Исследование морских глубин в шторм – довольно неприятное занятие. Вода становится мутной, а течение – неконтролируемым. Даже с учетом магии это может быть довольно опасно, поэтому я, почувствовав изменения, сразу же поспешил подняться на поверхность. И очень вовремя. Небо раз за разом расчерчивают молнии, вспышки которых ослепили меня в первые же секунды. Благо, суша виднеется совсем рядом, и я спокойно смогу добраться до гостиницы в Фламанвиле.
Но мое внимание отвлекает объект, летящий в воду с верхушки ближайшей скалы. Шлепается в бушующие волны и уходит на дно так стремительно, что я не сразу понимаю, что это был человек. Странное развлечение в такую погоду – прыгать с высоты не меньше чем в пятнадцать футов. Это чревато последствиями и при спокойных водах, а в шторм вполне может обернуться смертью незадачливого прыгуна. Вздохнув, я бросаюсь на помощь.
Особо некогда разбираться, кто он – простой маггл или волшебник, но предельно ясно: он уже не в сознании. Поэтому легкий взмах палочкой прямо в воде, и дыхательные пути пострадавшего закрывает воздушный пузырь. По крайней мере, он не захлебнется, пока я буду тащить его на берег. Мы выплываем с трудом, пару раз мне приходится применять магию, чтобы облегчить нам путь. Но, оказавшись на твердой земле, я первым же делом использую «Анапнео», чтобы избавить его дыхательные пути от воды. Дожидаюсь, пока она выйдет и проверяю пульс. Есть. Дыхания нет, но несколько резких выдохов, когда я касаюсь его губ своими, и он снова дышит.
Дышит, но не приходит в себя. А уже позже, в гостинице, куда я приношу его в бессознательном состоянии, я нахожу бирки на его вещах, и понимаю, что передо мной оказался волшебник. И у него явно крупные неприятности.

Мокрая одежда отправляется в стирку, когда я раздеваю его. В моей постели обнаженное юное тело, такое податливое и нежное. Но все, что я делаю – это надеваю на него свои самые уютные вещи и накрываю одеялом.
Ночь проходит почти бессонно, хотя я и очень устал.

***
Он немного дикий, словно лесной зверек. Боится громких звуков и чужих людей. Почти никогда не отвечает на мои вопросы и зарывается поглубже в теплое одеяло, стоит мне войти в комнату. Я приношу ему фрукты с ближайшего рынка, заказываю горячие ужины в ресторанчике на первом этаже, предлагаю сладости и чай, но какое-то время он упрямо отказывается от еды.
Я могу понять его страх и недоверие, и догадываюсь, что ему нужно время. Но вместе с этим, еще больше ему нужна еда, чтобы выжить. И поэтому, когда в очередной раз меня встречает лишь молчание и упрямый отвернутый профиль, я не выдерживаю. Пытаюсь говорить с ним на тему доверия, привожу в качестве аргумента то, что спас его, рискуя собственной жизнью. В ответ упрямая тишина.
- Фините Инкантатем! Видишь, здесь нет иной магии, - взгляд все еще затравленный, словно я на его глазах растерзал зубами любимого хомяка. Я вздыхаю. – Хорошо, давай еще кое-что покажу. Экспекто Патронум!
Призрачный орлан срывается с кончика палочки и, облетев комнату, растворяется в воздухе синеватым облачком магии. Мы оба следим за ним до самого момента исчезновения.
- Темным волшебникам это заклинание неподвластно. Я не причиню тебе вреда.
Недоверчивый взгляд никуда не исчезает, но в этот день Габриэль Марино впервые позволил мне накормить его луковым супом.

В одну из самых страшных ночей Габриэль рассказывает мне свою историю. О пытках, о боли, о попытке покончить с собой. Мне становится страшно, но все, что я могу – это держать его руку в своей ладони, успокаивая своим безмолвным присутствием. Почти физически чувствую его боль, и оттого желание защищать и оберегать его только возрастает.

В следующую ночь я закрываю комнату при помощи заклинаний. Габриэль сидит в углу, вздрагивая от каждого шороха, и мне кажется, что это будет лучшим решением. Что угодно, чтобы он перестал бояться. Вырвав его из лап смерти, я чувствую себя в некоторой ответственности за его безопасность и жизнь.
- Протего Максима. Взмах палочки вдоль стены, чтобы защитить нас. Сальвио Гексиа. Чтобы мы оказались невидимы для возможных гостей. Репелло Инимикум. Фианто Дури.
Говорю, что смогу его защитить, и не знаю, верит мне Габриэль или нет, но этой ночью мы засыпаем очень близко друг к другу. Ближе к утру, в самые ранние рассветные часы, я нахожу его уткнувшимся мне в грудь, и обнимаю одной рукой, стараясь не разбудить. Милый, неземной Габриэль, свалившийся с неба.

***
Иногда Габ стонет во сне. Я называю его Габом с недавних пор - тех самых, когда он стал вообще общаться со мной больше, чем парой слов в день. Ему снятся липкие кошмары, пропитанные страхом и болью, и единственное доступное мне средство, способное помочь - это моя собственная прохладная ладонь, прижатая к его разгоряченному лбу.
Однажды он просыпается и долго не может понять, что из пережитого было сном, а что реальностью. И пока он сидит, сгорбившись, и раскачиваясь из стороны в сторону с хриплыми громкими выдохами, я обнимаю его за плечи и прижимаю к себе.
- Все хорошо. Ты в безопасности, я никому не позволю тебе навредить, - шепот громкий и бессвязный, кажется важным просто хоть что-нибудь говорить.
Не зная, как забрать у него эту боль и страх, я прижимаюсь губами к его шелковым волосам, и держу, не позволяя освободиться. Шепчу, зарываюсь пальцами в волосы, прижимаю к себе снова и снова. В таком состоянии я совершенно теряю ход времени.
И с удивлением обнаруживаю, что он отвечает мне, отираясь щекой о мою ладонь, прижимаясь теснее и обнимая меня двумя руками, словно детеныш коалы. Не знаю, кого из нас двоих так трясет, но успокаиваемся мы оба нескоро. И предшествуют этому уже взаимные теплые касания ладоней и взгляды глаза в глаза, когда весь мир теряется на их фоне.
В его зрачках и звездное небо, и морские глубины. Мне не оторваться от них, как бы я ни старался, я тону все глубже и глубже, сжимая пальцами его плечи. Иду на дно и взлетаю, способный достать пальцами до небес. Мы сближаемся лицами, останавливаясь на расстоянии каких-то нескольких дюймов. Мгновение – и я беру себя в руки. Улыбаюсь ему в качестве некого извинения, и тут же мягко отстраняюсь, укладываясь и устраивая голову на подушке. Сердце бьется, как сумасшедшее.
- Доброй ночи, Габриэль.
А утром мы снова просыпаемся очень близко.

***
Иногда, когда Габ выжидающе смотрит на меня взглядом "выйди-пожалуйста-я-переоденусь", мне хочется пошутить, что я мало того, что уже видел его без одежды, так еще и беззастенчиво целовал, пока он был без сознания. Конечно, это не совсем так, и он об этом догадывается, но мне нравится подшучивать над ним очень по-доброму. Этот взгляд и вспыхивающий румянец, словно его это очень смущает.
Поэтому я решаю быть наглым. И в один из таких вечеров, когда Габ, в очередной раз играя в кисейную барышню, попытался смутиться, я просто замер в дверном проеме, скрестив руки на груди.
- Между прочим, это и моя комната тоже.

Отредактировано Guido dе Salazar (2019-06-27 17:50:38)

Ночи в Фламанвиле тихие, окутанные сиянием звезд и теплым ветром французской провинции. Они пахнут травами, деревом и легкой свежей прохладой, идущей с берегов пролива Ла-Манш. И засыпается здесь на удивление быстро, когда я, утомленный за день своими прогулками в воде и на суше, касаюсь щекой прохладной подушки. Габ устраивается поудобнее рядом со мной, и я уже знаю, что четверть часа спустя он будет лежать очень близко. Так, что я смогу ощутить запах его волос и зарыться в них носом. Так очень спокойно.
Но эта ночь стала самой пугающей за все время с тех пор, как Габ поселился в моей квартире. Звук шагов и чужие голоса будят меня, я слышу их даже сквозь сон, и огромным усилием воли заставляю себя проснуться. Распахиваю глаза и замираю, прислушиваясь. Поначалу все тихо, и я уже начинаю думать, что мне все приснилось, но тут же слышу скрип деревянной лестницы, ведущей к нашим дверям.
Прислушиваюсь, затаив дыхание. У мадам и месье Бонне нет привычки разгуливать по ночам, да еще и на этаже, временно принадлежащем нам. Сердце готово выпрыгнуть из груди, когда я понимаю, кто и за кем мог прийти в этот дом. Очень тихо, стараясь не производить лишнего шума, я нашариваю под подушкой волшебную палочку. Сжимаю ее в руке и накрываюсь одеялом так, чтобы меня не было видно. И цепенею от ужаса, когда вдруг вспоминаю, что этим вечером забыл поставить защитные заклинания. Моя глупость может стоить нам жизней.
Дверь открывается с тихим щелчком, хотя я и не слышал произносимого заклинания. Невербальная магия! С таким противником будет сражаться труднее. Габ, лежащий передо мной, ворочается, и я наклоняюсь к самому его уху, чтобы едва слышно шепнуть: «тихо».
Дверь распахивается, и далее все происходит настолько быстро, что я даже не успеваю ничего понять. По инерции выставляю защиту, и она поглощает направленное в нас заклинание. Вскакиваем с кровати мы с Габом почти что синхронно. Габ беззащитен, у него до сих пор нет даже волшебной палочки, поэтому я переворачиваю кровать на ребро, чтобы он мог укрываться за ней, как за стеной. Наши гости – двое магов весьма мрачной наружности. И увы, но у меня совсем нет времени на то, чтобы детально в них вглядываться.
- Петрификус Тоталус! – и нас снова спасает Протего, но на одной защите нам не остаться в живых.
- Остолбеней!
- Инкарцеро!
- Протего!
Одно из моих заклинаний попадает в цель, и мы остаемся с противником один на один. Что ж, это существенно увеличивает наши шансы на выживание. Укрываясь от града моих заклинаний, он обходит комнату так, что нам больше не спрятаться, и зеленая вспышка озаряет комнату.
У меня всего мгновение, чтобы подумать и все просчитать. Протего не спасет от непростительного заклинания. От него не спасет ничего. И все, что приходит мне в голову – это броситься ей наперерез, закрывая Габа собой, и не оставляя себе шансов на хоть какое-нибудь спасение.

Просыпаюсь я в холодном поту, и на дне зрачков Габриэля плещется лунный свет. Он мягко сжимает мою руку, успокаивая и возвращая в реальность.
- Все хорошо, - я очень стараюсь улыбнуться, но губы дрожат. – Просто плохой сон.
Если бы они действительно приходили за ним, Авада Кедавра была бы слишком легким избавлением от страданий.

Я вспоминаю все это и мельком думаю, как изменилась моя жизнь за то время, что в ней присутствовал Габ. Мы стали заметно ближе, и я никому не позволю забрать его.
Им придется найти себе нового прорицателя.

Габ улыбается – не так невинно и неуверенно, как раньше. В этот раз это улыбка победителя, одержавшего победу в новом словесном раунде. Это подстегивает меня, словно хлыст - норовистого жеребца. Наша игра выходит на новый уровень, и будь я проклят, если упущу такую возможность.
Мы совсем близко, на расстоянии фута, не больше. Сохраняя на губах легкую улыбку, я специально медленно прохожусь по нему взглядом снизу-вверх, от колен и до самых глаз. Вижу, как вспотели его ладони, как дыхание участилось, и за всей этой показной дерзостью прячется как страх, так и желание. Он похож на ребенка в своей внутренней робости, и это, признаться, чертовски красиво. Как и он сам.
Желая его слегка припугнуть, я перехватываю его запястья и нависаю над ним, заставляя теснее прижаться лопатками к мягкой кровати. Улыбка на моих губах становится хищной, а голос звучит низко и бархатно.
- Ты меня не провоцируй.
Мы так близко, что почти прикасаемся грудью друг к другу во время дыхания. Габ замирает на мгновение, растеряв свой боевой настрой, но тут же снова берет себя в руки:
- А то что?
Поганый мальчишка. Инкарцеро. И грубые веревки привязывают его запястья к кровати. Довольно нежно, надо сказать, я не хочу, чтобы он чувствовал дискомфорт. Лишь беспомощность. Его грудь вздымается мне навстречу, и мир вокруг нас словно бы замирает. Есть только он, его карие глаза, и губы, которые он облизывает, сам того не замечая.
- Доигрался? – теперь уже я выгляжу победителем.
Рука ложится туда, где чувствуется биение его сердца. Тело явно напряжено, и я стараюсь не делать резких движений, чтобы не напугать его, словно передо мной действительно дикий зверь. Подобная осторожность могла бы показаться странной в текущей ситуации, если бы я не знал, как Габриэль реагирует на все, что пугает его. А я не хотел бы напугать его по-настоящему.
Из моего положения сверху он кажется совсем юным мальчишкой. Я сглатываю и всматриваюсь в его лицо, пытаясь понять, можно ли мне переступить черту. Но он сам дает мне разгадку:
- А что еще ты можешь предложить?
Вместо ответа я накрываю его губы своими, чувствуя, как в первую секунду он замирает, но после тянется навстречу, отвечая и целуя меня не менее жарко. Ладонь плавно движется вниз по его телу, лаская и изучая, и, черт возьми, как же приятно чувствовать, как его тело выгибается, подставляясь под прикосновения. Ниже и ниже. Обратно рука возвращается уже для того, чтобы расстегнуть пуговицы его белой рубашки.
Такой беспомощный. Такой податливый и красивый. Я целую его улыбку снова и снова, пока он подается навстречу. Отблески пламени из камина играют на его коже, когда я перехожу от губ к шее.
Мой нежный, мой робкий мальчик. Дойдя до низа живота я на мгновение замираю, чтобы поднять взгляд и встретиться с ним глазами.
Еще?

Отредактировано Guido dе Salazar (2019-07-10 16:54:51)

Если признаться, мне всегда приятно чувствовать себя наставником. Мудрым, направляющим, терпеливым. И в случае с Габриэлем я действительно себя таким чувствую. С тех пор, как вытащил его из воды, я всегда хотел быть рядом с ним, оберегать и всячески помогать социализироваться. И стоило бы догадаться, в чем еще я могу оказаться для него учителем и наставником.
Все попытки сказать об этом заканчиваются для Габа неловкой паузой, поэтому я прижимаюсь губами к его виску, успокаивая и показывая, что все в порядке. Сердце переходит на галоп, когда он просит меня не останавливаться. Голова идет кругом, словно я выпил пару бокалов домашнего вина. Слабость в руках и ногах, мне трудно совладать с собой. Немного неловко я глажу его по щеке. Все хорошо, мой милый, я не причиню тебе боль.
Снова влажная дорожка из поцелуев от шеи и до самого низа живота. Кожа у Габа нежная, пахнущая абрикосовым гелем для душа, и этот запах неожиданно заводит меня еще сильнее. Внутри поднимается что-то дикое, почти животное, и я сдерживаюсь из последних сил, разводя в стороны его колени. Прикосновения языка развратные и смелые, и я слышу, как Габ судорожно выдыхает. Тело его инстинктивно зажимается, чувствуется, что ему жарко и стыдно, и я нахожу его руку, чтобы переплести пальцы. Тебе нечего стыдиться, мой мальчик.
Несколько минут спустя его бедра сами подаются навстречу, и заметно, что он еле сдерживается, чтобы не начать умолять о большем. Будь у меня чуть больше выдержки, я бы продолжил касаться его дразняще и нежно, но внизу живота все сжимается в тугой узел от желания обладать им. Пока влажные пальцы проникают внутрь медленно и осторожно, я развязно целую его, не давая даже возможности возразить.
Внутри него так тесно и горячо, что мне стоит больших усилий сдержать стон, когда оба пальца оказываются там вместе. Габ стонет мне прямо в губы, и пальцы погружаются глубже. Так жарко и тяжело дышать, что приходится чуть отстраниться. Это дает возможность посмотреть в его темные, как ночное небо, глаза. Пальцы свободной руки оглаживают его покрытые легкой щетиной щеки и подбородок, подушечка большого пальца касается губ. Не знаю, что движет им: влюбленность или некий интерес, больше похожий на любопытство, но в данный момент я готов продать душу только за то, чтобы он так на меня смотрел. Сердце бьется в груди так сильно, что кажется, вот-вот треснут ребра и сломается к чертям грудная клетка. Словно бы мне снова шестнадцать.
Габ льнет ко мне, как может, выгибаясь навстречу каждому моему прикосновению.
- Слушай своё тело, мой мальчик. Слушай свои ощущения.
Шёпот громкий и сбивающийся, к двум пальцам осторожно добавляется третий. Нашариваю в складках пледа затерянную волшебную палочку. Взмах – и его руки свободны от грубых веревок. Прикосновения вызывают целую плеяду мурашек, мне хочется еще и еще. Его рубашка летит на пол, свою же я снимаю через голову, просто расстегнув несколько пуговиц. И глядя на его обнаженное тело, я больше не могу сдерживать себя.
Низко наклонившись так, чтобы наши лица практически соприкасались, осторожно толкаюсь внутрь, ощущая тугое сопротивление мышц. Мой невинный, неземной мальчик. Такой скромный и непорочный. Прижимая ладонь к его теплой щеке, я шепчу ему что-то успокаивающее, нежное. Прошу расслабиться и довериться мне.
- Ты в моих руках, - и в ответ он целует мою ладонь. – Все хорошо. Я не сделаю тебе больно.
Самому мне хочется зашипеть, сжать в зубах его шею, чтобы он вскрикнул от легкой боли и удовольствия, толкнуться глубже, настолько, насколько смогу. И почти физически приходится удерживать себя от необдуманных резких движений. Габ кажется таким хрупким. Он вручает мне себя, позволяя делать с его телом все, что угодно. И я обещаю себе быть с ним предельно нежным.
Когда Габ наконец расслабляется, мы оказываемся очень близко. Стон непроизвольно срывается с губ, пальцы прижимают его запястья к постели. Я стараюсь двигаться медленно, хотя больше всего хотел бы сорваться на исступленные рваные толчки, заставляющие его кричать. Слишком горячо, слишком узко. Мы смотрим друг другу в глаза, и от этого сжимается все внутри.
Я влюблён, окончательно и бесповоротно, и не знаю, что может быть лучше этой любви.

Отредактировано Guido dе Salazar (2019-07-13 13:31:02)

Прикосновения к Габу – глоток прохладной воды после столь жаркого дня. Это все, о чем я мечтал весь день: снова коснуться его, ощутить мягкость его бархатной кожи, прижаться губами к его губам. Эти мысли не удавалось отогнать ни в разговоре с новыми соседками, ни под жарким солнцем на участке одинокой француженки, что любезно предоставила нам работу.
Собирая грецкие орехи, я думал только о том, как откровенен был со мной Габ этой ночью. Как сладки были его стоны и как дразняще он нависал надо мной, двигаясь предательски медленно. Как умолял меня быть грубее, и как я послушно вжимал его в жесткий матрас, впиваясь зубами в шею ниже затылка.
Габ. Он не выходит у меня из головы целый день.
Когда комната погружается в сумрак, я целую его лодыжку, закинутую мне на плечо. Мы смотрим друг другу в глаза, и одновременно кусаем губы, пытаясь сдержать стон наслаждения.
Вторую ночь подряд мы не спим до первых лучей восходящего солнца.

***
Несколькими днями позже, за завтраком Алиссия и Виктория зовут нас на пляж. У Алиссии волосы отдают рыжиной, а на лице заметны следы солнца в коричневой россыпи разномастных веснушек. Она наматывает прядь своих медовых волос на палец, и говорит «вы», но взгляд направлен исключительно на меня. Я улыбаюсь – очень вежливо, и пытаюсь не подать вида, насколько я на самом деле растерян. В моих мыслях лишь Габ, только он, и я хотел провести это утро с ним. И желательно, подальше от тревожащих его морских волн.
- Ванесса сказала, что сегодня у вас выходной, - добавляет Виктория прежде, чем я успеваю придумать достойный отказ.
- Увы, Фабрис застудил ухо два дня назад. Не хотелось бы, чтобы началось осложнение, - делаю глоток кофе, чтобы дать себе еще пару мгновений подумать, но в голову приходит лишь мысль, что моему напитку сегодня отчаянно не достает коньяка. – Боюсь, что это моя вина: не стоило оставлять окно на ночь открытым. А на пляже я моментально испорчу всем настроение своим старческим ворчанием.
Дамы смеются, а я перевожу взгляд на псевдо-Фабриса, очень жалея, что не могу украдкой коснуться его под столом.

***
Ближайшая к нам магическая лавка оказывается в Тольвасте, и мы сорок минут трясемся в автобусе, почти сразу же уступив свои места двум пожилым маглам. При очередном резком повороте Габа бросает на меня, и он оказывается прямо в моих раскрытых объятиях. Его кожа пахнет солнцем и апельсинами, которые мы ели на завтрак. Задержавшись в прикосновении чуть дольше, чем нужно, я с вежливой улыбкой помогаю ему принять изначальное положение.
- Ты мне скажешь, куда мы едем?
- Скоро узнаешь.
И я одариваю его самой ласковой из всех возможных улыбок. Настанет тот день, когда он перестанет бояться неизвестности вместе со мной.
Нужная нам дверь для маглов кажется заколоченной, и приходится дождаться, пока пройдут случайные прохожие, чтобы никто не заметил наш маленький трюк. Внутри – полки, забитые футлярами с волшебными палочками. Лавка совсем небольшая, а за прилавком довольно пожилой продавец, откровенно скучающий в отсутствие покупателей. Еще планируя этот визит, я примерно догадывался, что может произойти, и прежде, чем Габ успевает открыть рот, чтобы возразить, я прошу принести такую же палочку, как была у Габа до тех ужасных событий. Липа и волос единорога, а продавец, словно слыша мои мысли, тихо добавляет: «примерно одиннадцать с половиной дюймов, гибкая, да-да…». И уходит всего на пару секунд, чтобы вернуться с подходящим футляром. Мы терпеливо ждем, пока он расхваливает свой товар, и даже перекидываемся парой дежурных фраз. Улучив момент, когда Габриэль делает новой палочкой взмах, чтобы проверить, действительно ли она будет ему послушна, я достаю из кармана бумажник. Этот вопрос я хотел бы уладить в первую очередь.
- Семь галлеонов и пять сиклей, мье…
- Де Салазар. Спасибо.
Габ внезапно замирает и смотрит на меня так, словно готов совсем не магически выколоть мне глаза этой же палочкой, но я лишь вежливо киваю продавцу и вывожу своего спутника на свежий воздух.
Он говорит, что я сумасшедший, и еще долго отказывается слушать мои аргументы о том, что ходить без палочки ему больше не безопасно. Семь галлеонов – мизерная плата за его безопасность.
Когда мы ждем свой обед на террасе в кафе, я рисую портрет хмурого Габриэля. Карандаш скользит по листу блокнота, добавляя рисунку все новые штрихи. Выбившаяся прядь волос, легкая морщинка, образованная сдвинутыми бровями. Закончив, я подписываю рисунок: «Габ, который ждет свой обед» и передаю блокнот своему сердитому натурщику.
Больше всего мою душу греет его улыбка.
***
Следующим вечером мы сидим вчетвером за столиком во дворе. Небо стремительно темнеет, а я чиркаю спичкой, чтобы поджечь именинные свечи на торте. Сегодня Алиссии исполнилось двадцать один, она юна и беззаботна, а свеча отбрасывает на ее лицо причудливые извивающиеся тени. Мы пьем вино, которое купили сегодня на рынке у местного винодела, и оно кажется сладким, как тростниковый сок. То и дело мы с Габом незаметно касаемся пальцев друг друга под столом, смелея все больше и больше. Мне чертовски хочется сжать его колено, а лучше и вовсе снова почувствовать его ноги у меня на плечах. В какой-то момент я отчетливо понимаю, что вина на сегодня достаточно, и, намереваясь проветриться, неспешно встаю из-за стола.
- Принесу лимонада из холодильника, не скучайте тут без меня.
На кухне я нарочито медленно нарезаю лимон на полукружья, чтобы прийти в себя. В голове навязчивая мысль как-нибудь вежливо отделаться от соседок, чтобы вернуться с Габом в нашу комнату, где мы будем только вдвоем. Снова касаться его, не обязательно смело и развратно, достаточно будет просто гладить его по волосам, пока он постепенно погружается в сон.
Я настолько увлечен мыслями о нем, что не слышу шагов. И спохватываюсь, только когда чьи-то руки обнимают меня сзади. Обнимают осторожно, почти пугливо, хотя в движении и чувствуется какая-то отчаянная решительность. С меня моментально слетает весь алкогольный дурман.
- Алиссия…
Слышится шумный выдох, рука с груди спускается ниже. Мне ничего не остается, кроме как медленно отложить нож и повернуться лицом. Пальцы аккуратно перехватывают ее запястья.
- Не надо, - я прошу тихо, но очень серьезно.
В ее ответном взгляде недоумение и обида, но, поджав на мгновение губы, она переводит взгляд куда-то в сторону и снова ко мне.
- Почему? Я не нравлюсь тебе? Что не так?
Теперь уже я выдыхаю. Отпускаю ее запястья и прижимаю ладони к хрупким плечам. Голос звучит терпеливо и так же тихо:
- Ты замечательная. Правда, Алиссия, с тобой очень здорово, но…
- Но?
- Но я уже влюблен, так, как никогда не был. И больше мне ничего не нужно.
Я пытаюсь объяснить ей все это, отвечая на все новые и новые «почему». Мне действительно жаль, что так вышло, ведь я уже давно заметил все, что она пыталась до меня донести. Взгляды, шутки на грани, внезапные маленькие просьбы о помощи. Но все больше и больше наш разговор напоминает драму в очень плохой театральной пьесе. Она очень пьяна.
В какой-то момент, вывернувшись из моих рук, Алиссия громко кричит мне что-то на итальянском, и, не оборачиваясь, убегает, запнувшись немного на выходе. И только когда в проеме появляются Габ и Виктория, я понимаю, что наш маленький интимный разговор вовсе не был приватным. Мы молчим несколько секунд, пока я перевожу взгляд с них поочередно.
- Мудак, - наконец роняет Виктория, и уголок ее губ ползет вверх.
- Что?
- Она сказала тебе, что ты – мудак.
Я хмурюсь, и брови смыкаются на переносице. Не совсем понимаю уместности юмора, и не должна ли Виктория бежать успокаивать свою подругу. Но, отбросив свое занудство, я выдавливаю из себя улыбку, и Виктория продолжает, как ни в чем ни бывало:
- Мы подумали, что ты перепутаешь лимоны с картошкой в таком состоянии, решили немного помочь. Чтобы стыдно потом было не одному тебе.

Алиссия возвращается за стол спустя полчаса, но мы сразу же уходим спать, сославшись на ранний подъем.
Уже в постели я целую Габа в плечо и прикрываю глаза, чувствуя себя самым счастливым на свете.

Отредактировано Guido dе Salazar (2019-08-01 13:14:18)

Восторги Габа отдают чем-то юношеским, совсем детским, и эта радость просто не может не передаться и мне. Я никогда не грезил Парижем, хотя и неплохо знаю его историю. Все, что мне интересно здесь – это архитектура, собор Нотр-Дам и небольшая книжная лавка напротив Лувра. Но я честно и искренне говорю «да» на все, и понимаю, что пойду хоть на край света, если глаза Габриэля будут светится все той же радостью, что и сейчас. Все, что угодно.
Но пока мы лишь ловим магловское такси, которое доставит нас по нужному адресу. Пока мы едем, я кончиками пальцев касаюсь его руки. Совсем невесомо, лишь обозначая свое присутствие. Пока его переполняет восторг, внутри меня растет новое, еще не знакомое мне в таком виде чувство.
Я никогда никого не любил по-настоящему. Встретив Габа, я стал это понимать. И теперь вынашиваю это особое чувство постепенно, как мать вынашивает дитя; я боюсь говорить о нем раньше времени, и так отчаянно хочу поделиться этой новостью с Габом. Моя любовь – это больше, чем просто прижиматься ночами. Пусть это и жарко, но чувство любви гораздо глубже и сложнее. Оно в том, что сейчас. В Габриэле, который прилип носом к стеклу, рассматривая проплывающие мимо улицы и дома. В том, как учащается мой пульс, стоит ему посмотреть на меня. Как губы сами растягиваются в улыбке, когда он прижимается к моему плечу перед сном.
В каждом мгновении рядом с ним я чувствую это. Оно способно разрушать города и творить новые, невиданные миры. Оно способно остановить сердцебиение и вернуть к жизни даже самого безнадежно больного.

Когда такси тормозит у нужного нам банкетного зала, я расплачиваюсь магловскими деньгами и помогаю Габу покинуть салон машины. Чувствовать под ногами твердую землю очень приятно: все же, устройства маглов вызывают у меня легкое недоверие и дискомфорт.
В зале оказывается довольно много людей, и наше появление проходит, в общем-то, незамеченным, но спустя буквально пару минут откуда-то появляется Ирен. Мы познакомились с ней в Латвии два года назад, когда я оказал ей мелкую услугу. На удивление, Ирен не забывала обо мне, и раз в два-три месяца я всегда получал от нее сову с последними новостями. Вечно живая, бойкая, горящая идеями Ирен, ничуть не изменилась с нашей последней встречи. Взгляд ее оказался полон восторга и, кажется, даже искренней радости.
- Это Ирен, моя давняя знакомая. Ирен, это Габриэль, мой… - на какую-то долю секунды я запинаюсь, боясь, что сейчас Габ поправит меня, ведь формально мы не встречаемся, и возникнет неловкая ситуация, но вовремя беру себя в руки. - …мой возлюбленный. Мы путешествуем вместе.
Какое-то время мы мило беседуем, пока Ирен не забирает под локоть некий весьма учтивый мсье. Что ж, я не расстроен. Прогуливаясь по открытой галерее первого этажа, мы с Габом любуемся открывающимся видом на сад и отпиваем шампанское из тонких фужеров. Голова идет кругом от напитка, но по телу разливается приятное тепло.
Я молод, влюблен и абсолютно счастлив.
Мы смеемся и обсуждаем, куда отправимся завтра. Впереди у нас еще целых два дня в Париже, и так много планов. Я говорю: «да, что угодно», а взгляд говорит: «если это будет время с тобой». Я не пьян, но раскрепощен больше обычного. Улыбка моего прорицателя подсказывает мне, что и он достиг похожего состояния.
Когда я беру его за руку, он смущается. Когда отдаю бокал проходящему мимо официанту и веду Габа за собой обратно в зал – он не понимает. И только когда я прижимаю его к себе, чтобы закружить в медленном танце под пронзительно-лиричные звуки музыки, выражение его лица постепенно меняется. «Но все же смотрят» - уверен, именно это говорит его взгляд.
- Ну и что, - я отвечаю вслух, даже не задумываясь об этом. – Я хочу танцевать с тобой.
Его подбородок опускается на мое плечо, ладонь прижимается к лопатке через мягкую ткань его темной рубашки. Он так близко, что я чувствую запах его волос и кожи, и наслаждаюсь им, вдыхая снова и снова. Я все хочу ему сказать, но не решаюсь, глупо открывая и закрывая рот, как рыба, выброшенная на берег. Благо, Габ не может этого видеть, и моя нерешительность передается только в учащенном сердцебиении и напряжённой спине. Я не признаваться в своих чувствах боюсь, а услышать в ответ тишину. Может быть, это глупо, ведь он ничем не обязан мне, и мы формально друг другу никто, но я хочу знать, что он на самом деле думает по этому поводу.
Слегка отстраняюсь, чтобы посмотреть Габу в глаза, и сердце замирает от нахлынувших чувств. Мне хочется обхватить его лицо ладонями, но мы все еще в медленном танце. Кажется, если бы весь остальной мир вдруг исчез, в данный момент я этого даже бы не заметил.
Как эскимосы мы целуемся носами, и уголки губ сами собой ползут вверх. Прижавшись друг к другу лбами, мы медленно кружимся, не обращая больше внимание ни на что.

Когда песня заканчивается, я молча увожу Габа подальше от шумной толпы. Мы находим пустую террасу и, не сговариваясь, облокачиваемся на ее перила. Он смотрит не на меня, куда-то вперед, где у фонтана прогуливаются многочисленные леди и их джентльмены. Двумя пальцами я беру его за подбородок и медленно поворачиваю к себе.
На губах улыбка, но сердце пропускает удар.
Я придумал так много слов, аргументов и доказательств. Я планировал рассказать, как никогда еще никого не любил, и как мне повезло встретить его во всем мире; но я лишь сглатываю и говорю всего одну фразу.
- Я тебя люблю.