Рождество без семьи теряет всякий смысл. Зачем наряжать ёлку, если сын не подползёт, не дёрнет с интересом ветку и не разобьёт по ходу большую часть шаров? Зачем расставлять коробочки с лентами, если жена не будет с предвкушением разворачивать подарок и восторженно не ахнет, получив то, о чём мечтала (Санта ведь не ошибается)? Зачем готовить что-то, если накрывать стол никто не собирается, садиться за него все равно некому, и есть никто не будет, потому что единственный житель дома вернётся поздно и вряд ли перед сном захочет поужинать?
Майрон уже несколько лет игнорировал Рождество, только в преддверии праздника заходил в магловское почтовое отделение и отправлял сыну подарок, не будучи даже уверенным в том, что бывшая жена не выбросит его сразу после получения. А дальше он делал вид, что праздника не существует, нет всех этих суетливо украшающих дома людей, нет в магловских торговых центрах бесконечного круга рождественских песен столетней давности, и нет никаких «счастливого рождества» от соседей, расчищающих от снега автомобиль утром. Майрон вполне мог бы остаться в школе и на праздники, но там от всего этого рождественского безумия с гигантской елью в Большом зале начинало мутить ещё сильнее, поэтому он выбирал в эти моменты магловский Лондон. В шумных пабах скрываться от Рождества было проще - таких одиночек, как он, хватало, и все они надирались стаутом и делали вид, что на общую суету им наплевать, главное, что по телевизору здесь показывают не веселые рождественские комедии, а какой-нибудь просроченный матч «Манчестера». Майрон не слишком увлекался футболом, но с таким же интересом смотрел за тем, как двадцать два англичана бегают за всего одним мячиком. Квиддич был значительно интереснее, но вряд ли его сосед по барной стойке мог оценить разницу. Впрочем, обсуждать кривые ноги полузащитника «Челси» с ним долго не пришлось: оказывается, не только одинокие мужчины в Сочельник предпочитают скрываться от мира в пабе.
С симпатичными девушками Хатчинсон заводил знакомства легко и непринуждённо. Достаточно было заказать ей напиток и перекинуться парой фраз, чтобы отсесть за круглый столик, подальше от ворчащего на вратаря команды мужика. Может быть девчонка и была чуть-чуть занудной и в первый же час достала своим нытьём о проблемах на работе и твердолобости своего босса, но есть ли разница, о чем она там болтает, когда вечер может стать не таким глубоко одиноким. Майрон вообще достаточно просто подстраивался под чужие разговоры - ему же как-то удалось столько лет прожить с женщиной, которая ни дня его не понимала. Ему как-то даже удавалось её любить, и ему всё ещё не удавалось не вспоминать о ней в день, когда семьи особенно не хватало. От этих мыслей желание слушать про работу новой знакомой только усилилось: хоть что-то не связанное с ним самим должно было хорошо отвлекать.
И в общем-то, грустной карьеристке это удалось. Майрон не слишком хотел вести её к себе, но её предложение зайти в гости в другом конце города всё-таки привело к мысли, что после стольких кружек лучше оказаться в своём доме, чем чёрт знает где.
Ну а всё, что произошло дальше, привело Хатчинсона к тому, что он смог признать этот Сочельник вполне себе удавшимся.
Девушка уже давно спала, чуть слышно посапывала и пыталась Майрона обнимать, когда тот решил, что неплохо было бы сейчас выпить стакан воды и выкурить одну сигаретку. Осторожно, стараясь не разбудить девчонку, мужчина выбрался из кровати, которую, наверное, впервые с тех пор, как ушла жена, «осквернил» чужим присутствием. Может быть, с этой занудой он немного повстречается, в конце концов, когда она тихонечко спала, казалась даже милой.
Мысль была довольна позитивная, поэтому на первый этаж дома Хатчинсон спускался в странном для Рождества хорошем настроении. По пути он вытащил из пальто пачку сигарет и уже направлялся на кухню, когда его внимание привлекло необычное пятно света. В его гостиной обычно было темно: он завешивал плотные шторы на ночь, чтобы его жизнь не достигла любопытных глаз, но, проходя сейчас мимо, он понял вдруг, что штора больше плотно не закрывает окно, она сдвинута чуть, а само окно приоткрыто, и прохладный воздух наполняет гостиную.
Палочка была в пальто, но за свою жизнь Хатчинсон привык справляться и без неё, поэтому спрятав сигареты в карман домашних брюк, он чуть напрягся, готовый к нападению домушника, и включил свет.
Однако открывшийся ему вид совсем не был ни пугающим, ни минимально похожим на кадр из «Один дома», где воры собирают добро по полкам. Скорее всё это напоминало другую рождественскую комедию, но названия ей Майрон пока не придумал.
- Мойра, что ты тут делаешь? - тихо спросил мужчина, осматривая девушку, которая явно была растеряна и стояла посреди комнаты с коробочкой, перевязанной лентой. Это было как-то странно и смешно наблюдать свою ученицу здесь, посреди ночи, застуканной за каким-то очень важным занятием. Например, за поиском ёлки в темноте.

Если бы Майрон сказал, что визит соседки стал для него неожиданностью, он бы соврал. Он был почти уверен, что малютка Финниган не удержится от того, чтобы заскочить к нему хоть раз за эти каникулы, тем более, что повод был существенным: Рождество - большой праздник для всех, кто хочет оправдать своё неоправданно излишнее внимание к чужой персоне. Хатчинсон ждал этого «счастливого Рождества» и уже даже подготовил дежурную улыбку со сдержанным «спасибо». Но мужчина сейчас растерялся только от того, что эта вполне ожидаемая встреча неожиданно состоялась не утром, а глубокой ночью. Жест со стороны Мойры был отчаянный и вёл Майрона к той самой мысли, которую он старательно игнорировал некоторое время. Да и сейчас мужчина пытался всё же найти более приемлемое объяснение поступку девушки, неутешительный приговор - влюбилась в преподавателя - с какой-то позорной пометкой для него самого - несовершеннолетняя. Сейчас он полностью склонялся в сторону добрососедских отношений и даже постарался натянуть на лицо подобие улыбки. Он даже уже подумал о том, что надо было раньше всех предупредить о своей нетерпимости к этому празднику, тогда можно было избежать таких неловкостей.
Но, кажется, Мойре и самой сейчас было максимально некомфортно находиться здесь. Она, как могла, конечно, отводила взгляд от обнаженного торса мужчины, и его это в какой-то степени даже забавляло. Он слишком давно вышел из возраста, когда чужое полуголое тело кого-то могло смутить, и теперь было очень непривычно видеть такую реакцию. Но долго веселиться в связи с этим фактом Хатчинсон не стал. И возраст, и положение преподавателя обязывали его сейчас вести себя так, чтобы не испортить это Рождество хотя бы для Мойры, которая, хоть и не слишком успешно, пыталась сделать приятно ему. Несмотря ни на какие свои тревожные мысли и странные ощущения в её присутствии, мужчина всё же умел ценить хорошее отношение к себе. Тем более, что в последнее время ему не слишком часто приходилось с этим сталкиваться.
Тяжело вздохнув, Майрон сделал шаг навстречу девушке и принял из её рук коробку, обёрнутую в яркую рождественскую упаковку. Он осторожно провёл по краю пальцами, ощущая кожей текстуру упаковочной бумаги и опустил взгляд. Его моментально возвращало в то время, когда такие коробки группкой стояли в углу под пушистой ёлкой, но в руки взять себя и прогнать этот образ из головы всё же удалось.
Майрон поднял взгляд на девушку и протянул снова руку, осторожно касаясь светлых кудряшек.
- Спасибо, Мойра, - мужчина снова попытался улыбнуться, но вспомнил, что актер он не очень-то хороший, и принял своё обычное выражение лица, надеясь, что девушка уже привыкла к его постной роже. - Извини, у меня нет для тебя подарка. И даже праздничным какао с маршмеллоу я угостить тебя не смогу. Но у меня есть кока-кола. Во всём маггловском мире - это символ Рождества. Пойдем на кухню, выпьем по стаканчику, раз уж тебе удалось принести сюда праздник.
Майрон кивнул идти за ним и в коридоре подальше под обувницу пнул ногой женские сапоги, сам не осознавая, почему не хочет, чтобы Финниган узнала о присутствии в доме другой девушки. В каком-то смысле было несколько неловко сознаваться перед собственной студенткой в том, что он таскает в свой дом каких-то непонятных дам. Но, с другой стороны, это никого не касалось, кроме него самого, поэтому Хатчинсон вообще на этой мысли решил не зацикливаться.
- Почему ты не празднуешь дома с мамой? - поинтересовался Майрон, оставляя подарок на столе. - Она не будет волноваться, что тебя нет дома так поздно?
Хатчинсон достал из холодильника бутылку газировки и налил в стакан, он протянул его девушке и снова взял в руки подарок. Как-то бессознательно хотелось его распаковать и посмотреть, что там внутри. Совершенно детское предвкушение двигало взрослым мужчиной, когда он сначала попытался аккуратно снять обертку, но в итоге психанул и разорвал тонкую бумагу.

Так непривычно было открывать подарок. Нет, бывало, конечно, что Майрона поздравляли коллеги, перед тем, как он уезжал на каникулы домой. Но то ведь было совсем иначе: дежурные подарки без души. Хатчинсон такого никогда не понимал и с такой же дежурной улыбкой отправлял коробки в сумку, а дома - сразу в урну. Скорее всего, это выглядело достаточно высокомерно, и те самые коллеги вряд ли могли бы поверить, что тот же самый Майрон с каким-то детским азартом рвёт сейчас упаковку, чтобы взглянуть, что внутри. Сейчас ему было интересно. Мойра ведь не стала бы бросаться во все тяжкие среди ночи, чтобы вручить какой-нибудь бездушный заколдованный шарик со снегом.
На мгновение Майрон поднял взгляд, оторвавшись от обертки, когда услышал, как девушка тихо чихнула. Кажется, надо было угостить волшебницу чем-то более магическим, тем же сливочным пивом, к примеру. Хатчинсону даже вдруг стыдно стало, что он привык вести такой вот чрезвычайно маггловский быт с колой и обычным британским стаутом в холодильнике, опять же. Мойра старалась, а он даже придумать ничего не мог, чтобы сделать соседке приятно в ответ в эту волшебную ночь. В конце-то концов, она вовсе не была виновата в том, что от семьи и сына у него по сути и осталась эта «маггловская колдография» в бумажнике. А девушка каким-то образом улавливала, что для мужчины важно. Он слушал её и осторожно доставал из коробочки рамку, старательно разукрашенную желтыми и черными красками. И даже несмотря на то, что девушка сбивчиво тараторила о том, как несуразно смотрится её подарок, Майрон этого не замечал: ему, внезапно даже для него самого, нравился подарок. И линии от кисти лежали ровными слоями, напоминая ему о том, что несколько раз он замечал, как девочка делает наброски карандашами, которые выглядят весьма эффектно. Ему вдруг пришло в голову, что у него для неё тоже кое-что есть.
Хатчинсон снова поднимает взгляд и замечает, как девушка быстро выпивает колу, видимо, нервничая невероятно. Мужчина только вздохнул: всё более очевидным для него становился факт, что девушка испытывает к нему совсем не то, что предполагают простые добрососедские отношения. И это было даже в какой-то степени мило. Ну с кем в шестнадцать лет не случается какой-то подростковой любовной драмы? Но игнорировать это становилось очень тяжело. Даже если бы Майрон был самым холодным и бесчувственным человеком, ему было бы приятно это внимание как минимум из соображений эгоистических. А Майрон таким никогда не был, несмотря на то, что мог казаться в последние несколько лет, и Мойра была девочкой интересной, милой и доброй. Не хотелось её обижать, тем более в рождественскую ночь.
- Только не колдография, а фотография, - привычно поправил Хатчинсон и улыбнулся на этот раз куда более искренне, чем раньше. - Я сейчас.
Он отпил немного колы и на несколько мгновений вышел из кухни, оставляя девушку одну, чтобы у неё было время чуть успокоиться. А сам он в это время мог бы найти свой бумажник, который после бара заметно опустел.
Возвращаясь, Майрон вытянул из прозрачного отсека фотографию сына. Она, конечно, была не первой свежести, но мужчина любил её, потому что делал эту фотографию сам, а не получил от бывшей жены по смс со словами: «Посмотри, как вырос сын». Как будто это он хотел разрушить их семью и не видеть своего ребёнка месяцами. Отмахнувшись от этих мыслей, Хатчинсон открыл рамку и вставил фото мальчика, показав Мойре, как получилось.
- По-моему, классно смотрится, - он поставил рамку рядом, и чуть наклонился, осторожно касаясь губами щеки девушки. - Спасибо большое. И счастливого Рождества. Я, конечно, без подготовки и красивой упаковки, но у меня тоже для тебя кое-что есть.
Майрон снова приоткрыл бумажник и вытянул оттуда два билета на новую модную маггловскую выставку современного искусства. Он собирался туда сходить во время каникул, но раз уж всё так сложилось, он просто сходит лишний раз в бар вместо культурного развлечения.
- Ты же любишь рисовать, я заметил. Магглы тоже любят и устраивают выставки,- Майрон протянул билеты девушке. - Это интересно, возьми друга, и сходите на выставку, она будет проходить только во время праздников, потом уедет в другой город. Еле достал эти билеты. Но в следующий раз предупреждай, если соберешься поздравлять, у меня не всегда бывает что-то классное, что можно подарить взамен. Ещё будешь колу?

Не заметить смешанные эмоции Мойры было не возможно. Кажется, даже слепой понял бы, что девушка испытывает целый спектр самых разных чувств, потому что даже воздух вокруг неё был словно напряженный, заряженный её смятением. Майрон не стал бы пытался разбирать на составные части этот поток, потому что, во-первых, он был не слишком-то проницательным, а, во-вторых, он даже знать не хотел, какие чувства вызывает у неё его трогательное внимание. Он ведь изо всех сил пытался быть порядочным профессором, который только из лучших побуждений проявляет заботу по отношению к несовершеннолетней девчонке. Он никогда не хотел быть замешан в какой-то порицаемой обществом истории с участием малолетки. Скомпрометировать себя и иметь возможности видеть своего улыбчивого сына только на фотографии? Нет, к этому он был не готов. А потому вел себя гораздо осторожнее, чем мог бы, при условии, что малышка Финниган вполне вписывалась в представления Майрона о симпатичных девушках. Но под таким углом рассматривать её не хотелось совершенно, потому мужчина, выныривая резко из потока своих мыслей, сосредоточился на блеснувшей слезе, стекающей по щеке Мойры.
- Ну, ты только не плачь, - он осторожно коснулся пальцами нежной кожи и стер слезу. - Если тебе не с кем будет сходить на выставку, я с удовольствием готов сопроводить тебя.
«Хатчинсон, ты идиот?» - сознание заговорило вдруг голосом бывшей жены, напоминающей будто, что он потеряет, если будет вестись на каждую девичью слезинку.
- Будет отличное внеклассное занятие по маггловедению, - дополняет он, как бы поясняя своё решение обеспечить девушку компанией. Сам, конечно, сильно сомневается, что это как-то расслабит Финниган и заставит выдохнуть спокойно.
Всё ещё пытаясь себя уговорить, что ничего противозаконного не делает, Майрон, наконец, достаёт из кармана пачку сигарет, вспоминая, зачем спускался вниз, и закуривает, отходя от девушки и открывая форточку, чтобы она не задыхалась в его сигаретном дыму. По-хорошему, надо было уже отправлять Мойру домой, чтобы та успела отдохнуть и выспаться перед утренним ритуалом с подарками, и чтобы мама её не заволновалась вдруг из-за отсутствия дочери дома в такой поздний час. Но выгонять девчонку было как-то совсем неудобно, не так Хатчинсон родители воспитывали. Он чуть сдвинул штору и обвёл взглядом темную улицу, понаблюдал с минуту за падающим снегом и снова затянулся, понимая вдруг, что теперь ещё и просто отправить Финниган домой не сможет. Самостоятельно дойти она сюда, конечно, по темноте смогла, но только после того, как Майрон её застукал, на него легла ответственность за то, как она доберется до дома. Выдохнув клубок серого дыма, Хатчинсон снова повернулся к девушке и задумчиво потер обнаженную грудь, как будто бы только замечая, что наполовину голый. Он уже собрался было пойти и накинуть свитер, чтобы прогуляться до соседского дома по заснеженной улице, но стоило ему затушить сигарету, как раздался голос из коридора. Мужчина, заинтересованный общением с Финниган, уже и забыл, что наверху мирно сопела его новая знакомая. А она тихо позвала его снова и, зевая, вышла на кухню, не сразу замечая, что Майрон не один.
Встреча, которой мужчина хотел избежать по ряду причин, всё-таки состоялась. И неловкости этой ситуации добавлял тот факт, что Хатчинсон, хоть убей, не мог вспомнить, как эту брюнетку с длинными ногами зовут. Джейн? Джилл? Нет, облажаться так он не мог.
- Это моя соседка Мойра, - выходя из ситуации, Майрон решил быстро представить ту, чьё имя знал точно. - Заглянула поздравить с Рождеством.
Он будто бы оправдывался перед Джейн-Джилл, на деле же разыгрывал какой-то непонятный даже для себя спектакль одного актёра для Мойры, всё ещё не желая производить впечатление бабника с сомнительными связями. Это общественное мнение, для которого Майрон переодически пытался что-то из себя корёжить, однажды в могилу его сведёт, он был уверен. Но ничего другого не оставалось сейчас, как ему казалось. Не оправдываться же перед Мойрой за ночь с Джейн-Джилл, в самом деле.
- Пойдем, провожу тебя домой, - он кивнул Финниган идти за ним, по пути обещая брюнетке, что вернется быстро. Лучше бы он намекнул, что Мойре пора, чуть раньше, конечно.
Накидывая тёплое пальто на голое тело, Хатчинсон глянул на кудрявую малышку и снова выдавил из себя ту из своих улыбок, которая с улыбкой, в общем-то, ничего общего не имела.
- А то мама будет волноваться, - завершая свою мысль, почему Мойре так резко понадобилось домой, и как бы извиняясь, что пришлось её выгнать, сообщил Майрон.

Майрон опрометчиво посчитал, что если они покинут сейчас дом, неловкость тут же рассеется. Словно девушка в его рубашке была просто призраком, просто легким наваждением, испортившим немного вечер, но не оставшимся в мыслях надолго. По крайней мере мысли самого Майрона брюнетка точно не занимала. Он бы с радостью о ее существовании забыл, проводил бы наутро, поцеловал в щеку и пообещал бы перезвонить однажды. Но Мойра воспринимала всё это иначе.
Стоило им только оказаться на улице, девочка тут же принялась забивать эфир тысячей неловких вопросов. От резкого отворота «тебя это не касается» мужчину останавливало только то, что Мойра явно была расстроена, и то, что он не имеет никакого права портить юной Финниган Рождественскую ночь грубостью. Его долгое, повисшее в тишине улицы молчание и так отвечало на все вопросы сразу - он не хочет и не собирается с ней об этом разговаривать.
Идиотская ночь. Ну неужели так сложно было лечь спать сразу после разговора с сыном по телефону. Нет, понесла его нелёгкая в город, одиночество заставило принять у себя эту Джейн-как-её-там, а нежелание спать рядом с ней - застукать в гостиной рождественский, мать её, сюрприз. Всё сложилось максимально погано. Можно, конечно, так всерьёз всё это не воспринимать, и просто отпустить на самотёк, однажды оно рассосётся без всяких усилий. Майрон полжизни оказывается в подобных ситуациях, и просто в голову не берёт, оставляя судьбе самой во всём разобраться. Ведь женские эмоции - совсем не то, с чем Хатчинсон желал разбираться.
Но сейчас загвоздка опять была в том, что, сколько бы он не отпирался, маленькая Финниган ему нравилась гораздо больше, чем он сам того хотел. И оставить этого воспылавшего к нему чувствами ребёнка на произвол судьбы он не мог, а что с ним делать - не знал. Так и шёл за ней по снегу, вслушиваясь в ту чушь, что она навыдумывала. Знала бы девушка на ночь, что её уже почти за Хатчинсона замуж выдали, уже, наверное, сбежала бы на другой конец города к себе домой. Всё, что помнил о ней Майрон, кроме сочных поцелуев и противозаконно соблазнительных длинных ног, обвивающих его поясницу, это тот факт, что брюнетка без имени была трудоголиком, не способным ни с кем уживаться. Да и чёрт бы с ней вообще, если бы Мойра столько внимания ей не уделяла, мужчина бы и о ногах давно забыл.
Майрон тряхнул чуть головой, то ли стряхивая снег с макушки, то ли пытаясь выгнать из головы мешающие спокойно жить странные и тревожные мысли. И только чудом он заметил, как поскальзывается на припорошенной снегом корке льда девочка, как забавно пытается удержать равновесия и как сдаётся, уступая льду в этом неравном бою. Она хватается замерзшими пальцами за плечи подоспевшего вовремя мужчины. А Майрон обхватывает её, так плотно прижимая к себе, как будто исходом могло быть падение не на декабрьский лёд, а в глубокую пропасть. Он смотрит на неё, он чувствует, как она несколько раз содрогается в объятиях и замечает, как она тихонько всхлипывает, словно завершая этим свои безрадостные мысли о том, как Майрон идёт в музей с брюнеткой, как он проходит с ней же к алтарю, и как по снегу в этом дворе уже бегают их с безымянной брюнеткой дети. Или как там девчонки представляют в своих головах счастливую жизнь их юношеских крашей?
Майрон улыбается.
«А на суде ты малодушно будешь рассказывать о том, как она сама к тебе в объятия прыгнула, и о том, что ты понятия не имел, что она несовершеннолетняя?» - бывшая жена в голове не унималась, но Майрон, оказалось, научился за годы их жизни в разводе игнорировать её вечные упрёки.
Он скользнул заледеневшими ладонями по спине Мойры, чувствуя, как проминается под пальцами куртка, он чуть наклоняется, он касается её губ своими и чувствует застывший привкус кока-колы, но прикрывает глаза и целует настойчиво, горячо, глубоко. Когда он обернется назад через несколько мгновений, он пожалеет о том, что сделал это. Но сейчас он ощущает, как становится жарко, как к низу живота подкатывает волна возбуждения, напоминая о том, что он целует красивую юную девушку. И он не может остановиться и перестать её целовать посреди холодной тёмной улицы, где-то между его домом с забытой брюнеткой и её - с мамой, которая, возможно, уже ждёт её и будет ругать.
Майрон прикладывает невероятное усилие, чтобы чуть отстраниться и мягко погладить по щеке.
- Мы сходим на выставку с тобой, это не обсуждается, - мужчина осторожно убирает потеплевшими пальцами снежинку с ее длинных ресниц. - Хочу показать тебе несколько картин, уверен, что тебе понравится.

Отредактировано Myron Hutchinson (2019-10-08 22:48:41)