HP Luminary

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HP Luminary » Waiting for better days » You know, I’m almost gone when you come home


You know, I’m almost gone when you come home

Сообщений 1 страница 8 из 8

1

http://sg.uploads.ru/QKkOt.jpg

Действующие лица: Fiona Selwyn, Conrad C. Selwyn

Место действия: поместье Селвинов, домашняя библиотека

Время действия: ночь с 31 декабря 2022 на 1 января 2023 года, после ужина

Описание: Шалость удалась: объявленная за праздничным новогодним столом новость о возвращении главы семьи насовсем у близких вызвала неподдельные эмоции. Осталось только выяснить, положительные ли.

Предупреждения: возможны потеря дара речи и учащённое сердцебиение.

+3

2

— Я возвращаюсь в Англию.
Над овальным столом в гостиной, накрытым и празднично украшенным в честь Нового года свежесрезанными веточками ели, повисает молчание, и уж он-то безошибочно чувствует, что это не тот род молчания, который мог бы воцариться перед тем, как зал взорвётся аплодисментами. Стоя с бокалом шампанского в тишине, нарушаемой лишь потрескиванием пламени в недрах камина и шуршанием радио в углу, он, улыбаясь, обводит их внимательным взглядом, как будто стараясь по лицам понять, что осталось невысказанным. Они подхватывают предложенный тост довольно быстро, до того как пауза превратится из просто удивлённой в напряжённо-неловкую, и разговор продолжается как прежде, проходя по кругу никогда не устаревающих семейных тем и рабочих историй. За высокими окнами в чернильной декабрьской тьме дрожат, преломляясь в стёклах, вспышки от маггловских фейерверков, со снопами разноцветных искр и шумом, неслышимом в доме, разворачивающихся цветами и грозными драконами над соседним посёлком. Конрад рассказывает о побережье Нормандии, об устрицах, приготовленных на глазах покупателя, и обрядах, которые в ходу у местных рыбаков, о хрустящих круассанах с кофе и политических предпочтениях и смешных привычках у парижских чиновников. Но шутя, цитируя, изображая, всё равно понимает, что дороги назад нет и уклад, который кое-как успел устояться за годы его отсутствия, разбавленного лишь короткими визитами раз в несколько месяцев, уже разбит вдребезги, и Мерлину известно, во что же соберутся осколки.
Возвращение — лишь первый шаг пути.
После ужина и боя часов, сообщившего о наступлении января, оба домовика уносят на кухню посуду и столовое серебро и гасят свечи в массивной люстре, так что гостиная погружается в приятный полумрак. Медея убегает, едва дождавшись полуночи и неопределённо сославшись на срочные служебные дела — Конрад сомневается, что их нельзя отложить до утра, но он нацелен строить, а не ломать, поэтому у него нет настроения начинать с выяснения отношений. Он спокойно целует дочь в щёку и лично провожает до дверей, пожелав на прощание удачи в поисках сенсации и безопасного путешествия и мысленно сделав на будущее пометку о том, что нужно обсудить с ней то, что произошло сегодня. Леандр вскоре тоже их покидает — сказочная ночь, когда везде в мире торжествуют веселье и беспечность, граничащая с безрассудством, обещает ему и его отделу вдвое, а то и втрое больше дел и забот, связанных с несоблюдением Статута. Сына Конрад отпускает с лёгким сердцем: он хорошо знает — или очень хочет в это искренне верить, — что если Леандр ощутит в себе потребность поделиться с ним чем-либо, он обратится первым, а до тех пор нет необходимости торопить или оказывать давление. А вот Фиона… Он искоса смотрит на жену, на мгновение отвлёкшуюся на эльфов: тридцать лет безукоризненной выдержки, ни одной скандальной или двусмысленной публикации, дом и быт, которому завидуют их многочисленные знакомые, — и понимает, что не знает её.
А ещё — что должен узнать.
— Не хочу ложиться сейчас, как пенсионер, — усмехается он, бесцельно вертя в пальцах ложечку для джема. Домовики так и наводят чистоту; он абсолютно уверен в них, но у него нет желания беседовать даже в максимально незаметном и тактичном присутствии. — Может, составишь мне компанию наверху? — он пропускает Фиону и поднимается следом за ней, левитируя поднос с тарелкой сладостей и напитками: кувшином с крепким грогом для себя и отличным виски из шотландских погребов для неё. Кроме этого, на подносе стоит и ведёрко кубиков льда, зачарованное сохранять их температуру неизменной, — как-то раз, в августе, кажется, жена мельком упоминала о своих исследованиях по этой теме и, судя по всему, справилась с брошенным вызовом. В библиотеке, прохладной и располагающе тихой, он пристраивает закуски на журнальный столик, с которого убирает пару архивных журналов по исландской рунологии и «Вестник трансфигурации», и придвигает кресла с обеих сторон. Взмах палочки — и над пирамидой поленьев уже закручивается дымок, а неподалёку покачивается в воздухе небольшой шар тёплого света, не слишком яркий, но достаточно мощный для того, чтобы обоим не приходилось щуриться. Аккуратно втиснув одну из книг с копией гравюры на потрёпанной обложке на полку стеллажа, он скользит пальцами по толстым корешкам с названиями, поблёскивающими в отсветах разгорающегося огня выцветающим золотом, а потом оборачивается к жене.
— Ты выглядела… задумчивой за ужином, — болтовня ни о чём закончилась, однако ему не хочется создать у неё впечатление, словно он её в чем-то обвиняет. — Всё в порядке? Он говорит «задумчивой», поскольку «неприятно шокированной» звучит чересчур недипломатично.

Отредактировано Conrad C. Selwyn (2019-10-06 14:50:53)

+2

3

Ты возвращаешься в Англию - в этот раз всего лишь из Шотландии, где ты провела Рождество.
Собирать всех детей дома, чтобы создать картину идеальной семьи в праздничный вечер, не было никакого смысла - Конрад писал, что приедет лишь в самом конце декабря. Сама картина, впрочем, оставалась весьма значимой, а начала нового года выглядело ничуть не меньшим поводом для торжественного ужина.
Ты возвращаешься в Англию - уже в который раз за этот год, и отчасти это напоминает работу.
Впервые в жизни сейчас ты действительно работаешь не на саму себя или же кого-то из семьи, и в сорок девять лет это кажется странным, но интересным опытом. Новизна будоражит. Рутина же, а именно ей и является твоя жизнь в доме Селвинов, приедается с годами, но тем самым позволяет сохранять ощущение незыблемо твердой земли под ногами. Когда за год успеваешь побывать в десятке мест по всему миру, наличие чего-то постоянного обретает особую важность.
Когда “приезд в Англию” превратился в “возвращение”? В одиннадцать, когда родителям приходилось везти вас с братьями в Лондон всего лишь для того, чтобы вы вновь сели на поезд до Шотландии? В восемнадцать, когда ты переехала в увитый плющом особняк, который не решалась называть домом, хоть и получила все ключи от него? Может быть, в тридцать пять, когда поняла, что не можешь больше изображать идеальную мать и целыми днями сидеть с Афиной?
Возраст не так уж и важен. Теперь ты делаешь то, что считаешь нужным, и не спрашиваешь ни разрешения, ни совета у брата, мужа или родителей. Ты уезжаешь - в Японию, в Тунис, в Чили и, конечно, в Абердиншир - а потом возвращаешься в Англию. Когда-то это казалось сковывающей необходимостью, но ты уже давно воспринимаешь это как личный выбор. Ты возвращаешься, чтобы и дальше сохранять репутацию ваших с мужем семей, чтобы следить за делами и за домом, чтобы напоминать домовому эльфу, что именно ты хозяйка этого дома. Ты чувствуешь ответственность за постоянство в собственной жизни, а потому возвращаешься снова и снова. В конце концов, ты действительно этого хочешь.

Ежегодная организация праздничного ужина для всей семьи - неотъемлемая часть привычной рутины, и ты подходишь к этому так же ответственно, как к собственным исследованиям. А потому эльфы - вот уже который год Конрад привозит с собой из Франции второго домовика - заранее обеспечены всеми инструкциями на вечер и прекрасно знают, что если что-то пойдет не по плану, ты будешь очень недовольна.
Уговорить Медею и Леандра приехать на один вечер тоже не составляет труда - в конце концов, все вместе вы действительно собираетесь не так уж часто, один вечер в семейном кругу не является слишком большой платой за возможность остальную часть года с полной свободой распоряжаться своим временем и жизнью.
И все проходит ровно так, как ты запланировала. В воздухе витает аромат ели, розмарина и корицы, серебро блестит, еда безупречна и подается вовремя, и ни одна свеча не гаснет от случайного сквозняка. За столом даже удается избегать словесных перепалок, на которые вполне способна твоя старшая дочь. Конрад все так же неискоренимо харизматичен, и его истории, пусть они и о более бытовых и незамысловатых вещах, нежели артефакты, увлекают куда больше, чем все, о чем можешь рассказать ты. Это, впрочем, тебя не смущает. Ты никогда не мешала сиять другим, а весь этот вечер случит в том числе и напоминанием всей вашей семье, включая тебя, что Конрад - все еще ее глава, пусть и бывает в собственном особняке лишь несколько раз в год. Возвращается он всегда во Францию, и это - неотъемлемая часть рутины вот уже пятнадцать лет.
Но не сегодня.
“Я возвращаюсь в Англию”, произносит твой муж, и ты молча улыбаешься, ожидая окончания шутки, а тишина длится, и длится, и длится - пока ты не осознаешь, что все всерьез, что он правда возвращается, что это не решение, принятое под влиянием момента, которое он позже возьмет назад.
Ты тут же издаешь удивленный возглас, потому что именно эта реакция сейчас уместней всего, и вы поднимаете бокалы, продолжая оборвавшийся разговор, но ты уже не слушаешь, о чем идет речь.
Ты не понимаешь, как одной фразой можно разрушить то, что строилось годами - без всякого намека или предупреждения. Да, в этот раз он привез из Франции больше вещей, чем обычно, но ты и подумать не могла... Ты невпопад качаешь головой. Разумеется, ты не могла - ведь в своих письмах, на которые ты вновь охотно отвечала вот уже несколько месяцев, он не упоминал ни слова о подобных намерениях.
Быть может, твои излишне частые ответы на его письма навели его на эту идиотскую мысль? Причиной явно не могло быть впечатление, что ты не справляешься здесь без него, и сама мысль о подобном тебя оскорбляет. Ты так раздражена, что парой жестов даешь Рокко понять, что оставшуюся часть вечера будешь пить виски, хотя в любой другой подобный вечер ты не позволяла себе больше нескольких бокалов вина.
Медея и Леандр сбегают в середине вечера, и тебя почти не интересует, действительно ли у обоих есть дела, или же это просто не слишком изящные оправдания, чтобы оказаться подальше от родного для них дома. Тебе же бежать некуда, да и не пристало. Ты - все еще хозяйка этого дома, а значит, не можешь сбежать посреди ночи на другой конец света, потому что разбираться с последствиями такого побега в конечном итоге все равно пришлось бы тебе самой.
Конрад предлагает составить ему компанию, и сперва ты хочешь отказаться - от виски в твоей голове ощущается непривычная легкость, и ты не хочешь ненароком сказать что-то, о чем будешь жалеть. Но он настойчиво пропускает тебя вперед, и ты сдаешься, пробормотав: “да, конечно” и скрывая собственное недовольство за улыбкой.
Вы поднимаетесь в библиотеку, и ты тешишь себя надеждой на то, что твоей молчаливой компании за чтением будет достаточно, но вновь - уже не в первый раз за сегодняшний вечер - реальность разочаровывает тебя.
Поднимая глаза от первой попавшейся книги, которую ты взяла с полки - ею оказывается энциклопедия по ксиломантии, и ты недоумеваешь, что эта книга вообще делает в вашей библиотеке - ты смотришь на мужа и видишь, что он как будто бы и правда не понимает причины твоей задумчивости. По твоему лицу скользит невольная улыбка - чужие вежливые маски всегда вызывают у тебя уважение и любопытство.
— Не обращай внимания, - ты в буквальном смысле отмахиваешься от его замечания как от насекомого, давая понять, что твоя “задумчивость” не заслуживает даже того внимания, которое уже получила.
— Всего лишь была удивлена тем, что ты не написал обо всем сразу в письме, когда сообщал, что не успеешь приехать к Рождеству, - ты вновь обращаешь взгляд к книге и медленно перелистываешь страницы, едва вчитываясь в текст. Но нюансы гадания по древесной коре становятся от тебя все дальше с каждой строкой. Не глядя в сторону журнального столика - в ту же сторону, где по невольному совпадению сидит твой муж, - ты одним движением палочки наполняешь стакан и приближаешь его к себе.
— Впрочем, мне интересны... подробности твоих планов. Ты собираешься оставить второго домовика? Что насчет твоей новой должности? Она ведь существует, ты не просто собираешься оставить позицию посла и жить... Как ты выразился? Как пенсионер, точно, - ты поджимаешь губы и бросаешь короткий взгляд в сторону. Да, ты сама даже не думала посвящать Конрада в собственные планы по сотрудничеству с Вейром, но эти планы никоим образом его не касались. Теперь же все, что он собирался делать, неминуемо отразилось бы на тебе - и его явная незаинтересованность хотя бы в мнении вызывает злость.

Отредактировано Fiona Selwyn (2019-11-13 19:27:01)

+1

4

— Я собирался написать, — ложь, пусть незначительная, но тем не менее совершенно не нужная, удаётся ему легко, естественно, как и полагается сделавшему сам обман профессией, но это не то, с чего хочется начинать своё пребывание в Англии, дома, и он останавливается, произнеся её. Едва заметно поморщившись от образовавшейся паузы в разговоре, скомкавшей его и без того не блестящее вступление, он поднимает ладони в извиняющемся жесте и, помедлив, кладёт их на спинку ближайшего к нему глубокого кресла из тёмного дерева. Хотя бы на час забыть работу, за последние пятнадцать лет ставшую вторым «я», разделить себя-дипломата и себя-мужа, снять маску и высказаться не как оратор, а как обыкновенный человек — всё это гораздо непривычнее, чем представлялось из-за Ла-Манша, но он не намерен сдаваться. — Я не был готов обсуждать это до тех пор, пока не буду абсолютно уверен в том, что всё сложится благополучно, — он начинает заново, ловя себя на том, как по-дурацки задумывается, как у школьной доски, и подбирает слова, — и вышло именно так, что назначение подтвердили за пару дней до моего приезда. Так как отправлять письмо было уже поздно, решил, что сообщу лично тебе. Прости, надеюсь, не поставил никого в неловкую ситуацию? — губы складываются в улыбку, но глаза следят за Фионой напряжённо, без тени демонстрируемого веселья. — Если ты ждала гостей или, — окончание повисает в полумраке библиотеки, так что при наличии желания в него можно уместить что угодно, — мешать не буду. У меня есть дела в Министерстве, которые надо уладить, поэтому я буду редко появляться дома и он весь в твоём распоряжении.
Не то чтобы для неё в этом было что-то новое.
Вопросы Фионы как бы невзначай подводят его к тому, ради чего он затеял беседу с ней сейчас, вечером, едва переступив порог, не успев выспаться и разместить привезённые вещи в годами пустовавших до этого шкафах и ящиках комодов. Конрад косится на книгу, отвлёкшую её, — жена изучает обложку и схематичные иллюстрации на тонких страницах так преувеличенно увлечённо, что он с трудом подавляет в себе позыв попросить её отложить чтение и обратить внимание на него. Побарабанив пальцами по обивке кресла, он не спеша обходит его, устраивается поудобнее, тем самым приглашая её последовать примеру, и снимает крышку с запотевшего кувшина с грогом, принесённого с первого этажа. Аромат имбиря и специй разливается в ещё не прогревшемся воздухе; он прикрывает глаза и с наслаждением вдыхает его, прежде чем пригубить, зная, что после разговора с Фионой, каким бы он ни был, его умиротворённое настроение вряд ли останется таковым. Терпкий сладковатый вкус немного пощипывает язык, тело обволакивает уютом и расслабленностью, точно как тридцать с лишним лет назад, когда они с ней сидели, отлично сдав промежуточные тесты, в одном из тайных мест в лабиринтах Хогвартса. Он шутил, закинув ноги на стол, его галстук развязался и сполз набок, из узкого стрельчатого окна было видно ночное небо, ясное, морозное, с синевой, отдающей в бархатную черноту, а её голова лежала у него на плече. Воспоминание об этом, даже если что-то в нём подрисовало воображение, до сих пор вызывает улыбку.
— Есть ещё одна причина, почему я не предупредил заранее, — он отодвигает бокал. И тепло, и спокойствие пока им владеют, однако так же неумолимо предчувствие, что пламя, греющее его изнутри, превращается в хищный пожар, в котором сгорают, если они и были, дороги назад. — Я не хотел, чтобы ты… оказалась занята… С купленным порталом в другое полушарие или очень интересной и важной темой на конференции, организованной как можно дальше от Англии, приглашением от твоего брата... Он, наверное, каждую из этих причин слышал в тот или иной год их совместной жизни, и было время, когда они действительно причиняли боль, но теперь, готовясь что-то изменить, перечисляет их без намёка на сарказм, и то, что было в прошлом, больше не трогает и не задевает. Подняв глаза, он глядит прямо на неё:
— Не хотел, чтобы ты успела сбежать, не дав мне шанса объяснить.
И поводит плечами, ожидая реакции.

Отредактировано Conrad C. Selwyn (2019-12-08 15:46:37)

+1

5

Ты давно уже успела привыкнуть к тому, что попытки что-то объяснить нередко напоминают оправдания, но именно их ты и надеешься услышать от мужа. Ты не нуждаешься в извинениях и уж тем более не собираешься "прощать": в чем смысл, если уже случившегося - или не случившегося, как в ситуации с письмом - это никак не изменит? Ты жаждешь одного - признания Конрада в собственной неправоте, в недопустимости подобного поведения по отношению к тебе. В конце концов, единственное, чего вы до сих пор не позволяли себе по отношению друг к другу, это прямое и откровенное неуважение.
Когда после ожидаемого перечисления причин оставить тебя в неведении звучит совсем не то, что ты рассчитываешь услышать, это ощущается как... Укол? Удар? Нет, скорее как пощечина - не столь больно, сколь оскорбительно.
Забывая о книге, ты поворачиваешься к мужу с широко раскрытыми глазами. Ты - ждала гостей или...? Что он несет? Да как он только смеет произносить нечто подобное? К щекам приливает краска - то ли от виски, то ли от гнева, который плещется внутри. Но, как ты убеждаешь сама себя, только не от стыда - разве тебе есть, чего стыдиться?
Ты не до конца осознаешь, что вслух не прозвучало ничего даже отдалённо напоминающего обвинение. В собственных мыслях ты уже неоднократно обвиняла себя сама - пусть и за то, чего, разумеется, никогда не случалось, да и попросту не могло случиться. Такие вещи - слово "измена" ты не произносишь даже в мыслях - происходят с кем угодно, но не с тобой. Ты просто не можешь себе позволить пасть настолько низко. Но в этом и заключается проблема: ты не можешь позволить себе что-то, хотя порой так хочется. И так ли важны причины этого желания? Сам факт его существования кажется постыдным.
Слава Мерлину, ты не из тех, кто с головой бросается в омут чувств, забывая о рациональности и долге. Однако порой так тянуло вздохнуть свободно, перестать контролировать все вокруг и позволить жизни просто случаться - с тобой и вокруг тебя...
Ты качаешь головой, словно пытаясь развеять туман в своих мыслях. Жизнь - это и есть контроль. Побег от разговора с мужем не смог бы принести тебе облегчения, как бы тебе того ни хотелось - а ведь это был легкий, простой выход, который годами позволял не сталкиваться с проблемой. Может, потому ты так нервничала весь вечер после внезапных новостей? Теперь тебе нужно еще больше контроля, только и всего.
Когда-то все было проще. Когда-то - в другой жизни, не иначе - вы были юны, бездетны и относительно беззаботны. Ты могла позволить себе сделать нелепую стрижку в порыве какого-то подросткового бунта и полночи напролет провести в разговорах с Конрадом, не чувствуя ни усталости, ни неловкости. Если бы ты коротко отрезала волосы сейчас, твоя семья вполне могла решить, что ты повредилась рассудком. Да и в какой момент крепкий сон стал важнее, чем время, проведенное вместе? Ты не смогла бы назвать дату, но это началось давно, еще до Афины, может быть даже до Леандра. Мелкими дождевыми каплями собиралось в море, которое в итоге буквально разделило вас на пятнадцать лет. Пятнадцать. Почему-то ты отчетливо помнишь именно этот момент, хотя не всегда можешь с уверенностью сказать, сколько лет каждому из ваших детей.
Конрад еще не закончил говорить, и ты  радуешься, что не стала идти на поводу у эмоций, не прервала затянувшуюся паузу каким-нибудь бессмысленным восклицанием, полным праведного возмущения. Молча следуя примеру мужа, ты садишься в кресло и натягиваешь улыбку - словно любимое платье, которое безумно тебе идет. На книжку, которую все еще держишь в руках, ты уже не обращаешь внимания, даже не пытаясь сделать вид, что гадания тебе интересны.
— Надеюсь, ты не подразумеваешь, что твое возвращение не будет ничем принципиально отличаться от отсутствия? - ты вопросительно приподнимаешь бровь.
— Потому что в этом случае сама идея возвращения кажется мне бессмысленной. Тем более этот дом и так был и остается в моем распоряжении - если только ты не решишь сделать перестановку. Впрочем, Рокко скорее всего был бы счастлив. Этот эльф меня просто ненавидит, ты знаешь? - скажи ты это в лицо самому эльфу, и он, наверное, подпалил бы себе уши в наказание. Но сейчас ты настроена достаточно миролюбиво и смеешься над собственными словами, давая Конраду понять, что воспринимать их слишком серьезно не стоит. Смех позволяет разрядить обстановку перед тем, как заговорить о чем-то действительно серьезном.
— Я ждала только тебя и детей. И даже если бы на самом деле оказалась занята, я бы вернулась, и мы бы спокойно обсудили все, что необходимо. Я никуда не бегу, - задумавшись на мгновение, ты добавляешь:
— Уже давно, - всего пара слов превращает сомнительную фразу в насквозь правдивую, что для тебя в большинстве случаев - непозволительная роскошь. Ты делаешь еще один глоток, и в груди распускается теплое солнце, а к щекам вновь приливает краска. Все-таки всему виной виски, решаешь ты.

Отредактировано Fiona Selwyn (2020-02-06 23:40:42)

+2

6

— Нет, — он отвечает мягко, так обращаются, когда всё уже обдумано заранее и требуется добавить лишь чуточку такта и терпеливого понимания для того, чтобы ослабить удар. — Оно будет. Поэтому я и предложил подняться. Нам необходимо обсудить это. Сейчас, когда их первые слова уже успели прозвучать, а антикварная мебель до сих пор цела и они не принялись перекладывать вину друг на друга, упрекая во всех грехах, смотреть на жену становится проще; если бы дело было менее серьёзным, он мог бы ещё раз мысленно поздравить себя с верным выбором. Он исподволь следит за выражением, появившемся на её лице, и от его пристального взгляда не укрываются изумление и румянец, покрывший щёки, но он предпочитает списать его на волну сухого жара от бурно разгоревшегося огня или на эффект лучшего в Шотландии виски. В конце концов, для того, что он собирается осуществить, им обоим предстоит если не забыть вовсе, то закрыть глаза на много большее, чем вечера, занятые кем-то или чем-то, чему не нашлось места в ежемесячных письмах на ту сторону Атлантики. Поэтому Конрад, по достоинству оценив её безупречное самообладание и соблюдение этикета, лишь отпивает дымящийся грог и неопределённо хмыкает на полушутливое замечание о масштабных изменениях в привычном интерьере их фамильного особняка. Пускай картины в резных багетах по-прежнему висят в парадных залах, а его старые костюмы — на вешалках гардеробной. Вот изменить жизнь всех четверых членов его семьи — пожалуй, это гораздо увлекательнее, чем перетряхивать ковры.
— Ты слишком строга к нему, — он благодушно улыбается, зная, что древний домовой эльф Селвинов скорее бы прыгнул с утёса или — ввиду отсутствия его в окрестностях — уморил себя, чем осмелился открыто и явно выразить неуважение в адрес хозяйки дома. — И ты рассказывала ровно то же даже про канарейку, которая жила у нас в год рождения Леандра. Она вечно поворачивалась к тебе спиной, когда ты хотела подойти к её клетке, помнишь? И зеркальце отодвигала так, чтоб ты не приведи Мерлин не вздумала смотреться в него. Конрад смеётся при одном воспоминании об этом: действительно, всякий раз, стоило Фионе хоть на пару метров приблизиться к ревнивой птице, та закатывала громкие и отчаянные истерики с возмущённым чириканьем и разбрасыванием опилок. Он и не подозревал, признаться, что вообще хранит в памяти вещи, произошедшие с ними настолько давно, что кажется — словно в чужой жизни, но как только очутился дома, мгновения связанного с ним счастья, их счастья, сами собой пришли на ум. Может, оставить всё как есть? — на секунду мелькает в голове дерзкая и взбалмошная мысль. Не заводить разговор, в котором неизбежно надо будет облекать в соответствующие времени и обстоятельствам слова то, что и так лежит на поверхности? Но Конрад смотрит на Фиону, присоединившуюся к нему за журнальным столиком, и отчётливо, невзирая на призрак улыбки, до сих пор тенью лежащей на её губах, понимает, что ещё одной попытки уйти от объяснений шуткой или недосказанностью она от него не потерпит.
— Я часто думал о своём отъезде во Францию, — продолжает он без резкого перехода к по-настоящему беспокоящей его теме, проводя пальцем по краю серебряного подноса. — И пришёл к выводу, что такое положение дел меня устраивать перестало. Наверное, тогда это было правильным шагом, — он делает паузу, и под этим пространным «тогда», как и минутой ранее, он может подразумевать всё: от перспектив, предлагаемых ему европейской страной, и политической обстановки в своей собственной, до того, что в тот период претерпевал их брак. — Но ситуация изменилась. В Британии неспокойно, и даже если ты до сих пор с этим не сталкивалась, боюсь, что однажды столкнёшься. Он невзначай адресует жене многозначительный взгляд, но решает отложить на потом историю про возрождение Альянса и методы, которыми они планируют добиваться цели. — Я хочу быть рядом с детьми, — ещё одна пауза, теперь чуть длиннее предыдущей. — И рядом с тобой. Хочу, чтоб мы были больше вовлечены в жизнь друг друга, чем в последние пятнадцать лет. И это не относится, конечно, к тебе как к матери, — добавляет он, помедлив. — Только к нам.

Отредактировано Conrad C. Selwyn (2020-02-13 22:59:25)

+1

7

“Нам необходимо обсудить это” - фраза-ворота, дорога за которыми может вести куда угодно. Ты уже не раз слышала это - от родителей, от братьев, однажды даже от сына. Порой это было простой формальностью, чтобы сделать вид, будто решение еще не принято, что-то можно изменить, и есть достаточное количество времени на раздумья. Порой - порогом на пути к серьезному и не слишком приятному разговору. Куда приведет вас сегодняшний вечер?
Конрад вдруг вспоминает про канарейку, и ты смеешься вместе с ним, хотя вы оба прекрасно знаете, что ты не просто рассказываешь такие истории без оснований. Из всех твоих домашних животных тебя любила разве что самая первая кошка, та, которую ты брала с собой еще в Хогвартс. Альтеда была преданным животным, не противящимся ни одному из твоих экспериментов, и с момента ее смерти ни одно живое существо не было настолько сильно к тебе привязано. Кошки старшей дочери при твоем первом (и последнем) появлении в ее квартире шипели на тебя настолько громко, что ты наложила на глупых тварей силенцио, после чего весьма крупно поссорилась с Медеей. Канарейка в самом деле упорно отворачивалась от тебя и как назло двигала твои вещи. Ну а эльф - что ж, он и правда тебя не любил столь сильно, как “хозяина”, но хотя бы не смел проявлять это. В конце концов, ты ни от кого не собиралась требовать любить тебя. Уважения, пусть даже демонстративного, было вполне достаточно.
Но вот тропинка разговора перестает петлять и вновь выводит к главной дороге. Твоего мужа - пятнадцать лет спустя - перестало устраивать то, как сложилась ваша жизнь. В тот момент, когда ты решила, что она наконец-таки сложилась из той груды разномастных камней, которой была ранее, Конрад заявляет, что результат ему не подходит.
У тебя есть все - репутация, деньги, а теперь даже работа. У тебя есть свобода распоряжаться своим временем и выбирать, где ты окажешься в следующий день. Тебе не нужно интересоваться чьим-либо мнением - достаточно лишь поставить всех перед фактом. У тебя могла бы быть Миранда, но ты попросту в ней не нуждаешься - хоть и вновь краснеешь от одной мысли и спешишь скрыть это за очередным глотком виски.
Ты слушаешь какие-то абстрактные рассуждения мужа о ситуации в магическом мире, и не понимаешь, чего ожидать дальше. Он хочет, чтобы ты бросила работу? Предложит тебе прекратить твои путешествия, пусть за последние месяцы ты не совершила ни одного нового? Он хочет быть рядом с детьми - но что это значит для тебя? Твоего и без того ничтожное влияние на ваших уже взрослых детей все-таки перестало его устраивать? Не может же дело быть в пошатнувшейся из-за осеннего инцидента репутации Борджинов.
Улыбка исчезает с твоего лица и ты, вертя обручальное кольцо, смотришь куда-то в угол библиотеки, чтобы не встречаться с мужем взглядом. Не может же отличие отсутствия Конрада от его возвращения заключаться в том, что из дома Селвинов уедешь ты? Ты уже давно не бежишь, это правда, но сегодня - может и стоило бы?
Ты ждешь следующих слов мужа, и без всяких книг готова предсказать, что сейчас, оттянув это мгновение, он все-таки попросит о разводе, и потому не сразу осознаешь, о чем Конрад говорит на самом деле.
Рядом с тобой? Больше вовлечены в жизнь друг друга? Ты, не в силах сдержать изумление, поворачиваешься к нему с широко раскрытыми глазами.
- Ты с ума сошел?! - невольный возглас, который ты даже не пытаешься сдержать. С души падает камень, о существовании которого ты даже не подозревала до этого момента. Ты осознаешь, насколько грубо звучат твои слове после всего, что произнес Конрад, но ничего не можешь с собой поделать.
- Прости, но… Во Франции учат любой разговор начинать подобным образом? Ты был таким серьезным, что я думала... - ты замолкаешь, и одним глотком заканчиваешь оставшийся в стакане виски. Быть может, твой муж всегда был настолько формальным, а ты за прошедшие годы успела это забыть? Ты вспоминаешь о колдографиях, присланных им из Франции - порой смешных и даже нелепых; о канарейке, поведение которой, при всей твоей нелюбви к ней, действительно смешило; думаешь о его совершенно непередаваемом выражении лица, когда он впервые увидел твою короткую стрижку. Ты уже много лет не пересматривала ваши семейные альбомы, потому что многие мелочи наоборот пыталась забыть, только вот за пятнадцать лет все обиды и недопонимания потускнели, а счастливые воспоминания лишь прочнее засели в памяти.
- ...думала, что ты попросишь о разводе, - ты все-таки позволяешь себе мгновение абсолютной искренности, о котором, разумеется, тут же жалеешь и спешишь вытереть слезы до того, как они побегут по щекам.
- Прости меня за резкость в начале вечера, да сейчас. Твой приезд действительно многое меняет. Я ведь тоже не обо всем успела написать тебе в письме - новости были слишком уж свежими, я думала, что скажу лично сегодня вечером, но… Сам видишь, как все получилось. Я теперь куда меньше буду ездить по миру, потому что… работаю в Отделе Тайн? - ты и сама не веришь в свои слова, когда их произносишь, и тем не менее это чистая правда. Впервые за всю жизнь сейчас ты работаешь не на себя и свою семью, а на Министерство Магии, и говорить об этом почему-то волнительно и неловко.
- Не думаю, впрочем, что это нарушит твои планы? И еще… Мы ведь женаты уже, сколько? Тридцать четыре года? Я понимаю, что твой отъезд нас в буквальном смысле… разделил. Но неужели нельзя было говорить проще? - ты протягиваешь через стол руку - то ли как жест, поясняющий твои слова, то ли в знак примирения в этой странной, напоминавшей ссору ситуации, а может и как ответ на так и не заданный Конрадом вопрос.

+1

8

Конрад смотрит на Фиону, удивлённый и, что отрицать, пожалуй, даже несколько раздражённый её резким ответом на предложение, которое он так тщательно обдумывал, но не успел озвучить, лишь подготовив почву для грядущего воссоединения. В нём говорит обида: как они, пример, казалось бы, идеальной семьи и быта, умудрились дойти до такого состояния, что его жену приводит в негодование один-единственный намёк на то, что им предстоит делить дом и обмениваться новостями, не уместившимися в письма? Он не ждал, что Фиона встретит его с распростёртыми объятиями и что один вечер сгладит годы недопониманий, разделившие их, но в глубине души верил, что она ценит соединяющие их узы так же, как он сам, и от её слов у него возникает неприятное и настойчивое ощущение, что он чересчур многого не подозревает о ней теперешней. Гнев, наверное, подталкивает его сделать именно то, к чему он крайне редко и неохотно прибегал ещё до своего переезда и чего, признаться, терпеть не мог со стороны супруги, не без оснований считая это синонимом неуважения и неумения спорить. — Почему? — вскинув руку, он перебивает Фиону, сам для себя незаметно распалившись — от утомительной дороги или от выпитого спиртного — так, что начинает говорить с ней в унисон, выхватывая из реплик собеседницы лишь отдельные предложения. — Ты ведь даже не дослушала, что я хочу предложить! Я не безгрешен, конечно, и мне жаль, если за эти годы я не смог дать тебе то, в чём ты так сильно нуждалась, но я здесь сейчас, так почему, чёрт возьми, ты не хочешь хотя бы попробовать что-нибудь изменить? Я не пытаюсь ограничить твою свободу, отнюдь, но скажи, неужели тебя правда устраивает то, что наш дом…
— О разводе.
— Что? — услышанное отрезвляет не хуже пригоршни ледяной воды в лицо, он моментально замолкает, и наступает пауза, на протяжении которой он изумлённо глядит на так же внезапно замолчавшую жену, словно увидев её теперь впервые. — О каком разводе?.. Что?.. Аргументы, подготовленные им в парижской квартире в те месяцы, когда он уже осознавал близость и неизбежность отъезда, но ещё не вполне представлял, чем, помимо дождей и беспорядков, поприветствует его Туманный Альбион, вмиг исчезают, оставив его абсолютно обескураженным. Брак опять — в который раз, кстати? Сотый? Сто двадцатый? — оказывается куда непредсказуемее политики. Просчитывая варианты, он настолько убедил себя в её потенциальном сопротивлении, что и не старался посмотреть на сложившуюся ситуацию под другим углом. В особенности — вообразить, что её может напугать не его возвращение домой, а тот факт, что он решит вернуться не к ней. — Как тебе вообще пришло это в голову? — он фыркает для того, чтобы скрыть от внимания супруги, как сильно выбит из привычной колеи, и качает головой. — Я и не думал просить об этом, я же… — собственная откровенность и готовность произнести то, что в эту секунду вертится на языке, будто всех этих лет и не было, слегка пугают; в конце концов, он уже не подросток-старшекурсник, но притворяться сдержанным в её присутствии всё ещё трудно. — Не так глуп, — неловко заканчивает он, беря ладонь Фионы в свою. Странно: невзирая ни на что, прикосновение откликается в нём ровно точно так же, как на давнем школьном балу: пальцы покалывает от предвкушения, а когда они мягко сплетаются с её, Конрад чувствует себя… правильно. Завершённо. — И что может быть серьёзнее, чем это?! — он смеётся, предлагая ей этот игривый упрёк как продолжение беседы о всяких пустяках, и она соглашается принять его, но, с улыбкой наблюдая за ней, он совершенно уверен, что она прекрасно слышала всё, что не было сказано вслух.
Не отпуская протянутой руки, он встаёт, пересаживаясь на подлокотник кресла жены — мама бы с ума сошла, увидев это, — и улыбается вновь, ведь на дворе глубокая ночь и тот, кто одержал маленькую, но значимую победу в борьбе за своё будущее, не обязан соблюдать все требования этикета. Одно движение палочкой — и сначала бутылка, а затем кувшин по очереди наклоняются над их бокалами, наполняя их, а шар света подплывает чуть ближе, озаряя стол и поднос, стоящий на нём, вместо угасающего в камине пламени. — Ты не шутишь? Отдел Тайн? — недоверчиво переспрашивает он, приподняв брови. — Нам, похоже, действительно есть что друг другу рассказать. То есть ты прекращаешь ездить за преимущественно опасными и незадекларированными штуками для того блошиного рынка, на котором распоряжается твой брат? Кого я должен благодарить за это? Полумрак, царящий в библиотеке, скрадывает все очертания и жесты, а шар и багрово тлеющие угли не дают света больше, чем нужно, чтобы не натыкаться впотьмах на мебель, однако смех в его голосе невозможно не заметить сейчас даже не видя лица. Он так откровенно доволен, что если Фиона попросит его нагнуться, чтобы она могла ударить его за непочтительный отзыв о лавке Борджинов, он не будет иметь ничего против.

+1


Вы здесь » HP Luminary » Waiting for better days » You know, I’m almost gone when you come home


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно