Порой бывает настолько плохо, что всё можно описать одним ёмким, нелицеприятным словом - дерьмо. Если сосредоточиться и постараться, то к нему можно было приписать пару-тройку эпитетов - жутко нецензурных, но дополняющих картину просто идеально. Бывает и такое, что этих самых эпитетов становится маловато, и самую суть описываемой жизни они не передают. И вот тогда понимаешь, насколько всё на самом деле хреново.
В такие моменты есть два выхода. Признаться, оба были весьма разнообразны и затейливы в способах ухода от гложущей внутренности реальности: первый не слишком чистый, как правило, последний, второй же несколько более чистый, но абсолютно нетрезвый. Если задуматься, то полностью чистым назвать его - большая ошибка - кто вообще знает, что случается, когда переберешь? Будешь тихо скулить в сторонке, заблёвывать окружающих или вершить великие дела? Сомнительный вариант, но почему-то общепринято наиболее приятным. Ну да, после него хотя бы можно повторить - а вот после первого это уже скорее всего не удастся.
Можно было найти для подобных дел и место более колоритное, - что-то наподобие "Кабаньей головы", - но признаться, думать о том, куда податься страдающей душе, абсолютно не хотелось; к чертям, что поближе - без разницы, все на один вкус, мерзкое, обволакивающее и тошнотворное. А то, что творится вокруг - не всё ли равно? Всем всегда безразлично где ты, кто ты, что тебя привело; звон монет решает многие проблемы, а подрабатывать психотерапевтом никто не нанимался. Лечи себя сам, ублюдок, ты сам создаешь себе проблемы, и страдай от них сам; осознай, что миру и всем остальным, о ком думаешь ты, наплевать на тебя. Забудь о том, что мир бывает справедлив - она давно сгнила, сдохнув в муках.
Поморщившись, Кай угрюмо посмотрел на пустую рюмку.
До чего дошла жизнь, мать вашу. Пару лет назад он не подумал бы, что будет вот так вот бестолково глушить тоску в баре при всей своей нелюбви к подобным злачным местам. Не подумал бы и о том, что настанет момент, когда захочется это сделать, и он в принципе будет выбирать между этими двумя - признаться, совершенно невеселыми, - вариантами. Временное помутнение? Да, нет ничего более постоянного, чем временное.
Хорошо, что решил обратиться к более щадящему.
Плохо, что вообще настал момент, что пришлось совершенно серьёзно задуматься над тем, насколько сильно желание житье вот так, как предано ожидающая ласки хозяина собака. А смысла от всего этого? Ни гроша.
Не нальете? Мне это нужно. Хотя и будь сегодня, например, не суббота, то наверное, мог бы обойтись, сжимая зубами запястье в кровь.
Запах оглушал. Странно - или стыдно? - признаться, но прежде Стоун не притрагивался к алкоголю; даже тонкая нотка этого пойла вызывала у него рвотный рефлекс, не говоря уже о том, чтобы влить в себя эту горячую жидкость. Но сейчас желание забыться было настолько острым, что ему было совершенно все равно, что пить и в каких количествах - лишь бы поскорее нега заполнила тело и забила голову ватой.
Так будет проще, говорят чувства. Только вот разум твердит обратное - нихрена не проще. Потому что это ловушка - и ты не знаешь, что выкинет воспаленное сознание после того, как спадут все барьеры.
А к слову - какая, дьявол, разница?
Горло обжигало. Аврор едва сумел сдержать гримасу отчаянного отвращения, все еще искренне надеясь, что ее никто не заметил бармен. Пожалуй, переступать через себя - это всегда самое сложное. Как можно вливать в себя этот яд?
Ощущение горячей жидкости, спускающейся по пищеводу не были приятными; только после того, как алкоголь окончательно осел в точке назначения, он понял, что с самого утра во рту не было ни крошки - ну, что же, оно, наверное, к лучшему - быстрее в голову ударит.
