. Но если девушка попросила - стоило уважать её желания. Хотя расскажи кто-нибудь, допустим, Эрику, что Николас способен хоть что-нибудь в этой жизни уважать, тот бы знатно посмеялся. Так вот, стоило ей пропасть из виду - из внутреннего, потому что стена слишком уж быстро их разделила, - как Николас заскулил от боли, плотно сковавшей всё его тело, как какой-то ебучий гидро-костюм для того, чтобы погружаться в волны забвения. Горело, превратившись в сплошной комок страданий, всё тело, даже там, где Эрбер его не касалась - мозг, находясь в панике, путал сигналы. Но особенно больно сильно пострадало его ебалько, самое смазливое и красивое место во всём Коте  - ну, разумеется, по его собственному мнению. Он мог и любил изменяться по, если вспомнить сказки, щучьему веленью, и уже отчаялся поймать ту суку-щуку, которая передала ему этот дар, заставила обучиться подобным трюкам. Именно поэтому он научился любить себя настоящего, зеленоглазого и с ворохом почти чёрных волос, вечно находящихся в творческом беспорядке. Так вот, его лицо... Кровавое месиво, в которое превратились губы, ноющий живот, многочисленные синяки и царапины по всему телу, выглядит жутко, а ощущается ещё хуже. Но, пожалуй, самым тупым и забавным был всё ещё стоящий член, чьи очертания каким-то неведомым образом проступали сквозь квиддичную форму. Ник весь пылал, у него никак не удавалось успокоиться. Воспоминания об этом вечере останутся в голове навсегда, займут место одних из самых сладких за всю его дрянную жизнь, быть может, ещё раз воскреснут на смертном одре.  И боль, кажется, тоже теперь станет его спутницей навсегда. Или это сказываются усталость и относительно постоянный недосып.
Мур честно предпринял попытку спрятать себя. В этот раз втянулись, словно губкой стираясь, не только татуировки, но и многочисленные свежие, ещё даже корочкой не покрывшиеся шрамы, как память о только что завершившейся маленькой бойне в лабиринте коридоров. Он выглядел, входя в гостиную Слизерина, почти нормально. Правда, колени предательски дрожали, а на лице застыло страдальчески-охуевшее выражение. Кажется, до него слишком запоздало, но всё же начало доходить, что именно произошло в коридоре между ним и Рене. И этим нужно было срочно хоть с кем-нибудь поделиться, чтобы башка не взорвалась, ей-богу. Когнитивный диссонанс зашкаливал. Гостиная, что удивительно, оказалась абсолютно пуста, и Николас даже не врубился сначала, что происходит, а потом до него дошло - Слизерин празднует свою победу. Все, кроме капитана команды, которого почему-то никто не хватился. Что же... Кот в моральном смысле схватил себя за яйца, сдерживаясь от того, чтобы заорать и показаться случайному прохожему - если такие могли быть в слизеринских подземельях за дверью - настоящим дебилом, и лёг прямо на пол, скинув оттуда с ближайшего кресла подушку. Полежал несколько секунд, наслаждаясь таким приятным глазу зеленоватым освещением, и тихо заплакал. Даже сам не понял, от жалости к себе, от боли или усталости. Слёзы самым прозаичным способом стали затекать ему в уши, вызывая щекотку, и через несколько секунд Ник уже не только плакал, но и смеялся. И вот именно в таком состоянии на грани истерики его застал вошедший в гостиную Эрик. Но он уже привык, правда?..
Эрик Мансфилд - полная скотина. Пожалуй, это было первым, что выпалил Николас, стоило им познакомиться поближе года, кажется, три назад. Его ложь, абсолютно любая, была слишком нарочитой, лезла в глаза, кричала о себе. Сначала было противно, а потом до Мура дошло, что перед ним практически его отражение. Вот только, кхм, азиатское. Но это не имело значения, ничего не имело значения кроме простого факта, что его к Мансфилду неожиданно сильно потянуло. На первых парах - из любопытства и подлого желания вывести на чистую воду, но юноша даже не заметил, как в этих своих попытках увлекся и постепенно стал отходить от основной цели, в какой-то момент словив себя на том, что привязывается к "этому придурку". Придурком был он сам. И успел испугаться того, что Эрик, как только окончательно уверится в этом, кинет его на произвол судьбы, как рано или поздно кидали абсолютно все. Но он не кинул, оказался приятным исключением, подтверждающим правило. Кот был ему благодарен. Благодарность Кота была сродни катастрофе слизеринского масштаба. Но зачем сейчас рассуждать, пустые философствования никому из них не помогут, тем более, что Эрик уже заметил тушу слизеринского кэпа, и нужно было как-то действовать, подавать признаки жизни.
- Подойди ко мне. Давай, Баба-Яга-Костяная-Нога, не ленись. - Поддразнивания уже давно вошли в привычку и не преследовали за собой абсолютно никакой цели. Ник, продолжая лежать, чуть повернул голову, разглядывая приближающегося к нему Мансфилда, и сам не замечая, что легко улыбается, при этом подергивая губами, похожими больше на какой-то вареник с вишневым вареньем. Точнее, первые несколько секунд после того, как Эрик над ним склонился, его губы были нормальными, выглядел Мур вполне обычно. Но удостоверившись, что находится под пределом чужого будто бы вечно презрительно сощуренного взгляда, он снял иллюзию, перевоплощаясь в себя-настоящего. И показал, что с ним сейчас творится. И льющиеся из глаз слёзы, и льющуюся кровь изо рта, и словно бы растертые по всему лицу контуры прокусанных и разбитых губ, и синяки, и всё остальное. Дав налюбоваться, медленно улыбнулся ещё шире - и сморщился, заскулив от боли.
- Как тебе подобный маскарад? Эта сучка Эрбер постаралась. Ты же с ней тоже, вроде бы, общаешься. - Он медленно, стараясь себя не тревожить, подложил руку под голову, глядя на Эрика снизу-вверх, жадно считывая и впитывая в себя его реакцию. - Ты ведь был на матче, я знаю. Видел, как вышло некрасиво? Она пошла потом разбираться. - Ник будто не мог не делать себе ещё хуже, он гнусаво расхохотался, и кровь с его губ полилась сильнее. А потом Мур вдруг оборвал свой смех, хмурясь и поднимая указательный палец свободной руки вверх, ткнув им куда-то Эрику в колено. - Но если ты об этом напишешь, Мансфилд, я найду печатную машинку и тебя ею трахну. - Улыбнулся уже совсем мимолетно, просто приправив своё обещание выражением лица, словно бы говорящим "Но давай надеяться, что это шутка", и прикрыл глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. Мучаясь и одновременно с этим наслаждаясь. - Ты вообще как-то отметил для себя сегодняшний матч? Если да, зачитай мне. Я хочу это слышать.
И ни слова о "У тебя не найдётся целебного отвара, Эрик?" и "Господи, как же болит рот, я щас сдохну", хотя это хотелось сказать, проскулить страдальчески куда сильнее, чем пороть всю ту чушь, что вылетала из его рта. Но, может, Эрик, за время их дружбы к Нику почти привыкший, сам догадается?

Отредактировано Nickolas Moore (2017-04-05 00:45:10)

if there is a meaning in things we do,
then where can I and how can I find the clue?
if there is a meaning in things we do, then
where can I and how can I find...

Слёзы, текущие из глаз Мура, вдруг становятся злыми - и абсолютно несчастными. Он, чёрт побери, просто перестаёт хоть сколько-нибудь контролировать этот процесс, и на мгновение сквозь его улыбку проступает оскал, полный боли. Ещё одна маска сорвана, ещё один слой метаморфомагии, более глубинный, из Николаса Мура вдруг разом будто сдирают кожу. Эрик всё знает, ну ещё бы. Они же друзья, да? Иногда создаётся впечатление, что Эрик знает о нём куда больше, чем Кот сам знает о себе, потому что Мансфилд знает себя самого, и ему по профессии положено быть более хватким, уметь цепляться клещами за истину и вытаскивать её на поверхность, а если придётся - ещё и тщательно анализировать, искажением заполняя пробелы. Журналистика - хорошая работа, но она нужна усидчивым и умным. Эрик усидчив поневоле, и кто, черт возьми, помнит, где он любил прохлаждаться до своей...своей... Николаса клинит, и мысленно он захлебывается истеричными рыданиями, потому что пытается вспомнить, что видел эту узкоглазую рожу буквально повсюду что до, что после. Хотя, что особенного изменилось? Взгляд, острый, как бритва, снова скользит по чужим ногам, хотя перед глазами всё почему-то мутнеет. Это как смотреть сквозь запотевшие очки. Нет никакой усидчивости. Но есть хотя бы любовь к своей работе, а? Никто не станет заставлять Мансфилда, как цирковую обезьянку, повсюду таскаться с фотоаппаратом и прочими там журналистскими принадлежностями. Кто хочет сфоткаться? Кто не хочет быть сфотканным, но всё равно попадет в газету, текстом или изображением. Главный редактор гори-она-огнем газеты и капитан зелёной команды водят дружбу, это должно быть что-то мощное, с массовой пользой для обоих. Этому куску азиата такая дружба приносит, наверное, одни неудобства. Но в любом случае, Ник не представляет, каково ему, потому что для него что-нибудь подобное означало бы лишиться квиддича. А квиддич - это его самая большая страсть, единственная возможность посвятить себя чему-то после Хогвартса. Хотя страшно не хочется, чтобы наступало что-то после Хогга, если уж по чесноку. Расставаться с Эриком тоже не хочется. Впереди целых полтора года, но они пролетят незаметно, развеются, как дым.
Мур вздрагивает, слыша из чужих уст свою фамилию, она вдруг начинает звучать поразительно инородно. Но затем он расслабляется, потому что всё-таки голос Эрика успокаивает, а то, что именно он говорит, заставляет снова хотеть смеяться. Но Кот уже не рискует, на самом деле, ему не нравится ощущение медленно "тлеющей" на лице жидкости, да и запах железа уже давно перебивает планку критического. Но на его губах, которых, кажется, теперь и нет вовсе - следы поцелуя. Агрессивного и невероятно страстного, такие невесомые. Так смешно думать об этом, а осознавать, что обязательно выдашь эту тайну, действительно влажную из-за количества крови и из-за дождя, от которого только начали просыхать волосы - лучшему другу. На самом деле лучшего, карма ему вернула тот же ущерб, что сам Николас Мур приносит миру. Но тошно размышлять об этом, слёзы и зелёные сопли, лирика, которая его не достойна, в жопу самые чувственные произведения.
- Ты прав. Это было дерьмо. - Он не слышит слов о совести и том, что надо было бы прийти к остальным, будто бы забывает о том, что является капитаном слизеринской команды по квиддичу. Но на самом деле Николас - капитан, даже тогда, когда это совершенно не нужно, ему въелась под кожу и определила дальнейшую судьбу эта роль, выбранная ещё на начальных курсах. Лучший игрок команды, иначе какого черта? Он обязательно завтра, скажем, лично извинится и поблагодарит каждого, но сейчас этого лучше делать не стоит. Да и потом, почему-то Кот же не поперся сразу праздновать со всеми! Ушёл в сторону. И то ли в нём вдруг проснулся дар прорицания, и показался слишком красноречивым взгляд Эрбер, то ли... Ник даже не знает. Он поднял руку слишком запоздало, пытаясь схватить хоть за что-нибудь уже разворачивающегося Эрика:
-Слушай, не надо. - И опоздал. Выдохнул судорожно, так и замирая с протянутой рукой, а примерно через минуту уже сжимал в ней вожделенную бутылочку. Потому что, как бы Мур ни желал уничтожить себя, в нём были сильны инстинкты. Они требовали жизни и прекращения боли. - Действительно от сердца отрываешь же...
Всякие лечащие средства яростно необходимы им обоим -  оба дебилы. Ник выпил, даже не ощутив вкуса, потому что лекарство смешалось с каплями крови.
А что делать дальше? Он уже предположил, что расскажет, но стыдно и страшно, как малолетке. Кот некоторое время молчит, прислушиваясь к своим ощущениям от лекарства - не полезут ли кишки наружу. Но вроде бы нет, и то ли работает плацебо, то ли действительно становится легче. Выдохнув судорожно, как перед прыжком в воду, Ник выдает неожиданно хрипло:
- Она...сильно разозлилась. Львиный командный дух. И ты не прав, мы как-то дрались, но давно очень. Ещё до дружбы с тобой. Кхм... Рене думала, что я начну отбиваться. Я не стал. И из неё будто всё дерьмо полезло. - Он оскалился уже весьма явно,  и с разорванными губами смотрелось довольно фриково. - В смысле, всё плохое. Люди хуже демонов. Ну, а потом, потом мы поцеловались. Это я поцеловал её. -  Оскал обратился в улыбку, полную триумфа и наслаждения. - Боже, Эрик, как дико она дерётся... А как целуется... -  Мур всё же сорвался на хохот, а затем, пробуя себя на прочность, осторожно стал подниматься. Мир никак не желал обретать яркость. - И я предложил ей сделку. Ну там, знаешь, привилегии примерно те же, что имеешь ты, дружа со мной. Но её  не могут отпиздить. - Всё ещё хохоча, заметно подрагивая, Николас вскарабкался на ноги и схватил Эрика за плечи, наклоняясь к нему близко-близко, заставляя любоваться кровавой маской, в которую обратилось его ебло, разглядывая себя в чужих глазах. Нагло чужое личное пространство нарушил, разрывая его, и медленно, чеканя слова, покопавшись в своих интонациях и выбрав из них самую похабную, дунув на неё, высовывая из кармана, произнёс:
- Эрик Мансфилд, я... - Он приукрасил впечатление красноречивой паузой. - ...Благодарен тебе.   - И отстранился, оставляя на чужом плече только одну руку, заливаясь довольным хохотом. Ник никогда не скрывал особо, что он по крайней мере бисексуал, и подобные шуточки тоже стали для него нормой при общении с ним.
- Нет, серьёзно. Спасибо. За всё. Цени это, потому что ты же знаешь, я вряд ли ещё когда-нибудь позволю себе признаться в подобных слабостях. Но я даже практически абсолютно счастлив, что дружу с тобой. Ты охуенный. - Что он несёт? К чему это? Может, Рене увлеклась и приложила Кота головой?..

Отредактировано Nickolas Moore (2017-04-10 18:46:05)