Действующие лица: Кай, Дез.
Место действия:Мунго, квартира Забини.
Время действия: после сегодняшней ночью солнце не взойдет.
Описание: доверие всегда стоило слишком дорого. Непозволительно дорого. А ты похерил то, чего у тебя никогда не было.
Предупреждения: не закрывайте люм. пока не доиграем хд
сможем ли мы ровно держать парус?
Сообщений 1 страница 9 из 9
Поделиться12019-08-27 08:24:05
Поделиться22019-09-23 12:19:50
Это был один из тех редки моментов, когда в Мунго он бы только посетителем. Не пациентом, пострадавшим от собственной или чужой глупости, а замершим в пустом и холодном коридоре простым ожидателем чуда, которое, естественно, не предвидится. Руки - сомкнуты в замок, вся поза - безумное нервное напряжение в миллионы вольт. И если даже глубоко в душе Пташка хотелось малодушно вспорхнуть и исчезнуть, то это было бы слишком непросто, ибо ноги прилипли к полу, будто какой-то шутник обработал его чем-то вязким, как не успевший застыть асфальт.
Осень становилась невыносимой. В её длинные, как полуночные тени, дни происходило слишком много того, что нормальный человек хотел бы поскорее забыть - оторвать от сердца, выбросить на ветер, будто бы ненужный мусор, но Кай почему-то - и сам не зная, зачем - проделывал над собой этот лишенный здравого смысла акт насилия. Если бы мужчина мог помнить сказку о мальчике с таким же именем, как его, то естественно ничего бы не изменилось, и не было у него сердобольного некто. кто мог бы помочь - не из-за жесткосердечности, а из-за собственного бессмысленного молчания.
Он поднимал глаза на проходящих мимо колдомедиков, однако они проходили мимо, будто бы Стоун был всего лишь лишенным тела призраком: кто-то просто не поворачивался в сторону выжидающего аврора, а кто-то и вовсе отводил взгляд, словно стараясь избежать взаимодействия любой ценой. Ощущение того, что больше всего сейчас он похож на собаку в ожидании хозяина, было премерзким, но Кайсан откинул его прочь - это только волнение за друга, волнение за друга, волнение...
- Мистер Стоун?
Пташка мгновенно вскочил на ноги. Молодая колдомедик не была ему знакома даже внешне, но оно было понятно, ведь Пташка никогда (удивительно, но факт!) не попадал на четвертый этаж в отделение отравления растениями и зельями. Зато у Забини такой опыт теперь был.
Кайсан вежливо кивнул вместо приветствия, чего оказалось достаточно, и коротко спросил:
- Что удалось узнать?
Женщина вздохнула и покачала головой:
- Признаться, с таким мы еще не сталкивались. Какое-то побочное действие, реакция на состав, ошибка в рецепте... что угодно. Мы стараемся скорректировать последствия, но на это может понадобится куда больше времени, чем мы рассчитываем. Мне сказали, что у вас остался пузырёк?
- Остатки переданы на изучение. Я могу пройти к нему?
Колдомедик помялась, но после все же решила кивнуть, предупредив:
- Мистер Забини несколько не в настроении, но вы можете попробовать. Быть может вы сможете как-то приободрить его и настроить на позитивный лад.
Несколько не в настроении? Кривая усмешка сама собой всплыла на лице. Да он должно быть в бешенстве. Во всяком случае, именно этого Стоун и ожидал. Как и волны обвинений в его адрес, начиная от этого чертового задания, и заканчивая тем, что он, ублюдок, вообще посмело родиться на свет. В душе Пташка понадеялся, что в палатах предусмотрительно нет ничего тяжелого и способного убить... по крайней мере с одного удара.
- Благодарю. Сделаю все возможное.
Что сказали самому Дезмонду, что пообещали? Аврор был практически уверен, что коллегу уверили, что скоро все вернется на круги своя, но вряд ли они могли учесть то, что каждый из них давно перестал быть оптимистом и верить в банальное "все будет хорошо", потому что обычно после этой фразы никогда ничего "хорошо" не было. Так, формальная отписка для отвода глаз, не более того, уход от реальной проблемы и отсрочка для её решения. Эти попытки всегда только злили - звучит дёшево, настолько, что прям скулы сводит.
Вздохнув, Кай постучал костяшкой пальца по двери, ведущей в палату Забини, и, не дождавшись ответа, отворил её.
Только после этого он понял, что едва ли не в первые не знает, как начать разговор. Всё казалось настолько глупым, что единственное, что он смог выдохнуть, это модное "хей", получившееся каким-то слишком... подавленным и виноватым? Мать твою, не с этой ноты ему хотелось начать разговор.
Пташка практически крадучись подошел к чужой койке, но сесть в кресло, стоящее рядом, не решился - только слегка опёрся на подлокотник, постаравшись принять как можно более непринужденную и наименее раздражающую позу.
При взгляде на Дезмонд сердце протестующе ёкнуло, будто бы что-то помешало ему сохранить нужное спокойствие. Свет в палате был приглушен, и день давно уже перестал дрожать за окном, окончательно потеряв силы, обернувшись чахнущей тенью себя самого. Отблески прикроватного огонька мягко отражались на чертах чужого, будто застывшего лица, и Кай на мгновение ощутил, как холодок пробегается по его позвоночнику.
- Дезмонд, - голос Стоуна звучит негромко, но твёрдо. - Это не безвыходная ситуация.
Внутри - непоколебимая уверенность. За всю свою жизнь Кай ни разу не сдался. Даже тогда, когда судьба пыталась его нагнуть как можно жёстче. Отступать было бы слишком глупо - и пожалуй, это ощущение успеха любой ценой Пташка хотел бы передать Забини. Даже несмотря все его отношение, даже несмотря на самые мерзкие слова, сказанные друг другу - год назад, вчера, сегодня или произнесенные в будущем - были вещи, которые гораздо сильнее всех прочих обид.
- Колдомедики пока работают над этим. Понадобится некоторое время. Мы что-то придумаем. Обещаю.
В палате было тепло.
По металлическому карнизу снова застучал дождь - уже который раз за этот хренов день. Только ветер, кажется, был сильнее прежнего. Какое-то время оба будто бы прислушивались к монотонному перестуку капель, после чего Кайсан наконец добавил:
- Они разрешили тебе отправиться домой до завтрашнего дня.
Поделиться32019-09-25 10:12:52
Подобные разговоры душат. Словно подушкой. Они оба знают, что верить в чудо - непозволительная наивность. Нет поправки на волшебный мир. Он не лучше. Иногда даже хуже. Как и его дети. Злые, жестокие.
А Дезмонд уже наелся обещаниями. Ещё немного и его стошнит навязанным оптимизмом. У него отторжение. Потому что подобная херня неприемлема.
Он бы хотел верить, что ощущение этой пустоты временно. Потому что подобный исход равняется смерти. Но вот очередная улыбка смирительной рубашкой обнимает сознание.
Забини понимает суть проблемы. Они улыбаются, потому что это их работа. И это единственный аргумент против беспомощности.
Он шевелит пальцами. Они словно шарнирные. Искусственные. Полимерное сердце качает синтетику крови. Что-то забарахлило. И магия не искрится. Это временно. Дайте лом и отвертку.
- Не пойми меня неправильно, но заткнись.
До того, как быть произнесенной, эта фраза долго плелась ульем диких мыслей в голове. Сплошная какофония страха. Ничего не ясно. Как мглистое небо цвета стали над Лондоном.
Забини мог бы бесконечно долго злиться. Так он думал, но оказалось, что устал. Устал посвящать эту чёрную темноту одному лишь Стоуну. Словно на нем сошлись клином все его беды. И других виноватых без вины можно не искать. Если покопаться, как следует подумать, то во всем, конечно же, виноват Стоун. Он и сам это признает. По инерции. Деваться-то некуда. Правда выльется наружу, как зелья, которые он не переваривает. Да. Будет грязно, будет мерзко. Но это правда. Обычно она всегда так выглядит. И не поможет реставрация болезненного безразличия.
В Бристоле Стоун на бис выполняет этот хитрый приём. Где сначала разбивает вазу, а после собирает и склеивает осколки. Не идиот ли? Учитывая, что Забини вовсе не ваза. И ему надоело разбиваться и склеиваться.
Лёд подтаял, и Дез тонет. Но полужизнь все же лучше нежизни. Признать он этого не готов. По крайней мере Каю. И вслух.
Что это с ним? Что это с ними? Их истории обычно не делятся на два. Словно каждая из них не желает искать общий знаменатель. Их истории - это странствия в застекленном лабиринте, откуда нет выхода. Входа туда тоже нет. Войдёт лишь тот, кто уже был там.
И когда они порознь, то это даже не отдых, нет, - это эпизодическое зализывание ран. Эмоциональных и физических. Дезмонду кажется, что с него будто содрали кожу. И он нуждается в тепле. А пока что не чувствует холода. Лишь его отсутствие.
Сначала он думал, что не сможет смотреть на Кая. Но вот переводит взгляд. И да, вполне справляется с этим нехитрым приемом. Смотрит бледно, стыло. Как и всегда. Только на этот раз ещё и стеклянно. И сам он бледный, как привидение. Скулы приобрели мраморную пустоту. Забини выразительно, но лениво приподнимает брови. Где-то у Кайсана должна быть кнопка выкл. Или может ярлычок с инструкцией. Но вместо этого в чистых футболках они в который раз падают в грязь.
Зачем он пришёл? Ему правда хочется помочь, поддержать? Тут нечего держать. Забини ощущал себя бестелесным. А Кая - вараном. Да. Такая же хищная тварь. Сначала укусит и ползёт следом по кровавым ошмёткам вытекающей жизни. Ждёт, пока силы размажутся по дороге алым, чтобы сожрать.
Забини хотел бы сказать это. Но какой смысл говорить об очевидном?
Он ещё не успел побыть наедине с собой, чтобы осознать весь ужас случившегося. Его постоянно кто-то отвлекал, не позволяя шагнуть в пропасть размышлений. Сначала колдомедики. Теперь вот напарник. Или коллега. Какой из этих вариантов будет более отдаляющий? Более формальный и холодный? Сказать мистер Никто - это лукавство перед самим собой. Как рвать старые фотографии. Если сделаешь так, то признаешь, что они что-то да значили.
Своим присутствием Стоун невольно не даёт осознать Дезмонду, что выходит так, что теперь он чужое существо для этого мира. Изгнанное. И если бы Забини сожалел, то наверное бы считал, что это последствия всего того, что он совершил. Или это наказание для всей семьи. Наследник вдруг оказался сквибом. Занятное открытие спустя двадцать два года. Само слово сквиб - словно синоним чего-то мерзкого, чего-то сломанного и неправильного. Пятнистая зебра с пятью ногами и парой ртов.
Но Кайсан все ещё тут. Говорит, что ему, Дезмонду, позволено отправиться домой. Или в свою бетонную клетку. Забини уже не знает, где его дом. Он был хотел оказаться в палаццо, но ужас, подступающий к мыслям, прогонял желания. Амбивалентность грызла сознание.
Придётся возвращаться в Лондонскую квартиру. Ведь Забини был уверен, что не выдержит ещё одной ободряющей улыбки работников. Так улыбаются инвалидам в коляске. Дезмонд как-то видел подобную постановку человечности на улице. Жалость он не испытывал. И испытывать на себе тоже не хотел.
А домой хотел.
Точнее… хотел куда угодно отсюда.
Забини смотрел на Кая и понимал странную вещь. В очередной раз понимал, но никак не мог принять. Он столько раз доверял ему. Да, именно доверял. Именно это слово будет уместно. Потому что Стоун заслужил этого. Доказал, что на него можно положиться. Не без последствий, но такова специфика работы. И если подумать, то и сейчас Дезмонд мог довериться только ему. Только ему мог позволить знать об этом, потому что знал, Кай никак это не использует. В отличие от всех его так называемых друзей и знакомых. Все они - голодные пираньи. И капля крови дразнит первобытный аппетит. А у Забини не то, чтобы капля крови. А вырван целый кусок. И он захлебывается.
Он бы мог все это сказать. Сказать, что кровь уже в общем-то не имеет значение. И что все эти годы просто по инерции размазывают негатив по их чувствам. И что вполне себе они могли бы стать даже друзьями. Потому что имеет значение лишь то, что сейчас только Стоун может помочь. И это правда. Но вместо всего этого, он скажет иначе. Перефразирует. Как обычно это умеет.
- Ладно. Раз ты все равно уже знаешь, то помоги попасть домой.
Отредактировано Desmond Zabini (2019-09-29 18:38:26)
Поделиться42019-09-30 12:25:56
Стоун прикрыл глаза, будто сказанное Забини - команда, а он - служебный пес. Все слова, еще не сказанные, остаются при нем, но почему-то они кажутся просто пылью, потому что молчание как всегда золото. Тяжеловесная монета большого номинала. Не всякий умеет молчать мастерски, говоря безмолвием больше, чем самыми искренними словами. Дезмонд сейчас - тигр в клетке - мечется внутри себя из угла в угол, тихо рыча на прутья неволи, даже несмотря на маску спокойствия, за которую он привычно спрятался. Пташка просто чувствует это, душа тонкой настройки ловит чужую волну, точнее, словила её неприличное количество лет назад. Они не друзья, и даже перед тем, как назвать Кайсана коллегой, мужчина обязательно поморщится, будто кто-то кинул в него Берти Боттс со вкусом рвоты.
Несколько странно осознавать, но Пташка понимает, каково Забини сейчас. И разъедающее чувство того, что ему не на кого положиться, кроме как на столь нелюбимого им Стоуна, похоже на ощущение от 95 процентного раствора спирта, который вылили прямиком на открытую рану. Считать ли Дезмонд его своим врагом? Думает ли, что ему вопреки всем своим принципам приходится принимать помощь, хотя больше всего хочется удалить этого человека из своей жизни на протяжении стольких лет? Скорее всего это нехилый удар по гордости.
Какое определение могли бы дать им в каком-нибудь произведении, если история писалась о их жизни? Верные враги? Или банальный стокгольмский синдром? С последним Пташка никогда бы не согласился: он не был жертвой. Разве что своих собственных мыслей.
Пока что Забини, кажется, не сознал случившееся. Так часто случается: весь ужас волной накрывает потом, когда остаёшься наедине с собственной тенью. Но он не позволит этому случиться - аврору слишком хорошо было знакомо это ощущение. Колдомедики все же мастера с золотыми руками - заштопают, подлатают, поставят на идущие ноги. Кай охотно верил в это. Дело не будет афишироваться. Ни сейчас, пока светила волшебной науки ищут способ справиться с неизвестным им последствием приема странного состава, ни потом, ведь это может поставить репутацию Деза под угрозу. Стоун не сомневался ни на секунду, что у них получится хранить тайну до тех пор, пока всё не вернется на круги своя. В его голове не укладывался иной сценарий действительности. На кону не его собственная судьба, н это мало что меняло. Неразрывно связанные вещи, спутавшийся клубок. Нельзя просто так взять и перерезать нитки.
Кай склонил голову на бок, принимая чужое желание. Ему не сложно помолчать. Во всяком случае до того, как звуки, издаваемые им, не станут острой необходимостью. Мы не всегда знаем, что лучше - говорить либо закрыть рот и похоронить все звуки, подарив тишине право вето.
Когда-то - действительно, как быстро летит время - Стоун тоже оказался в подобной ситуации. Для таких, как Дезмонд, магия сравнима со способностью делать то, что делает живой человек: дышать, есть, пить, передвигаться, слышать и видеть. Что-то такое вот совершенно простое, обыденное, не дар, а то, что будто положено от природы. Для Кая магия всегда представлялось чем-то совершенно другим, абсолютно нереальным, вышедшим из сказки, ведь он рос за пределами волшебного мира, даже не представляя, что нечто подобное существовало на свете. Она не была неотъемлемой частью его жизни - дополнение, которое дало ему всё то, что есть сейчас, однако и без нее он обходился достаточно долго, не испытывая особых проблем - но относилось ли это к обычным вещам, которые даны людям? Конечно, нет. В этом крылась огромная пропасть между ними, но некоторые события прошлого одновременно их и сближали.
Когда Кайсану впервые вынесли приговор, который гласил "ты никогда не сможешь ходить", в его мире будто погасло солнце. Тогда он бы предпочел отдать всю свою магию в обмен на самые обычные, бегущие ноги, и сделал бы это без сожалений. Но для Дезмонда его способности были такими же ногами, как настоящий комплект конечностей и органы чувств. Можно ли жить без нее? Можно - как живут люди без ног, рук, слепые или потерявшие слух. Но сколько заявит, что это не жизнь? Сквиб практически синоним инвалида. Это тоже приговор, тяжелый камень на душе и будущем, настолько тяжелый, что Пташка не знает, согласился бы Забини наложить на себя это клеймо. Кажется, наложить руки куда проще.
Возможно, это было каким-то адекватным пояснением стремлению Кая помочь Дезу. Чувство вины в данном случае не значило ровным счетом ничего: на первый план выступал опыт борьбы с подобным случаем, который едва не разрушил его собственную жизнь. Но ведь он встал на ноги, смог пойти, а со временем и побежать - и нет ничего невозможного. И в этом случае тоже. Аврор был уверен в том, что ничего еще не кончено, особенно, если Дезмонд не падет духом. Он готов ко всему: крикам, брани, попытками причинить ему физический бред и даже слезам - в стремлении спасения он будет неумолим.
Кроме того, иногда слезы - отличное лекарство. А он милосердно закроет глаза на чужую слабость и позволит сильному побыть уязвимым под надежной защитой хранимой тайны.
Кажется, для этого нужны друзья. Или верные враги.
- Как тебе будет угодно.
Его квартира был слишком похож на маггловскую - аврор всегда это осознавал не без улыбки. Кай никогда не заморачивался с бытовой магией, и многое всё равно делалось по инерции без нее. Волшебство, конечно, штука полезная, однако порою было безумно приятно сделать что-то руками, отложив палочку и арсенал известных заклинаний в сторону - забросить в далекий ящик до того, как это не станет реально необходимым. Он - дитя другого мира, и этим, пожалуй, можно гордиться. Универсальный солдат.
Виго сразу же узнал Дезмонда, и даже встретил его как друга - волкодав-великан вилял хвостом и довольно улыбался так, как умеют только собаки. Пришлось отгонять его прочь, унимая столь рьяное желание пообщаться. Такая встреча слегка разбавила напряженную атмосферу, особенно когда уже на кухне пёс положил голову на колени к Забини, прямо выпрашивая у мужчины ласку - такой большущий и теплый, как медведь, он излучал спокойствие и доброжелательность, невольно располагая к себе.
Никто не будет искать здесь Дезмонда. Слишком очевидно было то, что с Кайсаном у них были не самые лучшие отношения для того, чтобы мужчина неожиданно решил зависнуть у коллеги и испить чашечку чая. На то был и расчёт. На самом деле идея Стоуна была куда более прагматичной: минимум магии - минимум стресса. Пока лучше так. Пока лучше так.
Чайник тихо шумел. Кай хорошо помнил, какой чай в прошлый раз оценил Забини, а потому по кухне витал именно его приятный, несколько терпкий запах. Они все еще молчали, однако это молчание было естественным. Так иногда происходит темными вечерами, когда зажигаются фонари. Если что-то станет известно, его сова принесет вести. Конечно же, каждый из них надеялся, что они прибудут как можно скорее.
Как странно, что они знают друг о друге до безумия много, но практически ничего. Много - со времен Хогвартса, в то время, когда они были детьми, а сейчас - случайные факты, обрывки новостей и собственных наблюдений. Возможно, это было самое время для того, чтобы просто отвлечься обсуждением чего-то знакомого им обоим.
Обсуждением, пока они оба заняты ожиданием. И не только. Разливая ароматный черный чай по кружкам, Пташка думал. Думал и анализировал. Какие-то вещи казались очень назойливыми, но были не сформированы в нормальную идею. Мозг Рейвенкло запустил механизм, но ему все еще нужно было время. Как насчет углубиться в детские воспоминания? Многие из них действительно были весьма забавными для воспоминаний.
- Да-да, я знаю, я был не убедителен, однако же сложно, знаешь ли, было изобразить Беатрикс. Вообще-то, не я в тот момент по ней сох, да и все было не так плохо. Ты потом долго использовал "бесполезное животное" в обиходе, между прочим. Расскажи что-нибудь из своего детства? Баш на баш. У тебя точно появится еще не одно прозвище для меня после того, как я расскажу что-нибудь из своего арсенала.
Поделиться52019-10-11 15:24:46
Отправиться домой. Так сказал Кай. И это разрешили колдомедики. Дезмонд не хотел засорять сознание токсином философских рассуждений, но сейчас он был согласен на любой маневр, чтобы сбежать от правды. Пока она не стала руминацией.
Так что есть дом в своей сущности?
Дом - это не конструкция из синтетики урбана. Дом - это не горсть дверей, лестниц и окон. Дом - не набор комнат. И даже не перечень бабушкиного сервиза. Дом - это не стул, не полотенце, не зеркало. Дом - (о ужас!) это не люди, населяющие его. Дом - это не воспоминания. Не память. Теперь Дезмонду казалось, что он осведомлен обо всех "не" этого вопроса, но подобные махинации не приводили его к ответу на главный вопрос. И пусть он знал, чем дом не является,но никак не мог понять, что он все-таки есть.
А Кай, видимо, знал. Раз привел домой.
Тогда, со смиренным принятием встречая приветливость пса, Дезмонд понимал, что такое дом. Это были не банальная любовь, обрученная с комфортом. Нет. Дом - место, где можно скрыться от мира, от тысячи разноцветных глаз, смотрящих на мир до тебя и смотрящих после. Дом - это защитные покровы. Вакуумный хитин покоя. Ничто тебя не коснется. Никто тебя не увидит.
И пусть понятия меняются, как желания, но сейчас Дезмонд находил дом в забвении. Теперь его мир стал меньше. И содержимое заполнило комнаты Стоуна. Приятная теснота.
Забини поднял взгляд к часам, впервые в жизни не из желания узнать который час. Теперь это не имело значение. Мало что имело на самом деле. Что все эти часы, минуты, улыбки и злость в сравнении с локальной смертью, которая неожиданно произошла с ним? Смертью, которой он стал очевидцем, свидетелем. Он сможет прийти на похороны. Его должно быть пригласят, закопать собственное будущее. Каждый кинет горсть черной земли. Просто потому что традиции. И эта могильная пыль, как тост за упокой. А он свалит целую кучу земли. Придавив загробной тоской. Или пустотой. После смерти остается разве, что она.
Он никогда не думал, можно ли быть мертвым при жизни. Вот, пожалуй, можно. Отсутствие магии трупным ядом расползалось по мыслям.
Забини опустил взгляд в чашку. Магловскую. Там чернел чай. И его запах методом локусов вытягивал из сознания, словно из омута памяти, фрагменты прошедшего. Странное было утро. Оно заваривалось витиевато, раскрывая послевкусие изумления. Сначала поцелуи пса, а после - обнаженный Стоун. Достаточно сомнительное пробуждение, и Дезмонд до сих пор считал это наваждением. Если бы не фамильные часы. Они были самым реальными в тот день. Отрезвляющие после пьяной ночи. Это был, пожалуй, дебют его искренней благодарности грязнокровке. Ранее их не за что было благодарить. Но Кая Дезмонд невольно посчитал исключением. Всего лишь на один раз. Скидка за жертвенность. Забини не спрашивал, чего ему это стоило. Стоун все равно ничего не принимал взамен. Это бессознательно превращало Деза в должника. Иногда он ощущал неясное тяготение. Иногда забывал. Сейчас вот снова вспомнил. И посчитал, что они квиты. Однажды Кай вернул очень дорогой для него символ, а сегодня Дезмонд не убил его за фатальную невнимательность. Это не иначе, как милосердие. Подобное не свойственно ему. Долги тоже. Как ранее он считал. Признаться в ошибке? Ооо.. нет. Никогда. Списаться на заблуждение? Ммм... сносно.
Взглянув поверх кружки, он молча проглотил чай. Слушал, замечая, что и правда слушает. Все, что угодно. Кого угодно. Лишь бы не свои мысли. Слушали и думал. А что это было? Что происходило с ними на пятом курсе. Что за отчаянный план. Сейчас Забини понимал, что это была амбициозная глупость. Но тогда он не знал Стоуна так хорошо. Сейчас он понимает, что с ним не получится сыграть в игру, в которую он много лет играет с остальными людьми. Дезу не нравилось это чувство абсолютности в Кае. Но приходилось мириться. У него было какое-то железное убеждение. Но оно не поддавалось коррозии. Что это за убеждения? И кто его убедил? Загадка.
Может и Дезмонд не тот, кем себя считает. Кем его считают. Возможно, однажды он проснется другим человеком и поймет, что был им всегда. Просто не знал.
- Сох?.. - Дезмонд потер лицо, пытаясь соскоблить улыбку, которая заразой вцепилась в губы. - Это не важно. Я бы все равно ее не смог изобразить. Мне не идут юбки, - он прикрыл глаза, посмеявшись. Устало и тихо. А после замолчал, взглянув на Стоуна со стылым раздражением. Очень мило со стороны Пташки чем-то занимать его, но Забини это было не нужно. Он мог послушать. Это терпимо. И даже забавно, но отвечать взаимностью на одностороннюю искренность - нет. Дезмонд не будет играть в этот пинпонг трогательных историй. Какая-то глупая пародия на прием у психолога. У Деза были проблемы, но магию не вернешь ностальгией.
- Я и так смогу придумать достаточно, - угрюмо процедил Забини, отпивая чай. - Слушай, - он откинулся на спинку стула, открыто взглянув, - мне все это не нужно. Я не хочу говорить с тобой. Я даже не хочу здесь быть. Единственное, чего я хочу, - он с шумом поставил кружку на стол, приподнимая брови в болезненном осознании, - ты забрал у меня. Конечно же, неумышленно, - улыбка исказила лицо. Театральная. - И ты всегда это делаешь. Всегда нечаянно. Тебе не кажется, что, - Забини хищно облизнулся, - оправдание устарело? Придумай уже что-нибудь лучше...
Дезмонд ощутил, как голос сходит на нет. Ощутил это, когда удивился собственной откровенности. Она раздражением выползла на ружу, одетая словами. Как старая обида. Было неловко перед собой за свою нездоровую болтливость.
Но он не будет страдать от напряжения. В вакууме не бывает напряжения.
Поделиться62020-02-08 21:57:13
Он смотрел на Забини долго. Молча. Негромко тикали часы. Тик-так. Тонкой стрелкой по нервам - туда-назад, отсчитывая мгновения повисшего напряжения.
Кто-то сказал бы: невыносимо. Но Стоун всегда был стойким оловянным солдатиком. Чаще не потому что, а вопреки. Было что-то такое в его характере безмерно раздражающее - нездоровое желание жить. И страдать. Обязательно страдать. Во всяком случае подобную характеристику он давал себе сам всякий раз, анализируя свое недолгое, но крайне бурное существование.
Никакого смысла. Очередной скомканный лист с россыпью пустых букв, какие-то пометки, дежурные фразы. Впрочем, их роли настолько уже заучены, что любое произнесенное слово кажется ненатуральным - чистой воды имитация. В определенный момент все становятся тенью себя самих. Что-то внутри умирает, мучимое разочарованиями и не исполненным предназначением. Если оно, конечно, вообще есть.
Важное и неважное.
Живое и мертвое.
Хочется верить, что где-то есть параллельная вселенная. Там, ну другой стороне холма, трава зеленая и почти не бывает проливных дождей. Жизнь сплошной хэппи энд и каждый получает по заслугам. Скукотища смертная. Правда, от такого развития событий слишком уж трудно отказаться. Из чистого эгоизма хотя бы. О здравом уме и твердой памяти здесь речи не идет.
И там, в этом параллельном, мать его, мире, у них все хорошо. Хотя нет никаких "них" и "мы" в принципе - вселенная-то не дура, и даже не самурай, чтобы совершать настолько нелепое ритуальное самоубийство.
Взрывоопасно. И неизвестно, с какой стороны прилетит сильнее.
Кто-то однажды сказал глупость, что противоположности притягиваются. Бред. Их взаимодействие гораздо драматичнее, если их минуло счастье никогда не встретиться. Вот только им не повезло. Забини в двойном размере - он сорвал джекпот. Но ему всегда везет. Только в данном случае в обратную сторону. Уж Кайсан готов это подтвердить.
Естественно, Дезмонду не нужны были слова. Чужие. Своими он весьма умело пользовался. Давил, размазывал, высмеивал - в общем, всеми силами творил дела. Добро и зло уже так сильно смешалось, что в оценке можно и ошибиться. А в объективности своих суждений давно пора было усомниться.
Ни одно знание не помогало. Понимание - тем более. Дезмонд сказал бы, что болезнь прогрессирует. Стоун бы шутя прокомментировал бы это как "слабоумие". В теории они могли бы даже посмеяться над несмешной шуткой. Но никто из них никто не будет этого делать.
В общем-то Пташка не искал благодарности. Особенно неискренней. Лимит уже был исчерпан. И даже она не принесла облегчение. Эффект плацебо, более ничего. Мозгом Кайсан это понимал. На этом всё хорошее резко заканчивалось.
Дезмонд мог спустить на него всех собак. Винить во всех смертных грехах. И бессмертные приплести. У него вообще это потрясающе получается. Талант. Ему бы подошла профессия прокурора. И костюм. В отношении этой мысли он не упоминает слово "справедливость". Она вообще скончалась в муках еще тогда, когда человечество осмелилось зародиться. Скорее всего неестественной смертью.
Кайсан всегда многое прощал ему. Забини, естественно, было абсолютно наплевать. В гробу он это все видел. И, судя по характеру и остроте высказываний, совершенно напрочь был бы увидеть в гробу и Стоуна. Не хотелось его расстраивать статистикой о средней продолжительности жизни волшебников. Для сохранения здоровья нервной системы в первую очередь. Сейчас она была под угрозой.
"Забрал".
Улыбка похожа на искривленный болью оскал. Пташка знает эту боль. Он чувствует её вместе с Дезмондом, пускай тот и никогда бы не поверил в это. Многое нельзя понять, не испробовав на себе. Фото - лишь картинка, слова - череда унылых звуков, эхо в репной коробке и назойливый писк. В них нет нужной магической силы. Как и во времени. Оно не волшебник. Оно просто вечное - для него ничто не срок.
или?
Кай склоняет голову на бок. Это движение очень медленное, и в нем есть какая-то затаённая угроза.
Собственные воспоминания хорошо укладываются в голове. Как числовой ряд в итоге образуется в единое целое. Нули после запятой. Комбинация.
Это решение было гениально в своей простоте. Впрочем, Кайсан часто действовал по принципу «пан либо пропал». Не в его правилах было руководствоваться успокаивающей мыслью, которая гласила, что бездействие лучше действия. Бездействие лишь муляж. Где-то там, внутри, крутятся шестеренки и составляются великие планы.
Когда-нибудь он получит Оскар. Жаль, правда, что в магическом мире его аналога не существует. Но не беда. Всегда можно напечатать на бумаге и гордо повесить стеночку у входной двери. В конце концов грязная кровь даёт определённые преимущества. Даже если пытаешься их отрицать.
Слова Забини улетают в пространство. Выброшенные, будто никем не услышанные, полные досады, окутанные тонким слоем бессилия. Лучшая защита это нападение, но Дезмонду не от кого защищаться, потому его грандиозный план рушится, будто плохо сложенный карточный домик. Еще одно фиаско.
Пташка усмехается, и эта улыбка странно смотрится на его лице: будто это кто-то другой, не он. Чужая, холодная, полная беспристрастности и в то же время насмешки. Такая же, как и взгляд.
Внезапно перед ним не тот вечно доброжелательный и всем-и-вся-помогающий-кай.
Что-то другое. Злое. Безразличное.
Ядовитое, как гюрза. Доппельгангер.
- О, какая трагедия, - Кайсан складывает руки на груди, и от этого его поза кажется пренебрежительной. - Такая милая шутка судьбы, правда?
Голос ровный, глаза в глаза. Он знает, что говорит. И не один мускул не дрогнет на его лице. Не покажет и признака лжи. Всего лишь другая сторона правды. Кто видел, какой стороной упала монетка?
- Стать тем, кого ты так всегда терпеть не мог. Презирал. Упасть до их уровня. Что скажет твой ненаглядный папочка? Уверен, он будет в полнейшем восторге, узнав, что его сын не просто опозорен, - Стоун щурится, становясь похожим на довольного кота. Только что не урчит. Будто действительно получает удовольствие от того, что говорит. - Он стал никем. Пустышкой.
"Давай, Дезмонд. Злись".
Их первые выплески происходят спонтанно. От мелкой искры, которая рождает пожар магии внутри каждого волшебника. И кажется, Забини выпал уникальный случай испробовать это на себе во второй раз.
Радость. Боль. Горе. Ярость.
Палитра эмоций, которую Дезмонд всегда пытался сделать безликой и серой. Держать себя в руках, не давать волю чувствам, с каменным выражением лица принимать любую действительность. Но не сегодня. Ты уж прости.
- Что же дальше? Спишут, как негодный материал? Запрут в комнате, как прокаженного, скрывая от всего мира, и объявят мертвым? Я могу придумать еще несколько сценариев для твоего дальнейшего существования. И даже подкинуть твоему отцу на рассмотрение. Уверен, ему понравится, - Пташка усмехается, рассматривая сидящего за столом мужчину будто бы оценивающе. Как рассматривают дичь, которая вскоре останется без шкурки. - Дезмонд, Дезмонд. Так красиво жить, чтобы остаться ни с чем.
Играть свои роли нужно до конца.
- Жалким. Бесполезным. Сквибом.
Поделиться72020-03-13 01:29:48
Они должны быть вместе. Но быть не должны.
Дезмонд поднимает взгляд к Каю. Видит всего лишь предмет декора его собственной жизни, который когда-то купил, а теперь из-за парадоксальной сентиментальности никак не может выкинуть. Прячет в кладовую, закидывает в подвал, задвигает в самый дальний угол. Кай пылится. Кай ржавеет, трескает, покрывается коррозией жизни. А после вновь оказывается перед ним. И Дезмонд с озадаченной ностальгией вынужден смириться с неспособностью оставить прошлое в прошлом. А потому принимает присутствие Стоуна. Потому что его кровь все еще осталась на пальцах. И ее никак не смыть. Вот и Кайсан никак не смывается. Въелся. И ничем его не выведешь.
Забини в ступоре смотрит. Будто у него катаническая шизофрения и говорить с ним можно отныне лишь шепотом. Он смотрит и пытается пройти взглядом насквозь. Как рентгеном или ножом. Чтобы понять, что же такое у Кая внутри, что заставляет его быть здесь? Все еще рядом. Что это за болезненная неспособность оставаться в стороне от чужой боли?
Какая трагедия.
Кай прав. Но скоро все это дойдет до точки невозврата. И совершенно точно обратится в комедию. Потому что будет смешно от боли. Ведь плакать уже нет сил. Страдать тоже. Будешь смеяться. До слепоты, до хрипа.
И пока Кай складывает руки на груди, Дезмонд все пытается достичь доплеровского предела души.
Милая шутка.
А вот тут нет. Милая шутка - это твое рождение. Каждая твоя неудача. Каждый шрам на твоем теле. И надпись под ключицей. Твоя ласточка, милая Пташка. Ты выпал из гнезда. Или оно выплюнуло тебя. Повис на пуповине реальности задыхающимся эмбрионом. Почему ты еще дергаешься? Твои ногти синеют от удушья. Почему судьба так мило шутит над тобой, убаюкивая траутрной колыбелью. Ты спишь в загробном мире, укрываясь могильной землей. Но все еще дышишь. Все еще не спишь. Почему, Пташка? Может тебе помочь? Вколоть сто грамм морфина. У нас будет пятнадцать минут эйфории перед бездонной темнотой. Ты, наверное, поблагодаришь меня. Ведь я сделаю то, на что никто не был способен. Ведь люди скупы на милосердие. Приковали тебя к земле. Когда ты все рвешься в высь. Я отпущу тебя, Кай, если ты обещаешь мне сдохнуть. Навсегда. А то ты любишь обманывать и появляться вновь. Как сейчас.
Почему ты еще жив? Что ты здесь делаешь?
Если тебя вдруг волнует твоя жизнь. И волнует, кто ее портит. Загляни в зеркало. Там на тебя уставится бесполезное беспозвоночное. Можешь ему врезать. Ты нашел виновника. Не надо ломать мне нос. Не я сломал твою жизнь. Не я сломал твою мать. Все это сделал ты. Ты сломал себе ногу. Ты сломал того единственного человека, кто мог любить тебя. Ты сломал зеркало. Я помню, его не было в твоей ванне. Не обманывай никого. Разве, что собственное отражение. Там все зазеркально и патологически лживо.
Правда?
Правда, Кай, правда. Так все и будет, пока ты ступаешь по слезам и крови. Пока судьба шутит с нами милые шутки трагедии. Пока твои руки простерты в пустое пространство моего сердца. К сердцу, до которого нельзя дотянуться. Тогда ты рвешь на себе волосы, стараясь понять и схватить то, чего нельзя ни понять, ни схватить. Ты мог бы стать зверем. Взбеситься и рвать, терзать все, что стоит у тебя на пути. Но так делаю я. Я - чудовище, грызущее ваши кишки, я вижу что другого пути для нас нет.
И ты, как исключительный человек, принадлежащий расе неудачников, должен стоять на возвышении и вырвать собственные внутренности. Для тебя естественно этот триумф саморазрушения. Такова твоя природа. И все, что не вызывает подобного потрясения, не отталкивает с такой силой, не выглядит столь безумно, не пьянит так и не заражает, - это все не жизнь для тебя. Это - подделка. Не бывает жизнь безмятежной. Не бывает сладкой. Она бывает лишь человечной. Вот ты и примеряешь жизнь и безжизненность. Застреваешь в обнаженной бессмыслице.
Дезмонд вздыхает, пропуская обреченность сквозь себя. Если упасть и не подниматься - лучше не станет. Ему нужно подняться. Он понимает это, но никак не найдет мотивации. Ему словно плевать будет ли плохо, будет ли хорошо. Что это за черно-белые понятия? Смешно. Он не шизофреник. Максимум - психопат.
Кай всегда будет рядом. Потому что мир тесен. Потому все дороги вселенной ведут к великому аттрактору в Наугольнике. И если вдруг они позволят себе такую дерзость, как поверить в том, что их пути навсегда обратились в параллели, то мир с удовольствием доведет их до каталепсии грубого перпендикуляра. И вот они снова столкнутся. Даже не как волна и камень. Нет. Как галактики, в которых скопление звездной боли и гравитационного притяжения на уровне ДНК.
Дезмонд изучающе смотрит. Ему все еще тяжело поверить, что слизняк оказался в ракушке.
Что, малыш, теперь ты у нас улитка? Спрятался в домике слов?
Сказал бы это кто другой. При других обстоятельствах. Но это был Кай и сказал он именно сейчас.
Хренов ублюдок от чего-то задевает струны его души. Этот фундамент, пошатнувшийся еще на их импровизированным крахе в порту Бристоль. Ха-ха,.. стойте, пошатнулась ли? О нет. Она рассыпалась, превратилась в пыль. И Дезмонд ей подавился. Эмоциональная беззащитность. Почему бы Кайсану не оставить его в покое? Дезмонд слушает его и не успевает провалиться в безысходность, к которой ведет его дорога без магии. Он отвлекает его от самобичевания. Это бесит. Он заставляет злиться.
Пустышкой.
И Дезмонд морщится, меняясь в лице. Неужели Стоун думает, раз Забини без магии, не сможет содрать ему кожу с лица? От такого безумия он даже теряется по началу. Просто позволяет отравлять себя.
Но что за лицемерие? Что за гнусное двуличие? Будь Дезмонд не так подавлен, заметил бы идиотские опечатки. Каю прекрасно подошел костюм законченной мрази, но это не он. Ровно как Забини не аврор, а агент Альянса. И сколько бы они не принимали участие в этой античной драме, всем все известно, роли расписаны. И Кай не тот, за кого выдает себя. И Дезмонд не тот, за кого его хочет выдать Кайсан.
Но это принцип. Это привычка и трюизм. Ненавидеть Стойна просто за то, что им приходиться дышать одним воздухом. В душной тишине Дезмонд способен услышать ток его крови. Его навязчивую жизнь... Им слишком тесно. Всегда было тесно. В одной школе, в одном министерстве. А теперь и здесь. В этой милой комнате. В этой милой шутке судьбы, где они застряли, где к их лицам прилипли странные маски. Где на сердце Дезмонда налипала ярость. Как токсин. Он не удостоил себя вопросом, зачем Кайсан все это делает. Забини вообще мало когда волновало что-то о Стоуне. Его не заботило его прошлое, его переживания, его жизнь. Единственное, что в Стоуне заботило, так это его смерть. Единственное, что хотел знать Дез, когда ему предоставить возможность освободить Кая от бремени жизни. Ведь он как пташка со сломанным крылом. Валяется в пыли, бьется в грязи, истошно кричит о помощи. Но врачи беспомощны перед костлявой смертью. Но никто так и не решается свернуть эту хрупкую шейку.
Дезмонд сжал кружку с чаем. Охренеть. Не задумывается и бросает в сторону. Потому что хоть что-то должно разбиться вдребезги. Как Забини сегодня. Дыхание перехватывает. И в груди кипит злоба. Настолько сильная, что в солнечном сплетении холодает, будто разлили жидкий азот. Словно там девятый круг ада Данте. Это неистовая злоба перед правдой. Которую Дезмонд принял. Кай прав. Тысячу раз прав. Но никто не разрешал ему говорить. Лучше бы ему заткнуться. Но ровно как Забини останется мудаком, так и Кай упертым идиотом. Он будет делать все, что захочет. Будет идти наперекор всему. Даже против мира, если решит, что этот гребанный мир несправедлив. И сколько бы ты не умолял, не угрожал... Кай беспристрастно останется при своем мнении. У него не железная воля. Это вольфрам, господа. И его не расплавить.
- Ты можешь наконец заткнуться?! - к чему держать лицо и имидж? Теперь все кажется каким-то незначительным. Настолько, будто можно все, что угодно. Даже дышать в открытом космосе. - Я никак не найду в твоем идиотизме харизму... - Дезмонд посмеялся. Но прозвучало это шелестом, скрипом замочной скважины. Будто голодные чудовища приоткрыли дверцу. Оглянулись. Увидели Кайсана и жадно облизнулись. - Единственный, кто всегда был жалким и бесполезным - это ты, мерзкая грязнокровка! - Забини поднялся из-за стола. И если бы у него была возможность, он бы разорвал этот стол в щепки. И каждой бы проткнул сердце Стоуна. Сейчас он сожалел, что тогда в Мунго не дотянулся рукой до его сердца, чтобы раздавить, как пташку. Тогда он лишь испачкал руки. Нужно уметь доводить дела до конца, глупый Дез.
- И знаешь, я даже не буду "подкидывать сценарий для твоего дальнейшего существования", - Забини скривился, пожав плечами, - потому что ты сам его себе подкинул. Существование - единственное, что тебе знакомо. У тебя хоть раз в жизни была цель? А то ты какая-то хренова подстилка. Ой, или это такая милая шутка? Трагичная судьба может? - Забини схватил Кая за ворот, грубо дернув на себя. - Ты только и можешь, что разрушать все. Всегда. Убил свою дорогую мамашу. Может и отца тоже? Я вот честно никак не могу припомнить, был ли он у тебя вообще? Или может ты из пробирки неудачника?
Он понимает, что все его слова - пустая злоба. Злоба непрощенная и неупокоенная. Монумент. Эпитафия. И Кай всего этого не заслужил.
Но гнев распаляется, обжигая даже кончики пальцев. Если бы Дезмонд только мог. Он бы выжиг на его коже сотни оскорблений. Покрыл бы все его тело шрамами. Чтобы оставить одну сплошную рану. Незаживающую, воспаленную. Как душа Кай. Как его взгляд. Выжиг бы назойливое "грязнокровка" прямо на его всепрощающем сердце. Выжиг бы ему язык. Выжег бы глаза. Чтобы он не говорил больше, чтобы не смотрел так.
От жара воздух задрожал. Будто поднимался от знойного асфальта.
- А знаешь. Мне плевать. Я просто возьму и наконец-то убью тебя. И никто о тебе даже не вспомнит. Спишут на несчастный случай, - Забини толкнул Стоуна к стене, сам шагнув за ним, не замечая посыпавшихся искр, - потому что ты даже не бесполезное животное, а насекомое! - рявкнул Дезмонд, с силой ударяя в солнечное сплетение. И импульс заставляет его пропустить удар сердца, хватая ртом воздух.
Пламя вспыхнуло. И Забини в оцепенении опустил взгляд к руке, сжав и разжав пальцы.
Поделиться82020-07-07 11:45:14
Кажется, два трещину вечная мерзлота. Катаклизм близок.
Впрочем, человечество так давно само себя пытается уничтожить, что это не удивительно. Видно, в деструкции есть какой-то свой необъяснимый шарм, иначе сложно представить, зачем стоит тратить свое время на дерьмо. Или то, что ты им считаешь.
Забини держался молодцом. Но ровно до определенного момента. В конце концов они знают друг друга уже чертов десяток лет - достаточно для того, чтобы научиться разгадывать ребусы за рекордное время. Жаль, это никогда не фиксировал Гиннесс. Можно было бы претендовать на первенство. Единичное на определённые точки действеннее множества ударов. Правильно подобранные негромкие слова опаснее любого крика. Случается, что враг - или тот, кого им считать - лучше любого друга. Но это всё скучная лирика.
Рука сжимает чашку. Ситуация доводится до точки кипения.
Кайсан готов практически к любому повороту событий. Также он почти уверен, что ему дадут в морду. Что же, первый удар можно пропустить в качестве компенсации. Это будет достаточно справедливо. К тому же - не привыкать. Всю жизнь не привыкать.
Пташка всегда боялся своей злости. Он знал, как сильно она разъедает душу, насколько бывает токсичной, бесполезной. Боялся, что будет ненавидеть кого-то также сильно, как, например, отца, который сделал милость и вышел за дверь раньше, чем маленький мальчик успел осознать свои чувства.
Однако же именно это чувство пробудило его собственную магию. Открыло дверь в новую жизнь, в Хогвартс, мгновенно сделав из совершенно заурядного ребенка "какого-то ненормального". И теперь Кай пытался сделать то, что, казалось бы, не должен, но делал - он пытался растереть чужое терпение в тонкую пыль, обнажить нервы и эмоции, вынудить вспыхнуть, как спичка, чтобы дать толчок внутренним силам, которые уснули из-за действия странного состава.
Дезмонд практически срывается на крик. Кайсан все еще носит маску холодного безразличия и кривит губы в ядовитой улыбке, словно наслаждаясь чужой несдержанностью. Отчасти, конечно, это правда - грядет буря.
Ни один мускул не дрогнул, когда Забини дернул его на себя за ворот. Пташка все еще ждал.
Виго тихо рычал.
Пташка смотрел в глаза Дезмонд и видел там всё. Гамму того, что тот так часто прятал. Обжигающее. Выжигающее. Кайсан, кажется, попал не просто в точку - он попал в самое болезненное место. Возможно, в детские страхи маленького наследника. В какой-то мере они все - дети в взрослых телах. Не могут отпустить страхи, своих монстров.
Убью тебя.
Рука с силой толкает его к стене, а следующий удар фактически дыхание. Кай шестым чувством предсказывает его за секунду до исполнения, а потому он получается не таким сильным, как, возможно, изначально планировал Забини, и несколько в сторону, хотя боль от него все равно вызывает фонтан цветных пятен перед глазами. Стоун хватает ртом воздух, пытаясь отдышаться, но краем глаза замечает посыпавшиеся искры.
Пташка смеется надрывно и хрипло, чередуя смех с кашлем. Получилось! Получилось.
План сработал. Даже несмотря на то, что он не был идеальным, как швейцарские часы, а риск был в максимальной зоне.
Штора весело занималась пламенем. Виго завыл.
- Виго, аут, - коротко просипел Кай. Пришлось подчиниться. - Aguamenti, - огонь по-змеиному зашипел, задергался, не сразу поддаваясь напору воды. Слишком много в нем было той ярости, которую вложил создатель, пускай и не намеренно.
Вдыхать все еще было тяжело, но Кай чувствовал, что постепенно его отпускает. Только немного глуповатая, практически счастливая улыбка не сходила с лица - успех практически вызывал эйфорию. Он не был в обиде за то, что наговорил Дезмонд. Пусть это и его собственные мысли, питать иллюзии касательно отношения Стоуну, кажется, просто напросто надоело. Во всяком случае сейчас Забини говорил исключительно потому, что был ведом чувством собственной (хорошо, что временной) неполноценности и агрессией. Хотелось зацепить, унизить, раздавить, да что там, размазать тонким слоем того, кто делает невыносимо больно. Кай тоже это отлично понимал. И был уверен, что вряд ли поступил как-то иначе в данной ситуации. Сейчас у них двоих на плечах только одна голова - его, потому как Дезмонд всё еще достаточно зол для того, чтобы адекватно воспринимать реальность.
- Дезмонд, - голос Пташки звучит всё очень отрывисто, но вкрадчиво. Так говорят часто говорят с диким зверем в наивной попытке его успокоить. - Всё хорошо, - Кай прячет свою палочку, показывая, что он не намерен драться и продолжать дальше этот балаган. - Я лишь намеренно хотел тебя разозлить, преследуя конкретную цель. Будь добр, присядь.
Ему кажется, что Забини не слышит его. Стоун ощутимо напрягается, но дает ему время выйти из оцепенения. Спиной аврор всё еще упирается в стену, чувствуя холод кафеля. На кухне сохраняется какая-то неловка пауза, и мгновением позже Кай понимает, что сейчас начнется самая настоящая буря.
Поделиться92020-10-08 19:13:57
Когда все это началось? И, если честно, Дезмонд думал, как все это закончить.
В руке разливался жар, хрусталем вибрации - магия заполняла митохондрии, импульсом наполняла синапсы, и они разрастались, опухали червивой злобой. В этот энтропический день, который больше походил на опорожнение целой жизни, слова Кая обещали разгромить небесную твердь и ее аннигилирующие звёзды. Но это парадоксально было в равной степени спасением, сколько и губило. Присутствие Пташки в жизни Забини всегда носило двусмысленный характер. Носило с завидным постоянством, как будто без всех этих сатир и ироний уже не могла обойтись. Или они не могли. Что было бы, если бы Дезмонд вдруг радушно поздоровался со Стоуном? А тот пожал бы ему руку или просто махнул. Совершенно без боли, без всей той израненной пленки прошлого, засвеченной и мятой. Будто не было школы, не было стажировки и калейдоскопа рейдов. Вернее, не было всего того, что уже случилось. Будто в их прошлом имеет место быть сослагательное наклонение. Что было бы тогда?.. Если бы ничего не было?
Так когда все это началось? Главное себе поставить верный вопрос. Может - когда все пошло не так?
Или в какой именно момент все было поправимо? Когда перешагнуло точку невозврата?
Но мысли сменяются смехом Кая. И этот звук стирает рациональность, глаукомой паразитируя сердце, пока в костяшках среднего и указательного пальцев гудит напряжение после удара. Такое же напряжение гудит в коллайдерах, превысивших показатель мощности, находящихся вне норм безопасности. И пока Кай смеялся, Дезмонд ощущал как медленно излучает ярость. Она радиоактивно пропитает мысли на много лет.
Они могли бы всего этого избежать, но непонимание оказалась проворной убийцей. Что-то всегда было выше их симпатий. Их? Или его все же? Его, Дезмонда, симпатий. Потому что он умудрялся опустить Кая на самое дно, глухо завалив приоритетами жизни: мнение общества, статус, престиж. Будто иначе он бы превратился в пыль. И если лишь это удерживало его метафизически, то может не стоило и начинать? Может он сам по сути лишь евклидова точка?..
Кай смеялся. И Дезмонд с отравленным сожалением прижал его к стене, думая, как все это закончить.
В рубинах его вен давно сгустилась мысль. Она тромбом дрейфовала в сердце. Однажды закупорит его. И кто-то из них умрет. Дезмонд почему-то думал, что это будет Кайсан. Потому что у Забини было слишком много планов на жизнь. И если задуматься, она бы злорадно могла у него все забрать. Тогда бы умер он. Как сегодня. Дезмонд погиб. Его убил Кайсан. Наконец-то смог. Но он же его и реанимировал. Забини мог бы быть ему благодарным. И они понимал, что этот смех Стоуна - торжество. Он знал, что Пташка радуется магии, которая волной жара облизала густой воздух между ними. Но Дез не мог простить ему того факта, что в потери магии, как и в ее возвращении, был виновен Стоун. Или… ему было удобно эгоистично присваивать их победы себе, а поражения - ему.
Дезмонд пытался понять, когда все это началось? Когда они это позволили друг другу?
Может с тех пор, как Кайсан попал в аварию? Он потерял человека, который был силой его притяжения. Наверное, в тот день он потерял всех, если не все. Потерял, пока его кости были раздроблены. И находил, пока эти же кости срастались. Находил и нашёл, вот только болезненно ошибся в выборе, о котором должно быть жалеет даже в эту самую минуту, но уже не в силах ничего с собой поделать. Наверное тогда они позволили себе больше. Когда Кай полюбил Деза, а Дез предал Кая.
И этот их выбор, этот негласный договор все ещё в силе. И они несут его, словно крест, не зная, что без этого бремени легче.
А может все началось раньше? Когда Кай заступился за грязнокровку. На его пламенном сердце так непривычно синел герб Рейвенкло. Диссонанс прожигал мысли, зато Дезмонд ни на дюйм не отклонялся от стереотипов.
Может все сложилось иначе, если бы Дезмонд вышел из круга. Или, если бы Кай зашёл.
А они постоянно были слишком далеко и близко одновременно.
Пламя танцевало на занавесках, но Дезмонд не двигался, смотря на Кайсана так, будто прикалывает мотылька его тела булавкой к предметному стеклу. Он смотрел на блики охры в пьяной лихорадке мелькающие на скулах Кая, в его темных волосах, а после все искры утонули в сапфирах глаз. Или это заклинание погубило пламя? Дезмонд словно в вакуумной тишине хмурился, подавляя нарастающий в крещендо гул в груди. Какая-то дрожь. И если он захочет что-то сказать - закричит.
Он слышал вой пса, он слышал треск огня и голос Кая, но все это уже умолкло, а Дезмонд будто все ещё был там. Снова и снова взрываясь магией стихии.
Он видел статическую темноту Бристоля, кончиками пальцев ощущая плотность пыли в воздухе. И клокот злобы, будто иначе они не умеют. А пытались ли? И дальше, как привыкли: драка, возня на полу, кровь и кто-то вечно усмиряет другого, но лишь на время, словно даёт шанс на реванш. Для них это уже образ жизни. Но это не значит, что так должно быть.
Кончики пальцев все ещё жалил огонь. Сердце все ещё царапала злость. Наждачкой о наждачку. Потому что сердце Забини - не мягкий сгусток мышц. Это всего лишь рудимент. Для имитации человечности. И если бы Каю в нем нашлось место - это было бы бесполезно. Как попасть в некролог при жизни. Ведь каждый раз, когда Дезмонд насильно пытался заставить себя поверить в то, что он может найти в себе силы терпеть Кая, уважать его, тот все портил. Все. Он умел разрушать, ведь так?
Пташка улыбался, как будто только что Дезмонд не ударил его, как будто между ними не возникла новая трещина. Пожалуй, трещина - это слишком слабо. Между ними сплошные прах и пепел. Они в вечной войне, словно без неё скучно.
Кайсан зовёт. И Забини фокусирует взгляд на нем, позволяя силуэту образа соткаться в аврора напротив. Забини не понимает устал ли он, но кажется, словно здесь все в ртути. И они ею дышат, дышат, страдая меркуриализмом. И у каждого свои симптомы. У Кая, например, глупая улыбка. А у Забини… что же он там хотел сказать? И как все это закончить?
Он слабо хмурится, пока время течёт сквозь него. Сейчас он совершенно был уверен, что лишь стоит на месте, а не движется от рождения до смерти. Нет. Рождение просто уходит, а смерть выплывает из-за горизонта. И если бы люди двигались по времени, то, должно быть, могли сделать свой путь извилистым, а в финале просто развернуться и пойти снова к жизни. Но нет, каждый из людей прибит, приварен, приклеен к одному месту. И ждёт, пока смерть соизволит коснуться. И Дезмонд лишь молча смотрел на Кая, зная, что он сделает, что захочет и скажет опять какой-нибудь бред. Как час назад. Или жизнь назад.
И от этого не уйти. Потому что уступчивость Кайсана имеет свой лимит.
Что он там щебечет? Дезмонд даже сардонически скалится.
Все будет хорошо.
Нет, сука, хорошо не будет. Не будет, пока ты все пытаешься исправить. Ты делаешь только хуже!
Кричит в голове. Но Дезмонд лишь скалится, не сумев улыбнуться. Потому что злость обнажает зубы. И ему тяжело отказать себе.
Забини плотоядно склоняет голову, медленно, словно тело на шарнирах. Он успел нервно хмыкнуть, выдавив смешок. Смотрит на Кая в болезненной лихорадке, не понимая, как это закончить. Как остановить его, как остановить себя.
- Присесть? - Забини резко хмурится, а после улыбается. Тонко и насмешливо. - будь добро? Ты так галантен, - отмечает он не без яда. Голос упал, потерявшись в грязи надменных интонаций. - Какую цель, Кай? - он давно не звал его по имени, но три буквы сорвались с губ и болезненно отразились в серебристом взгляде, - ты поправь меня, если я вдруг ошибся. Мы вроде как проходили одну стажировку, - Забини прикрыл лицо ладонью, - куда же это было… ммм, кажется в аврорат, да? Не Мунго. В аврорате вроде как авроры, а не целители. Понимаешь, к чему я веду? - Дезмонд скривился. - Не надо импровизаций. А если бы это не сработало? Хотя, - Дезмонд ощутил приступ отчаяния, приступ тупика, где выхода нет. Это бесполезно. Бесполезно говорить ему. Кай все равно сделает все иначе.
Дез наклоняется ближе, улыбаясь почти мягко, словно простил. И достаёт его палочку, демонстративно приподняв брови.
- На самом деле, - опускает свободную руку на плечо, почти бодро хлопнув, но ведёт к шее, чтобы сжать, словно схватил щенка за шкирку, - может некоторая импровизация не будет лишней, - он злится, хочет ранить Кая. Но, если честно, не знает пути и способы. И это злит ещё больше. Ведь он может сказать, что угодно, ударить куда угодно, а Пташка улыбнется ему и скажет своё одноклеточное «все хорошо». Нет, Кай, все плохо. Пора это признать!
Дезмонд пожимает плечами, пока кипарис упирается под скулу Стоуна. Забини молчит, разглядывая Кая, будто пытаясь найти последнее оправдание вернуть ему палочку. Но не находит. Заклинание сложное, но простой линией вьётся, преображая форму, чтобы Забини не сжимал шею человека, а удерживал горностая.
Дезмонд перевёл взгляд к огромному волкодаву.
- Виго, не хочешь съесть крысу? - Забини потряс горностаем перед носом темного пса, а после хмыкнул и наколдовал из столовых приборов алюминиевую клетку, закинув Кая во внутрь. Чтобы прийти в аврорат, и кинуть ее прямо в общем зале для собраний, прямо на стол, где иногда скучает вопиющая белизна дел. Оставить там, пока кто-то вдруг не поймёт, что это не просто хомяк… крыса… хорек или кто это там в клетке? А Кайсан. Потому что будет забавен тот факт, что никто не станет искать. Ведь так?
Когда все это началось? И, если честно, Дезмонд думал, как все это закончить.