Организм отравлен. Есть ли противоядие? Чего только не было последние годы: и ничто, ничто не помогало вывести это из себя. Нет ненависти - хотя очень, очень хочется. Нет настоящей злости - только кратковременные вспышки, будто провод коротит. Никогда, ничего не получить в ответ - даже взгляда. Хотя зачем они нужны - полные надменного высокомерия. Действительно - чего ждать.
Кайсан усмехнулся. Получилось болезненно, тускло; когда что-то долго болит, привыкаешь, но каждый раз как-то ухитряешься расчесать рану. Для чего вообще созданы чувства? Почему многие живут без этого долго и счастливо, как в сказке?
Стоун задумчиво рассматривал рюмку. Интересно, хотела ли бы она - теоретически, естественно - стать, например, бокалом?
А вот он хотел бы. Стать тем, кем никогда не являлся. Но если можно что-то поменять, то все поддается метаморфозам; все эти тупые предрассудки о чистоте крови, держащиеся только на слове, сочетании букв, - и только? Почему это ключ ко всему?
Сколько не тверди, что ты есть ты, понимаешь, что все меняется - с того момента, когда хочешь кому-то соответствовать. Начинает игра масок, бал-маскарад. От него пахнет ноткой цитруса, немного - деревом; дорогой запах, рождающий ассоциации, связанные с чем-то далеким, неясным, волнующим. Слышится сигаретный дым, еще немного - алкоголя и кофе с перцем-чили. Острый, оседающий на языке, будоражащий рецепторы. А ты пытаешься быть чуть лучше, терпишь неудачу, раз за разом...
Костяшки на руке были сбиты. Да, зеркало в ванной он так и не поменял - огрех в его бессменной системе. Не хочу видеть свое отражение, не хочу слышать голос, который шепчет, обжигая ухо, - преследует, словно гончая, насмешливая фраза. Знал что говорить, как говорить, возобновить кошмары. Потому он здесь, преследует слепую надежду на облегчение - будто наутро не сможет стать хуже.
Еще? Да, пожалуй, почему нет.
Краем глаза Стоун заметил движение где-то сбоку. Неясная тень - он заострил внимание на том, что чувствует на себе чужой взгляд, и на секунду ему показалось, что это Нотт. Но нет, что за бред, - час ранний, змеи выходят охотиться к ночи.
Странно было бы думать, что грязнокровка заинтересовал его. Еще более странно было бы думать, что Нотту не наплевать.
Алкоголь кружит голову быстро - особенно с непривычки. Но Кайсан не мог заставить себя пить быстрее.

Отредактировано Kaisan Stone (2017-05-13 14:06:46)

Стоун сказал бы, что все еще достаточно трезв - и это, пожалуй, было бы правдой - а может, тело просто не понимало, как должен действовать алкоголь? В любом случае разум был слишком чист для того, чтобы аврор мог почувствовать облегчение, а голова была просто неприятно тяжелой. Он хотел ненадолго забыться, сделать так, чтобы ничто и никто не беспокоили его сегодняшней ночью - но нет, это оказалось слишком сложным. Утопией, в которую он почему-то хотел верить, но до нее не дотянуться - соткана из тонких нитей, рвущихся только от взгляда, не то, что от прикосновений.
Его маленький мир давно разрушен. Он стоял на его развалинах тогда, когда не мог стоять, не спал ночами, ожидая проснуться; отстроить его - не смог: столько кусков утеряно, что этот пазл больше не сумеет сложиться в единую картинку. Создать новый мир не хватает сил. Тени прошлого мешаются, хватают за руки, тянут вниз. Когда-нибудь он достигнет дна. Но сейчас - держится на плаву, пока есть силы. Но насколько их хватит?
Зависит ли это от него?
Рука взъерошила волосы - несколько отчаянно, но слишком для того, чтобы обмануть кого-то. Тебе недавно перевалило за двадцать - а на голове уже несколько седых волос. Генетика? Нервы? Постоянная боль, чувство вины, никчемности, которое скрывается за легкой улыбкой, готовностью быть полезным и наглым, безумным упорством.
Искренность. Истинные чувства. Сплошнейший идиотизм.
Кай давно не делился тем, что у него на душе. Не мог, не хотел, забывал. Подчеркните нужное - вы все равно не ошибетесь: Стоун не тот человек, кто будет выворачивать душу наизнанку, говорить о том, что мучает его, не дает спать, что он устал или хочет закончить со всем этим. Анимаг давно живет заботой о других - счастьем других, их светом и теплом. Ради них он улыбается, слушает - не говорит, отдавая себя им полностью, бесповоротно, навсегда.
Зачем им беспокоиться, волноваться - для них все хорошо. В письмах, на бумаге, в словах: "Да, родная, все прекрасно, я поздравляю тебя, горжусь тобой. Как твои успехи, львенок?" - или: "Эй, не раскисай, дружище, ты можешь больше, чем думаешь, пробуй!" - так должно быть, потому что им не должно быть страшно. Так, как страшно на самом деле ему. И также, также мерзко внутри.
Осудили бы. Потому что нельзя молчать.
Но иногда - жизненно необходимо для других. Потому что хочется видеть счастье в их глазах. В двойном размере.
Пальцы крепче сжали рюмку. Еще немного - и стекло хрустнет, глубоко вцепившись в ладонь, будет сжиматься до пор, когда острие не достигнет кости. Но надо остановиться - на сегодня ему хватит шрамов. Слишком многие из них невозможно свести.
Пташка закрыл глаза. Конечно, это не могло помочь ему отвлечься - но выдох дался спокойнее, чем вдох. Зачем он пришел сюда, если это не действует?!
Слишком много дерьма в этой жизни. В этом Стоун прекрасно отдавал себе отчет. Когда он шел в авроры, то не думал встретить там того, от кого так упорно хотел сбежать. Первый день их встречи был острым, почти таким же, как в школе; тогда они были сущими детьми, особенно маленький маглорожденный волшебник, которому мир магии казался самым настоящим даром - ведь он открылся ему, впустил, дав то, о чем он никогда не мог и мечтать; уже потом было время юношеских побед и разочарований - такое дерзкое, нахальное, бойкое; только потом в этом механизме что-то сломалось, заклинило, пошло не так - и всеми красками тьмы обрушилось вниз, низвергая, ломая.
Он перечёркивал строку за строкой, сжигал листы, придумывал счастье, которого нет, не ради себя, но других, хотел поверить в собственные слова, и не мог произнести про себя то же самое, что стройными рядами ложилось на бумагу. Ненавидел лгать - лгал, желал ненавидеть - любил. В жизни Стоуна все перевернулось с ног на голову, и ему некого было в этом винить, потому что всегда, всегда в наших бедах мы ищем ответственного за страдания, однако во всем есть наша и только наша вина.
Усмешка вновь получилась кривоватой: хотелось в голос смеяться над собственной глупостью, осознавая наконец, насколько ей нет границ.
Абсурд - девиз всей его жизни. Такой беспринципный и что ни на есть лишенный логики. Хотя, собственно - чему удивляться? Это просто за гранью всего разумного.
Он не сразу заметил, что нечто двигается к нему - но привычка, уже выработанная за время стажировки, заставила его резко метнуть взгляд в сторону приближающегося силуэта и замереть, недоверчиво щуря синие глаза: кого я вижу, ты ли это? Прошло долгих четыре года с тех пор, как мы виделись последний раз, но ты, пожалуй, осталась в моей памяти все такой же.
Только, пожалуй, чуть более трезвой.
Или не чуть.
- Какими судьбами, Эйвери? - равнодушно поинтересовался Стоун, слегка хмуря брови - координация движений у Беатрикс была уже изрядно нарушена и, опасаясь, что она промахнется, весьма живописно вписавшись носом в стойку и также благополучно его сломав, все же поддержал ее под локоть, позволяя присесть рядом. - Ты как всегда щедра на комплименты, - заметил он с некоторой долей досады, морща нос в ответ на изречение девушки. Конечно нет, Пташка не ожидал от нее дифирамбов по поводу своего внешнего вида - но Мерлин, ты вообще зачем меня сегодня трогаешь?
Жизнь уже показала, что когда Стоун не в духе, он не церемонится. Эйвери один раз уже попала под раздачу, сумев подвести Кая к той самой опасной черте, после которой следует не только взрыв, но и чье-то кровавое убийство. Благо, что у анимага все еще есть голова на плечах, да и воспитание мягко говоря не позволяет бить женщин - исключая, конечно, рабочие моменты, хотя и здесь в ход подобные методы пока не пускались - но все равно вышла сухой из воды. Думается, что и в этот раз ей повезло: он не был настроен на проявление агрессии, не был настроен на разговоры, он просто хотел молча напиться - точнее сказать надраться - доползти до постели и уснуть - вот так вот просто, не раздеваясь, предвкушая дикую головную боль и жажду на утро. Никакой поэтики, грубая реальность и рабочие моменты - но Беатрикс, разумеется, жаждала все испортить. Слизеринская натура, побрал бы ее дьявол.
- Да ты пьяна, - пробурчал мужчина, видя, как лихорадочно блестят глаза в стекле бокала; она облизывает красные губы и щериться в оскале - этот цвет ей идет, и ведь даже не съелась, хотя она, очевидно выпила уже много. Кайсан одернул себя и отставил бокал - хватит, на сегодня, похоже, миссия невыполнима. Тихое беспокойство грызло его, мерзко, неприятно, но глубоко, и он вздохнул, полностью переключаясь на Эйвери.
- Просто в... не могу, - хотелось сказать груба, но в последний миг язык не повернулся. - Я бы сказал, что рад тебя видеть, но нет, прости.
Шепоток ревности сжал губы в линию: тонкую, суровую. Однако рука машинально все еще поддерживала девушку от грандиозного падения со стула - покачивалась она весьма опасно, будто бы намереваясь то ли слезть, то ли упасть с несчастного предмета мебели. Тонкая фигурка ему бы не повредила, а вот он ей - весьма.
Кажется, что они только вчера учились в Хогвартсе. Пташка смотрел на нее - не ощущал той ярости, жгучей, полной раскаленных углей; она ведь такая же жертва, как и он сам. Просто по другую сторону фронта.
- Что тебя сюда привело, чтобы так надраться?
Он поздно заметил того, кого посчитал галлюцинацией, неверно истолковав тяжелое чувство блуждающего взгляда - или только мираж - и какие-то странные, настороженные мурашки, сковывающие кисти рук. Нотт, собственной персоной.
Не хочу видеть, сгинь.
Кадык дернулся, и волосы на затылке неприятно зашевелились - анимаг автоматически напрягся, как пружина, пожирая глазами того, кого сегодня мечтал не встретить не меньше, чем Забини.
- А вы похоже вместе, ведь так? - ровно спрашивает он, слегка кривя губы в улыбке - не очень правдоподобно, напрягаясь, как волк, почуявший заряженное ружье охотника в засаде.

Блаженное расслабление, алкоголь так приятно расплывается теплом по телу и забирает с собой все проблемы и заботы. Если бы все было так просто: напиваешься себе, на утро просыпаешься и ничего тебя не заботит, никаких проблем как и не было. Но это лишь маленькая отсрочка, завтра ничего не поменяется, а к проблемам еще и добавится головная боль, как минимум. А если сильно постараться, то и последствия от пьяных приключений.
Казалось бы, Эйвери и не было особо на что жаловаться, у нее было все, что можно только пожелать в ее возрасте: от огромного состояния и собственного бизнеса до статуса и прекрасных внешних данных, от любящей семьи до замечательных друзей и не менее прекрасных любовников. Но нет, когда тебе всю жизнь подают все земные блага на блюдечке с каемочкой, то приходится за них расплачиваться и доказывать, что ты достойна этого всего.
В последнее время ее все страшно бесило. Отец, который перестал уделять должное время своей семьи и ушел с головой в Альянс, настолько, что казалось захлебнется в этой пучине своей слепой веры. Альянс, который не оправдывает ее ожидания. Все же, Пожиратели ей были ближе, хоть и те, и те довольно схожи между собой. Но приспешники Лорда вместе с ним, были куда более внушительны и убедительны. Бизнес, с которым ей не хватала времени ни на себя, ни кого либо еще, в особенности, если добавить к этому задания Альянса. И все на нее давили, давили и давили. А лучше бы она жила простой и размеренной жизни. Потому что с этим давлением, Беатрикс еще не научилась справляться.
Что в этом баре делает Стоун? Просто загадка века. Такие места не для хороших мальчиков, а авроров и подавно. Однако он здесь, и запивает свое горе, так же как и она. Беку не особо волновали чужие проблемы, но какой-то черт дернул ее подсесть ближе к Кайсану и даже заговорить к нему. Наверное, превышенная доза алкоголя в крови.
- Да ты тоже, - скептически произнесла Беа и облизала влажные от алкоголя губы. – Мы же за этим сюда и пришли вообще-то.
Эйвери говорила так, будто ее слова - это прописные истины и комментарии парня по поводу ее состояния совсем уж неуместны. Он же видел куда шел и, судя по всему, шел он сюда намеренно, никто не заставлял.
Кайсан так мило придерживал ее, не давая свалится со стула и переломать себе несколько костей. Но ее затуманенный рассудок реагировал на все слишком медленно, чтобы крикнуть что-то в духе: «Убери свои ручонки, я и сама в состоянии сидеть». Но она не очень-то в состоянии, будем честны.
- Да что ты!– Эйвери попыталась сделать удивленная лицо, что вышло скорее комично, чем изумленно. – Не рад он меня видеть. Тоже мне неожиданность.
Последняя их школьная стычка было мягко говоря неприятной. Но, уже пару лет с тех пор прошло, что таить в себе какие детские обиды, было бы глупо. И ей не хотелось броситься на него и выцарапать ему глаза. Больше нет.
- Жизнь не сахар, знаешь ли. Да ты и сам это прекрасно понимаешь, раз пришел сюда надраться так.
Беатрикс взглянула на Стоуна, но он смотрел не на нее. Она и не сразу поняла вопрос о том, с кем она вместе. Но, увидев Остина позади себя, она даже немножечко протрезвела. Вот так встреча. Нет, это вовсе не странно встреться Нотта, в его же баре, но лучше она осталась бы незамеченной. Беа прикрыла лицо рукой, то ли от стыда, то ли надеялась все же, что он ее не узнает, что было бы очень удивительно.
Их с Остином не многое связывало, если не считать, того, что он как бы ее жених. Жених, навязанный родителями еще с самого детства. Эйвери никогда не воспринимала это всерьез, как и не собиралась замуж. Они совсем не подходили друг другу, разные взгляды, разные цели и претензии к друг другу, от чего идея о будущем брака казалась еще более бредовей. Ложась с ним в одну постель, она не видела в нем своего будущего, только плотские утехи, только взаимное удовлетворение потребностей друг друга. Как это называется, свободные отношения? И это более чем их устраивало.
- Привет, Остин, - негромко произнесла девушка.
И да, она действительно устала, от всего и всех. И это витающее в воздухе напряжение между Ноттом и Стоуном, ее саму немножко напрягло. И она не придумала ничего лучшего, чем юркнуть прям через барную стойку, пока сам бармен отошел обслуживать других посетителей, достать бутылку какого-то алкоголя, разлить его в стопки и протянуть одну Остину.
- Присоединишься?

Отредактировано Beatrix Avery (2017-07-11 20:10:40)

Остин недовольно поджал губы - знает ли его наемный бармен, что у него из-под носа вот так таскают алкоголь? Об этом они поговорят позже. Не смотря на то, что Остину вмиг захотелось разнести все вокруг, все, что здесь происходило, он попытался взять себя в руки. С ним случались уже такие вещи - когда привычная обстановка портится, ломается каким-то добродушным героем, который весь из себя, но не настроен «против», но опасен. Этим героем сегодня был Стоун.
Их рукопожатие не был дружественным, оно было крепким и напряженным, собственно, как и взгляд обеих.
Нет, Нотт не оставил бы Беа с ним, ни за что. Какие бы у них не были отношения, это все - одна сплошная угроза, слизеринец это понимал и готов был закричать сейчас об этом, от идиотизма данной ситуации. Внедрение в его бар аврора уже сулило неприятности. Нет, я не пропущу это представление. Пугало другое: в нем придется участвовать.
Руки коснулась рюмка, и время завертелось, отдавая привкусом натянутых разговоров, которые после перешли в воспоминания и истории школьных лет...

После пройденных двух часов Нотту казалось, что все еще под контролем. Он расслабился, неожиданно осознавая, что не все так плохо, но все еще непривычно. Остину в какой-то момент показалось, что он видит их компанию глазами бармена: он сам, держащий бутылку в руке, то ли для обновления стопок, то ли для какого-то неведомого перерыва между уже даже появившимися (хоть и показушно-пафосными короткими тостами); Беа, которая, казалось, стала менее грустной и уже чуть меньше ненавидела его, она периодически искренне улыбалась, и это было непривычно и даже капельку приятно; Стоун, которого едва покинуло напряжение, - он не чувствовал себя не в своей тарелке, но и не был в ней, он был спокоен, настолько, что кто-то мог подумать на секунду, что его не берет алкоголь.
Остин не был пьян. Остин знает, сколько ему нужно, чтобы быть адекватным, он не может расслабиться больше аврора, он не позволит себе этого; с виду он спокоен, в некоторые моменты непривычно для себя разговорчив - все в меру, да так, чтобы не выдавать своих сомнений и недоверчивости.
Атмосфера располагала.
В какой-то момент слизеринец ловит себя на мысли, что никакой опасности нет, и глупо думать об этом. Родной бар и люди, с которыми ты общаешься вот уже третий час. Они могли за это время выкинуть что угодно, но вместо этого все перешло в... искренний смех. Беа, подключив свой природный шарм, предлагает незамысловатую игру. Никто не собирается расходиться, почему бы и нет? Появляется сладкое, стойкое ощущение, что все только начинается. Бармен делает вид, что понимает, что бар не закроется до тех пор, пока Остин будет за стойкой; и когда на гладкую поверхность ложатся карты, он принимает волю судьбы и возвращается к своей работе, обновляя заказ.

Нотт слышит свое имя, прозвучавшее из уст Стоуна, и оно разрезает воздух - не было такого прежде. Остин не успевает взять под контроль эмоцию, и с удивлением бросает взгляд на аврора, но все в ожидании задания. Алкоголь притупил у всех мысли о том, что они не старые друзья и некоторые задания могут оказаться практически невыполнимыми. Но у этой игры есть название, которое полностью себя оправдывает.
После озвученного бармен, явно заинтересовавшись, повернул голову, и этого невозможно было не заметить.
Остин немедленно поднял взгляд, в котором явно читались проклятия, однако, это ни на секунду не изменило его выражение лица. Напряженные скулы и губы чуть дернулись - он оценивал, насколько серьезна эта игра, однако после слова "слабо?" и едва заметно подстегивающей интонации Стоуна, Нотт поднялся со стула; губы тронула усмешка и он, пройдя мимо парня, подошел к Беатрикс, подавая ей руку. - Приватный танец, дорогая? - мягкие ноты в голосе были адресованы девушке, и под влиянием выпитых напитков слизеринец был как никогда добр к ней; он знал ее целую вечность, и она ни раз видела его расслабленным, таким, каким он иногда позволял себе быть, таким, каким он был.
Ощутив, как напряжены мышцы спины, Остин повел Беа уже на шаг вперед, поворачиваясь к Стоуну, тут же меняясь в лице, когда девушка не видела того. Улыбка сверкнула оскалом на долю секунды, а голубые глаза полыхнули ответным вызовом. Но в нем читался азарт. - Хорошо, что ты тоже участвуешь. Пошли.

Очень интересная комната находилась этажом выше, где люди полны секретов, а комнаты полны людей. Полумрак освещал Беа, которая шла впереди, которая явно догадывалась, куда они направляются. Кайсан шел самым последним, и никому не пришло в голову ему сообщить, куда держится путь - Остин не счел нужным отчитываться, а Эйвери явно старалась ступать ровно и непринужденно, отдавшись этой сложной в данной ситуации задаче.
Нотт, уже находясь в знакомом помещении, обнаруживает у себя в руке бутылку и тут же сует ее Стоуну, дабы избавиться от ненужной вещи, ему пока «хватит». - Открывай, попкорна не будет, - бросает равнодушно, и пока они находят себе место на обширном, обтянутом дорогущей кожей диване, Остин направляется к столу, на котором стоит небольшая шкатулка.
Он проклинает все. Но находит в себе силы и открывает крышку, откуда медленно и с нарастанием начинает плыть музыка, известная многим «Feeling Good», отчего Нотт не смог не закатить глаза, пока этого никто не заметил. Он обходит шест, как будто первый раз видит игрушку, которой не рад, которую не хотел, но не показывает этого. Он видит на холодном металле отпечатки женских пальцев и, будь он трезв, ни за что не сделал бы этого. Крепко схватившись рукой поверх чужих следов уверенной ладонью, он повернулся в чудесные лица «зрителей», после чего тело плавно начало двигаться в такт музыки. Медленно, и протекающе по венам. Остин слился с волшебной волной. Стоун с Эйвери наблюдали, как свободно себя чувствует его тело, словно это было его обыденное занятие по вечерам. Главное начать. Как руки, вместо отточенных строгих движений, ведут себя совершенно раскованно, когда одна спускается от шеи, вниз, мимо пуговиц, к ремню, освобождая низ темно-изумрудной рубашки.
Смена интенсивности звуков заставляет гибкое тело двигаться несколько иначе, добавляя нотки действительно откровенного танца. Миг - и рубашка летит куда-то вперед, чуть ли не Стоуну в лицо. Теперь мягкий свет касается бледной кожи, плоского живота, плеч и спины.
Нотт не стесняется. Низкая посадка брюк лучшего качества позволяет чуть ли не видеть костяшки на бедрах; Остин касается ими шеста поочередно, использует его, словно это единственное, что его интересует в данный момент; каждое движение излучало столько сильной энергии, что ее можно было почувствовать в воздухе. Минуты тянутся, как патока. Долгие две, пять, семь…
Остин снова бросил взгляд на наблюдающих и предположил, что расстояние между ними относительно велико. Не прекращая следовать музыке, он расстегнул ремень, медленно и плавно, вынимая его из брюк, наматывая на оба кулака, двинулся вперед, к дивану. Их лица оказались на уровне жесткого живота, Смори на меня, и, немного вытянув ремень в полоску, Остин опустил руки так, чтобы тот оказался под их подбородками, с помощью ремня, натянутой полосой немного подымая их лица вверх, чтобы встретиться глазами. Ухмылка, приоткрытые губы и ни тени презрения - непривычно и странно.
Доли секунды показались вечностью, после чего он, отойдя на шаг, звонко щелкнул ремнем перед их лицами, и музыка прекратилась.
- Достаточно или кто-то хочет еще? Не дожидаясь ответа, он протянул руку за карточкой. Внутри от чего-то все горело, и в дополнение он взял у Стоуна бутылку, неожиданно встретившись с ним взглядом один на один. С полминуты, и Остин помнит, как повернулся обратно к карточке, и как только глаза пробежались по заданию, мышцы дрогнули. - Беа. Тебе нужно напоить всех игроков Сывороткой правды, включая себя и рассказать о самой потаенной фантазии.

После того, как было произнесено последнее слово, Нотт закрыл глаза, понимая, что всё - крах. Для каждой пары в гостиничном номере всегда были приготовлены сувенирные коробки с маленькими запретными зельями - об этом знали далеко не все, единицы. Беа была в их числе.
Сыворотка правды на четверых - аврора, альянсовца, отчаявшейся женщины и полупустой бутылки огневиски - это конец.