Действующие лица: Louis Weasley и Sigmar Keller
Место действия: Хогвартс, подсобка в кабинете Чар
Время действия: осень 2021 года
Описание: все однажды случается впервые
Предупреждения: PG-13
[в первый раз не всегда больно]
Сообщений 1 страница 7 из 7
Поделиться12019-08-02 18:05:39
Поделиться22019-08-07 11:02:27
I am a lost boy from Neverland
Usually hanging out with Peter Pan
And when we're bored we play in the woods
Always on the run from Captain Hook
Это было страшно. Оно всегда так страшно? Ощутить себя так, словно вдруг падаешь на землю с гигантского пушистого облака. Любовь Луи и его репутация были его облаком. Маленький мальчик улыбался всем подряд, даже когда оставался на расстоянии вытянутой руки, поблескивая светлыми глазами, из которых утекала голубизна, оставляя вместо себя тревожное серое марево моря, приманивающего к своим берегам шторм - так людишкам, поделом им, пусть получат своё. Но может быть, это было только игрой света, не больше. Потому что нельзя было не верить этой светлой и чуть боязливой улыбке, и слегка резковатым жестам, которые тоже выдавали смущение и нелепую попытку в осторожность. Лучик весь был такой... неловкий. Он словно бы состоял из острых углов - и фарфора, и моря, которое шумело у него внутри. Кажется, можно прижаться к его грудной клетке - и вместо биения сердца услышать звук прибоя. От него даже смутно пахло солью, даже в середине года, вот только была четкая черта, граница дозволенного между ним и всеми остальными, будь то учителя или даже друзья. Немногие могли прикоснуться к нему просто так, провести ладонью по рыжей макушке, так похожей на живое, застывшее в стоп-кадре пламя до ближайшего порыва ветра, даром что пахла она морем. А еще от Луи пахло апельсинами - и он сам ловил этот запах везде, зачаровываясь, потому что таковой была его амортенция, потому что сам по себе он был, наверное, добр душой, и действительно готов любить целый мир - разгадка проста. Вот только - на расстоянии. У наследника рода Уизли было маленькое сердце созерцателя, и он любил смотреть, наблюдать - но не принимать в себя. Зато всё принимал близко_к_сердцу, и у его грудной клетки в метафорическом смысле уже давно столпилась куча бед и тревог, которые иногда собирались и шли на него тараном, грозя раздавить хрупкие кости ребер и таки прорваться внутрь, чтобы всё растоптать и ничего после себя не оставить.
Но земля тоже казалась ему до какого-то определенного момента такой...мягкой. Словно бы находилась совсем недалеко. И такая красивая, перелывалась зеленым и желтым - а небо над головой было таким синим, а внутри всё обливалось алым, сжимая, словно в тисках, от страха. Когда Лу ощутил это падение вниз, вся кровь в нём стала невыносимо холодной и застыла - но за секунду до этого, ведомая инстинктами, она вдруг вскипела, словно магией принесло посреди океана шторм, поднявший со дна великие воды. Лучик же не виноват, что так получилось?.. Он не врет себе - виноват. А то, что он не знал, что получится именно так, от ответственности не освобождает.
Это был ведь обычный урок - Заклинания. Заклинания мальчишка по-простому любил, хотя не всегда был с ними в ладу. Возможно, причина крылась в его внутренней несобранности, в том, что магии внутри него было так много, даже слишком, и ей нужна была твердая рука - а его ладони белы и легки, почти крылья. И палочка в ладонях просто порхает, но магия внутри затаивается, ожидая слабины, возможности высвободиться вся залпом - и находит таковую. Лучик... просто поучаствовал в мини-сценке на уроке. Они инсценировали что-то вроде первой помощи пострадавшим - иногда взмахнуть палочкой быстрее, чем рыться в склянках, ища аптечку, или шуршать по кустам в поисках подорожника. Уизли как раз стоял посредине зала со своей партнершей, готовый то ли продемонстрировать заклинание остальным, то ли сам получить свою минуту надзора-позора? И он...продемонстрировал. Вот только не знания, а юные прелести своей однокурсницы. Это произошло совершенно случайно! У него никогда не было и в мыслях! Ужасно, просто ужасно, как же он так... Лучик за мгновение сгорел со стыда и попал в пучину ада. Он был уже не так уверен, что его вообще интересуют девочки, но сейчас определенные части его юношеского тела... Луи очень любил школьные мантии. У него разве что кровь носом потекла - давление взыграло. Но ему больше не нравилось это, чем наоборот! Потому что если какая-то девочка и могла чисто гипотетически перед ним раздеться - так только приватно, и по своему согласию. А здесь... Страшно представить, какой стресс она пережила! И какой стресс пережил сам Лучик. Не-вы-но-си-мо. Невыносимо было объяснять, что он не со зла, и хорошо, что это был именно он, что у него была определенная репутация и испуганный вид на вооружении - другому бы вряд ли поверили. Но даже признание вины и раскание его, к сожалению, от наказания не освободили. Лучик, ей-Мерлин, прямо затрясся, как осиновый лист, узнав о...наказании? Да, его оставляли после уроков - на Зельеварении, и Трансфигурации тем более, там вообще мальчишка периодически творил апокалипсис. Но Заклинания?.. Да, контроля в нём было маловато - но не настолько. И то, наказание? Его не наказывали. Конечно, и сейчас был использован термин "воспитательная беседа", но Луи буквально воочию видел за ним огромные металлические буквы, чеканящие "Н-А-К-А-З-А-Н-И-Е". За проступок, который он совершил волей или неволей.
Поэтому это было...так страшно. Но Луи уже собрался с силами, он был готов нести своё наказание мужественно. Сердце готово было выпрыгнуть из грудной клетки, но взгляд его был полон решимости, когда мальчишка переступил порог. Да, получилось так, что он вошел - пусть и со стуком, но сам, в очередной раз перегнув палку в своей гриффиндорской решимости. И замер у дверей, на автомате прикрыв их, потому что застал за преподавательским столом... практиканта. Лицо Луи выразило, наверное, что-то очень сложное - смешение подозрения, удивления, облегчения и смущения, он даже поздороваться забыл, сделав слабый жест рукой, и проблеяв:
- Извините, а где... - Потом, правда, вскинул брови - освещение не менялось вроде бы, но глаза его вернулись к спокойному голубому. Чистая зеркальная гладь. - ...То есть беседу будете проводить Вы? Правда? - И возможно, радость, прозвучавшая в его голосе, была слишком уж очевидной - Лу сжался, задумавшись, не обидит ли она Келлера. Вдруг тот тоже хочет быть строгим и жестким? Чтобы его боялись и ходили по струнке. Ну, то есть, раньше по нему это было незаметно - Зигмар располагал к себе и попросту...очаровывал, в очередной раз мимолетно заставляя Лучика задуматься о том, а точно ли ему нравятся девочки - по крайней мере, чисто эстетически. Если не включать в список тех, кто ему внешне был приятен, сестер, других родственниц и друзей - эти-то были особенными, но и любил он их искренне - за их душу. За что-то эфемерное, ему нравился их смех и их суждения о мире, а здесь... Лу притих, неожиданно поймав чужой взгляд и будто только сейчас осознав, что в глазах практиканта море готово к шторму всегда. Мальчишка моргнул и попытался придать себе чуть более расслабленный - но всё равно уважительный вид. Всё-таки, вдруг Келлер был таким хорошим только потому, что ему не нужно было быть для кого-то - да для конкретно того же Лучика, - плохим? А если что, был готов достать эту особенность, как туз из рукава. В любом случае, Уизли подумал, что расслабляться окончательно рано, и спросил уже чуть громче, почти увереннее:
- Я ведь точно могу пройти?
Поделиться32019-09-01 22:50:52
- Бенджамин!
Пушистобулочковый товарищ, невозмутимо сопя, даже не повернул голову. Он был занят, оч-чень занят столь важным и ответственным делом, от которого невозможно было оторваться, несмотря на строгий окрик хозяина. Пес увлеченно грыз неосторожно оказавшийся рядом с сахарной косточкой кроссовок. Разумеется, косточка была вкуснее и дразнила собачий нюх сладким ароматом вседозволенности, но! Но это же кроссовок. Кроссовки Бенджи полюбил с раннего детства, с тех самых пор, когда впервые познакомился с хозяином и его другом, который потом ушел, так и не успев научить Бенджамина тому, что грызть кроссовки – зло злейшее и вообще а-та-та. Быть может, Бенджи, кроме прочего, нагло пользовался тем, что ни у одного здравомыслящего человека, будь то маг или маггл, просто не поднялась бы рука сделать а-та-та такому очаровательному созданию, как этот упитанный и в самом расцвете сил золотистый красавчик с большими темными умными глазами. Хозяин, разумеется, быстро приучился прятать от Бенджамина кроссовки, туфли, ботинки, сапоги и тапки всех мастей, но и Бенджи был не лыком шит, и, разумеется, научился находить местоположение оных и улучать момент, когда хозяин неосторожно оставит шанс похитить один из предметов обуви. Сегодня, например, это был чудесный синий кроссовок, почти новый и еще едва уловимо пахнущий резиной и спортивным магазином.
– Бед-джа-мин! – Келлер укоризненно взглянул на пса, павший смертью храбрых кроссовок, стоивший, между прочим, совсем не два шекеля, покачал головой и прихватил с крючка для одежды поводок для булочки на ножках. Надо было прогуляться с Бенджи, затем выпить традиционную чашечку чая и собраться на работу. Занятия сегодня вел, конечно, не Зигмар, но надо было поприсутствовать в школе, и, дабы создать видимость активной деятельности, просмотреть первые эссе от юных последователей мисс Грейнджер и скорректировать поурочный план: на одну из тем времени, как показала практика, потребовалось на целых четыре урока больше, чем изначально задумывалось. Кроме того, так как тема оказалась неожиданно сложной для юных волшебников, профессор решил провести сегодня практические занятия, дабы отработать заклинания, так сказать, в полевых условиях, а, стало быть, в учебный план надо было также внести коррективы, заново высчитать число часов за семестр, число практических занятий, лекций и семинаров, часы дополнительной и самостоятельной работы и прочая, прочая.
Бенджи восторженно тявкнул, заприметив поводок, позабыл о кроссовке и пушистенькой юлой завертелся вокруг хозяина, повизгивая и поскуливая, чуть что не хватая за штанины. Гулять корги любил едва ли не больше, чем грызть обувь. Зигмар погладил наглое, но такое очаровательное создание, прицепил поводок, убрал кроссовок от греха и зубастой пасти подальше и отправился с пушистым гулять. Улочка Хогсмида была ожидаемо безлюдна, некоторые заведения только открылись, другие – еще готовились к открытию, корги семенил впереди своего хозяина, старательно перебирая толстенькими лапами, упомянутый выше хозяин наслаждался осенним утром, отсутствием каких бы то ни было отягощающих разум мыслей и возможностью прогуляться перед тем, как идти на работу. С центральной улочки Келлер свернул на тропку, ведущую к не то речушке, не то и вовсе ручейку, берущему свое начало где-то в недрах Запретного Леса, спустил корги с поводка и в течение едва ли не получаса наблюдал, как Бенджи знакомится с греющимися на солнце ящерицами, разморенными и ленивыми, даже не думающими удрать от любопытствующего пушистого комка энтузиазма и посмеивался, когда смекнувшие было, что их хотят попробовать на зуб ящерки шустро ныряли под камни или в траву, а на смешной мордашке корги возникало выражение абсолютного изумления, мол, никогда же так не было и вот опять! После внимание питомца привлекли сизые стрекозы, кружившие у воды. Повинуясь присущему каждому из семейства псовых охотничьему инстинкту, корги ринулся было охотиться на жужжащих, потом увидал бабочку, после – снова лениво разлегшуюся на горячем камне ящерицу. Не в силах выбрать, за кем охотиться первым, Бенджи плюхнулся на пушистые ягодички и воинственно гавкнул. А потом неуклюже завалился на бок и засопел, высунув язык и ожидая, пока мистер Келлер подойдет и похлопает себя ладонью по колену, мол, вставай, Бенджамин, а Бенджи посмотрит на него своими большими умными глазюками, дескать, как же я встану, хозяин, у меня ла-апки.
И хозяин все поймет. Возможно, поймет даже, что надобно дать косточку или собачью галету. Потому что хозяин у Бенджи смышленый. Зря что ли на Рейвенкло учился?
Пока Бенджамин наслаждался всеми прелестями утренней прогулки у реки, Зигмар, приглядывая за псом и старательно не выпуская его из поля зрения, устроился в тенёчке, вытянулся всей своей долговязой фигурой на траве, подложив под голову свернутую куртку и предался самому что ни на есть активному ничегонеделанию. Отвлек от оного только требовательный рряф пушистого, напомнивший, впрочем, и о том, что часики-то тикают, нужно бы вернуться в дом, переодеться и наведаться на работу.
**
Первым делом после того, как мистер Келлер повернул ключ в замочной скважине, запирая дверь, Бенджамин отправился на поиски коварно отнятого утром кроссовка. А практикант отправился на работу, не отказав в себе удовольствии не использовать магические способы перемещения в пространстве, а прогуляться, как простые смертные.
Хогвартс встретил привычным шумом и гамом, профессор Заклинаний уже оставил на столе мистера Келлера те бумаги, возиться с которыми сам терпеть не мог, две шестикурсницы заглянули едва ли не сразу чтобы отдать эссе и полюбопытствовать, можно ли будет взять дополнительное задание по медицинским заклинаниям и специфике их применения в тех или иных условиях и обстоятельствах, еще один из студентов принес домашнее задание, которое нужно было сдать вчера, однако товарищи его по факультету решили подшутить и заперли свиток в кусачей шкатулке, забравшейся под кровать и никак не желавшей ни выманиваться на блюдечко с молоком, ни пугаться швабры.
Зигмар откорректировал календарный и учебный планы, просмотрел работы студентов, затем погрузился в изучение одного из фолиантов, чтение которого было прервано не то стуком в дверь, не то тем, что дверь распахнулась следом и мальчонка, не дождавшийся привычного «войдите», уже был одной ногой на пороге, другой – за ним. Лицо рыжего выражало забавную смесь решимости, удивления и готовности провалиться сквозь землю. Забыв даже поздороваться, Уизли (а это, разумеется, был Уизли) сбивчиво заговорил, затем запнулся, будто о собственные слова споткнувшись, улыбнулся, а потом словно бы застеснялся собственной улыбки и, кажется, даже немножечко покраснел.
Келлер ободряюще улыбнулся, ровно настолько, чтобы улыбка не показалась перепуганному мальчонке насмешкой, бросил короткий взгляд на любезно доставленную внутренней почтой записку от профессора, которая до сего часу была благополучно проигнорирована. Зигмар хорошо помнил несколько нескладного, неловкого и, кажется, стесняющегося собственной способности быть способным и сосредоточенным, мальчика-солнышко, едва ли не всегда тихого, даже, пожалуй, несколько робкого на занятиях, ласкового и доверчиво взирающего на мир своими распахнутыми глазенками. Было, признаться, искренне любопытно, что же такого мог натворить этот несмышленыш. Бывало, конечно, и ранее, что мальчик не справлялся с тем или иным заданием или неловко ронял все книги с книжных полок, не справившись с заклинанием, однако за подобные проступки профессор никогда не назначал воспитательных бесед.
- Конечно, Луи, проходи, присаживайся, - Зигмар кивнул, аккуратно подцепив пальцами записку и убирая оную в карман, закрыл книгу и поднялся, - я заварю чай с ромашкой, а ты расскажешь мне, что стряслось. – Голос у мистера Келлера был мягкий, спокойный, текучий, как вода. Успокаивающий, умиротворяющий, вселяющий уверенность в том, что, что бы ни случилось, все будет хорошо. На столе, будто по мановению волшебной палочки, а, может, и правда по оному, появилась вазочка с тростниковым сахаром, корзинка с ароматными фирменными пирожками, следом – две чашки и пузатый рыжий чайник с травяным сбором, залитым кипятком в строгом соответствии с правилами заваривания.
Поделиться42019-10-08 15:22:16
На каких еще воспитательных беседах еще будет такая атмосфера? Лу думал перед тем, как зашел, что он попал в какую-то страшную историю, но когда мистер Келлер заговорил, Лучик уже решил, что по аналогии, попал в сказку — нравственно-тяжелую, конечно, потому что даже будь Келлер самым добрым человеком на свете — а может, он и был где-то недалеко?, — на одной доброте выезжать не получится, надо еще быть очень умным, справедливым, и многое-многое другое. И чёрт, как минимум рассказать, как всё было, ему придётся. Лучик, кстати, даже слова вроде "черт" старался обычно не употреблять, но сейчас он страшно волновался и был пристыжен... Да, точно. Возможно, стыд не проходил до конца как раз из-за чужой доброты. Заслуживал ли этого Лучик? Он не был в этом уверен, после того, что он совершил!.. Стыд жег, как клеймо, каждый раз, когда Лучик успокаивался было - и дело касалось не только этого случая, но и в общем за его маленькую жизнь. Он ощущал себя виноватым постоянно, даже если его не винили, а если уж винили - то всё, тут можно было тушить свет. Потому что всё, без шуток, вообще всё, что мальчишка бы хотел от этой жизни - чтобы его любили. Чтобы он радовал и доставлял только удовольствие, чтобы рядом было хорошо и уютно. И он очень удивился, если бы кто-то сказал, что им пользуются - ну, как бы, да? Это называется дружбой, это называется родственной любовью - он дает добровольно, и его дары принимают, при желании отдавая что-то взамен, и каждая улыбка, посвященная Лучику, каждое мгновение ласки - редкая жемчужина со дна моря. Он с благодарностью принимает и хранит внутри себя их все, и каждое мгновение, которое ему дарили тепло, преумножает, сам загораясь ярче и готовый отдать больше. И тут - такой промах?..
Та девочка не хотела с ним говорить поначалу. Потом ему поверила, он извинился, она приняла букет. Лу подумал, что может, ей стоит дать еще и шоколадку? Когда он выйдет отсюда, если выйдет живым и целым, ха-ха-ха. Но при взгляде на Келлера хотелось ему верить. Хотелось делать всё, как он скажет, не только потому, что это было необходимо, не только потому, что это было его на-ка-за-ни-е, хотя сложно вообще говорить о наказании, когда находишься в обществе такого приятного человека. Поэтому Лучик, помявшись еще пару мгновений, всё-таки прошел и послушно сел на ближайший стул. Но говорить сразу не стал, сначала пытаясь, ну, слова подобрать, и начиная краснеть ярко-ярко, как только распустившийся мак. А потом и вовсе отвлекся, разглядывая появившиеся яства так, словно это было...ну...магией? В смысле, магией для ребенка, который еще никогда не видел Хогвартс. Но почти проблемой тут было то, что на самом деле это было тем волшебством, природу которому Луи знал - и ловил себя на сильной, но белой-белой, как его лицо, когда он боялся, зависти. Келлер делал то, что делал, с таким безмятежным видом, и сразу было видно, что оно ему природой дано. Палочка - инструмент в руках волшебника, не больше, настоящая магия идет всегда из души, и у практиканта Заклинаний из души, видимо, вырывался чистый и послушный импульс. Чёрт, Луи бы так хотел так сам... Но не выходило. Он был внутренне нестабилен, и запас волшебства, хранившийся в нем, явно чувствовал это, вырываясь из-под контроля раз за разом. Иногда это приносило большие проблемы - вот как сейчас.
- Мы... демонстрировали заклинание, ну, это была мини-сценка, что-то вроде, и я задумался, и... - Лу выглядел таким смущенным, словно его спросили нечто вроде "Покажи на кукле, где дядечка тебя трогал". Вот только проблема была в том, что в роли дядечки, получается, выступал Луи?.. Он ни у кого ничего не трогал! И не собирался даже! Он просто, ну, хотел показать нужное заклинание - а вышло не то. Катастрофически. - Я неправильно подумал. - Подумал. Зачастую Луи нельзя было вовремя помочь избежать катастрофы, потому что он заклинания думал чаще всего, а не говорил вслух. Это давало ему большое преимущество, когда дело касалось дуэлей и конфликтов, но в быту всё-таки чаще создавало проблемы. А он и боялся совершать ошибки, и поэтому думал, словно если он не скажет вслух - проблем будет меньше, над ним не засмеются. - И заклинание как-то неправильно сработало, точнее, получилось не то, и я в итоге сделал не то, что хотел, и просто... на одногруппнице исчезла одежда. Вся. - На последней фразе он уже почти хныкал и закрыл руками лицо, явно переживая случившееся заново. Но право слово, скулить, как девчонка - совершенно не дело. Поэтому Лу справился с собой, распрямившись и убирая руки от лица. Уставился на растение в горшке, появившееся вроде не так давно, но явно чувствующее себя уютно в подсобке, потому что природа всегда успокаивала его. И вдруг растение - название он вспомнить не мог, - потянулось к нему своими ветвями так резко, словно было заколдовано. Притом заколдовано явно на то, чтобы навредить Лу - он подумал об этом и отпрянул, чуть не свалившись со стула. А потом понял, что произошло, скорее всего - и всплеснул руками.
- И это происходит... происходит вот так всегда. Мистер Келлер, я что, настолько бесполезный, и никогда не совладаю со своей собственной магией? - Это был неконтролируемый выброс магии, примерную формулировку он изучил. Оно происходило с ним иногда, в минуты сильнейшего эмоционального всплеска, и никогда от него не зависело и не контролировалось им. Он даже не всегда понимал, что сам становился причиной подобным выбросам. А слова Лучика звучали так печально, что его не возвращал к чувству даже приятный аромат чая. Кажется, кто-то маленький и с волосами в тон чайничку совсем раскис.
- Я виноват... Наверное, я заслужил наказание. - Лу поднял взгляд, выглядя, как мученик, смирившийся со своей участью и почти ждущий её. - И не заслужил Вашего хорошего отношения. - Лу медленно отодвинул от себя чашку. Он не заигрывал и не набивал себе цену - а действительно верил в то, что говорил.
Поделиться52019-11-24 22:37:44
- «Маленьких обижают!» - вопит во все горло один из кузенов, активно работая кулаками, молотя спину обидчика, пока братья и Зигмар спешат на помощь. Этот клич, подсмотренный однажды в книге с потертой рыжей обложкой – кто-то оставил роман о близнецах, героях и человечности на полке буккроссинга в магазине мистера Келлера, мальчишки сделали своим, и, хотя каждый из них, разумеется, мог и сам дать сдачи обидчику, этот клич был напоминанием им самим и, пожалуй, всей вселенной: «я не один, слышишь? Мне есть на кого положиться, за меня есть кому заступиться, и мне есть кому прийти на помощь, где бы я ни был, если только я услышу звонкое, родноголосое…»
**
Умиротворение растекается по кабинету чайным ароматом, путается в страницах книг, меж свитков и каких-то склянок-сундучков-шкатулок, в рыжих прядях перепуганного несмышленыша. Синестет смотрит на мальчишку, а видит всполошенным зайчишкой мечущийся страх, играющий в догонялки с чем-то близким к отчаянию и какой-то почти надрывной потребности в любви, видит магию, которую господь этого мира (кем бы он ни был) плеснул щедро в душу мальчика, до краев, шагни неосторожно – расплещешь, качнись в сторону – перельется, испачкает ткань мироздания, останется на вселенском полотне неаккуратными пятнами-кляксами.
Вдруг думается, что не так уж был неправ безымянный бог, плеснул вровень, аккурат по бескрайность, вот только у прочих есть берега, кромка широкой чаши, звезды-пороги, нити паутин, стены пряничных домиков, кто-то, кому можно крикнуть сквозь время и пространство: «маленьких обижают» и они откликнутся…у прочих есть «я», у кого-то твердо стоящее на ногах, у кого-то покачивающееся новорожденным олененком, у прочих есть «мы» из прошлого, настоящего или будущего, а у Лучика из своего только щепотка неправильности да желание быть хорошим для всех, причинять добро, наносить справедливость, и себя путая, и магию свою неприкаянную.
Прикорнувший в углу кабинета цветок вдруг встрепенулся, зашелестел листвой, игнорируя факт отсутствия в помещении ветра, потянулся к мальчонке (вот пошатнулся снова, расплескал, ой) всем своим естеством, а тот перепугался, чуть не упал со стула и стал еще на оттенок печальнее и несчастнее.
Келлер, пожалуй, почти неприлично пристально рассматривающий незадачливого своего визитера и столь же неприлично долго игнорирующий необходимость проведения воспитательной беседы, внимательно выслушал мальчонку, едва заметно качнул головой в ответ на его слова, мол, не так-то все просто, Лучик:
- Ты когда-нибудь учился ездить на велосипеде? – поинтересовался мужчина, угощаясь одним из дразнящих ароматом сконов и нисколько не разделяя уверенности Луи в том, что за неконтролируемые всплески магии полагается хоть сколько-нибудь суровое наказание, и, уж тем более, в том, что хоть что-то станет для мальчика большей карой, чем его собственные угрызения совести.
Зигмар перевел взгляд на еще искрящийся золотом случайно расплескавшейся магии цветок, а после – снова на рыжего страдальца, готового, кажется, даже умереть, лишь бы только искупить вину, размеры которой в сознании ребенка достигли едва ли не космических масштабов.
Поделиться62020-01-30 23:03:49
Время шло, а наказание всё не наступало, странно-то как. Луи ведь...привык. Его не так-то часто и наказывали, но у таких родителей, как Билл и Флер, не забалуешь. Они любили своего сына, своего наследника, и воспитывали его правильно, чтобы он мог стать достойным последователем - чего? Добра? Глаза у папы добрые, плескающие мудростью, а у мамы нежные руки и ободряющая улыбка. Луи был добрым? Он хотел быть. Но добрые люди не совершают ошибок, которые приносят вред, особенно кому-нибудь, кроме них самих. Иногда Луи считал ошибкой самого себя, хотя тут же на себя и начинал за это злиться - ну как же так, семья столько вложила в него не для того, чтобы он был ошибкой! Но всё-таки. За проступками следует наказание. Так принято. Наказание достойное проступка. Папа и мама не всегда его прям наказывали, но воспитательные беседы проводили очень часто, всё тщательно разжевывая, объясняя, и Лучик краснел до ушей - такое он не любил, так стыдиться перед ними, казаться им таким глупым. Они-то наверняка мечтали о сыне-герое. Да какой же тут герой? Тоже, блин, героизм - девчонок раздевать. Нашелся герой... Иногда последствия были даже хуже. Вот, например, этот цветок, хлебнувший магии Лучика. Было много таких цветов за всю его скромную жизнь. Это могли оказаться цветы ядовитые, и что тогда? Он даже не мог контролировать свою магию, всегда выплескивалась за края, за золотистую кромку, как на сервизе, что в не особо богатых, но чтящих традиции семьях держали в серванте, все приберегая для особого случая. А он всё не наступал, да не наступал, сервиз покрывался пылью, а толку-то? Пригодится ли когда-нибудь магия Луи? Бежит по венам вместе с кровью - сильная, яркая, необузданная... только смущающая его, хотелось бы, чтобы чья-то чужая, ан нет, реагирует на малейший всплеск, чертовка. И Луи смирился почти уже. что ходить ему по жизни вот так, неприкаянным, по короткой схеме проступок-наказание, целую вечность. А тут - отделался беседой. Да и это не похоже, если честно, на такую беседу, якобы воспитательную. Лицо Зигмара слишком радушное, не как папино или мамино, когда они отчитывали его - особенно папино, ох, самым страшным для Луи всегда было увидеть эту морщинку недовольства на отцовском лице, когда он хмурился, и глаза его от этого становились будто бы темнее. Если честно, кажется, если бы морщинка не разглаживалась, когда отец видел, как впечатляется этим Луи, мальчишка бы умер, наверное, от смеси стыда и ужаса.
Точно, да, Келлер не злился, не отчитывал нерадивого ученика, позволял ему сидеть вот здесь, вдыхая аромат чая, - кстати, чай! - и всё, что Лучику пока оставалось - наклониться носом в чашку, всё ещё ощущая себя пристыженным, и сделать маленький глоток, слегка обжигая губы, но всё равно наслаждаясь вкусом, ощущая, как по телу разливается приятное тепло. Лучик ведь такой домашний, любящий комфорт, уют. Льнёт к теплу, особенно людскому - если это люди проверенные, правда, - тянется, как подсолнух вслед за солнцем. Ему бы любви, понимания, и самую капельку покоя для абсолютного счастья. И вот здесь, в этом кабинете, благодаря Зигмару есть, кажется, вот это всё - ещё бы вина не грызла, так и вовсе ощутил бы себя...дома. Иногда дом - это люди. И Лучик не видит ничего плохого в том, что господин практикант его разглядывает, ощущая это почти кожей - пусть. Ничего такого в этом нет. Только, правда, слишком уж хорошо, и шепчет внутри какой-то тонкий голосок, а будто бы на самое ухо: "Заслужил ли?". Луи уверен, что нет. Луи делает еще один глоточек, и чуть ли не давится, переводя взгляд на Зигмара.
- Простите?.. - От, казалось бы, неуместности вопроса вскидывает светлые брови, но тут же осекается - если старший и более мудрый человек что-то спросил, сказал - значит, смысл в этом точно есть. Поэтому Лу, снова склонив голову, повел плечами. - Учился. И на велосипеде, и на скейте... А что? - И опять поднял взгляд тихонько, тщательно следя за чужими реакциями, малейшими жестами, впитывая их и запоминая. Ему нравился Келлер. Был...ему симпатичен? Может быть, будь Лу постарше - оказалось бы, что в несколько ином смысле. Но пока Луи соткан из сладкой ваты, из сказок о рыцарях и принцессах, из солнечных лучей. Невинное и нежное создание, беспечное в своей юности.
Поделиться72020-02-03 11:25:11
♫ Francis Lai - Mayerling (ouverture)
Мистер Келлер улыбнулся, наблюдая не то любопытство, не то удивление, отразившиеся на лице мальчонки. Несмышленыш еще совсем, в себе запутавшийся куда как больше, чем в отношении к себе других.
- Знаешь, когда дети учатся ездить на велосипеде, они обычно сначала садятся на смешной трехколесный: два задних колеса позволяют не задумываться о том, что необходимо держать баланс – велосипед и без того весьма устойчив, а маневренность переднего колеса позволяет освоить базовые навыки управления, научиться плавно поворачивать. Потом приходит время «взрослого» велосипеда с двумя маленькими поддерживающими колесами по бокам от заднего, - рассказывал Зигмар, визуализируя свое повествование перед глазами рыжего и время от времени делая глоток-другой чая, чтобы мальчишка, засмотревшись на магическую анимацию, не забывал о напитке (и хорошо бы о сконах! Не ел поди!). Золотистый вихрастый мальчишка лет шести-семи, сотканный из магии, неумело и неловко вскарабкался на упомянутый Келлером четырехколесный велосипед, чуть было не упав сразу же. Чьи-то заботливые руки успели выровнять накренившийся велосипед и подтолкнули, а мальчонка закрутил педали, стараясь не вилять рулем из стороны в сторону и удерживать себя и транспортное средство в равновесии.
- Когда рядом старший, а заднее колесо, пусть шатко, но все же поддерживается двумя дополнительными, не так страшно научиться самому главному в езде на велосипеде – равновесию, балансу. А потом, когда задние вспомогательные колеса снимают, ты понимаешь, что равновесие не в том, чтобы ехать прямо, вытянувшись и замерев, будто шпалу проглотил, а в том, чтобы быть единым целым с тем механизмом, которым ты управляешь, с силой, которая позволяет тебе ехать наперегонки с ветром. В том, чтобы наклонить велосипед, не уронив ни себя, ни его, вписаться в поворот тоже равновесие.
Золотистый мальчишка, за которым с радостным лаем мчался коротколапый и короткохвостый пес, рассыпался, пыльцой-пылью оседая на манящие сконы, ароматный чай, веснушки рыжего собеседника. Зигмару подумалось вдруг, что в кабинете не хватает пушистого очарования, Бенджи, он бы, пожалуй, точно сумел отвлечь ребенка от мрачных мыслей и самобичевания.
- Иногда бывает так, что ребенку достается сразу «взрослый» велосипед. С одной стороны, малыша переполняет гордость: ему доверили сразу большой и тяжелый велосипед с рамой, неудобный, непривычный, зато совсем как у старших ребят. А с другой стороны, на такой велосипед, особенно когда учишься ехать сам, страшно садиться. Надо и держать руль, и уметь тормозить педалями или ручным тормозом, потому что велосипед высокий – не дотягиваешься, чтобы опереться ногами о землю, и держать равновесие. Это все получается не сразу. Отсюда и разбитые коленки, и смех ребят, за которыми еще долго не угнаться, и обида, и страх, мол, не справлюсь, родители доверили мне, поверили в меня, а я даже руль ровно удержать не могу, и масса всего прочего. Порой бывает так, что, кажется, уже научился с горем пополам крутить тяжелые педали и не вилять рулевым колесом из стороны в сторону, а даже гордости за себя не испытал, что смог, что сам. И родителям показать стыдно: пацанята со двора вон как гайсают, а ты ползешь улиточкой и строго по прямой. И с велосипедом потом сродниться тяжелее: довлеет не сказанное вслух «не заслужил» или «не тому вы подарили эту красивую блестящую тяжелую штуку».
Небольшой, сотканный из магии (такой родной Луи и привычной, потому что это была его магия, та самая, которая спровоцировала цветок потянуться листьями к мальчонке), велосипед ездил кругами по блюдцу, вовремя съезжая на кромку оного, когда Уизли оставлял на блюдце чашку с теплым, ароматным и умиротворяющим напитком, который упрямо не заканчивался.
- А велосипеду невдомек, что ребенку сложно с ним подружиться. Он ведь совсем не знает ни про родителей, которые подарили сразу большой новенький и блестящий, ни про ребят со двора, которые смеются над неумелыми попытками научиться, ни про то, что ребенок еще совсем не умеет показывать, куда ехать. Велосипед по-своему пытается приободрить своего маленького хозяина, в котором видит друга: то поедет быстрее, то накренится в сторону, чтобы малышу было легче научиться поворачивать… – Кроха с колесами, казалось, тоже прислушался к рассказу Келлера, а потом доверчиво, как щенок или котенок, ткнулся в ладошку Луи.