…Следовало бы начать с того, что Флетчер не любит традиционные английские чаепития. Вот эти вот чопорные заседания в кружевах и фарфоре, в ситце и пафосе – Мерлин, упаси от такого позора. Бергамот? Гибискус? Слишком изысканно, слишком просто, скучно. С К У Ч Н О. Да и не знает он, как себя следует вести за столом, чем одна чайная ложка отличается от другой и почему этот чайник для заварки подходит больше, чем все остальные.
Чарли в чайниках не разбирается и, если честно, класть со всей своей эмоциональностью хотел на разновидности чайников в целом. У него на все случаи жизни припасена эмалированная посудина с носиком, в которой любая трава настаивается крепко, ароматно и вкусно. На молочно-белых стенках оседает скрипучая коричневая пыль, чайная копоть, которую можно стереть пальцем и увидеть на коже серо-коричневый след – больше, чем напиток, больше, чем трава. К Флетчеру на чай приходят школьники всех факультетов и возрастов, все, кому хочется просто расслабиться и откинуться на спинку кресла в молчаливой радости: помогло. Чарли никогда не думал травить учеников наркотиками, он для этого слишком наивен, но листья куста, укоренившегося в одной из теплиц, так славно успокаивают головную боль, что сомневаться в их целительном действии ну просто невозможно. Он траволог, он знает. Возможно. Почти наверняка. И пусть сам куст был получен не самым честным способом… кто сказал, что все в этом мире бывает честно?
В конце концов, он формально, исключая старые связи, даже не контрабандист. И думает не о том, как получить хоть какую-то выгоду, а о том, что без него несчастный этот росток зачахнет на суровой британской земле. Погибнет. Поминай как звали.
С точки зрения науки подобные растения представляют живейший теоретический интерес, но Чарли больше, чем просто теоретик, поэтому темные продолговатые листья тонут в эмалированному чайнике и остро пахнут чем-то пряным, когда он ищет, с кем бы разделить чашечку. Профессор Лонгботтом отметается сразу, поскольку он интереса к контрабандным растениям не поймет, да и вообще в целом в школе не так много людей, способных закрыть глаза на творящиеся в теплицах безобразия. Хотя Чарли предпочел бы называть их «биологическими экспериментами». Эксперименты одобряет Ловелл. Он вообще молчаливо одобряет все, что выглядит выходящим за рамки ординарности; Чарли в эти рамки никогда даже и не попадал, но подсознательно чувствует это одобрение, греющее изнутри лучше медового чая. Поэтому на очередное вечернее чаепитие он приглашает именно Дэмиана, услышав накануне, что того буквально задарили сладостями.
- На самом деле, это не самое страшное, что могло с вами случиться, - смеется он, разливая по щербатым кружкам пахучий, тяжелый отвар. – Слышал, что на старших курсах была настоящая катастрофа и девчонки подмешали кому-то из практикантов амортенцию. Но то ли сварили неправильно, то ингредиенты были проблемные… вы же знаете этих лавочников, продадут все что только можно… в общем, кто-то из педсостава тогда отравился. Но определенное волнение по поводу школьниц все равно почувствовал. А это означает что? Это, друг мой, означает твердую четверку по зельеварению, если кого-то здесь интересует мое мнение. Потому что в предмете главное не способ применения полученных знаний, а правильность. Хотя амортенция – это неправльно. Возможно, с этими старшекурсницами следовало бы поговорить… но это уж как решит декан и директор. А вы как думаете?
А сам разливает содержимое чайника по чашкам, и голова кружится от душного, сладкого запаха, будто бы липнущего к рукам. И чужие конфеты в вазочках расплываются, расползаются, липнут к пальцам невидимой вязкой пеленой. Если пальцами шевельнуть – из костяшек пробьются ростки. Или это всего лишь морок?
- Пейте, мистер Ловелл, пейте. Сегодня дождь, самое главное – не простудиться. Хотите меда?
Отредактировано Charles Fletcher (2019-06-22 13:49:27)