HP Luminary

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HP Luminary » Story in the details » от судьбы, от жилья после тебя - зола, тусклые уголья


от судьбы, от жилья после тебя - зола, тусклые уголья

Сообщений 1 страница 12 из 12

1


http://s7.uploads.ru/lAZew.gif
http://s8.uploads.ru/zCB0S.gif

Действующие лица: Caleb Burke & Elizabeth Rosier

Место действия: поместье Розье, комната Эли

Время действия: 3 января 2023

Описание:

- Согласны ли вы и в горе и в радости?

+1

2

I've been seeing all,
I've been seeing your soul
Give me things that I've wanted to know
Tell me things that you've done

Она знала, что ее отец властный и жесткий человек. Но она никогда не думала, что его мания контроля и стремление держать лицо семьи обернется для нее чем-то подобным. В конце-концов, как не крепки были традиции чистокровного общества, ей казалось, что они достаточно продвинулись в светлое будущее, чтобы исключить существования такого понятия как "брак по расчету". Ну они же не в 19 веке, в конце-концов.
Хотя в глубине души Элизабет прекрасно понимала, что дело было вовсе не в традициях, потому что в таком случае Вивьен уже лет пять как была бы замужем. Но старшей сестре было 23 и Эли не помнила, чтобы в ее случае речь хоть раз заходила о чем-то подобном. Дело было в самой Эли. Стоило быть честной с собой и признать, что в сравнении с ней Ви была образцом наследницы семьи Розье. Эли нельзя было назвать такой уж бунтаркой. Она делала многое из того, что от неё ожидали: посещала все приемы, где была обязана присутствовать ее семья, имела хорошие манеры, по большей части была вежливой, отлично училась, улыбалась, когда нужно. Но этого, конечно, было недостаточно. Помимо участия в светских мероприятиях, академической успеваемости и манер отец ждал от дочери и приверженности основным идеалам семьи. Как например, признание авторитета, осознание важности чистоты крови..
Но младшая Розье не могла этим похвастаться. Она не первый раз спорила с отцом, училась не на Слизерине, где ранее училась вся ее семья, выбирала друзей, не взирая на чистокровность, и чувствовала себя относительно свободной от многих предрассудков. 
Все это в значительной степени раздражало отца, который искренне хотел, чтобы вся его семья соответствовала идеалу в его голове. Но пока она училась в школе и была по сути ребенком, он лишь скрипел зубами и иногда заводил разговоры о важности правильного круга общения. Но школа закончится через полгода. И он хотел, чтобы все ее дурные привычки остались там.  Потому что после школы для неё должна была начаться совсем другая жизнь.
Несмотря на все это, Эли все равно так до конца и не понимала, что именно движет отцом в стремлении поскорее выдать ее замуж за "достойного человека".

Но она не знала многих вещей.

Например, об Альянсе и о том, что мать и брат настояли на том, чтобы она, единственная в их семье, не была привлечена к его деятельности.
А еще о том, что где-то очень глубоко под всей этой уверенностью главы семьи, Киран Розье почти боялся, что дочь, которая и так была слишком другой в сравнении со старшими детьми, отвергнет мир, которому принадлежала по праву рождения. Что окружит себя не теми людьми, а еще хуже захочет связать свою жизнь с кем-то из них. С кем-то, кто никогда не должен был стать частью семьи Розье. Это в молодости все кажется до ужаса романтичным. Запретная любовь, жизнь в чужом мире. Но он был уверен, что это все временно, и не хотел, чтобы дочь сломала жизнь себе и бросила такую тень на фамилию.
 Да, он мог быть жестоким и авторитарным. Бескомпромиссным. Но несмотря ни на что, в своей собственной особой манере Киран Розье любил свою семью. И не представлял как смог бы пережить стань его младшая дочь еще одной Андромедой Блэк. Он не был готов к этому, а потому решил принять все необходимые меры заранее. Она будет его ненавидеть? Пускай. Но она Розье, а он глава семьи, и она обязана ему подчиниться. Потом повзрослеет и сама поймет, что все это было лишь ей на благо. А пока, он сделает все для того, чтобы поступить так, как считает нужным, сметая все препятствия на своём пути.



Всего этого она, конечно же, не знала. Для Эли его мотивы были ясны лишь отчасти, и в большей степени было похоже на то, что отец просто хочет навязать ей свою волю. Потому что она не понимала, чем ему или семье поможет ее замужество. Зачем выдавать ее замуж? Чтобы муж держал ее в узде? Или что она, наконец-то, стала проблемой другого человека?
У Элизабет в голове не укладывалось, что он хочет для нее такого будущего. Сама она не только не думала о замужестве, и уж тем более по расчету, но и вообще имела совершенно другие планы. После школы она хотела работать, да не в попечительском совете, как сестра, а в самой Больнице Святого Мунго, так как колдомедицина увлекала ее с ранних лет. Потом она хотела попутешествовать и поработать в Европе, да и вообще сделать ещё много всего.
Но отца это не интересовало. Их вчерашний разговор, который теперь уже смело можно было назвать скандалом, дал ей это понять в полной мере. Киран не просто задумался о возможности выдать дочь замуж, но уже даже нашел претендента на такую не завидную, по мнению Эли, роль. Элизабет было интересно с чьей подачи выбор пал именно на этого человека. Наверняка, постаралась мать. Она в отличие от отца интересовалась жизнью дочери не только в разрезе соблюдения всех приличий. Она знала что ей нравилось, чем она увлекалась  и с кем общалась. Кроме того, мать всегда по возможности поддерживала решения мужа, но также пыталась смягчить их, если это касалось детей. Поэтому Элизабет была уверена, что это мать предложила остановить свой выбор на Калебе Бёрке. Она знала, что они с Эли дружили с самого детства и неплохо ладили. Мама надеялась, что это поможет Эли принять решение отца? Как наивно.
 Напротив, это разозлило ее еще больше. Ведь он был ее другом с тех пор, как она себя помнила. Знал о ее непростых отношениях с отцом, да и вообще о том, как она относится ко многим вещам. Как он мог согласиться?  Зачем? И ведь даже не сказал ей, что разговаривал с ее отцом о чем-то таком. Это же предательство чистой воды.

Она плохо спала всю ночь, то и дело просыпаясь и снова проваливаясь в рваный сон, где ей вечно снился то скандал с отцом, то Калеб, то какой-то трудно воспроизводимый сумбур. На утро она чувствовала себя ужасно измотанной и совершенно не хотела никого видеть и ни с кем разговаривать.
 Хотелось уехать из дома прямо сейчас и не возвращаться по крайней мере до летних каникул. Жаль, что учеба начиналась не скоро, но она уже приняла решение, что все равно тут не останется. Несколько следующих дней она сможет провести у Гойла, а там они вместе отправятся в школу.
 Решение пришло спонтанно, но смогло хоть немного поднять ей настроение. Лучший друг всегда знал, как подержать ее. Значит придумает что-нибудь и в этот раз.
Вот только радость была не долгой, она успела сложить в чемодан всего пару вещей, когда в дверь постучали.
 На пороге стоял Калеб. Интересно сам пришел или родители позвали «укрощать строптивую». От этой мысли стало почему-то и грустно и смешно одновременно.

- Я уезжаю, так что ты зря пришел.
Ладонь так и чесалась от желания залепить звонкую пощечину, но Розье была была слишком эмоционально сдержанна для таких театральных жестов.
Поэтому ещё какое-то время она просто стояла и молчала смотрела на него, разрываясь между желанием выставить его за дверь и все же узнать какого черта. В конце-концов, второе желание победило.
Ну, какого же черта, Бёрк? Ты серьёзно согласился? - в голосе не столько злость или раздражение, сколько непонимание. Ну зачем он это сделал?
Хорошим девочкам не положено ругаться. Но хороших девочек достало делать то, что говорят. Вчера она, всегда спокойно осознававшая себя в том статусе, в котором прибывала с самого рождения, впервые подумала о том, что ее, действительно, достало быть дочерью благородного семейства.
- Поговорили с моим отцом у меня за спиной, и все решили? Так это теперь делается?

