Забини задумчиво поправил галстук, ослабив его, чтобы тот тугим хомутом не сидел на шее. Бабушка, как ярый представитель старого воспитания, любила наблюдать во внешнем облике внука неукоризненную педантичность и аккуратность, а Дезмонд же - в силу своего непревзойденного упрямства - не редко грешил и пренебрежительно относился к подобным наставлениям. Его раздражало то, как Изабелль дрожит над его репутацией. Нельзя сказать, что сам Дезмонд безразлично относился к своему статусу в обществе, но каждая мелочь - это слишком. Впрочем, нельзя не согласиться, что картина складывается из деталей, но в силу своего возраста и необоснованного желания спорить Забини не находил в себе силы признать, что за бабушкиными словами правда.
Сегодня Изабелль и Дезмонд были единственными из Забини, кто появился на банкете (впрочем, если уж быть честными, даже один Забини на торжестве - величайший жест благосклонности с их стороны). Бабушка не спешила, а потому Дезмонд переступил порог поместье уже спустя час - или больше - после начала приема. Опоздание ни в коем разе не было досадной ошибкой. Изабелль всегда говорила, что люди запомнят тебя, если ты подаришь им эмоции. Забини любил быть любимым ровно также, как и обожал находиться в центре внимания, а потому подобный жест ни в коем разе не смутил его. Напротив. Забини появились как раз вовремя, чтобы обратить на себя максимальное внимание. Он быстро влился в компанию. Дамам нравилось, когда Дезмонд разбавлял свою речь комплиментами на итальянском (родном языке бабушки, которым весьма недурно владели младшие Забини) и учтиво целовал их нежные руки. Самому же слизеринцу нравилось их внимание, он с любовью принимал их обожание и восхищенные взгляды.
"Какой галантный и воспитанный наследник". Изабелль была в восторге от манер внука.
Череда однообразных приемов надоедала, но Дезмонд все равно никогда  - или почти никогда - не отказывал себе в удовольствии посетить еще один светский вечер. Музыка, выпивка и красивые женщины помогали забыть о том, какое убогое будущее для него выбрала семья. Поступить в ряды мракоборцев... что может быть отвратительнее, чем делить одну идею и стезю с осквернителями крови? Это приводило Дезмонда в праведный гнев. Да, он заигрался на пятом курсе, но на шестой год обучения он целиком и полностью встал на праведный путь. Впереди седьмой и последний год. Забини не собирался больше играть в друга отвратительной черни. Но это не умаляет его прошлых ошибок. А потому платить за свою излишнюю инициативность придется сполна.
Как же Дезмонд ненавидел грязнокровок. Они настолько тлетворны, что даже борьба с ними приводит к таким печальным последствиям, как непонимание и наказание.
Неожиданно от мрачных мыслей Забини отвлек чей-то взгляд, который невозможно было не почувствовать на себе. Он поднял глаза, проигнорировав очередной вопрос от хихикающих девушек, и не сумел сдержать предвкушающую ухмылку, которая чуть приподняла уголки губ.
Беатрикс Эйвери - два слова, которое, если складывались вместе, то рождали в голове Забини исключительно положительные и страстные - или пошлые - мысли. Выпускница этого года была, как и прежде, вверх совершенства. Один ее силуэт в обтянутом платье заставлял сердце неспокойно отозваться на ее притягательные чары. Эта чертовка знала, что она сногшибательна, а потому всегда дразнила своей красотой. Дезмонду же оставалось только посочувствовать тем, кто не отхватил свой кусок пирога.
Беа направилась к нему. Сам Забини уже забыл о собеседницах, ожидая пока Эйвери смутит их своим присутствием, заставив неловко ретироваться. Это никогда не могло наскучить. Девушки слишком быстро сдавали позиции, когда рядом появлялась королева торжества. Забини же каждый раз невероятно льстило, что такая особа подле него. В итоге, их пара каждый раз притягивали завистливые взгляды. И это тоже нравилось Забини.
