HP Luminary

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HP Luminary » Waiting for better days » плотоядные боги


плотоядные боги

Сообщений 1 страница 8 из 8

1

http://s9.uploads.ru/hFKly.gif
http://sg.uploads.ru/eLQuN.jpg

Действующие лица:
Ada Zabini & Sheamus Parkinson

Место действия:
Подворотни Лондона.

Время действия:
лето 2022

Описание:
Боги не кровоточат.
Потому что скрывают свои слабости от плотоядных тварей.

Предупреждения: -

Отредактировано Sheamus Parkinson (2019-01-13 03:07:00)

+1

2

Вокруг все слилось в один угнетающий серый цвет. Небо над головой - чистый свинцовый сплав, еще не отполированные и не способный ярко блестеть. Стены высокие страшные монстры, безмолвно взирающие с высоты и своими взглядами дающие понять: просто так они не отпустят из этого каменного лабиринта.
Среди потрескавшегося черного кирпича проглядывался бурый мох. С крыш домов падали капли. Быстро-быстро барабаня по разбитому асфальту. Вода с оглушительным воем проносилась по трубам, стремясь вниз, к земле и далее - в туннели канализации. Казалось, что эти слегка мутные потоки, убегающие под земную твердь, поют песнь тревоги, вызываю на смуглой коже мурашки.
Погода была не рассчитана для встреч. Хотя, зависит от того, какого характера будут эти самые встречи. Под проливным дождем самое идеальное - творить преступления. Или же бегать босиком за руку с любовью все своей жизни. Из крайности в крайность. Тьма и свет идут бок о бок. И вряд ли сегодняшний день и встреча вдруг порадует Эйду лучами солнца.
Эти подворотни на окраине Лондона ей не нравились. Мрачные, сырые, враждебные. Похожи на те старые районы Бирменгема, где в далекие двадцатые прятались от полиции ирландцы, поддерживающие ИРА, коммунисты и прочий сброд без гроша в кармане. Конечно, вероятность того, что в нынешние времена кто-то выбежит на нее с ножом, дубиной или чем-то подобным, крича во всю глотку какой-то лозунг или нечто подобное - практически равна нулю. Во всяком случае верить в это хотелось, но кто знает, что ожидать от этих маглов?
Забини шла дальше, мысленно сверяясь с картой в голове. Во все стороны от ее ног расходились серебрянные брызги дождевой воды. Эйда предпочитала не светиться в этом месте, пряча лицо за сводом капюшона и изредка поднимая голову в попытке разглядеть на противоположной стороне улицы вывеску с адресом.
Мимо изредка проносились автомобили, обливая тротуар новым потоком воды. Прозрачные лапы будто пытались поймать ноги Эйды, брызгами опускаясь в опасной близости возле них. У них не получалось и с утробным журчанием лапы исчезали, слизывая напоследок грязь асфальта и унося ее куда-то прочь с невообразимой скоростью.
Третий дом. Пятый. Седьмой. Эйда остановилась, вновь вчитываясь в табличку с адресом. А затем, ради проверки, достает из карманы компас на старинный манер и вглядывается уже в него. Стрелка крутиться сначала быстро, будто ее сбивает с толку магнит, а затем замедляется, плавно поворачиваясь в сторону северо-запада. К строению, возвышающемуся над всеми остальными зданиями в округе. Оно выглядело не намного более приветливо, чем все вокруг. Входная дверь нараспашку. На фасаде светящаяся синим, белым и красным вывеска. Мигает - сломанная. На первом этаже сомнительного вида паб и такой же продуктовый магазин. Надписи сплошь на китайском. Стекла витрин грязные и мутные. Кажется, что Лютный переулок будет выглядит по-королевски в сравнению с этим районом. И почему они встречаются именно здесь?
Может быть она даже согласилась бы зайти в этот нелицеприятный паб, лишь бы уйти из-под упругих струй дождя. Но здание являлось не более чем ориентиром к месту встречи.
Она повиляла между домов еще какое-то время, заходя в какой-то грязный двор, окруженный со всех сторон стенами домов и каким-то ограждением. В стороне стояли помятые баки полные вонючего мусора. Эйде даже показалось, что она услышала писк и копошение крыс оттуда. А возможно, что все это просто дождь играл с ее сознанием в злые игры.
Девушка огляделась, немного отогнув края своего капюшона. Не хотелось столкнуться тут с маглами. Они явно будут настроены враждебно, учитывая внешний вид незваной гостьи. Слишком чисто и опрятно одетая. И просто слишком для такого места.
В темном углу слышится звук. Сквозь дождь не сразу можно заметить там приоткрытую дверь в тон стен здания. Эйда сжимает в руках палочку, тихо подходя к своей цели и заходит в зияющую пасть, резко поворачиваясь вправо уже находясь под защитой темноты. Впереди окно с открытой форточкой. Она медленно раскрывается, а затем молниеносно захлопывается с оглушающим стуком.
- Homenum Revelio, - Эйда стоит молча, ожидая. Она была уверена, что здесь кто-то был. Но друг Это был или враг? Заклинание кого-то обнаружило. Тихо пробираясь вперед, а затем вверх по лестнице с чугунными перилами, Эйда уловила чью-то фигуру, силуэтом застывшую на фоне серой стены.
- Шеймус.
Уж его-то узнать не составляло совершенно никакого труда. Высокий, худой и глядящий словно сквозь душу. Даже сейчас она ощутила это, а ведь Паркинсон едва повернул к ней голову. Тени залегли на его лице, создавая впечатление того, что стоит перед ней не живой человек, а слуга Ада. Костлявый рыцарь с впалами щеками и темными от пустоты глазницами. Открой он рот для слов, произнест звуки - обдаст ледяным мертвенным голосом. Последним, что услышишь в своей жизни.

Отредактировано Ada Zabini (2019-01-15 23:24:03)

+2

3

Он постучал пальцами по стене, словно они - светоскоп. Шеймус прощупывал простывшую штукатурку, ощущая тлен её дряхлой плоти на своей коже. Диагноз - великолепные аккорды гибнувшей материи. Ему нравилось смотреть на могильное дыхание этих обшарпанных потолков. Здесь сквозняк нагим шествовал по коридорам под фанфары тоскливых скрипов, в унисон протекающей крыши. Все в упадке. Словно античность после декад лет Pax Romana. Тут царила чума, деспотизм и извержение вулкана. Все это Шейм ощущал кончиками пальцев, скользя ими по стене. Пыль памятью оседала на его волосах, с замиранием мертвых сердец покрывая вуалью знаний.
Сквозь покровы проросла плесень, расползаясь, словно синяк на коже. Вздувшиеся вены прогрызали стену, пульсируя новой жизнью. Жизнью, ведущей к смерти. Или полной аннигиляции.
Все дышало влагой. Паркинсон ощущал себя желатиновой рыбой. Сопливой, как сырой белок яйца.
Он думал о разном, пока под его глазами, под скулами, пролегали тени дисании, так не вовремя выскабливающей размазанное на дне самообладание. Ему приходили в голову обрывки из лаконичных граффити, оставленные мертвыми инкогнито в бесплодной утробе этого дома. Огненные глаза Уморы, так и не погаснувшие после смерти. Лемниската, в лабиринт которой он загнал себя сам. И фосфены, взрывающиеся от истеричных выдавливаний глаз.
Голоса в голове шептали. Но все так громко, горячо и о разном. Ничего не понять. Терпение в бутылке перманентно стремилось к пунте, обращая время в спять и исчезая вовсе.
Шейми плотоядно переводит взгляд в сторону голоса. По-птичьи резко, словно его глазные яблоки - механизм, со скрежетом оцарапавший стену. Он упирается ладонью в шелушащуюся вертикаль, и пальцы замирают, обращаясь в длинноногого паука. Он поворачивается лицом, словно нащупывая взглядом звуковые волны девичьей трели. Она так обманчиво кажется легкой добычей, чьё сердце можно с чавканьем разорвать в клочья, а после скормить воронам. Или крысам. Женщины все обманчивы. Его мать самая большая обманщица. А он самый большой обман ее жизни. Но этого он ещё не знает. А она считает, что так даже лучше.
Хотя во всем этом киселе тайн есть одна истина. Его отец мертва как ни крути. И это повод. Вопрос заключается в другом: не "если", а "когда".
Паркинсон смотрит на Забини. Он просто знает, что это она. Но ещё не понимает до конца. Перед его глазами пелена мрака, к которому пора бы уже и привыкнуть. Стальная преграда дождя за стенами бункера ложных амбиций, все ещё ревела, затапливая улицы, коробки с бомжами и мусорные баки с плачущими котятами. Шейм задышал чаще. Он ощущал себя тощим мокрым котёнком, эмбрионом силы, который умрет, захлебнувшись тухлой водой и уткнувшись носом в рыхлое тако. И он станет соусом из падали, так и не почувствовав твердь графитового асфальта под лапами.
Эйда позвала его, и Шейм невольно улыбнулся. Голодно и мрачно. Наивно пытаясь казаться дружелюбнее, покорнее, но все это походило на сжатое за горло безумие. Как и сам Шеймус.
Он был весь сжат и безумен.
Паркинсон шагнул навстречу к Забини, словно она могла исцелить его. В какой-то степени да, если сожрать её. Поедание человеческой плоти у многих народов ассоциировалось с мощью, которая следует через проклятье. Но он не думал о последствиях. Ему интересны возможности. В волчьей пасти скопилась слюна. Он кровожадно осматривал девушку, словно она его остывающий ужин. Шейми все ещё искал в ней некую трещину, чтобы разорвать своего бога в приступе желания возвысится над всем. Она пока не сдавалась, словно не видела в нем религию. Ее заточили под другим углом. Слишком искусно. Но Паркинсон ощущал аромат чужих затаённых страхов, которые переплетались с воспалённым восхищением. Она пришла, а значит в ней все же есть человеческие слабости. А когда он их найдёт - она падет.
Для него все игра.
Он шумно проглотил ком в горле, подходя совсем близко и теперь затапливая её тенью, которая выползала из-под него. Взгляд потеплел. Он рад её видеть. Её присутствие уже избавляло от страхов, словно она могла разобраться с каждым из них.
Шеймус переплел пальцы с пальцами ее рук. Мягкими и нежными, как свежая плоть. А после прижал к своей груди, проникновенно заглядывая нефритовым хрусталём глаз в её карие. В её огненные.
- Чувствуешь? - с дрожащим безумием прошептал он, облизываясь. Сердце билось. Билось часто. - Страх - это слабость или рациональность? - Шейми склонился, прислонившись своим лбом к чужому. Зажмурился, а после отстранился.
- Я покажу тебе кое-что, - Паркинсон быстро зашагал вниз, потянув Эйду за собой.
Они оставляли невидимые следы на лестнице ведущей вниз. А после на ещё одной, тоже ведущей вниз. И ещё ниже. Ниже пола. В самую сердцевину прогнившей пасти Лондона.
Пальцы Шейми сжимались слишком сильно, но он не замечал этого, капканом вцепившись в руку Эйды.

+2

4

Lex Friction - String Theory

Шеймус казался ей хищником. Птицей или животным. Падальщиком, следующим за ароматом боли полусгнившего мяса у медленно умирающих жертв. Он упивался слабостями, любил искать их и ломать стены, покрытые венами трещин. Его костлявые руки врывались в пылающую агонией плоть, вырывая ту по кускам из тела и смакуя сладостный вкус алой крови на языке. Среди тьмы он двигался удивительно резво, пружиня на своих лапах или же маневрируя на потоках ветра. Плавно, опасно и стремительно.
Перед ним можно срывать только чужие маски, но никак не свои собственные. Он всегда рядом. Ждет, готовый напасть и в триумфе победы разодрать на куски, а после не оставить ничего - даже пару капель крови на этом сером полу под их парами ног. Он в жадности слижет и эту яркость, вбирая в себя все и наполняясь силой, способной разрушить миры. Он восстанет над жертвой, затмит ее, растопчет своей тяжелой тенью. Превратить в прах кости, позволив ветру разнести его во все стороны света.
Безумство воплоти. Создание, поглощающее вокруг себя все. Человек, создающий звуковой коллапс здесь и сейчас. Живая вечно голодная жестокость без понятия морали.
Он оказался непозволительно близко. Но отступить - навлечь на себя что-то опасное. Рука тянется к капюшону, спуская его со своей головы вниз. А затем освобождается от плена перчаток. Влажные от дождя волосы прилипли к шее. Его тень укрыла Эйду, пряча ничуть не хуже, чем мантия невидимка из старых сказок Барда Бидля. Но разница все же была: мантия прятала от всего, включая Смерть. Тень Шеймус же была самой Смертью. Или же ее частью. Для всех, рано или поздно.
Чужие пальцы по-собственнически коснулись ее собственных, переплетаясь с ними и делясь - не теплом, нет - холодом. Колким и каким-то прозрачно-бирюзовым, неприветливым, но разительно отличающимся от взгляда, которым Шеймус наградил ее. А затем она ощутила исходивший от его груди жар. Его сердце будто само походило на загнанного в ловушку зверя. По венам в неистовом бешенстве плескался чужой страх. Он еще не вышел из берегов, подобно водам Нила, но мог сделать это.
Эйда молчала, вглядываясь в плохо различимые от тьмы черты чужого лица перед собой. Казалось Шеймус всеми силами пытается не рассыпаться на множество частиц, которые в тлетворном ужасе втянулись бы в одну точку, забирая с собой и все мироздание. Его мощный взрыв разрушил бы не только этот дом, но и еще множество других. Поблизости и нет. От рельефа планеты осталась бы одна пыль, грязь и застывший огонь.
Слова были не нужны, чтобы понять одну простую вещи - что-то случилось. И если она вытерпит эту пытку, сосредоточенную на ее пальцах - узнает, что конкретно.
Забини знала, как нужно вести себя рядом с Паркинсоном. Пожалуй, она знала это лучше всех. Она в какой-то степени его пленила, если можно так сказать. Пленила, смещая центр его самых заветных желаний к самой себе. Он бы с огромным удовольствием обглодал ее душу. В нем боролась древняя дихотомия добра и зла по отношению к ней. Смешанная с желанием уничтожить восхищение. Страшная смесь, присущая всем великим, которые в своей жизни мечтали победить и стать в человеческих умах синонимом Бога. Стать самим Богом. Тем единоличным правителем миллиардов судеб. Она лишь одно из препятствий на этом пути, а заодно и союзник. Но как только ее тело ляжет у его ног - Шеймус забудет о том, кем она для него являлась. Забудет о том, что именно она в значительной части наделила его тем, что он имеет. Золотой пьедестал будет занят новым правителем.
Что могло прятаться в той темной пучине, бурлящей вонючими городскими отходами? Что еще могло там быть кроме крыс, заразы и скалящихся теней? Бурлящие трубы вторили бы плотоядному рычанию, создавая звуковую диффузию, которую сознание дополнит по-своему.
Прибежище падали, прибежище покинутых, потерянных и отчаявшихся. Здесь могли быть эти жалкие существа, зовущиеся маглами. Теми из них, которых не признавало даже собственное племя. Они были хуже грязнокровок или сквибов для них - чистокровных. Невнятный комок тряпья, вони и первобытных инстинктов, смешанных с ощущением побитостью жизнью. 
Со старых труб капала воды, а под ногами что-то тихо хрустело. То ли маленькие влажные сгустки грязи, то ли бегающие по полу, стенам и потолку тараканы. Тусклый свет грязных ламп изредка ловил их в свой мимолетных плен.
Их фигуры продвигались все дальше в звенящую полутьму, и пальцы Эйды с каждым шагом немели все сильнее. Хвататься за него в ответ было все больнее, она ощущала легкую судорогу заточенных в тисках мышц.
- Шеймус.
Она повторила его имя снова, и ее собственных голос звенящим спокойствием пронесся по тоннелям, переплетаясь с едва различимым минором просьбы. Ничего больше услышать в своем голосе Эйда не позволила.
Вторая рука легла поверх чужой, скользя вверх - к запястью и обвивая в кольцо пальцев. Она пару раз в еле заметной ласке провела круговыми движениями по коже, ощущая биение чужого пульса.
Слова зачастую - вещь совершенно ненужная. Мешающая. Портящая. И Эйда знала, что достаточно было произнести имя Паркинсона, чтобы он ее понял.

Отредактировано Ada Zabini (2019-01-17 18:19:12)

+3

5

Темнота завывала, но едва ли кто-то мог расслышать ее немой шепот. Она звучала, словно влажный оскал обнажающихся зубов. Стучала клыками, будто от холода. Или голода. Когда уже нет сил терпеть. Терпение хоть и благодетель, но гнусная в своей сути. Дорога, по истине выложенная благими намерениями, но в ад. Есть много вещей, которые заканчиваются совершенно неожиданно и весьма не кстати. Где-то между туалетной бумагой и макаронами приткнулось терпение. Оно тоже тлеет ровно тогда, когда ты в нем нуждаешься ну прям очень-очень. А нужно тебе что-то лишь тогда, когда оно заканчивается. Ведь, если есть, то чего волноваться.
Шеймус прикусил губу, сдавливая зубами мягкую кожу. Боль отрезвляла, кодируя от страха. Или что он там испытывал? Все смешалось в грязную диффузию. Словно кто-то размешал кисточку в стакане воды, которую прежде макнули в черную краску.
Отношения в свей сущности, когда ты их строишь, сложны. Вот снег. Когда скалится январская стужа - он рыхлый, как прах. Когда теплеет - он становится липким. Из него можно строить. Строить, что угодно и это весело. Но стоит температуре подняться еще, как он превращается в воду. И все, что ты построил, обращается в ничто, в потоки жижи. Из воды, грязи, слез. С потеплением из-под снега прорастают не только подснежники, но и выглядывает мусор. Поэтому вот вам совет: не стройте отношения из снега, у него смехотворный диапазон дозволенного в термических эпиграммах.
Стройте из железных постулатов взаимности, сплетая стальными тросами единомыслия. И ревностно защищайте от коррозии.
Шеймус же строил свою любовь из религии. Возвышенная, кровавая, но не кровоточащая. Бестелесная, а потому бессмертная. Призрачная, незыблемая октава безжалостности, воздвигнутая на сломанных костях чужой несгибаемости. Самозабвенная самоотдача в самое жерло Везувия, в самое сердце, к ядру раскаленных пороков. Гамельнский крысолов. Если бы сердца можно было назвать крысами. У них много общего между собой. Они часто изменяют. Мелкие куски живой плоти, рыскающие в поиске чего-то вкусного. Например, любви. Шеймус хватает их без перчаток, хоть и знает, что чужие сердца, как и крысы, переносчики болезней. Любовь все равно что озноб, лихорадка и головокружение. Все до безумия романтично, пока изо рта не вытекает желчь, а из глаз - кровь.
Паркинсон давно осознал, что люди ничем не отличаются от животных. Им лишь хочется отличаться. Ему вот не хотелось, он подчинялся пищевой цепочке и законам силы. Волки загоняют самого слабого оленя. Они не ищут себе равного по силе, чтобы разорвать его в честном бою. Один на один тоже не станут нападать. Их сила в числе. Слабость оленя в отсутствии клыков и кровожадного аппетита. Это решает. Шеймус - голодная стая зверей. И чтобы утолить аппетит, он не ищет самого большого и рогатого оленя. Все эти глупости придумали люди. Все эти моральные устои, какие-то библейские заповеди, справедливость. У всего этого есть лишь название, завернутое в шелуху. Остальное - пустота. Фригидная и беспомощная. И все это построено из мусора нравственности лишь для того, чтобы отличаться от животных. Люди гордятся этим мммм... достижением. А Паркинсон лишь смеется, а после кусает руку, которая его кормит. Потому что рука тоже съедобная.
Шейми толкнул ладонью тяжелую дверь. Она была оббита стальными кусками, на которых кое-где виднелись стертые надписи. Баллончик, маркер, кровь. Подвальное помещение со скрипом отворило створки своих тайн, заглатывая в сосущую темноту пару волшебников. Мрак вызывал мурашки на коже. В нем все казалось больше, значительнее. Словно у этой темноты не было границ, как у космической пустоты, где кружатся мириады далеких звезд. Далеких и уже, возможно, мертвых. Пальцы Эйды заискивающе надавили на вены запястья, словно пытаясь вызвать гипоксию руки. Шейм понимал, что сдавил ее пальцы слишком сильно. Но она должна его понимать. Должна понимать силу. И либо принять, либо дать отпор. Ласки не спасут от крепко сжатых челюстей. Паркинсон лишь повел плечом, услышав свое имя в размеренном тоне ее голоса. Молебные проповеди его не заводили. Не смягчали, не разжижали.
- Закрой рот, - нежно произнес Шеймус, притягивая Эйду к себе ближе, заставляя переступить порог и быть поглощенной темнотой. Его голос звучал бархатно, словно лепестки пыльной розы. И едва ли слизеринца можно было упрекнуть в грубости. Он полуприкрыл веки, потянувшись к рубильнику, который, как он помнил, затаился где-то рядом с двумя толстыми трубами, которых обнимала разорванная стекловата.
Что-то затрещало, словно заработал старый генератор. Он зашумел, нездорово щелкая где-то в глубине подвала. А под потолком покачнулся нимб, зажигаясь моргающей лампочкой, на которой размазалась пара мотыльков. На потолке седым балдахином в углах затаилась паутина. Пахло спертым воздухом и прочими нелестными бактериями.
Свет пролился на лицо Паркинсона. Он выглядел здесь уместно. Словно он один из пауков, затаившихся в этом гробу. Но Забини выбивалась из колеи. Словно роза, распустившаяся на вершине Эвереста.

+3

6

Lex Friction - Who will save you now

Это было логово безумца. Влажные тоннели, полные мнимой жизни. Отравленной отходами, испарениями и болезнями. Другими, но отравленными так же сильно, как и зверь, стискивающий её пальцы. В его взгляде всегда плескалось безумие, требующее укрощения. Свиста плетки рядом, а затем оглушительно-резкого хлопка об пол. Рычание в ответ и оскаленные зубы. Перемешанное с восхищением желание уничтожить. Поглотить. Соскоблить без остатка с лица Вселенной.
Что вызывало эту ярчайшую, но при этом тошнотворно-неприятную на вид  палитру эмоций и мыслей? Что заставляло Паркинсона плескаться в заливе крови, боли и желания захватить все вокруг себя и все это постелить под свои ноги? В его сознании было слишком много потайных и ужасных уголков. Каких демонов он скрывал в себе? Сможет ли какой-то художник достоверно перенести их на белый холст, позволяя разглядеть в мельчайших подробностях?
Ей было больно, но она не обращала внимания. Боль уже переходила в разряд доброго знакомого. Можно сказать друга. Её уже не чувствуешь так сильно, она просто становится частью тела, пульсируя в мозгу без остановки. Пальцы немели, но это было её преимущество. Теперь было, после чужих слов.
Она ступила ближе. По чужой воле и по своей собственной. Лев всегда играет с дрессировщиком. Всегда пытается одержать верх над чужой жизнью. Это заложено в его природе. В его природе скалится, рычать и показывать зубы - привычное дело. Изредка в немом обожании чужой власти он может повести своим хвостом, ласково обняв шерстью чужую руку или ногу. Но суть от этого не изменится. Хищник опасен всегда. И всегда рядом с ним нужно быть готовым ко всему.
Эйда даже Шеймусу всегда давала шанс на альтернативные действия. Она много раз твердила ему, что жесткость не всегда позволит получить желаемое. Жизнь - сложный механизм с множеством деталей, каждая из которых требует своего подхода. Самое время показать второй из них.
Она вновь мягко проводит своими пальцами по чужому запястью, подходя ближе с обманчиво нежной улыбкой на губах. Теплый взгляд пробирается к чужим глазам, будто заискивающе в них вглядываясь. Она знала некоторые слабости и желания этого человека и могла на них играть. Переплетенные руки она заводит ему за спину, будто приобнимая. Чаша света опрокинулась, проливая свои искусственные лучи на их лица. Теперь она видела Шеймуса четко, могла без усилий разглядеть узор его радужки.
- Мне всегда очень хотелось тебе кое-что сказать, - она сначала опускает взгляд, позволяя фальшивому смущению застыть на губах, а затем снова поднимает. Её лицо оказывается достаточно близко к чужому. Свободная рука ложится на чужую грудь где-то в области сердца. Но не для того, чтобы снова ощутить его стук.
- Не смей меня затыкать.
Она проговорила это почти в той же манере, что и сам Паркинсон минуту назад. Слова походили на мелодичное мурчание, а она сама напоминала со стороны ничуть не менее безумную хищницу. Пантеру, умеющую обманывать своим томным взглядом и безукоризненно черным окрасом блестящей шерстки. В её голосе отчетливо слышались стальные ноты. Они же отразились в глазах. А затем Забини сжала пальцы на чужой одежде, разворачивая Шеймуса к себе спиной и заводя ту его руку, в которой он сжимал её собственную, за спину сильнее. Были явные преимущества в том, что родной брат - аврор.
Пальцы покинули тиски чужих, и теперь Эйда главенствовала в этом плену. Она заломила чужую руку выше, сворачивая запястье и впиваясь ногтями в болевую точку у большого пальца.
Пара шагов вперед и грубый толчок, который должен вызвать волну боли в руке и плече. Шеймус встречается своим лицом с влажной заплесневелой стеной. Он выше и приходится вставать на носки.
- Я не твоя верная шавка. Не смей даже думать, что можешь возвысится надо мной.
Ему всегда нужно напоминать о том, что будут люди на ступень выше его самого. Например, она. Он думал, что всего лишь в шаге от того, чтобы свергнуть своего Бога с пьедестала. Но на деле этих шагов были тысячи, сотни тысяч. Может быть когда-то у него и получится. Но не здесь и не сейчас.
Это противостояние походило на осторожную битву Титанов. Высоких, прекрасных в своем воплощении. Каждый силен и каждый понимает силу другого. Они умны для этого, но временами сомневаются в том, что достаточно умны для сложной хитрости. Никогда точно не знающие о том, что у другого не имеется козыря в кармане.
Они идут бок о бок почти как друзья, но изредка кидают опасливые взгляды в сторону друг друга. Оценивают, глубоко вдыхают воздух в лёгкие, надеясь уловить тлетворный аромат страха и опасений. Даже не так. Уловить страх пытался лишь Шеймус. Эйде же это было незачем. Он не стоял на её жизненном пути и не требовал уничтожения.
Тонкие пальцы почти любовно путаются в чужих волосах, а затем грубо сжимают те между фаланг. Забини отклоняет чужую голову назад и четко шепчет на самое ухо, обдавая бедную кожу своим дыханием.
- Ты понял меня?
Другой отпустил бы Шеймуса сразу же после этого. Спокойно и не опасаясь того, что слова не дошли до разума. Но не она. Дожидаться кивка, слов или чего-то еще - нет никакого смысла. Она просто резко надавливает на чужую голову и ударяет краем лба по стене. И только после этого позволяет себе отпустить Шеймуса из плена своих же рук. Отводит от стены и отталкивает в глубь комнаты. А пока Паркинсон поворачивается к ней, уже происходит взмах палочки и тихое:
- Baubillius.
Маленькие молнии жалят больно.

Отредактировано Ada Zabini (2019-01-18 17:52:09)

+2

7

Лампочка покачнулась. Свет со скрипом пролился на лица волшебников. Словно кто-то разбил стакан с лимонным пуншем. И он потек по коже, затапливая глаза сливочными интонациями. Лампочку запятнала пригоревшая паутина и сгустки пыли. И это хитросплетение узоров отпечаталось татуировкой на коже. Теперь её глаза напоминали свет маяка. Но Шейма это не интересовало. Он корабль, которому не нужна нить в потемках. Его паруса раздувает темнота. И ужас чужого выдоха. Другим не понять. Руки Эйды, словно живая петля, обнимают его. Она становится обманчиво мягкой. Обманчиво вкусной, словно шоколадный пудинг с жидкой начинкой. Он хочет укусить, но опыт подсказывает, что внутри крысиный яд. Не пристало волкам умирать сучьей смертью.
Забини мягко дышит, тепло заглядывая в глаза. Словно кошка, скребясь в дверь. Звери завозились, ощущая остатки роз в разбитой вазе. С водой мешалась кровь. Ему не нравится красиво. Он любит вкусно.
Паркинсон кривит губы, словно ему в рот запихали горькую таблетку. Забини играет с ним и шелухой ее наигранности он подавился, шумно задыхаясь. Эта прелюдия - показательное приглашение получить по ебалу. Но он смотрит, боясь потерять ее из виду, пока руки без спроса прокрадываются по линии ее позвоночника. Это ведь правильно? Когда два человека стоят так близко, готовые сожрать друг друга. Хорошо, только Шейми. Он не знал сколько принял чувств. И что это было, но его накрывало. В глазах алело. И мог поклясться, что эта девушка вечно пылится на пленках чужих желаний. Она не перед кем просто так не раздвинет ноги. И даже не просто так тоже не раздвинет. У нее воспитание. Еще одна иллюзия общества. Но в этот раз ему остается лишь смиренно склонить голову перед идеалами, которые не ощутимы для него, не осязаемы и невидимы. И это он называет не уважением, не моралью. В общем, не вешает блестящие ярлыки, от которых разит дешёвой дороговизной на самое примитивное.
Я не сожрал тебя, потому что ты ещё не достаточно слаба для этого. Не иссохла.
Шейми чувствует, как что-то внутри растеклось, словно внутреннее кровоизлияние. А в Забини взялась за руки воедино троица блаженных метафор. Лаконичная диффузия высшего общества. Она же оттуда. Домашняя киса, плохо знающая дворовых псов. Но ей нравится думать, что она знает, а потому выпускает когти. Прямо в грудь, пытаясь свежим маникюром выцарапать сердце из его груди. Паркинсон ядовито улыбается. Без иронии. Это правда. Правда в том, что она пытается выскоблить пустоту меж рёбер.
Руки подобострастно скользят по груди. И Паркинсон почти позволил себе купиться на эту подачку, равнодушно брошенную этими руками, пальцы которых он обглодает, как только она забудет её отстранить.
А после ледяной душ отрезвления. Ожидаемо, но мурашки все равно вонзились в кожу. Шеймус приподнял брови в заторможенном протесте приоткрывая рот. Он столкнулся со стеной, упираясь в шершавую поверхность ладонью свободной руки, а ещё лицом, телом, готовый вот-вот, зажмурившись, смешаться с плесенью и пылью. Странное ощущение. Подвал словно хотел превратить его в очередной бездушный экспонат, а Забини превращалась в экстравагантную соучастницу.
Шейми кусает губы, ощущая как стекловата все ещё облизывает лицо, смешиваясь с кровью. От неё просто так не отмахнешься. Осколки жалили.
- Ммммм, - похотливо протянул Паркинсон прикрывая глаза и облизываясь. На лице алели поцелуи грубого бетона. - Это ты думаешь, что я возвышусь над тобой, - кромешно прошептал слизеринец, послушно отклоняя голову назад, когда тонкие пальчики Забини вцепились в его волосы. - Я чувствую, как ты напряглась, - все переплелось: фаланги, пыль, вольты вспышек.
Паркинсон шумно вдыхает, скалясь, а после кивает на её вопрос. Он понял, он согласен. Она не его шавка. У него вообще не было шавок. С шавками не отправишься на охоту, шавок не съешь. Поэтому если она и шавка, то точно не его.
И на десерт разряд тока. Словно Забини пыталась реанимировать слизеринца. Лампочка задышала с перебоями. Шейми поворачивается к Эйде, а его окровавленное лицо строит гримасы под лихорадочным морганием света.
- Что это в тебе сидит? - Шейми благосклонно улыбается. Немного болезненно. Проводит пальцами по своей щеке, обмокнув их в кровь, как кисть.
- Паразит иконы, госпожи и шлюхи? - он хрипло посмеялся, подходя к Забини. Он склоняет голову, невинно наблюдая за её лицом, а после по толчку вредной прихоти касается ее щеки своими пальцами. - Это так сложно, да? Без слов и эмоций, - пальцы двинулся по мягкой коже, ведя густую линию алого. К уголкам губ, по губам. И снова вверх. Вырисовывая кровоточащую улыбку на лице девушки. - Ты боишься, что начнёшь боятся меня? Или это я этого боюсь... - пытливо всматриваясь, прошептал Шейми, а после склонил голову к её шее. Почти ощущая, как кровь бежит под кожей. Он бы хотел укусить, добираясь зубами до сонной артерии. Но не делает этого. Потому что от страха кровь бежит быстрее. А Забини не боится. Её алмаз ещё пройдёт через огранку.
Паркинсон схватил Эйду за ткань капюшона и ласково потянул за собой, ретируясь в темноту.
- У нас мало времени, - беспокойно произнес Шеймус, в воспалённой богеме прикрывая глаза и прося идти за ним.

+2

8

Что есть страх в своей сущности? Шеймус сам задал этот неоднозначный вопрос несколько минут назад. Эйда воспринимает страх разумно: не отталкивает, позволяя ему сильнее стиснуть пальцы не ее горле, а наоборот - принимает. Сама жизнь - страх. Он на каждом углу. И только от самого человека зависит, как именно он или она встретит эту значимую фигуру на очередном перекрестке.
Эйда никогда не боялась Паркинсона, считая его нрав достаточно предсказуемым. Жестокий мальчик, прячущий за пластами душевной тьмы свои собственные страхи, ужасы и переживания. Он не открывает двери в эти потемки некому. Возможно даже самому себе не позволяет заглядывать туда слишком часто. Но сейчас, по его воле или нет, Эйда видела, как в глазах Паркинсона, словно безумный овод плещется какое-то неясное беспокойство. Оно то и дело показывается из-под некоторых других... эмоций.
Стоило боятся не его, а мощного взрыва этой тьмы внутри него. Она часто расползалась по всему его телу и сознанию, поглощая и заставляя совершать в корне необдуманные поступки. Забини слышала о многих из них еще в школе. И кажется, сейчас перед не откроется дверь, любезно приглашаю к еще одному подобному представлению.
Она слегка задирает голову, вдыхая глубже и ощущая слабый аромат свежей крови на чужом лице и пальцах. Последние мягко вырисовывают гримасу кровавой улыбки коже ее лица. Эйде не жаль за свой поступок. А Шеймусу вряд ли сильно больно. Просто мера... ммм, воспитания? Этому человеку нужно регулярно указывать на то, что он уверенно двигается не потому из путей.
Она расплывается в улыбке. Не в обычной фальшивой, которая используется на бесконечный приемах, встречах и переговорах. Это что-то другое, что видеть позволено далеко не каждому. Эйда ощущает, как темная ее часть зашевелилась внутри, желая выйти наружу и схватить своими острыми зубами чужую глотку, жадно глотая потоки алой крови.
- Значит я твоя икона и госпожа... - снисходительный смешок слетает с губ. - А тебе наверное жаль, что я не стану твой шлюхой?
Карие глаза слегка щурятся. Она грязно дразнит его, но при этом смотрит совершенно спокойно. Его кровь теплая и на прохладной коже ее лица ощущается странно, неприятно и мерзко. Еще чуть-чуть и та начнет застывать, стягивая нежные покровы эпидермы.
- В тебе, Шеймус, непозволительно много страхов... - она шепчет ему это, когда тень чужой фигуры вновь сгибается над ней, скрывая от цепких пальцев электрического света. Взор темных глаз вкладывает в чужой обжигающе-холодные куски льда. Они либо отрезвят этого зверя, либо взбесят сильнее прежнего.
- Я вижу, как они в тебе плещутся.
Она по привычке облизывает губы, ощущая легкую щекотку на тонкой коже от норовившей сбежать прочь капельки крови. Язык обжигает привкусом металла. Зубы, наверное, также окрасились в красный. Рука ныряет в карман, а глаза неотрывно следят за чужим лицом. Бежевая грубоватая от холода ткань почти полностью стирает алые полосы, оставляя лишь несколько разводов. Губы же будто впитали в себя лейкоциты, ярко выделяясь на женском лице.
Стоит присмотреться сквозь тьму - и увидишь зловещую улыбку чужого безумия.
Цивилизации погибали, лишившись своих богов, традиций и жрецов. Понимал ли Шеймус, что такое может произойти?
- Страх мой друг, а кто твой?
Он снова дергает ее. Совсем несильно, но теперь за капюшон. Пытается все равно показать, кто тут хозяин, хотя и выходит до невозможности смешно.
- Тебе всегда мало, да, ненасытный? - Эйда снова высвобождается из чужой хватки. Быстрее и не так болезненно сворачивая запястье. Отпускает его тоже быстро, отпихивая чужую руку прочь.
- Время, Шеймус. Веди.
Они продвигаются дальше вглубь этого сырого подвала. Эйда зажигает на кончике палочки свет люмоса, и пара ног в нечетком стуке эха отражается от отвратительно влажных стен, разносясь по всей длине подземных ходов этого дома.
Что он ей покажет? Насколько объемной будет проблема, которую ей придётся решать? Очевидно, что проблемы будут. Паркинсон редко зовет кого-то куда-то просто так. Он либо создает проблемы кому-то, либо просит помочь устранить его собственные.

+2


Вы здесь » HP Luminary » Waiting for better days » плотоядные боги


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно