Действующие лица: Medea Selwyn & Balthazar Mulciber
Место действия: магазин "Борджин & Бёрк"
Время действия: конец ноября 2022
Описание: О непроверенных сведениях и последствиях их раскрутки в СМИ, а ещё - о стыде и раскаянии... И, может, о зарождении дружбы?
And all this time I've been wasting my breath,
Just wasting my woes on everyone else!
Now speaking in my native,
Speaking in my native tongue!Предупреждения: -
native tongue
Сообщений 1 страница 2 из 2
Поделиться12019-06-29 18:33:56
Поделиться22019-08-15 14:42:49
"Борджин & Бёрк" был родным местом для Медеи с самого детства. Еще будучи школьницей, на каникулах она очень любила отправляться сюда - не считались достойными препятствиями ни время и расстояние, затраченные на это, ни тот факт, что находился магазин в, пожалуй, самом опасном районе магического Лондона. Здесь было всегда столько тех, кого теперь она может назвать швалью, давая волю брезгливости, свойственной пусть не чистокровным, но явно людям, принадлежащим к высшим слоям общества. Здесь - это в Лютном в общем, потому что не каждый мог позволить себе зайти в конкретно эту лавку. "Борджин & Бёрк" завоевывал свою популярность годами, пусть и не став монополистом в своём роде, но звучание одной из этих фамилий, даже при условии, что Бёрки продали Борджинам свою часть, вызывало вполне себе четкие ассоциации и служило гарантом качества. Медея принадлежала к роду Борджинов по праву, пусть в её документах и значилась другая, не менее известная фамилия. И Селвины были в чем-то куда опаснее, чем Борджины - не из-за связей с тёмными артефактами, но из-за связи некогда со злом во плоти - Тёмным лордом. Некогда - и словно это было не с ними, словно её семья никогда не прикасалась к наследию идеи о чистокровии, во всяком случае, в это женщина верила в детстве, а потом, когда она подросла, отец пытался поднять эту тему - и ничего путного не добился, дав дочери возможность выбирать путь самой. Она - выбрала. Она выбрала независимость. Выбрала шорох страниц и запах свежей краски и глянца, которыми наслаждаясь, попадая в редакцию. Выбрала чернила и пятна от обычной маггловской пасты в уголках черновиков своих статей. Выбрала... выбрала приятную полутьму этой обители артефактов, большинство из которых было чернильнее ночи. Она любила приходить сама, без Леандра, и тем более без маленькой Афины - еще тогда, в свои юные годы, в девушке росло желание свободы и одиночества, она хотела, чтобы где-то в этом мире существовало место, где она может побыть отдельно от брата, отдельно от своих друзей, отдельно от общества в целом и от проблем... Но от общества дядюшки Меда никогда не отказывалась. Борджин тоже души не чаял в племяннице, и поэтому позволял ей наведываться так часто, как она пожелает. Медея была чем-то похожа на Фиону, ведь так? А еще она в чем-то походила и на самого Бертольда, чем вызывала дополнительное расположение к себе, может быть.
К тому же, Борджин сдался в итоге - или сделал вид, - под напором племянницы, и стал учить её самообороне. У Меды была ищущая натура, она жаждала знаний - больше, чем могла дать ей стандартная программа в Хогвартсе, хотя и не могла проглатывать абсолютно всё, как выходцы из Рэйвенкло. Жаждала знаний - и защиты себе и семье. Дядя предоставил ей это.
Анимагия, которую девушка в итоге обуздала, открыв в себе второе, звериное "Я", была способом самовыражения, самозащиты и бунтом против системы сразу. Это ведь пусть и не природный дар, но весьма изнурительная способность, до конца которой могли дойти далеко не все - анимагов, как минимум, зарегестрированных, было по пальцам пересчитать. И реестр был закрытым, потому что мало кто хотел бы, чтобы на него устроили охоту. Медея... ценила конфиденциальность больше, чем кто-либо, потому что по профессии, нет, даже скорее призванию, была обязана выходить за рамки дозволенного, если хотела получить нужную и зачастую невероятно важную информацию, и ей очень не хотелось, чтобы её собственные секреты выходили за крошечный круг знающих лиц.
Эта осень была весьма тяжелым временем - богатым на сенсации, а значит, и на работу, на беспокойство и тревоги. Меда напала на след весьма сложного дела, в котором, к тому же, была замешана её родня - шутка ли, её мать чуть не убили! А её родной дядя... совершил убийство. Хотя его, конечно, оправдали даже без суда - это была самооборна, не больше. Но всё-таки, это тревожило Селвин. Она пыталась копать в этом направлении, разбираясь, что, почему и как, но это расследование было её личным, пока не предназначеным для газет - а есть, грубо говоря, на что-то тем временем было нужно. Поэтому Медея отправила несколько небольших статей по излюбленным изданиям, чуть ли не впервые позволив себе недостаточно глубоко изучить материал - и даже не знала, что ей придётся поплатиться за это. Она получила свой заработок - и продолжила жить дальше. Продолжила копать.
Это... утомляло её. Селвин в какой-то момент поняла, что ей необходим отдых - и решила вернуться к старым, но далеко не забытым способам найти покой - отправиться в дядюшкину лавку. Теоретически, лавка принадлежала и матери больше - на деле же Фиону мало заботили артефакты, и бывали периоды, когда мать заглядывала сюда едва ли не меньше дочери. Но сегодня матери не должно было здесь быть, это Меда знала точно. Поэтому она надеялась на то, что приятно побеседует с дядей.
В общем, Меда очень хотела побыть в покое. Зная, что будет находиться в безопасности, она, пусть и заскочила в лавку в облике Селины Кайл, своего - ну, наверное, уже третьего "Я", убедилась, что посторонних нет и расслабила плечи. Однако дяди тоже не было поблизости, поэтому Медею кольнул укол беспокойства.
- Дядя Бертольд?.. - Она позвала негромко, но ответа не получила. Возможно, дядя отошел. Что же, Меда решила подождать - она устроилась на стуле, припасенном специально для неё, опираясь о стойку. Подумав немного - стащила с себя парик, потому что волосы, сколотые невидимками, стали болеть - ну, точнее, не они, а кожа головы, но это детали. И несколько мгновений всё было в порядке, однако потом женщина неожиданно ощутила...чужое присутствие. Именно что чужое - это явно был не дядя. Меда даже не могла объяснить, откуда такое ощущение, потому что она не могла объяснить его логически, сколько ни пыталась - здесь не так... пахло? Пахло, на самом деле, привычно. Но кто-то чужой здесь был, определенно. Поэтому Медея поднялась, не выпуская из рук парик, и неслышно пойдя на зов этого ощущения, решив назвать его "интуицией" - и что-то опасно шевельнулось внутри. Проснулась золотая кошка, напряженно принюхиваясь и приглядываясь, зашевелила где-то внутри кончиком хвоста недовольно. А затем она действительно услышала и учуяла - и вдруг инстинкты взяли над уставшим разумом вверх, когда Медея увидела движение почти прямо перед собой, и просто прыгнула вперед, на ходу превращаясь в золотую кошку, убежденная, что к ним проник кто-то со стороны. Её прыжок был тихим и молниеносным, а затем до чутких ушей донесся стук - и кошка обнаружила, что она навалилась своим немалым для кошки весом, прижимая к полу, на... Бальтаза Мальсибера.
О том, что у дяди давненько появился работник, Медея знала. Но пересекалась с ним пару раз всего, не собираясь близко знакомиться, поэтому её визиты в "Борджин & Бёрк" чаще всего приходились на чужие выходные - опять же, интуиция, не иначе. А затем этой осенью Меда написала статью в том числе и о нём, чувствуя при этом почти кровную обиду - Мальсибер позволил себе чудовищно (она так и написала, боже) обойтись с клиенткой, проклянув её и вообще чуть не убив, и это, помимо прочего, могло негативно повлиять на репутацию самого магазина, а ведь они - далеко не заурядная лавка, и работать здесь - это, вообще-то, большая честь.
И всё-таки... Меда почему-то не ожидала этой встречи. По её подсчетам, сегодня дядюшка должен был быть на рабочем месте - один. Но вот, Мальсибер, собственной персоной. И он... Меда представила себе, какая картина предстала перед Бальтазаром - на него напала...племянница владельца? В образе, мать его, дикого зверя. Прежде чем человек вернул себе контроль над ситуацией, зверь успел клацнуть зубами где-то над чужим лицом - а теперь замер в слишком человеческом и неподходящем для звериной морды недоумении. А довершало картину то, что к когтям кошки прицепился рыжий парик. То есть, прямо сейчас Медея восхитительно облажалась аж дважды... Она отпрянула так же резко, как и бросалась на Бальта, и вовсе отскочила - вернув себе человеческий облик, выглядя всклокоченной - и абсолютно растерянной. В её жизни всякого пиздеца хватало, но в подобной ситуации женщина оказывалась чуть ли не впервые. Она нервно облизала губы, невольно проверяя наличие палочки - и выставила пустые ладони вперед, "сдаваясь".
- Мальсибер... Я всё объясню. - Хотя даже не представляла, что и как ей сейчас объяснять, если честно, хотя бы с чего начать - со своей статьи или с того, что о ней сейчас можно было написать нечто разоблачительное и намного хуже, например?