Если с Алирой его связывал долг, то с Беактрикс - однозначно страсть.
Дезмонд невольно нахмурился, когда заметил, как Беа остановили, увлекая в очередной пустой разговор. Он скучающе вздохнул, а после вежливо извинился перед собеседницами, обещая, что еще уделит им внимание.
Сложив одну руку в карман, а во второй держа бокал шампанского, Забини направился к Эйвери. Если чего-то хочешь - возьми.
- Синьорина, - игриво протянул Дезмонд, не сводя взгляда с блондинки. Заиграла музыка. - Подарите мне этот танец? - риторический вопрос. Забини заранее знал ответ, а все его слова - чистая формальность, к которой он привык в силу воспитания.
- По этикету девушке не положено танцевать с бокалом, - констатировал Дезмонд, попутно забирая бокал у Эйвери. Взглянув на ее собеседницу, Забини не раздумывая вручил оба бокала даме, которая, замешкавшись, приняла их.
- Благодарю, - коротко улыбнулся он женщине, а после повел Беатрикс в центр залы, приобняв за талию.
Ни один прием у чистокровных семей не обходился без танца, а потому Дезмонд уже давно умел блестяще танцевать и прекрасно знал этикет.
- Снова попала в беду? - руководя танцем, усмехнулся Забини. - Как изящно. Обворожительная Беатрикс передо мной в долгу.

И все-таки как же она великолепна. Дезмонд не раз ловил себя на мысли, что если бы он не был тем, кто он есть - давно бы утонул в ее чарах, став слепым пленником ее страстной красоты. Но Забини был слишком высокого мнения о себе и, считая ее равной себе, делал великое одолжение. Все-таки не все чистокровные семьи достойны уважения. Но Эйвери уже только за свою дочь могли вознестись на пьедестал святых.
Почти все танцы на званых вечерах были не развлечением для Забини, а формальностью и признаком хорошего тона у молодого человека. Поэтому каждый танец на приеме был для Забини сравни уважительному жесту перед всей прекрасной половиной торжественного вечера. Стоять в стороне - значит проявить свою невоспитанность и опустить репутацию семьи в чужих глазах. Какой джентльмен откажет даме в развлечении скрасить ее вечер своим галантным поведением? Может поэтому в повседневной жизни от учтивости Забини оставались лишь обрывки, в которых угадывался улыбчивый молодой человек в дорогом костюме. Но, если общество вновь требовало радушного Дезмонда - он снисходительно дарил этот образ, потому что понимал: общество будет относиться к тебе ровно также, как ты к нему.
- Не мог отказать себе, - полушепотом ответил Забини, в невзначай поведя плечом. Он почти не задумывался над ответом. Игривый флирт во время танца - так же элементарно, как дышать. Зато весьма и весьма задумывался над возможным развитием событий, где эпицентром его страстного внимания будет один интересный персонаж, красноречиво говорящий о заманчивых перспективах на вечер.
Дезмонд поймал на себе ее взгляд, легко читая желания. Да, женщины любили телом, и пока он делал ей приятно - она будет в его власти. Он знал это, все время остерегаясь самому не в пасть в зависимость. Ведь каждый раз оставаясь с Беатрикс наедине, Забини ходил по лезвию ножа. Она возбуждала в нем слишком сильные эмоции. Но они были слишком похожи, чтобы влюбиться. Два красивых эгоиста, которые до безобразия четко понимают интересы друг друга. Оба получают удовольствие, не остерегаясь последствий и трагичных неразделенных чувств. Эта игра может длиться вечно. Вот только Дезмонд боялся, что в будущем его связь с Эйвери может вызвать возмущение. Как с этим быть Забини еще не думал. Но как появится свободная минутка - обязательно займется этим. Возможно.
Совсем непрозрачный намек Дезмонда был понят, и Беа перешла в наступление. Ни разу не скромница. Это возбуждает.
- По-моему здесь слишком тесно, - лениво протянул Забини, красноречиво приподняв брови. Он всего пару раз бывал на приеме в этом доме и не заходил никуда дальше старого ворчащего гобелена в конце красного коридора. Всегда было интересно узнать, что же за поворотом. К тому же было весьма занятно узнать есть ли у этой семьи грязные секреты, которыми потом можно будет манипулировать. Шантаж - приятное извращение.
Дезмонд изящно увернулся от взгляда Изабелль, которая пытливо выискивала черный смокинг внука в толпе изысканных нарядов. Он знал к чему это приведет. Бабушка любила утомлять себя - и его - налаживанием связей. Дезмонд снисходительно относился к знакомствам, которые чаще всего сочились унылостью и блестящими перспективами, но сегодня ему отчаянно не хотелось идти на свидание со светлым будущем. Ему нравилась компания Беатрикс, и он ни в коем случае не хотел очернить свое настроение на этот вечер.
Отсосите, господа, но сегодня Забини живет для себя.
- Конечно, помешала. Мне же так нравится смотреть на их пресные лица, а ты лишила меня этого удовольствия, - саркастично процедил Дезмонд, медленно в танце ретируясь к лестнице на второй этаж, которая изящным винтом спускалась к широкой зале, где проходил прием.
Нужно быть непроходимым кретином - или евнухом - чтобы обменять компанию очаровательной Эйвери на унылых дам, которые вызывают то ли зевоту, то ли отчаяние. А все женщины вызывали таковые эмоции, если рядом появлялась эта высокая блондинка.
- Дамы вперед, - улыбнулся Дезмонд, иногда нетерпеливо поглядывая в сторону Изабелль Забини. Хотелось быстрее свалить с этого праздника жизни.

Отредактировано Desmond Zabini (2017-04-30 18:21:30)

Музыка стрелой взмыла к высоким потолкам, разбиваясь о преграду хрустальных слез роскошной люстры на позолоченной цепи, и рассыпалась мириадами нотных капель, просачивающихся в ушные раковины чистокровных волшебников, собравшихся в просторной зале на дивный вечерний прием.
Классика всегда несла эстетическое спокойствие, рождая чарующую гармонию, разливающееся теплым очагом где-то в области солнечного сплетения. Не все композиции нравились Забини. Лишь исключительно глубокие, с высокими взлетами, но не слишком крикливые. Он любил трагедию, где сотни тяжелых нот, вальсируют с отчаянными эмоциями, рожденные под вздохи органа. Любил жалобный стон скрипки и чарующие ноты пианино. Но тереть не мог нечто до безобразия помпезное, рождающее ассоциации с пламенным салютом. Нет, его манило кромешное и таинственное.
Пошла третья часть сонаты, отличающаяся мрачной прискорбностью темпа, но сквозь мглистый дым искрились проблески минора, придающие невольную загадочность. Звуки ткали хрупкую атмосферу загадочности, которая, кажется, имела оттенки пыльной бургунди.
Забини медленным взглядом провожал белый подол платья, который второй кожей стелился по ступеням. Светлая волна тонкой ткани невольно приковала его взгляд. Он проследовал выше, с наслаждением наблюдая за тем, как белое обволакивает юное тело Беатрикс. И куда девается сдержанность, которую ему привили с детства, когда речь заходит об Эйвери? Все-таки он уважаемый человек - пусть и страшно юный - который должен ставить честь превыше плотских желаний. И все-таки, тот кто говорил подобное явно не имел удовольствия лицезреть само воплощение манящей красоты.
- Не знаю, - насмешливо ответил Дезмонд, поведя плечом так, словно неловкость была ему не знакома. Впрочем, это было близко к правде. Забини мало что заботило по-настоящему. И пусть он старался быть примерным наследником, что весьма недурно у него выходило, это еще не говорило о том, что нарушение этикета могло как-то пошатнуть его самоуверенное спокойствие и безмятежность. Все отлично, если игра стоит свеч. А эта игра - Дезмонд наконец-то ступил на винтовую лестницу, степенно поднимаясь вслед за Беа - стоило многих свечей. Сколько сможет - столько сожжет за этот вечер.
Веки его были безмятежно полуприкрыты, из-за чего на мраморном лице царило полнейшее спокойствие, присущее сыну истинной аристократии. Он с умеренным наслаждением впитывал изгибы ее местами обнаженной спины. В такие моменты, когда заботы скрупулезно прятались под замок, Дезмонду отчаянно хотелось ухватить время, заставив его замереть. Он бы даже применил непростительное, если бы была такая возможность. Ему отчаянно не хотелось, чтобы этот вечер заканчивался, ведь Забини знал, что за этим последует: следующий день, а за ним - еще один, и так вплоть до начала учебного года; невыносимо. Почему жизнь должна состоять из серой суеты и лишь иногда вспыхивать позолоченными красками удовольствия? Конечно, лишь во тьме виден свет, но отчего его так мало? Что за скудные подачки судьбы? Про себя Дезмонд решил, что как станет главным в семье, будет устраивать приемы так часто, как его душе будет угодно. В его палаццо вечно будет струиться чарующий золотой свет от резных канделябров, а дорогие ковры будут мягко струиться под ногами гостей, в то время как игристое шаманское не будет увядать из изящных бокалов. Музыка бы все играла и играла. И в центре он: радушный хозяин, любимый всеми.
- Знаешь, - разрушив тягучую тишину, проговорил Забини, - нас точно поймают, но - он легко приобнял Эйвери за талию, медленно ступая вдоль коридора, - можно сделать так, что этот конфуз будет наименьшей из проблем приема.

Сколько себя помнил, Дезмонд получал все, чего бы не пожелал получить. И это случалось не рано или поздно, как принято ожидать, а точно в срок, именно тогда, когда повелительные жест руки потянется за тем, что уже принадлежит ему. Нельзя сказать, что все давалось с грациозным изяществом, но стоит отметить, что самое сложное уже давно было сделано за него: громкая фамилия, чистая кровь, роскошное состояние, безупречный авторитет, непреклонное влияние. Дезмонду оставалось лишь быть не идиотом, чтобы с истинным благородством и корыстью распорядиться тем, над чем скрупулезно трудились поколения до. И, конечно же, важно было не пустить на ветер те замки, что воздвигали предки. В сущности своей Забини, воспитанный отцом и бабушкой, был едва ли не эталоном ожидаемого наследника. Единственное, что не делало из него восковую фигуру, выточенную годами мастерскими движениями старших поколений, так это увлечение Беатрикс, которая была обещана другому по праву рождения, и что даже в глубине души не смущало Дезмонда, и конечно же его внутренний конфликт в маниакальном подавлении грязнокровок (казалось, что это заходило слишком далеко и интимно глубоко даже для него).
Ни с тем, ни с другим Забини не собирался себя ограничивать, игнорируя протесты, осуждения и негодования. Он всегда был зависим от мнения общества, потому что являлся не просто его неотъемлемой частью, а хотел стать центральной гравитационной в этой системе, вокруг которой вращаются не только галактики, но и целые миры. А для этого ему нужно было, если не понимать чувства людей, то хотя бы делать вид. Со временем Забини научился притворяться настолько, что невольно перенимал чужие переживания, анализируя и фильтруя через себя, чтобы далее (на основе знаний, полученных о человеке) спроецировать модель его поведения.  К сожалению, Дезмонд замечал, что это взаимно, понимая, что знакомство происходит биполярно. Он же хотел научиться оставаться в тени, будучи тем, кто направляет луч света на определённый фрагмент.
Эйвери была для него все ещё в томном полумраке. Все ещё очевидная по линиям движений, но явно не без густого кромешного секрета в клетке рёбер. Что видишь, обращая внимания на её изысканные черты плавных движений, над которыми струится платье от кутюр? Богатая избалованная малышка, ровно как и все собравшиеся под игривым взглядом люстры из драконьего хрусталя, искрящегося в поднебесье высокого потолка. Дезмонд был ровно таким же, но при этом знал и предпочитал не забывать о преградах, которые пытались вырастать перед его мысленным взором: аврорат, альянс... Перспективы не превратившиеся в проблемы лишь потому, что младшего Забини учили решать все до того, как оно станет таковым. Он готовился - морально и физически - к будущему, которое ему преподнесли. Дезмонд внутренне сопротивлялся, но вспышки восстания были подавлены здравым смыслом: у старших больше опыта и им стоит довериться.
И вот, смотря на все эти роскошные улыбки и туманный блеск в глазах, Дезмонд прекрасно понимал, что скрывается за вуалью: переживания, невольные сомнения и страхи. Когда понимаешь, что все люди в сущности одинаковые, то не видишь перед собой безупречный идеал, к которому все пришло лишь из эгоистичного желания. За любой красотой скрывается усердный труд. Сколько, например, Беа нужно было времени, чтобы золото её пшеничных волос обрело форму изысканной прически? И как легко она - изящным жестом кисти - вытащила фундамент в своём великолепии, отпуская волну светлых локонов в хаотичное падение. Волосы заструились по лопаткам, пряча от внимательного взгляда вереницу позвоночника. Дезмонд не спешил обнажать свой безукоризненный интерес, прекрасно понимая, что с ним играют. По своей сути Забини не хотел становиться жертвой (даже такой пленительной красоты), а потому лишь с удовлетворением переварил образ, заставляя раствориться в сотнях других.
Дезмонд фибрами души ощутил, когда шаг невольно замедлился и расположение повелительным жестом призывало обратить внимание на леди. Изящные пальцы кончиками невесомо коснулись шеи, обжигая невольным желанием. Забини протянул вторую руку, ощущая под ладонями бархат чужой кожи, откликающейся томным теплом на его прикосновения. Рука Эйвери мягко обволакивала шею лаской, а пальцы заструились сквозь волосы, заставляя невольно склонить голову, поддаваясь завораживающей пульсации в солнечном сплетении, расцветающей кровавой вспышкой. Это напоминало удар бладжера - также внезапно и неизбежно. Вот только сейчас не приходилось истошно глотать ртом воздух, после того как его выбили из легких. Дезмонд подозревал, что дыхание собьётся, но это мало волновало.
Беа привстала, поддаваясь вперёд, а руки Забини сами сжали ее хрупкий стан крепче, не позволяя передумать и выплеснуть порыв чувств. Дезмонд не любил, когда его дразнили, но в случае с Эйвери это была иного рода игра, где он соглашался не просто учавствовать, но и иногда отступать, позволяя показать на что способна блондинка. Это несомненно заводило. Все эти её невесомые намёки, ложащиеся поволокой туманных мыслей на рациональность сосредоточенного сознания. Забини несомненно нравилось все, что рождалось между ними. И это напряжение, проходящие тончайшими нитями электричества, и потеря тотального контроля, к которому так привык Дезмонд.
Мягкие губы дразняще коснулись его, заставляя рот невольно растянуться в легкой полуулыбке. Впрочем, Эйвери не переставала держаться сценария, где желаемое плывет не в руки, а достаётся лишь тому, кто приложит усилия. Забини, как и любой мужчина, был охотником, а потому подобный расклад ему даже очень импонировал. Он невольно пробежал пальцами по обнаженной спине, возбуждая мурашки на чужой коже, а после легко склонился к Беа, проведя губами линию по шее и оставляя осколок невесомой ласки в виде поцелуя за ухом. 
В следующее мгновение его потянули за руку, заставляя невольно разбавить возбуждающие мысли роскошными образами с зачарованных портретов в насыщенном коридоре, в полумраке которого стены обогащались цветом десертного сицилийского вина - цветом марсала.
Забини улыбнулся словам Эйвери, подозревая, что сам для себя он уже решил какие именно секреты захочет обнажить. Чьи-то грязные - и не очень - тайны теперь не особо возбуждали в нем интерес. Но совместить приятное с полезным - очень в стиле Забини.