+1

3

Дверь паба скрипнула, выпуская бородатого волшебника на людную улицу маленького графства, которое славилось своим вкуснейшим пивом, лучшими креветками на гриле и фестивалями, устраиваемыми в честь даже самого незначительного праздника. Сегодня здесь все еще отмечали приход нового года, и Калеб жутко пожалел о том, что решил пройтись пешком до поместья Розье. Он трансгрессировал у старого, но ещё прилично выглядевшего внешне бара, вывеска которого покачивалась на ветру, задевая развешенные фонарики. На стеклах феи вырисовывали ледяные узоры, но, несмотря на то, что снег все еще местами лежал, те быстро таяли под солнцем. Погода Великобритании была изменчива, люди расстегивали свои пальто, снимали шапки, разбредались по заведениям, где было позволительно скинуть верхнюю одежду. Через витрину паба можно было разглядеть захламленность помещения, но это не мешало волшебникам забиваться в его пыльные углы, чтобы выпить самое вкусное пиво в волшебных графствах. Калеб помнил его запах из детства, когда отец каждый раз заходил в «У мистера Мэйра», чтобы осушить пару стаканов  в тайне от матери, которая считала пиво дешевым пойлом и всегда держала при себе пару бутылок божоле-нуво, а если хотелось чего покрепче, то пряного шотландского виски. Одна из бутылок вина сейчас плескалась в рюкзаке за его спиной, которую мать настоятельно рекомендовала прихватить собой, как необходимый атрибут предстоящей беседы. Но дверь паба, отпирающаяся со знакомым скрипом, и выходящий запах сладких дрожжей, напоминающей о детстве, манили променять виноград сорта гаме на нечто простое и дешевое. Он точно не собирался разговаривать с Лиз о замужестве, попивая французскую алкашку.
Внутри почти ничего не изменилось. Столы были новые и полированные, вместо потертых деревянных, коснувшись которых можно было поймать занозу. Хозяин паба все так же стоял за стойкой, немного осунувшийся и поседевший, но все такой же улыбчивый и добродушный. В глубине помещения стоял камин для перемещений, и, заметив его, Калеб снова порадовался своему совершеннолетию и возможности пользоваться трангрессией. Перемещения через каминную сеть всегда укачивали.
—  Две бутылки светлого, - от стойки пахло имбирем и орехами, а чуть сдвинув локоть, Калеб попал рукавом своей толстовки в лужицу разлитого чая. Детям вход в такие места был запрещен, отец проводил его сюда пользуясь исключительно своим статусом, но неужели кто-то из присутствующих действительно решил выпить рождественского чай в переполненном алкашами пабе. Занятно. Мэйр заметил точное попадание Бёрка локтем в чай и тут же принялся обсыпать его извинениями, прокручиваясь вокруг своей оси в поисках губки.
— Прошу простить, господин - Бёрк лишь кивнул головой, забрал выпивку и попытался скрыться из вида бармена еще до того, как он начнет показательно тереть влажную поверхность. На улице, тем временем, стало еще жарче, открылись палатки с едой, а люди уже начали нести свои куртки и пальто прямо в руках.
До поместья Розье было где-то две мили, их поместье, как и поместья всех привилегированных волшебников, стояло отдельно от длинных переулков и шумных соседей. Поместье было большим само по себе, а прилежащая к нему территория делала его вообще огромным. Фасад здания было видно издалека, стоило только миновать все жилые дома. Калеб знал здесь каждый камень, благодаря дружбе с Элизабет чуть ли не с пеленок, да родители их ладили, иногда сотрудничали, обсуждали идеалы, а теперь еще засели все вместе в одной организации, от одного упоминания о которой Бёрка мутило. И было неудивительно, что Киран заключил эту сделку. Зная, что отец и брат Калеба состоят в альянсе, Розье был наивно уверен, что парнишка пойдет той же дорогой. А Калеб, схватившись за эту наивность, только одобрительно головой качал, позволяя старику думать о том, о чем ему хотелось думать. В консервативный альянс, где руки пачкать не любят, Бёрк вступать не собирался, а в брак, где ему гарантированно перепадут и деньги, и власть, очень даже. Лиз он знал хорошо, и это была одна из причин, по которой Калеб направлялся сейчас к ней. Подруга в договорной брак вступать не захочет, начнет истерить, бросаться посудой, заявлять о своей независимости, рыдать и давить на жалость, и пусть Бёрка сожрут волки, если он позволит девчонке повлиять этим на своего отца и заставить его передумать.
Калеб зашел с заднего двора, обходя клумбы и статуи, стоящие возле живой изгороди. Он знал, что Киран и Эвелин уехали в гости к друзьям и специально попросили прийти его в это время, чтобы он смог поговорить с Элизабет наедине. В доме было тихо, но это не означало, что в нем находилось одна лишь только Лиз. Из самой дальней части первого этажа, которую еще можно было разглядеть, послышался шум от старой неуклюжей горничной. Бёрк стащил с плеч рюкзак, выудил оттуда бутылку вина и поставил на кухонный стол, ибо возвращать домой ее не было смысла.
Поднявшись к комнате девушки, он глубоко вздохнул, готовясь к нелегкой беседе и постучал в дверь, подтягивая лямку рюкзака на плече.
— Жаль, придется отложить твою поездку. Ты знаешь, что я уже давно не приезжаю сюда просто так, - не дождавшись приглашения войти, он обошел девушку, осматривая комнату так, словно она была его собственной, а затем скинул с себя толстовку, оставаясь в одной футболке.
— А что тебя удивляет? Нашла себе кого-то получше? - бутылки с пивом загремели, ударившись друг об друга, когда рюкзак оказался грубо свален на пол. — Лиз, ну ты же воспитанная чистокровная девочка, чего ты хотела? Устроить революцию? Вот я разве стал скандалить, когда мне сделали это предложением? Нет. Потому что у меня нет выбора. Если не соглашусь на тебя, мне подсунут кого-то еще, кого я вообще не знаю или кто мне даже не нравится. А тут ты... - он обогнул край стола, разделяющий их, и подошел поближе, стараясь при этом сохранять серьезное выражение лица. — ...девушка, которую я давно и хорошо знаю. Все идеально, дуреха, - его рука резко оказалась на ее шеи, и Калеб прижал Розье к себе в попытках спрятать от нее вылезающую ухмылку, но буквально через несколько секунд не смог сдержаться и издал громкий смешок, а затем и вовсе рассмеялся, выпуская Элизабет из своих объятий.
— Черт, клянусь, я пытался, - Калеб взялся за рюкзак,  вытащил из него пиво и торжественно поставил его на прикроватный столик с довольной улыбкой на лице. Само собой, он не собирался успокаивать девушку, вешать ей на уши лапшу и раскидывать вокруг нее сердечки. Он уважал ее, но только в своем извращенском понятии, потому что свободу давать ей точно не собирался.
— Ты задаешь вопросы, на которое знаешь ответы. Конечно, я, блять, согласился. Твоя семья влиятельна и богата, мы чистокровные аристократы, а это идеальная сделка. И выбора у тебя нет. Только, прошу, не начинай реветь. Лучше выпей пива.

+2

4

Она знала его достаточно хорошо, чтобы понимать, что он не принесёт с собой ни раскаяния, ни сочувствия, не пойдёт на попятную, не станет просить прощения, в котором он не нуждался. Но где-то в глубине души надеялась, что он по крайней мере будет понимать, что не так в сложившейся ситуации. Но Бёрк ворвался в ее комнату зимней вьюгой, обычной для января, и вёл себя абсолютно так же как в любой другой день. Не спрашивал разрешения, чтобы войти, начинал говорить с порога, прятал усмешку где-то в ее ключице, прижимая к себе давно привычным им жестом.
И она ведь любила все это. Любила его нахальность, и что он никогда не спрашивал разрешения ни чтобы войти в комнату, ни чтобы нарушить ее личное пространство подобным дружеским объятием. Любила, когда он смеялся, ведь на его щеках появлялись ямочки, которые теперь так редко можно было увидеть.
И от этого, все происходящее казалось ещё более неправильным.
Любимые раньше жесты теперь заставляли лишь ещё больше злиться.
За обман. За то, что пытаются сбить ее с толку,  заставить думать, что ничего и не произошло.
Тебе не впервой рушить все, к чему ты прикасаешься, правда?
Она знала, что не впервой.
Но совершенно не собиралась строить из себя его жертву.
- Реветь? - она вздернула брови в не притворном удивлении, - ты вроде давно меня знаешь.
Да уж, кто-кто, а он должен знать такие мелочи о ней. Эли с детства плакала редко и почти никогда не делала это при посторонних. И, наверное, могла по пальцам пересчитать всех свидетелей ее слез.
Правда Бёрк был одним из них. Им тогда было лет по 5, и они играли в розарии, расположенном в правом крыле поместья Розье. Они бегали туда-сюда, пока Эли не споткнулась обо что-то и больно упала, разодрав коленки и ладони, и к тому же сломав несколько любимых роз ее сестры. Заплакала, скорее не от боли, а потому что не хотела расстраивать Ви, которая носилась с этими розами все лето. Тогда Калеб впервые заступился за нее, соврав, что это он сломал розы.
Маленький Кай с тех пор повзрослел. И решил насильно жениться на Герде.
- И, Мерлин, не доводил бы до греха, не приносил бы в дом ещё больше вещей, которые я могу в тебя кинуть, - пробормотала девушка, беря в руку одну из бутылок и рассматривая ее.
Да уж, пригодится, или бросить или выпить. Потому что сейчас такими вот посторонними действиями, вроде удивительно пристального внимания к бутылке пива, она уже тратила последние силы на то, чтобы хоть как-то контролировать весь поток эмоций бурлящий внутри неё. Впрочем, едва ли это помогало, когда в комнате находился тот, кто с такой легкостью нажимал на спусковые крючки, попадая точно в цели.
- Все дело в деньгах, да, Бёрк? Принцесса и полцарства в придачу? Так давай я сама тебе приплачу, только откажись. Ну, так сколько я стою? - во взгляде полыхало пламя, такое непривычное ее обычно сдержанной натуре. Но она ничего не могла с собой поделать, внутри ее уже начинала бить мелкая дрожь. Эли было так непривычно испытывать столь всепоглощающие эмоции, что она, кажется, впервые не совсем понимала, как справиться с ними.
- Не буду давить на жалость, которой у тебя все равно нет, мол мы же дружим с детства, да как ты мог так поступить со мной. Потому что, очевидно, это для тебя пустой звук. Да и черт бы с ним. Я скажу тебе одно: я - не вещь. Ни твоя, ни отца, ни чья-либо ещё. И из меня не сделать выгодную сделку. У меня нет выбора? Ты абсолютно уверен? И ни капли не переживаешь, что дельце не выгорит? Поверь мне, это мы ещё посмотрим. Я сделаю все, лишь бы твоя расчудесная сделка сорвалась.
Он мог говорить, что угодно, но Эли знала, что он не мог быть уверен на все процентов, что сделка не сорвётся, а значит ему было, что терять.
Пока что она не представляла на что именно ей нужно будет пойти, но собиралась обдумать это в ближайшее время. Где-нибудь в спокойной остановке. И желательно с кем-то, кто сможет адекватно и без эмоций оценить ситуацию. Не зря же она собиралась к Гойлу.
Пока что Эли понимала лишь то, что ещё  не дошла до того состояния, где готова была бы положить на кон все, что имела, отказавшись от своей семьи, фамилии и происхождения. Но и идти на поводу у отца тоже не собиралась. И в этом заключалась основная дилемма.
- Я знаю тебя, Калеб. Настолько хорошо, насколько ты не хотел бы.
Это было правдой. Тот факт, что они знали друг друга уже целую вечность серьезно усложнял им обоим жизнь, потому что это знание было их главным оружием против друг друга.
Пока что он был уверен, что лишь она заложница ситуации. Но так ли это было на самом деле?
Калеб не был таким всегда, она хорошо помнила его ребёнком, ещё совсем не таким, как сейчас. Но она знала его и сегодняшним. И знала, что он всегда брал то, что хотел. И методы она его знала, хоть ее они никогда и не касались. За все долгие годы, он ни разу не причинял ей вреда или боли. Но слухи по школе ходили самые разные.
Примерно такие же слухи ходили о ее брате, когда она только поступила в Хогвартс и училась на первом курсе, а Тай на седьмом.
А ей никогда не составляло труда сложить два плюс два.
Но Эли также прекрасно понимала, что в конкретной ситуации его привычные методы были невозможны, Калебу впервые придётся получить желаемое как-то по-другому или остаться ни с чем.
Понимал ли он это уже сейчас? Вряд ли. Но ему и впрямь стоило подумать на эту тему. А она, конечно, не упустит возможности ему об это сообщить. Просто немного позже.
Пока что Розье хотела просто вывести его на эмоции и ни капли этого не скрывала. Ей не нравилось чуть ли не захлебываться своей злостью в одиночестве, в то время как он мог похвастаться ледяным спокойствием.
- Ты ведь так привык получать все, что хочешь, правда? Как обидно будет впервые остаться ни с чем.
Элизабет делает несколько шагов навстречу. Она намеренно сокращает дистанцию между ними, хочет, чтобы он почти физически ощущал переполняющие ее эмоции.
Несмотря на довольно худощавую фигуру слизеринца, из-за его высоко роста, на его фоне Эли смотрится почти миниатюрной. Ей приходится задирать голову и чуть привставать на носочки, чтобы казаться выше и прямо смотреть ему в глаза. Но ее это ни капли не смущает, она смотрит на него вот так уже второй десяток лет.
- Хочешь жениться? - она чуть подаётся вперёд, чтобы быть ещё ближе, оставляя лишь считанные миллиметры между их губами, - заставь меня, Бёрк, - выдыхает еле слышно, но очень уверенно. И ускользает прежде, чем он успевает как-либо среагировать.
Ну что ты будешь делать теперь?
- И вообще знаешь, это какой-то театр абсурда просто, - говорит Розье, уже находясь на расстоянии нескольких шагов от парня, - не хочу никого видеть, я уезжаю к Гойлу до конца каникул, встретимся в школе, может к тому моменту ты уже передумаешь - заявила райвенкловка, начиная лихорадочно закидывать вещи в чемодан. Она прекрасно понимала, Бёрк сейчас едва ли куда-то ее отпустит, особенно после того, что она ему наговорила. Но она все еще пыталась вывести его на эмоции и нельзя винить ее в том, что она пробовала сделать это разными способами. Плюс ей обязательно нужно было занять руки хоть чем-то, чтобы подавить желание подойти к нему и этими самыми руками встряхнуть как следует. И, Мерлин, она надеется, что отец не решит сообщить о помолвке в «узких» кругах в ближайшее время, потому что иначе, к тому моменту как она вернётся в Хогвартс с зимних каникул, уже добрая половина школы будет считать ее невестой Бёрка, не задаваясь вопросом давала ли она на это согласие.
- Когда, наконец, поймёшь, что это не шутки, это на всю нашу чёртову жизнь.

+1

5

Калеб хмыкнул. Да, он знал ее давно, но едва ли что-то помнил. Он так погряз в делах красных змей, что отдалился от всех, включая Лиз, и сейчас ему казалось, что она для него не важнее, чем малышка Оушен или ле Фэй, у которых он взял то, что захотел, ну, или почти взял. Он даже не помнил истинных причин их дружбы, коими были не родители, потому что таких «друзей» у него навалом, а  Элизабет когда-то была особенной, пока не стала еще одной разменной монетой. Он был эти доволен, а она больше не могла давить, вспоминая старые-добрые деньки, потому что для Бёрка они навсегда забыты. Ему плевать на ее свободы, желания и планы, ему даже не жаль время, которое прошло, чтобы это осознать. Нет ничего, кроме этой чертовски идеальной сделки.
— Лучше выпей. Все пьяницы Британии ходят в одно место за этим пивом. Вот я, если бы был каким-нибудь маглорожденным уродцем, точно бы стал одним из этих алкашей. Попробуй представить альтернативную реальность — вторая бутылка пива была уже наполовину опустошена, и Калеб усмехался, закинув ноги на столик перед диваном, вспоминая, как жадно и тайно, отец глушил кружку за кружкой. Сейчас, когда Бёрк наконец-то попробовал любимый напиток Николаса, он не понимал из-за чего вокруг столько шума, но все же на вкус оно было намного приятнее, чем некоторые дорогие вина матери. Может в этом и была особенность.
— Нет, принцесса, — пустая бутылка звонко стукнулась об стол, Калеб поднялся с дивана и начал расхаживать по комнате. — Деньги я получу, когда откинется Каролин, а твои — это просто приятный бонус. Мне нужна родословная, понимаешь? Громкие имена, подхалимы твоего отца. Мысли шире, — он не боялся быть громким, зная, что хозяев сейчас нет дома. За окном становилось пасмурно. Солнце, которое пекло в спины людям еще час назад, исчезло за косматыми тучами, а окна начали покрываться тонкими льдинками, предвещая скорую метель. Бёрк любил непогоду, она частенько напоминала ему влажные и холодные слизеринские подземелья, в которых он провел большую часть своей сознательной жизни, и каждый раз, просыпаясь от ночного кошмара вне школьных стен, представлял себя там в полной безопасности, прямо в подвале, где хранил свои микстуры.
Он слушал Элизабет, пронзая взглядом зеркало на другом конце комнаты, через которое были видны первые, срывающиеся хлопья снега. Губы сомкнулись в тонкую линию, Калеб замолчал, позволяя Розье выговорится, хотя, на самом деле, просто успокаивал гончую, рвущуюся наружу. Лиз сказала достаточно, жестикулируя, повышая и понижая голос, подходя ближе и отходя подальше, оставив свой выдох на его губах, когда подошла слишком близко, и вернувшись к упаковке вещей, как будто ничего не произошло. Он отвернулся к окну, постукивая костяшками пальцев по изрядно замерзшему стеклу. Еще одна секунда, вторая, третья, и он сорвется, сделает то, что делал со всеми. Любой, кто осмеливался с ним так говорить, кашлял кровью, задыхался, скрючивался от боли. Калебу ничего не стоило заставить человека страдать, это приносило удовольствие, делало его живым, и Розье чертовски повезло все-таки стать сегодня особенной, потому что только ради этого, Калеб повернулся к ней лицом, сдержав насильственный порыв.
— Да, ты меня знаешь, — он подошел ко входной двери и повернул защелку. Щелчок разрушил тишину, повисшую в комнате, и слизеринец бесшумно подошел к девушке, мягко кладя ладони ей на плечи.
— Лиз, Лиз, Лиз, ты же меня знаешь, черт возьми, — резкое движение рукой и чемодан оказался в другом конце комнаты, а выпавшие из него вещи покрыли весь пол.
— Гойл, что, единственный, кто может тебя пожалеть? Или ты с ним спишь? — глаза Бёрка блуждали по комнате, словно выискивая вещь, которую можно сломать, но все эти действия были бесполезно, так как проблема решалась одним брошенным репаро, поэтому его взгляд резко остановился на Лиз, пытаясь прочитать эмоции, появляющиеся на ее лице.
— Ты слышала о том, что я делаю, да? Ну, не бойся, я не сделаю это с тобой. Не потому, что мне тебя жалко, или не потому, что мы друзья, не из-за каких-то сентиментальностей, нет. Просто, ну, сама понимаешь, нельзя портить обертку, — рука коснулась подбородка девушки и опустилась на шею, немного твердо сжимая ее в тисках.
— Если ты все испортишь, я приду к Гойлу, или к любому другому твоему другу. Но лучше, конечно, к Гойлу, по нему никто не будет скучать. Отец сдох в переулке, шлюха мать сбежала с каким-то папиком, хотя, зачем я рассказываю, ты же в курсе. Так вот, я приду к нему, разрежу его пополам, выколю ему глаза и повешу вместе с кишками на нашу рождественскую елку, — его губы дрогнули в довольной усмешке. Калеб отпустил шею девушки и вернулся на диван, делая вид, что его интересует вышивка на подушке. — Но мы же друзья, верно? Ты можешь поехать к Гойлу, никто тебе не запрещает. Расскажешь ему, что его ждет, если ты начнешь косячить. Только сначала мы все-таки придем к соглашению.

+3

6

Она слышала. Мерный стук, от ритмичных ударов костяшками пальцев по стеклу, звук щеколды, закрывающей дверь ее комнаты на замок. Ей даже показалось, что она слышала, как он считал про себя, пытаясь унять разрушительный порыв.
Ты разозлился? Так быстро?
Эли чуть опустила голову, пряча усмешку. Ровно за секунду до того, как Берк приблизился к ней. Наверное, заметь он, что она улыбается тому, что смогла вывести его из себя, в сторону полетел бы не только чемодан с ее вещами, а хватка на шее была бы еще крепче. Где-то на грани с возможностью дышать.
То, что он делал сейчас, впрочем, было не особо лучше. Его резкие движения и ладонь, вдруг стиснувшая ее шею, призывали ее машинально дернуться, пытаясь отстраниться от потенциальной угрозы, но она успела вовремя взять себя в руки, и не двинулась с места, лишь упрямо вздернув подбородок.
- Я не боюсь тебя, - спокойно и с расстановкой ответила Эли, смотря прямо в глаза слизеринцу. Как ни странно, но именно в подобной стрессовой ситуации все ее внутренние метания вдруг успокоились, уступая куда больше места холодному разуму, чем буквально пять минут назад.
Что ж, если Калеб уже забыл, какая Эли на самом деле, она с удовольствием ему напомнит.
- Обертка, ну да, конечно, - кивнула Лиз, приторно улыбаясь, - понимаю, нужно быть осторожнее, чтобы твоя идеальная сделка не сорвалась, правда?
Подобное обращение не было ей привычно. Несмотря на сложные характеры отца и брата, сама Эли росла практически в тепличных условиях. Никто и никогда в этой семье не поднимал на нее руку. И она была абсолютно уверена, что члены семьи Розье никогда бы и не позволили, чтобы это сделал кто-то другой.
- Знаешь, это прям заставляет чувствовать себя особенной. Ведь мы оба знаем, что ни черта ты не получишь, если притронешься ко мне не так, как следует.
Разве что возможность быть закопанном в нашем розарии, - добавила она про себя скорее в шутку, но как известно в каждой шутке..Она в отличие от него не собиралась ему угрожать, но он неплохо знал ее семью, чтобы понимать, что она имеет в виду. Отец мог сколько угодно мечтать сплавить ее другому мужчине, но притронуться к ней он не даст. Вряд ли он, конечно, опустится до таких вещей, как осквернение розария. У него для решения проблем есть свои изощренные и, как он считает, вполне изящные методы. Он придумает что-то другое, а сначала расторгнет сделку, а это уже совсем не то, чего хотел бы Калеб.
А вот Тайлер.  В этом брат был похож на Бёрка. Он рубил с плеча и делал это без оглядки. Считая насилие лучшим уроком. В его списке было довольно много вещей, которых он не прощал. Неподобающее отношение к семье в целом и младшей сестре в частности, без сомнений, входили в этот список.
Как ни странно, при всей жестокости старшего брата, именно из-за него, Эли всю свою жизнь чувствовала себя в безопасности.
- Я верю, что ты можешь причинить вред Крису, но пойми меня правильно, твои угрозы слишком уж..моему отцу не нужен родственник в Азкабане, ты это и сам понимаешь, так что если угрожаешь, то угрожай по существу.
Она и правда верила, что одно ее неверное движение может представить Гойла под удар. От одной этой мысли по спине пробежал неприятный холодок и на секунду перехватило дыхание. Тем не менее Элизабет не стала защищать Криса сейчас, когда Калеб буквально выплёвывал все эти слова о нем, просто потому что не собиралась лишний раз показывать ему, что ей есть до него дело. Зачем провоцировать? В голове уже ясно складывался план, согласно которому она не только не поедет к Гойлу ни сегодня, ни завтра, но и вообще будет стараться, чтобы он держался от неё подальше. Да, это будет сложно, ведь он ее лучший друг и точно захочет выяснить в чем проблема. Но именно поэтому, ради него, Эли будет готова пойти на крайние меры лишь бы он остался в стороне. Это ее проблема и он не должен страдать из-за этого. Особенно, учитывая то, что она знала насколько Крис сам любил ввязывать в драки и разборки.
- Ты что-то с ним сделаешь, а что потом? Пойдёшь дальше по списку моих друзей? Вот незадача, большая часть из них дети того круга, в котором ты так хочешь получить признание и уважение. Не состыковка? Мы вот с Паркинсоном дружим, но ведь у тебя никогда не поднимется рука на царя и Бога слизеринской гостиной, правда? - притворное сожаление отразилось на ее лице.
Он и правда, кажется, не совсем понимал, что его угрозы может и действенны, но не являются абсолютным гарантом неминуемого успеха его драгоценной сделки. Здесь не получится идти исключительно напролом. Кажется, пришло время сообщить ему об этом.
- Ты в этой семье новенький, но позволь я кое-что тебе расскажу. Ты думаешь для тебя это идеальная сделка, а я..ну что ж, вынуждена подчиниться обстоятельствам? Вот только отец предъявляет все эти «высокие» стандарты к каждому члену своей семьи, и да, вместе с желаемой родословной, признанием, и подхалимами Кирана, ты получишь ворох обязанностей и правил. Недавно отец отчитал Тая за то, что тот избил кого-то в Лютном переулке и эта замечательная история чуть не попала в руки случайным журналистам. Как ты думаешь обрадуется ли он, если жених его дочери будет бегать с палочкой и битой наперевес и наказывать всех неугодных?
Хорошая, кстати, мысль на самый-самый крайний случай. Если он что-нибудь сделает с Гойлом, не будет смысла идти с этим к отцу или к кому-либо еще из семьи. Гойл - полукровка и отец относится к нему примерно так же, как Калеб. Но вот пойти к журналистам с сюжетом о подростковой жестокости во всем известной школе...Едва ли это кого-то заинтересует, потому что, сюрприз-сюрприз, насилие и дуэли на почве межфакультетских распрей, чистокровности или неразделенной  любви давно уже не новость, а правда жизни для школы чародейства и волшебства Хогвартс. Но даже малейший намёк на возможность огласки скандала с участием кого-то из его семьи заставит отца взбесится, это точно.
- Это я не к тому, что ты не сможешь продолжать свои насильственные делишки, это к тому, что тебе стоит задуматься и осознать, что для тебя это тоже будет не сплошная сказка, как бы ты себе это не воображал. И, что самое главное - это далеко не тот случай, когда все можно будет решить привычным для тебя способом. Насилие и угрозы, даже притворенные в жизнь, не смогут гарантировать тебе абсолютный успех предприятия. Скорее наоборот, легко помогут оступиться на глазах других. Но как же тебе тогда получить желаемое? На твоём месте я бы задумалась об этом уже сейчас, Калеб. Еще до того, как ты предпримешь какие-то решительные действия.
Она и правда хотела, чтобы он задумался. Чтобы поняла, о чем она говорит. Он мог угрожать и исполнять свои угрозы. Эли прекрасно знала, что он на это способен. Но все равно, получить с помощью насилия все то, о чем он теперь так мечтал, ему не удасться. Эли бы предпочла, чтобы он сдался уже сейчас, но знала, что это не в его характере. Но в таком случае ему придётся найти в себе силы сдерживать своих демонов и учиться добиваться своего по-другому. В целом, наверное, это было не так уж и плохо.
- Конечно, мы друзья, так что тебя не касается, с кем я сплю, - Эли подходит ближе, несмотря на то, что все ее защитные механизмы буквально кричат, что не стоит приближаться к тому, кого ты методично злишь каждый раз, когда открываешь рот. Но она заставляет себя сокращать дистанцию, желая показать, что она и впрямь его не боится.
- Про свои похождения можешь тоже мне не рассказывать, слухи и про это ходят. Много их было в твоей кровати, м? - она садиться рядом с ним на диван, кладёт ладонь на его колено, выводя тонким пальчиком замысловатые узоры, будто раздумывая над чем-то.
- Забавно, если при всем при этом твоя собственная жена не будет с тобой спать, правда? Мерлин, сегодня я и правда чувствую себя удивительно особенной, - Эли поднимает глаза на Калеба и начинает улыбаться, дружески похлопывая его по ноге.
Когда-нибудь она, наверняка, поплатится за свои слова. Но точно не сегодня. Сегодня она чувствовала себя в силах потягаться с ним на равных. Этот мальчишка всю жизнь брал то, что хотел, и брал силой. Впервые столкнувшись с той, с кем этот фокус не пройдёт так гладко в силу многих обстоятельств. Кто может винить ее в том, что она не упустит шанс, чтобы использовать это? На войне, как на войне.
- А знаешь, а я уже никуда не собираюсь. И никакое соглашение тоже меня не интересует, - вдруг заявила девушка, ложась на диван, и удобно устраивая голову у него на коленях.
В какой-то момент она поняла, что вот так бодаться на предмет кто круче и кто из них все же получит своё, они могли практически до бесконечности. Угрозы будут заходить на новый круг, потом ещё на один. И все так и будет продолжаться. Но ей это совсем не было нужно. Когда холодный разум, наконец, окончательно очнулся от пелены обиды и злости, Эли поняла, что сейчас гораздо логичнее было хоть немного успокоить ситуацию. Потому что это дало бы ей время подумать и найти какое-то реальное решение и выход из этого положения, которые будут аргументированы не только ее упрямством и капризом «не хочу - не буду».
Именно поэтому ей вдруг захотелось проверить, что он будет делать, если она и не даст согласия, но и не будет так яро нарываться? Если она просто будет игнорировать эту тему и сохранять спокойствие. Чьё терпение даст трещины первым?
- Можешь оставаться здесь хоть до завтра, хоть до конца каникул. Можешь даже вызвать домовика и попросить его принести что-то покрепче. Мне плевать, - в подтверждение своего намерения игнорировать дальнейшие разбирательства, Эли прикрыла глаза, так и оставшись лежать у него на коленях. Ей бы хотелось, чтобы он окончательно разозлился на строптивую девчонку из своего прошлого и ушёл, но она знала, что куда с большей вероятностью он упрямо останется ждать у моря погоды. Что ж, пускай.

Отредактировано Elizabeth Rosier (2019-09-30 00:26:39)

+3

7

Это забавляло. Или злило. Трудно определить, когда хочется одновременно смеяться и уничтожать. А она ведь действительно его не боялась. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, она не оттолкнула его в сторону, даже не попыталась убрать руку со своей шеи, а просто стояла, смотрела и говорила, будто бы это была их традиционная совместная беседа, хотя такого отношения Калеб к ней раньше никогда не проявлял. К Лиз вообще нельзя было так относиться, ее отец не давал вторых шансов и не принимал извинений. Бёрк прекрасно это знал и рисковать не собирался, поэтому тушил свои эмоции настолько, на сколько это было возможным. Рука, во всяком случае, не оставила и следа на светлой коже.
Позабавила, в частности, речь о Гойле. Если это был ее единственный способ натянуть поводок, то Калеб даже немного разочаровался. Он, конечно, еще никого не убивал, но калечил, избивал и пытал, оставаясь при этом безнаказанным, потому что жертвы были незначительны. Розье не умела делить людей на касты, а значит не понимала устройство этого мира. Выживут только сильнейшие, и никто не будет вести расследования об убийстве парня, отца которого когда-то закололи алкаши в переулке.
— Нет, ты явно не все обо мне слышала, — его голос дрогнул в усмешке. — Девочка, тебя съедят и выплюнут с таким мировоззрением.  Как бы грустно это не звучало, но ты сможешь выжить только со мной, — он еще не знал каков дальнейший путь двух единственных организаций, одну из которых он терпеть не мог, а в другой состоял сам, но общая картина была очевидна, а учитывая, что об альянсе Элизабет точно знала, было еще более странно слышать от нее такие наивные изречения о расследованиях и Азкабане. Даже если она сама лично пойдет в Министерство и ворвется в кабинет к самому Поттеру, ее просто выведут обратно и еще в больничку обратиться посоветуют. — А насчет Паркинсона не переживай. Он мне поможет. Будет держать, а я резать, а потом мы поменяемся. Шейм любит активно принимать участие, - он открыл было рот, чтобы продолжить, но лишь выдохнул и улыбнулся, завершая этим беседу, пока не взболтнул чего лишнего. Сама все увидишь.
Он позволил ей продолжать словесный поток, лишь изредка кивая головой. В этот раз она была намного эмоциональнее, чем обычно, хотя Калеб даже и не знает как сильно Лиз изменилась с возрастом. Однако, ее слова по-прежнему не вызывали ничего, кроме легкого раздражения. Ему было плевать, что ее неаккуратный брат чуть было не попался журналистам, плевать на то, что Киран не одобрит его грандиозные планы. Никому не будет дело до того, что Калеб делает в свое свободное время, если на торжественные мероприятия он будет приходить со своими ямочками в уголках губ. Приспособление — тоже способ выживать.
— Какой же все-таки кретин. Это же надо было, бить человека на улице. А я говорил, что в Альянсе тусуются одни идиоты и старики, — Берк тихо засмеялся, стуча кулаком себе по лбу. — Неудивительно, что моего брата забрали с руками и ногами.
Еще одно отличие Калеба и Лиз состояло из разных отношений к своим родственникам. Тайлерсон, насколько Бёрк слышал, мог и разорвать за сестру, хотя после услышанного это казалось смешным. Разорвал бы он наверняка прямо у входа в редакцию «Ежедневного Пророка», чтобы журналистам совсем уж работать не пришлось. Калеб же своего брата терпеть не мог, а о сестре вообще периодически забывал и даже не знал, где она работает. Но для Бёрка так было намного лучше, его никто не пытался исправить.
— А давай подытожим, — он провел рукой по ее волосам, закинул себе под голову подушку и громко прочистил горло, будто собираясь зачитывать речь на выпускном. — Я не проебусь, потому что я не такой идиот, как твой брат, — Калеб зажал один палец. — У моей семьи тоже есть богатая родословная и большое влияние, так что не стоит считать, мол, твой отец здесь все решает. Ты — приятный бонус, а не главная цель всей моей жизни, — зажал второй. — Можешь не спать со мной, одной свадьбы и игры на публику будет достаточно. И да, я много с кем спал, и, скорее всего, продолжу, — третий. — А вот ты нет, — четвертый. — Потому что попадешься еще случайно журналистам на глаза вместе со своим любовником — ну, вдруг у вас это семейное — а разбираться потом мне. И, наконец, последнее. Кажется, ты пыталась взять меня на слабо, но я тут отлично устроился и у нас еще вся ночь впереди, так что, раз ты позволяешь мне чувствовать себя как дома, а сама так комфортно улеглась на мои колени, — он снова опустил руку ей на шею, но в этот раз не сжимая, а легко массируя. — То мы оба остаемся здесь и не выйдем отсюда, пока я не услышу слова согласия.
Чувствуя, что это скорее всего не произойдет в ближайшие часы, Калеб поудобнее устроился на диване, при этом стараясь не потревожить Элизабет. Сейчас он наконец-то смог рассмотреть комнату подруги, которая прилично изменилась с тех времен, когда он был здесь в последний раз. Больше никакой детской беспечности, никаких цветастых стен, она даже как будто бы стала больше, а может была вообще другой и только из-за того, чтобы Калеб признавал некоторые вещи, что точно принадлежали Розье, комната и казалась ему знакомой.
Тишина давила на уши, но это было приятно. После эмоционального разговора, а особенно при таком, во время которого надо держать себя в руках, он любил полностью отдаться тишине, позволить ей окутать его и унести подальше от реального мира. Прямо как сейчас.

+1

8

Она сдержала данное самой себе слово. И молчала, несмотря ни на что. Лишь слушала, что он говорил, мысленно делая пометки у себя в голове. Так, на будущее. Все-таки несмотря на то, что они дружили в детстве, они уже довольно давно не были близки, а значит Лиз придется заново узнавать его. Как истинная райвенкловка Эли искренне верила, что не сила, а знание - вот ключ ко всему. Не обязательно махать битой и идти напролом, если ты знаешь человека, и можешь добиться своего, не применяя физической силы. Ведь у каждого есть свои тайные желания, страхи, болевые точки. Пока она не знала, как все будет развивать дальше, но понимала, что должна быть готова ко всему. Она не даст так просто сломать себе жизнь, лишь потому что кому-то так удобно. И уж точно не даст кому-то другому пострадать из-за этого.
Эли продолжала держать глаза закрытыми, во многом потому, что так было проще абстрагироваться от него и его слов. Как бы сильно Бёрк не изменился, в чем-то он остался прежним, и она угадала, решив, что он не собирается уходить, пока не получит желаемого. Она бы, конечно, предпочла другой сценарий. Там, где она все-таки выводит его из себя, и он громко хлопает дверью. Но, увы. Впрочем ему надо было отдать должное. Ему должно было стоить не малой выдержки держаться подальше от своих привычных методов убеждения. Эли почти физически ощущала, как он изо всех сил сдерживает своих демонов, так и рвущихся наружу. Долго он еще так сможет? Вопрос спорный, поэтому когда он снова кладет ладонь ей на шею, на какое-то мгновение внутри нее все замирает. Однако, оказывается, что этот урок он усвоил. И вместо твердой хватки,  девушка чувствует, как он легко массирует ей шею, явно не имея намерения причинить ей боль. Эли с детства была очень тактильной, поэтому подобный жест вовсе ее не смущает. Скорее наоборот возвращает куда-то в далекое прошлое. Туда, где их прикосновения друг к другу не имели целью оставить под собой синяки.

В комнате становится тихо. Воздух вокруг больше не электризуется от взглядов, и его не сотрясают громкие слова. Лежа у него на коленях, Эли впервые за сегодня ощущает себя спокойно. Настолько, что почти не замечает, как начинает проваливаться в глубокий сон. Осознание того, что она, может, и не главный приз, но точно - необходимое средство, дает ей возможность почувствовать себя в безопасности, даже после такой громкой ссоры.
Сновидение приходит внезапно.
Навеянное сегодняшним непростым днем, ее сознание отправляется туда, где все только начиналось.
Эли снится ее первый день в Хогвартсе, тот самый день, когда ее распределили на Райвенкло.

Розье хорошо помнила тот момент, когда распределяющая шляпа коснулась ее головы. Задумалась буквально на несколько секунд, а затем спросила «может Слизерин?». Вопрос был вполне логичным. Именно с этого факультета в этом году должны были выпуститься ее брат и сестра, туда уже был распределён и Бёрк и многие другие знакомые и друзья ее детства. Но как ни странно, Эли уже тогда как-то внутренне чувствовала, что это не ее путь и не ее факультет. Ей казалось, что для неё должна была быть совсем другая дорога. И она не ошиблась. Как только она отрицательно покачала головой, шляпа, не колеблясь не секунды, выкрикнула «Райвенкло». Первым, что бросилось ей в глаза, сразу после того как она взглянула на своих будущих сокурсников, уже распределённых на орлиный факультет, - рыжая макушка смутно знакомого мальчишки.
Гордо вздёрнув подбородок, Эли направилась к столу своего факультета, на пути поймав усмешку брата и вполне одобрительный кивок сёстры. Тайлер и Ви знали ее как никто другой, поэтому не сомневались, что она оказалась в нужном месте. Бёрк же, поймав ее взгляд, скорчил кислую мину.
За столом она села рядом с тем самым рыжим мальчиком, который совсем скоро станет ее лучшим другом. Это не было их первое настоящее знакомство, но именно этот день Эли любила вспоминать, когда кто-нибудь спрашивал их, как они подружились. Она плохо помнила его совсем ребёнком, хотя они, как и многие другие дети, носившие фамилии чистокровных семей, были знакомы задолго до школы. Но пересекались они мало, может потому что отец не сильно жаловал Гойлов, может потому, что, как бы иронично это не выглядело в сложившейся сейчас ситуации, тогда, Эли предпочитала общество Калеба, многим другим своим детским знакомым. Но в школе, все было не так, как за ее пределами, и Лиз почувствовала это в первый же день.
Одиннадцатилетняя Эли приветливо улыбнулась рыжему мальчику. Он улыбнулся ей в ответ.

Если бы сон-воспоминание продолжился, после праздничного ужина можно было бы увидеть, как Лиз и Калеб столкнулись в дверях Большого зала, откуда старосты должны были увести первокурсников в их гостиные.
- Через пару лет будем соперниками в квиддиче, - хохотнул мальчишка и улыбнулся той самой, ее любимой, улыбкой, от которой на его щеках появлялись ямочки.
- Начинай тренироваться уже сейчас, ведь обидно будет продуть девчонке - задиристо ответила Розье, - жаль, конечно, что тебя распределили на другой факультет. Ты без меня пропадешь.
- Только если ты без меня, - фыркнул Калеб, - вот увидишь, жизнь со мной окажется лучше, чем без меня.

Эли резко открывает глаза.

Сначала она даже не понимает, где находится, и ей требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя. Глаза никак не могут привыкнуть к навалившейся на комнату темноте. А когда, наконец, привыкают, становится понятно, что они, устроившие друг другу своеобразный бойкот, благополучно уснули и, судя по времени, проспали довольно долго. Больше того, за время сна, они успели поменять позу. Или же Бёрк просто не захотел спать сидя? Тогда спрашивается почему он не ушел на ее кровать, а остался рядом с ней, на диване. И теперь спал, одной рукой держа ее за талию, тем самым неосознанно прижимая ее к себе. Лиз уже думает разбудить его, но тут ее взгляд падает на лицо слизеринца. Во сне он выглядит настолько беззащитно, что Эли замирает на мгновение, неосознанно любуясь так хорошо знакомыми ей чертами лица. Эту идиллию нарушает тяжелый стон, вдруг сорвавшийся с его губ. Он хмурится, и от былой безмятежности не остается и следа. Теперь он выглядит скорее беспокойно, на лбу маленькими каплями начинает выступать пот. Все еще не открывая глаз, Калеб застонал снова. Уже громче, будто готовый вот-вот перейти на крик.
И все вдруг становится неважным. Все то, о чем они спорили взахлеб всего несколько часов назад. Сейчас, в ее глазах, он снова становится тем мальчиком из ее прошлого и ее снов, тем мальчиком, что был важен ей настолько, что иногда перехватывало дыхание. Мальчиком, которого так хотелось уберечь от всего дурного.
- Калеб, - имя срывается с ее губ чисто машинально, хотя она не называла его так уже очень и очень давно, - Калеб, проснись, слышишь, - прохладная ладонь касается его лица, ласковым жестом убирая волосы с его лба. Второй же ладонью, она касается его руки, чуть сжимая ее.
- Проснись. Все хорошо, ты в безопасности. Это просто дурной сон.
Она хорошо помнит, каково это, просыпаться от кошмара, и поэтому заранее знает, что обнимет его, как только он откроет глаза.

На, хочешь, бери – глазищи, как у борзой.
Сначала живешь с ней – кажется, свергли в ад.
Но как-то проснешься, нежностью в тыщу ватт
Застигнутый, как грозой.

http://sg.uploads.ru/2yuXO.gif http://s5.uploads.ru/BFm8j.gif
http://s5.uploads.ru/C4NrL.gif http://s5.uploads.ru/46IHN.gif

Отредактировано Elizabeth Rosier (2020-03-24 11:13:31)

+1

9

В книгах сказано, парасомния — редкое расстройства сна, которое в принципе не несет ничего ужасного, кроме страха, агрессии, тревоги, отчаяния и эмоционального срыва. Калеб считал, что парасомния — другой мир, альтернативный, изнаночный, где властвуют те, кто не поддается контролю.
Она затащила его мгновенно, изрезала убаюкивающую тишину на мелкие кусочки и встала на ее место, чтобы снова править кошмарным балом. Она была женщиной, тощей, облаченной в длинное черное платье, лохмотья которого свисали с ее иссохших плеч. Она не говорила, а шептала, заманивала за собой, протягивала тонкие фаланги к горлу. Это были не «просто сны», как говорил отец, не «подростковые фантазии», как утверждала мать, и с ними точно нельзя было бороться, как заверял целитель. Это существо было живое, осязаемое, даже после пробуждения, возвращения в реальный мир, где ей не было места, он чувствовал, что она где-то рядом, тянет свои когти. Эта женщина однажды явилась из ниоткуда и хваталась за Бёрка каждый раз, когда он забывал принять лекарство. И так он всю жизнь видел либо кошмары, либо подавлял сновидения микстурами.
Труднее всего было в детстве. Не видеть сны под действием зелий было сродни тому, когда остаешься без сладостей в рождественскую ночь. Со временем он привык, но не расслабился, хотя бы потому, что опасался, вдруг кто-нибудь узнает его слабость, воспользуется ею, втопчет его в землю. Для человека, позиционирующего себя бесстрашным, и, на самом деле, им являющимся, такой изъян был непозволительным, поэтому Калеб всеми силами пытался сначала избавиться от него, а потом скрыть от глаз всего мира. В итоге, помимо семьи, об этом знал один лишь только Шеймус, но даже с ним Бёрк не делился всеми подробностями.
Сегодня он не забыл выпить лекарство, он не выпил его намеренно, потому что не собирался засыпать в чужом доме, точно не днем и точно не в комнате Лиз. Но он не смог противиться происходящему, стоило только закрыть глаза и на секунду отключиться, как тело онемело, разум опустел. Это было похоже на сердечный приступ посреди дороги с односторонним движением — тебя вот-вот собьют, а ты не сможешь даже отбежать в сторону. Если же власть над телом все-таки удается вернуть, то ты просто бежишь и чувствуешь преследователя за своей спиной, оборачиваешься — никого нет, но все равно бежишь, потому что у тебя нет права на ошибку, времени на остановку, где бы она ни была сейчас, она точно догонит и сведет с ума.
В этот раз он не замешкался. Как только темнота ударила, словно молния, Бёрк побежал по дороге, не разбирая пути и понятия не имея, где он находится сейчас, и где он находился до этого. Последние события реальности стерлись, как чернила на пожелтевшей бумаги, сейчас существовали только он и она.
Это никогда не длилось долго. Либо она его поймает, либо его разбудит кто-то, уставший от стонов. Помня Бёрк об этом, он, быть может, не паниковал так сильно, но сейчас он был лишь безликим сосудом, играющим в кошки-мышки с неизмеримой силой.
Его пошатнуло, он словно схватился за что-то мягкое и упал вместе с грузом на землю, но боли не последовало, только мягкое покалывание коснулось лица. На секунду Калеб пришел в себя, вспомнил то, кем он является, отбросил назад все лишние чувства, поднялся на ноги и прошел навстречу женщине. Надменность парня ей не понравилась, она оказалась в нескольких сантиметрах от него за одно короткое мгновение, и сжала рукой его шею, словно натягивая тугой поводок.
— Калеб, проснись, слышишь.
В нос ударил сладкий запах, а лицо угодило в целый рассадник тех мягких колючек. Его тошнило, он часто дышал и наполовину был еще там, вместе с ней. Потребовалось несколько минут, чтобы понять, колючки — волосы, запах — духи. Он подскочил на диване, угодив прямо в объятия Элизабет, которая шептала что-то успокаивающее, поглаживая его по спине. Калеб выглядел, как испуганный котенок, дрожал, готов был расплакаться, и отгонял остатки ночного ужаса с каждым вздохом сильнее хватаясь за Розье, как за спасательный круг.
Они проспали не меньше пяти часов, ибо за окном уже стемнело. Фонари, стоявшие в саду, проникали в комнату, освещая маленькую ее часть, захватывая их диван и прикроватный столик. Их разговор казался теперь таким несущественным, словно состоялся несколько лет назад, а не сегодняшним утром. Ему нужно было лишь еще немного воздуха, тепла и этого сладкого запаха, чтобы прийти в себя. А когда это наконец случилось, он грубо оттолкнул от себя девушку, подскочил с дивана, подбежал к переключателю и щелкнул его. Комнату озарил яркий свет, помогающий Бёрку полностью отстраниться от сновидения и, наконец, коснуться шеи, на которой по-прежнему чувствовались ледяные пальцы. 
— Всё твоя чертова упертость, Розье. Почему нельзя было просто согласиться? - необходимость обвинить кого-то выглядела как защитная реакция. Ситуация вырисовывалась крайне хреновая, учитывая, что Бёрк пришел качать права, и, пока что, выходило вполне себе сносно, а сейчас он дал слабину, прижимался к ней, словно потерянный щенок, дрожал, не мог выговорить и слова. Лиз не поверит в то, что это был просто дурной сон, а если не сглупит, то обязательно этим воспользуется.
Ему понадобились еще несколько минут, чтобы набраться смелости и взглянуть в глаза девушки. Уже заранее ожидая увидеть в них торжество, Бёрк схватился за вторую бутылку пива, сделал пару глотков и громко поставил ее на стол, все же оборачиваясь к подруге. Не было ни торжества, ни заинтересованности, ни даже презрения. В глазах Лиз отражалось сочувствие и тревожность, что только больше разозлило Калеба, заставляя резко укоротить расстояние между ними.
—  Не надо меня жалеть.

+1

10

Он хватался за нее с таким отчаянием и силой, что совсем скоро на хрупких плечах точно выступят синяки. Но она совсем не  думает об этом, а если бы и поймала себя на мысли, то лишь на той, что она никогда ему об этом не скажет и тем более никогда не упрекнёт. Сейчас он вовсе не тот, кто пришёл к ней в комнату этим утром. Сейчас он просто напуганный мальчишка, который льнет к ней с такой доверчивостью, содрогается в ее руках с такой силой, что ей не остаётся ничего, кроме как крепко сжимать его в ответ, не переставая ласково гладить по спине и волосам. В надежде уберечь его от того, что гналось за ним там, по ту сторону сознания. 
- Калеб, все хорошо, все в порядке. Я здесь, с тобой, никто не сможет тронуть тебя.
Я никому тебя не отдам.
Шепчет, как заклинание, лёгким поцелуем касаясь виска. Так Ви делала в детстве, если младшей сестре снился кошмар.
Только она знает, что это не просто кошмар. Эли не зря мечтает стать колдомедиком и уже довольно давно занимается этой областью магии вплотную. Этим летом она даже проходила в Мунго подобие стажировки, организованной для неё с помощью старшей сестры. И может быть, если бы не тот опыт, она бы и не придала такого значения случившемуся. Конечно, она читала об этом в книгах и раньше, но ведь реальность обычно довольна далека даже от весьма точных медицинских справочников. Лиз уже видела подобное этим летом, а потому знает, что обычные кошмары не бывают такими. И даже если бывают, вероятность этого ничтожна мала. Потому что дело даже не в самих кошмарах, а в пробуждении, в том как тяжело отступают ночные страхи, как чувствует себя человек, который уже проснулся, но все ещё не может контролировать собственную дрожь, не может выговорить ни слова.
Это не просто кошмар, это ночной ужас, расстройство сна. Парасомния. Она была на девяносто процентов уверена в этом. Вот только никогда не знала, что Калеб страдает чем-то подобным. Впрочем, не удивительно. Он никогда бы сам не признался ни в чем таком. Поэтому ее даже не удивляет, когда он, очевидно, уже пришедший себя, грубо отталкивает ее, заставляя удариться спиной о спинку дивана.
Он зол на неё за то, что она стала свидетелем его слабости, и Эли может это понять. Она не может понять другого, почему, учитывая то, что произошло утром, и то, как он стал вести себя, едва ему стало лучше, не мешает ей ощущать всю естественность, правильность того, что именно она стала его стражником и маяком, ведущим его сквозь леденящий душу ночной кошмар. Будто это и есть ее место. Несмотря ни на что. 
- Всё твоя чертова упертость, Розье. Почему нельзя было просто согласиться?
Если бы ты не пришёл качать права, ничего бы тоже не случилось - думает она, но не говорит этого вслух. Она вообще ничего не говорит. Просто сидит и смотрит на него снизу вверх, прекрасно понимая, что все его резкие слова и движения - лишь защитная реакция. 
Он думает, что уступил ей, когда она узнала о его слабости. Тем более, когда поняла, что это не просто ночной кошмар, а нечто куда более серьезное. Но он бы удивился узнав, как это подействовало на неё на самом деле. Что теперь, она смотрит на него и не может найти в себе той злости, что билась в ней всего несколько часов назад. Хочет, но не может. Также как не может перестать видеть мальчика из ее детства, с ямочками на щеках и такой красивой улыбкой. Мальчика, который оказывается все ещё жив в нем. Под всей этой спесью, грубостью, жаждой власти и насилия. Ее мальчик. Он жив. Он нуждается в ней.
Она пропускает мимо ушей все его слова, не отдавая себе отчета в том, что это молчаливое, понимающееся спокойствие может раздражать ещё больше, чем если бы она ответила что-то в тон ему. Но Эли не видит смысла отвечать на его обвинения, а благодарности и не ждала вовсе. Она знает, что он просто пытается прийти в себя. И об этом говорят не только его слова, но и то, как резко он включил свет в комнате, как схватился за бутылку, делая несколько жадных глотков.
Вот только пиво тут мало чем поможет. Зато Эли знала, что может помочь. На каникулах, когда было нечем заняться, она бывало тренировалась в Зельеварении, делая разные зелья. В основном из любви к искусству, ну и чтобы совершенствовать навык, который вполне пригодится ей в будущем, когда она станет колдомедиком. Именно этим она и занималась вчера, когда отец позвал ее на разговор, после которого ей уже, конечно, было не до зелий. Однако, до этого момента она уже успела сварить несколько штук. И одно из них было как раз тем, что должно было помочь Бёрку успокоиться и окончательно прийти в себя. Успокоительное зелье лежало в столе, так что Эли встала и как ни в чем не бывало прошла мимо парня, который на своей последней фразе намерено сократил расстояние между ними, видимо ожидая очередной перепалки. 
Достав нужное зелье из ящика, Эли вернулась к Бёрку, все так же, без колебаний или страха, подойдя к нему почти вплотную.
- Это должно помочь, выпей, не глупи, - говорит Эли спокойно, протягивая ему небольшую склянку темно-синего цвета. Последняя ремарка была сделана намерено, потому что Розье прекрасно себе представляла, что он сделает вид, что вовсе не хочет принимать помощь из ее рук. 
- Калеб, выпей, или честное слово, я применю палочку. Спорим твоя скорость реакции сейчас похуже моей. Это обычное успокаивающее зелье, но оно поможет. Я знаю, что нужно делать при приступках парасомнии, поэтому просто сделай, как я прошу. Тебе станет лучше и сможешь продолжать грубить мне, - она не язвила, это скорее было похоже на разговор взрослого с капризным ребёнком. Все, что ей хотелось сейчас - это помочь. И видит Мерлин, она ему поможет, несмотря на все капризы, так свойственные мужчинам, не привыкшим признавать за собой хоть малейшую слабость.
- Я тебя не жалею, - наконец, спокойно отвечает Эли, внимательно следя за тем, как он выпивает содержимое склянки. Она смотрит ему в глаза прямо и открыто, ей нечего скрывать и нечего стыдиться. Да, она хочет позаботиться о нем, даже после всего того, что он ей наговорил. И если его это не устраивает, это только его проблемы. 
Эли делает ещё один шаг вперед, чтобы взять его за запястье и прощупать пульс, в ожидании, что после выпитого зелья, его сердечный ритм должен постепенно прийти в норму. Занятая своими наблюдениями, она не сразу замечает, что расстояние между ними снова насчитывает считанные сантиметры. Но теперь теперь это куда меньше походит на прежнее противостояние. А вновь наэлектризовавшийся воздух не отталкивает, а будто, напротив,  притягивает их друг к другу. И она ничего не может с этим поделать, даже ответить самой себе на вопрос, почему в ней по-прежнему нет страха, хотя сейчас ему не придётся даже протягивать руку, если он захочет снова схватить ее, если захочет причинить ей боль. Но, все, на чем она может сейчас концентрироваться - его глаза, находящиеся так близко от ее собственных.
Вот увидишь, жизнь со мной окажется лучше, чем без меня.
Голос одиннадцатилетнего Калеба настойчиво звучит у неё в голове, так отчётливо, что ей даже приходится слегка тряхнуть головой, отгоняя наваждение.
— Просто мне не плевать. Ты, наверное, уже отвык от такого, правда? 

Отредактировано Elizabeth Rosier (2020-03-26 23:59:33)

+1

11

Она была не единственной чистокровной девушкой на земле. Нашлась бы другая, более покорная, или чью упертость можно было разломать быстрее. И он знал, что Розье не такая девушка, знал, что одной беседой и угрозами дело не обойдется, но все равно пришел, остался, чувствовал себя самодовольно и уверенно, буквально ощущая, как победа мягко ложится в руки. И в итоге, весь этот план оказался апофеозом его неудач, которых было крайне мало, а дальше не должно было быть вообще. Труднее было признать, что в этом виноват только он сам, ведь даже если он продолжит обвинять во всем Элизабет, виноватой по-настоящему она не станет.
Ее забота была еще более унизительна, чем та дрожь, с которой он прижимался к ней всего пару минут назад. Он столько раз уже сдерживал себя за сегодня, что твердо решил схватить эту склянку и кинуть ее об стену, но размеренный голос Розье заставил вслушиваться в произносимые ею слова, и каким-то неизвестным чудом, немного успокоил бушующий гнев. Даже когда она произнесло его слабость, он не вздрогнул, как обычно, а, наоборот, поднял глаза, заинтересованно наблюдая за выражением ее лица. Он понятия не имел, что Лиз разбирается в чем-то подобном, не знал, что она довольно хороша в зельеварении, давно перестал спрашивать насчет ее будущего и уж точно не догадывался, что она заинтересована в колдомедицине. Когда дело дошло до брака, Калеб воспринимал это совсем по-другому, не задумываясь, что восприятие придется как-то перекраивать. Он вообще еще много чего не знал, плохо обдумал, в чем-то ошибся, и сейчас, когда у него появилась возможность все обсудить спокойно, как делают нормальные люди, он, как будто, действительно захотел это сделать, словно все слова, произнесенные утром, срывались не с его губ.
Он нуждался сейчас в микстуре, глупо было отрицать очевидное, идиотски было бы размазывать зелье по стенам. Его рука медленно и неуверенно взяла темно-синий флакон, открыла его и поднесла ко рту. Лекарства матери были неприятны на вкус, хотя он сидел на них достаточно давно, чтобы привыкнуть. Зелье Лиз было другим, в нем чувствовалась мята, ягода, и что-то немного горьковатое, но такое же приятное на вкус.
Склянку он отставил в сторону, кидая быстрый взгляд на окно. Сад потонул в снегу за то время, что они проспали. Теперь там все замерло, будто время остановилось везде, кроме комнаты Элизабет. Калебу не хотелось уходить домой, пробовать снова ложиться спать в комнате подруги хотелось еще меньше. Теперь она знала о его болезни, но это по-прежнему оставалось тайной. Бёрку не нужно было предупреждать ее о том, чтобы она молчала, она и так будет молчать. Другое дело, что он больше так не оступится, и даже если они проживут жизнью рука об руку, Лиз больше этого не увидит.
— Я тебя не жалею.
— Глупая, — почувствовав ее руку на своем запястье, он отвернулся от окна, наблюдая за ее действиями. В Розье не было никакой стратегической жилки. Она была такая правильная, добрая, понимающая, мягкосердечная, что не могла просто взять и воспользоваться чужой слабостью. Могла отстоять себя, но так, чтобы все было по совести, защитить слабого, потому что это справедливо, и позаботиться о давнем друге, который ведет себя как мудак, потому что так надо. — Какая же ты глупая.
Он понятия не имел, что она там делает с его запястьем, но эти прикосновения были приятны. А еще было приятно то, что она прикасается к нему по своей воле. Разумеется, сестра и мать целовали его в щеку при встрече, брат похлопывал по плечу, но все эти жесты были чисто символическими, сам Калеб считал их бессмысленными и никак на них не отвечал, да и едва ли кто-то из них делал это, исходя из искреннего желания. А вот она, кажется, делала. Бёрк мог ошибаться, но быстро сокращающееся расстояние между ними будто бы все говорило за себя. Он чувствовал ее дыхание на своих губах и не мог пошевелиться в страхе испортить этот момент, а дальше все произошло уже машинально, Калеб готов был поклясться, что практически не управлял собой, и это было чертовски приятно, потому что все, что он делал раньше было слишком проконтролировано им же самим. Каждый удар кулаком, чтобы было больнее, ногой, чтобы захрустело сильнее, а сейчас ничего, только он и она.
—  Отвык? — ухмылка на мгновение коснулась его губ. — Я не привыкал.
Происходящее казалось правильным, расстояние была настолько ничтожным, что кму было достаточно чуть-чуть наклонить голову, чтобы губы коснулись ее лица. Сначала щеки, потом уголка рта, а потом накрыли ее собственные. Это не было похоже ни на что, что происходило раньше. Он не делал это насильно, а даже если и делал, то был бы не против получить пощечину и больше не лезть к Лиз со своими поцелуями, пока она сама не захочет, но что-то подсказывало ему, что она хочет, и именно это чувство делало происходящее таким особенным. А когда он прервался, напоследок оставляя влажный след на ее шее, то подошел к выходу из комнаты, открывая замок на двери.
— Ты можешь не соглашаться. Можешь уехать. Делай, что хочешь. Но мама передала бутылку вина, я оставил его на кухне. Думаю, мы должны выпить.

+1

12

Ухмылка, на мгновение коснувшаяся его губ, отражение той самой, ее любимой улыбки из прошлого. Ещё немного и эта ухмылка оставит те самые ямочки на его щеках, а еще пару секунд спустя коснётся ее губ, заставляя забыть обо всем.
И не останется ничего.
Ни ссор, ни громких выкриков, ни противостояния взглядов, ни руки, сжимавшей ее шею с одним единственным желанием - подчинить. Сейчас он касался ее совсем по-другому. Аккуратно, почти невесомо, будто она была хрустальная, будто она была для него важна. И все это казалось таким правильным, уместным, почти долгожданным. Не поймите неправильно, тогда в детстве, она, конечно, не думала о нем в таком ключе. В пять, девять, одиннадцать лет мальчишки нужны вовсе не затем, чтобы с ними так целоваться. Но лишь сейчас, коснувшись его губ, она вдруг поняла, что та детская привязанность, симпатия, преданность - называйте, как хотите, - жива в ней так же, как жив в нем мальчик из ее прошлого. Спрятанные от посторонних глаз, и даже от глаз тому, кому они принадлежат. Все эти годы они жили в них, скрытые под семью замками, чтобы не дай Мерлин, никто не узнал, что прошлое живо, что оно ждёт, когда ослабнут цепи, чтобы хотя бы на мгновение вырваться в мир настоящего, чтобы сделать двух людей теми, кем они должны быть. Пусть только на это мгновение. Это совсем не важно, ведь вырвавшись однажды, гораздо сложнее будет сново закрыть на него глаза.
Конечно, в ней живо не только прошлое, но и отголоски защитных механизмов, так долго исправно выполнявших свою роль и лишь сегодня давших сбой. Поэтому где-то на задворках сознания, все же мелькает мысль, что она не должна позволять ему поступать так, не после всего, что было. Но чем дольше он касается ее губ, тем хуже она помнит, почему вообще злилась на него всего пару часов назад. И не свершившаяся пощечина так и застывает на кончиках ее пальцев, вместо того, чтобы его ударить, она лишь сильнее сжимает его запястье, чувствуя как под ее ладонью бьется его пульс.
За это недолго мгновение она так сильно ощущается незримую связь между ними, что когда он прерывает поцелуй и делает шаг назад, Эли вдруг чувствует себя удивительно одинокой. Будто, когда она разжала пальцы, от неё ускользнуло не только его запястье. Но что-то намного большее.
Ты и правда глупая, Эли.
Тем временем он идет к двери и открывает замок. Казалось бы что в этом такого, у неё был уже не один шанс сбежать, как минимум, когда она проснулась первой. Но Эли знает Калеба, и поэтому для неё этот жест значит намного больше, чем может показаться со стороны.
Мальчик, готовый ломать других, добиваясь желаемого, из прихоти или просто забавы ради, отпускает ее, даёт ей свободу. Даёт ей право выбора. И делает это по собственной воле. Она знала, что для него это не легко, и, почти наверняка, ново.
- Да, я тоже так думаю, -  кивает Эли, соглашаясь вместе пойти на кухню. И это тоже много значит, потому что еще совсем недавно она выбрала бы совершенно другой сценарий развития событий. Но что-то уже незримо изменилось, хотя они еще до конца и не отдавали себе в этом отчета.
- Пойдём, -  улыбается ему искренне, в первый раз за сегодня. В первый раз за долгие несколько лет. Она выходит из комнаты и увлекает его за собой, привычным и давно забытым жестом, беря его за руку.

+1


Вы здесь » HP Luminary » Story in the details » от судьбы, от жилья после тебя - зола, тусклые уголья


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно