HP Luminary

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HP Luminary » Waiting for better days » The devil takes care of his own


The devil takes care of his own

Сообщений 1 страница 3 из 3

1

http://s3.uploads.ru/t/vDOB5.gif

Действующие лица: Tisha & Charlie

Место действия: Хогсмид

Время действия: вскоре после изнанка

Описание: Didn't you read it in the detail?
That if you're idle in your welfare
Now you wanna know an answer
But if you're dancing you're a dancer
Didn't you read about it?
The devil…

Предупреждения: -

Отредактировано Letitia Fay (2019-11-06 00:49:21)

0

2

Тиша не хочет влюбляться. Тише нравится один светловолосый мальчик в школе, но каждый раз, когда она смотрит на его волосы, заглядывает в его глаза и ощущает его прикосновение к её руке, как приглашение к танцу, она чувствует слабое смущение — но ничего больше, никакого особого еканья в сердце, которое должно, по ее мнению, происходить при влюбленности. Танцевать сразу хорошо не получается, Тиша нервничает, пару раз отвечает своему партнеру резко, он терпеливо улыбается. Она смотрит на его эту улыбку, и видит в ней принуждение. Она думает, принуждению не место в любви.
Тиша встречается с мальчиком, потому что все остальные девочки уже делают это, а она не собирается от них отставать. Он хорош собой, у него темные волосы и есть клевый мотоцикл. И да, наверное, у неё от него внутри что-то екает — и даже больше, ее сердце ухает из грудной клетки в пятки каждый раз, когда она садится сзади на мотоцикл, обхватывая его спину. Она понимает, что она любит риск и немножечко — скорость, хотя первое — больше. Ее парня временами заносит, как мотоцикл, но она это терпит, хотя иногда ощущает себя будто бы настороже. Она думает о том, что в любви всегда должно быть место полному и обоюдному доверию.
Но её доверие заканчивается, не только к этому парню, но и ко всему миру, когда она едва стоит на ногах, и просит его не садиться за руль мотоцикла, а поехать на такси. И он едет с ней на такси, хотя не очень хочет, но в любви же нет места принуждению?.. Он трогает ее за колени, а ее тошнит, она перепила слишком сильно, поэтому она отмахивается, хотя тут же говорит ему "Прости", пытаясь оправдаться. Но язык клеится к небу, в итоге ничего путного не выходит, и парень отворачивается, хмуро кивая. В любви должно быть место прощению.
Но она не собирается его прощать, никогда, потому что он не подвозит ее на этом чертовом такси до дома, они приезжают к нему, и он говорит Тише, что ей не стоит показываться в таком виде семье. Да, она выглядит не очень хорошо, ей бы проспаться. И в любви нет места принуждению, но когда ее продолжает мутить, парень лезет к ней достаточно грубо, а у нее нет сил отбиваться, хотя она просит его — сначала пьяно и обессиленно, а потом все громче и испуганнее, когда она говорит ему "Нет, нет, нет!". Он не слушает и рвет ее колготки, задирая юбку. Тиша хочет сопротивляться, но тело у Тиши ватное, она — мягкий медвежонок, которого она сшила и подарила младшему брату. Ей остается только плакать и думать, что так не бывает в любви. Ей остается ощущать себя униженной, хотя до этого она была еще и страшно напуганной, и ей было дьявольски больно, эта ночь была похожа на ад. Тиша думает, что такой любви, если это она, она не желает. И на ее сбившейся юбке, когда она выбирается из чужого дома наутро, пока ее уже_больше_не_парень спит, кровь, и кровь же медленно капает вниз, Тиша буквально ощущает это. Боль нагревает до раскаленного низ ее живота, и Тиша, не очень в этом плане осведомленная, если честно, понимает, что вот Так быть не должно. Она идет к врачу. Ее обследуют, и сообщают неутешительные новости. Делают, кстати, что-то вроде маленькой операции, но побывавшая в аду Тиша не думает об этом. Тем более, она находится под наркозом, а вчера боль победила алкоголь, и наркоза вчера как такового не было. Тише предлагают чистые вещи, пусть и больничные, Тише говорят, что детей она  иметь, к сожалению, не сможет, а Тиша старомодно думает, что у любви обязательно должен появиться плод. Но раз его не получится, Тиша решает, что любить она не хочет. Жить — тоже. Тиша отказывается от снятия побоев, от психологической помощи, она кое-как застирывает юбку в туалете больницы, и идет домой. Боль спала, но низ живота еще слабо тянет. Обезболивающие Тиша не пьет — не время.
Дома Тиша сначала выбирает таблетки, но по пути забирает в карман дурацкой юбки лезвие. Юбка годна лишь на мусорку, как ее остальная одежда, как и тело, поэтому Тише все равно. Она счастлива, что не потревожила братьев. Их она любит, но это же другое. Они ее любят тоже, но смогут быть без нее.
Тиша давится слезами, а затем давится таблетками, запивая их водой из-под крана, черпая ее прямо ладонями. Плачет тихо и ждет эффекта, но не от обезболивающих. Она не думает о том, что тех, кто найдет ее тело, ждет неприятное зрелище — и судьба сжаливается над ней. Сознание теряет девушка раньше, чем захлебывается в блевотине.
Тишу ждет лечение, Тишу ждут таблетки, Тишу ждут нервные срывы и период реабилитации, реабилитации, которая так никогда и не происходит до конца. Тиша зарекается любить, Тиша ласково презирает любовь и страшится её, как огня, Тиша нервно смеётся, когда кто-нибудь спрашивает, как у неё на личном, Тиша пьет вино сама или с Фрэном, она говорит "Никогда", шепчет это, как в бреду. Потому что любовь не терпит принуждения, любовь прощает, любовь... прекрасна, и для неё, Летиции Фэй, не существует вовсе.
А потом Тиша вдруг ловит себя на том, что задумывается о мальчике с длинными волосами и глазами цвета, как неспокойное море. В её жизни наконец всё хорошо, она больше никому не даёт к себе прикасаться без её воли, она принуждает всех...отойти. Отойти от неё подальше, принуждает и просит, но его она подпускает близко. Что-то внутри, кровоточащее, хотя это не доказать каплями на юбке и колготках, что-то, нон-стоп вертящееся в её голове, заставляющее порою хотеть кричать, пока не пропадет голос... оно затихает. Тиша отвлекается от себя самой, смотря на то, как шевелятся его губы, слушая то, что он говорит, касаясь его нечаянно или не очень (и всегда желая больше), Тиша думает о нём, когда его нет. Она не думает о том, что влюблена в него - она же себе обещала. Она этого не хочет. Ей хочется плакать и смеяться, хочется царапать себя руками и пить ещё больше, хочется шептать "Нет, нет, нет". Но он никогда не принуждает её - она сама шлет ему весточки, зовет его гулять, она ловит себя на том, что ей становится его мало, даже когда он рядом, внутри просыпается что-то, что больше не раненное, но очень злое и жадное, ей хочется забрать его к себе и носить медальоном на сердце...
Тиша ловит себя на голоде, Тиша ловит себя на дрожи, она - рыбак, у которого в руке старая удочка, и клюет даже без наживки. Она ловит себя снова и снова, она начинает ощущать себя зависимой от него. В сердце её что-то ёкает, когда он улыбается, когда он смотрит на неё, иногда это происходит с такой силой, что ей хочется плакать, ей хочется впиться в его губы поцелуем, ей хочется... ей его хочется. Она не то что была бы согласна, если бы он предложил, ей хочется сорвать с него одежду, броситься и сделать всё самой, потому что только так она удовлетворит этого безумно голодного зверя внутри, зверя по имени "любовь". Любовь спела в ней так долго, и вот теперь расцвела дурноцветом, а Тиша не находит садовые ножницы и находит много иронии в том, что он - практикант Травологии, и сам как растение, он пахнет чем-то травянисто-терпким и морем, он пахнет уютом, он пахнет её спасением.
Тиша... Черт, она так не хочет влюбляться, но серьёзно, есть ли у неё выбор? Ей кажется, что нет. И Фрэн, должно быть, не так уж хорошо знает свою сестру, если в весточке, что он посылает ей, пытается предупредить её и отговорить от...чего? Они с братом такие гордые, никто не хочет ничего признавать. Но случилось что-то невообразимое - кто-то разукрасил их школьного тренера, через которого в свое время прошла и сама Летти, человека, в которого Фрэнни влюблен. Он еще пытался отрицать это - но сестра заметила всё куда раньше, чем он сам. Ей не хочется, но какой-то опыт у неё имеется. А еще страннее от того, что этот "кто-то", причинивший вред "профессору метел" - это... тот, кого она не хочет любить, но любит? Она вспоминает о Чарли, воспроизводит в голове его образ максимально детально, и снова чувствует эту дрожь, эту жадность, эту тоску по нему. Она любит его так сильно, что это кажется ей чем-то нездоровым, но вообще в случае с Фэями довольно глупо говорить о здоровости и нормальности. Но она любит его так, что не боится его, даже если он действительно сможет причинить ей боль. И эта возможность, гипотетическая, нависает над ней черной тучей, но нет, в страх ей не превратиться никогда. В смутное опасение - да. В обещание быть с ним осторожной и не подпускать близко, если что. И может, попытка провальная заранее - они почти не виделись за эту зиму, - но вдруг повезет. В любом случае, на этот раз Тиша решает пустить всё на самотек, не писать ему, не пытаться вызнать хоть что-нибудь. Чарли появится в её жизни и расскажет ей всё сам, когда наступит время. Его приведет к ней судьба, разве не так? Это - еще одна из "черт" любви в ее голове, и появилась она именно с Флетчером. Любовь зашла к ней в душу, как старый гость, чьё имя не можешь вспомнить, но ждал уже очень давно... даже если и не признаешься себе в этом.
В любом случае - на время Тиша отвлекается не только от себя, но и от Чарли. Зимой растет как и количество желающих  как и принять на грудь в теплом месте, так и несчастных, получающих травмы от рукотворных предметов. Это - её трудовые будни, и в свободное время Тиша в основном спит, не видя в своих снах ничего... даже Чарли.
Она ему не пишет, а он вряд ли может вырваться с работы, даже если и запомнил её смены в Хогсмиде. Сегодня у Тиши как раз вот-вот закончится одна из них, но она уже не выдерживает и выходит из пропитанного сигаретным дымом и спиртом заведения, чтобы подышать свежим воздухом. Время к закрытию, но всегда есть те, кто хочет, чтобы шоу продолжалось. Однако конкретно эта компания вроде как заканчивает дебоширить на сегодня - три ее знакомца. С мужчинами Тиша ведет себя, как и с женщинами - дружелюбно-похуистично. Она не боится - ей вроде как уже всё равно. Они предлагают ей прикурить, но Тиша отказывается - она предпочитает другие сигареты. Однако она остается стоять с ними, ведя непринужденную беседу, и периодически отмахиваясь от дыма, иногда из-за ветра летящего в её сторону. И всё первое время будто бы хорошо...Первое время. Пока их шутки не становятся более вульгарными, и Тиша пытается вспомнить, сколько раз сегодня она меняла за их столиком бутылки, и насчитываемое число начинает её тревожить, и к ней тянут руки, и уголки губ девушки едут вниз  - а ведь всё начиналось так хорошо.
- Что ты будешь делать, красотка? Будешь подтирать больным задницы в Мунго? Пошли с нами, оставь свою больницу...
Тиша не ездовая лошадь, чтобы без перехода после смены в баре выдерживать еще одну в Мунго, но она думает, что в таком состоянии они вряд ли поймут это. Поэтому она усмехается невесело и говорит о том, что уж найдет, чем занять себя. И должно быть, её слова звучат слишком дерзко, звучат намеком, потому что один из них все же ловит ее, потерявшую страх, за руки, и притягивает к себе:
- О, и давно ты занимаешь себя сама? Может, этим стоит заняться нам? Пробовала когда-нибудь вчетвером, детка?
Любовь не терпит принуждения, а секс в идеале возможен только при взаимном согласии... Но в чужом голосе больше издевки, чем вопросительных интонаций. Ее не приглашают, её готовы поставить перед фактом - и может, раком, или как-нибудь ещё, и... Тиша вспоминает своего бывшего, его светлые волосы. Вспоминает ощущение мягко-ватного тела, испытывая нечто схожее и сейчас - но сейчас она не пьяна, но её сковывает страх и нежелание осознавать, что это правда происходит. Она же знает их... но и своего бойфренда она тоже знала, верно? И он тоже был пьян, когда брал её силой. И Тиша думает о том, что на самом деле лучше не знать, чего ждать от человека, но доверять ему априори, чем очень даже хорошо знать, чего ждать от человека прямо сейчас - и не желать этого. Не желать - и не находить выхода... Но пользуясь тем, что чужие руки переместились ей на бедра, а остальные двое только ржут, не решаясь пока действовать, Тиша замахивается - и с силой ударяет этого нахала по щеке. Не ладонью. Кулаком. Так, что его лицо мотается в сторону, а у нее взрываются искорки боли в костяшках, и черт, попади она чуть ниже - она бы точно сломала ему челюсть. И этот мудак выпускает её, хватаясь за свою щеку, хватаясь за свой рот, из которого всё равно вытекает кровавая юшка.
- Прости, Чаки, но я уже ебаную тысячу раз говорила - желающих потрахаться шлюшек ищите где угодно, но не здесь. Со мной этот номер точно, блядь, не пойдет. - И её голос звучит так едко, как кислота, и так уверенно, хотя сердце из груди пытается выпрыгнуть, и она даже не пытается никуда сбежать - на этих-то каблуках, один из которых уже подсечен... Она забыла переобуться из "рабочей" обуви. Поэтому, пока Чаки матерится и ставит её перед фактом, что отделает её, трогая свою щеку, а остальные двое подходят к ней ближе, ухмыляясь нехорошо, Тиша лишь делает несколько шагов назад рефлекторно... и упирается спиной во что-то, точнее даже, кого-то, вскрикивая от неожиданности и прорывающегося наружу страха, и оборачивается.
- Чарли?.. - И весь мир неожиданно страшно сжимается, и доносящиеся со стороны "Э, слышь, ты кто такой, она наша" и "Гыгы, это что, еще одна телка, только пострашнее?", приглушаются. А Тиша вжимается в Чарли, желающая, чтобы если он может - пусть лучше бы убил её прямо здесь и сейчас, но не отдавал её... в руки им. Она уже была в аду, она не хочет попадать в него снова.

+1

3

У Чарли есть сундук. Такой старый резной ящик с крышкой, который кто-то когда-то вынес на помойку, а самый идейный из барахольщиков подобрал и привел в порядок. Сундук занимает почетное место под кроватью в его полузабытой квартире, стараниями Вик и Джи давным-давно превратившейся в общежитие, и достается в основном для того, чтобы положить в него что-то новое. Бесполезные памятные вещички, которые просто рука не поднимается выбросить. Хотя такими темпами они скоро выползут из сундука и заполонят весь дом – ведь время идет, а вместе с ним приходит и очередное барахло.
Где-то в этом сундуке лежит пожелтевший уже листок бумаги, исписанный округлым, старательным полудетским почерком с завитушками. Чарли так не умеет. Но отлично помнит чуть полноватую, встрепанную девчонку курсом младше, с которой они частенько оставались на факультатив по зельеварению или просто поработать в теплицах. Она любила цветы и была остра на язык, но в магических стычках могла разве что сердито пнуть обидчика под колено – заклинания такого толка ей не давались. Как-то раз он получил за нее здоровенный фонарь под глазом, переливающийся всеми оттенками фиолетового, и с этим же фонарем учил потом, как хотя бы на время обезоружить противника. Ей же для того, чтобы обезоружить самого Чарли, хватило одного клочка пергамента, одной фразы:
- Ты нравишься мне, слышишь?.. Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь!
А Чарли молчит. Чарли смотрит на нее, как баран на новые ворота, как на «тролля» за проверочную работу, как на декана, когда незадачливый ученик опять что-то нарушил и даже не заметил. Любовь – это что-то чувственное, но непонятное – то, что нескладный патлатый подросток вряд ли сможет постичь. Он любит растения в теплицах, матушку, недоваренные макароны, шум воды, улыбку парня-орленка, однажды поймавшего вместо снитча вратаря чужой команды, и между оттенками этой любви видит так мало различий.
А этой девчонке дано больше, гораздо больше. Она уходит в слезах, а после появляется в теплицах все реже, пока не пропадает совсем. И это – еще одна вещь, от которой Флетчер пытался сбежать, уходя в море. Он на самом деле такой трус. Оставить все тревожное, все непонятное, все правильное там, на берегу, и не взять с собой ничего. Чтобы только соль на руках, волны и запах дурмана.

Запах волос Летиции Фэй дурманит не хуже, и это все еще то, чего Чарли не понимает. Просто еще один пункт в списке того, что нравится. Просто еще один пункт в списке причин снова убрать свое проклятое туловище с суши и уже никогда не возвращать. Ему с Тишей легко и спокойно, ему вообще мало с кем сложно, и можно было бы просто купить пирожков с ежевикой и встретить девушку после работы, это же так просто – предложить маленькой гордой фее помощь, защиту, просто себя где-то поблизости – необязательно, конечно, но вдруг понадобится. Но что-то внутри говорит, что делать этого не стоит.
Кто-то.
Наверное, то же самое, что так восторженно визжало, когда стискивало шею одного старого дурака.
Заслуживал ли он смерти? Заслуживает ли? Чарли теперь задумывается о таком слишком часто, носит ее в себе, как женщина носит заранее мертвого ребенка, как люди живут с какой-нибудь неизлечимой болезнью. Свихнувшимся от горя матерям мерещатся голоса их нерожденных детей, а с Флетчером говорит… хуйня какая-то с ним говорит. Спорит. Просит. Комментирует происходящее. Хуйня хочет боли, хочет трупов, и ей всегда будет мало.

И даже если он угонит лодку и уйдет обратно в чертово плавание, из которого не вернется – он уже никогда не останется в одиночестве.

Поэтому он не ищет встречи с Тишей, а она не ищет встречи с ним – что логично, наверное, у нее ведь брат в Хогвартсе, и неизвестно, как далеко сумели уйти слухи. Она наверняка знает. Подвергать девушку опасности ради своих симпатий как-то некрасиво, и он не покупает пирожков и не идет встречать ее после работы, зато очень непедагогично идет в Хогсмид за забвением. Если не в паб завалиться, то хоть немного заглушить чужой неживой голод.
На улочках уже темно и малолюдно. Фонари, кажется, совсем не дают света, и близорукий практикант сослепу поскальзывается на раскисшей снежной жиже. Долго лежит в сугробе и смотрит на сумрачное небо, а потом лезет в карман за слегка промокшими сигаретами. Это умиротворяет. И можно представить, что голова кружится не от чудесной самодельной можжевеловой настойки, а от корабельной качки. Он лежал бы так, наверное, еще пару часов, схватил бы простуду и прогулял бы свои же уроки, но в конце улицы слышится шум, и он нехотя встает – мокрый, помятый и вообще словно каретой с фестралами перееханный.
Поначалу все выглядит мирно: девушка, трое нетрезвых мужчин. Не лучший расклад, но вполне нормальный для Хогсмида. Однако внезапный удар в чью-то широкую челюсть уже не выглядит мирно. Незнакомка пятится, а эта троица крадется следом, и внутри поднимается что-то нехорошее. Злое такое. Не его. А спустя пару мгновений хрупкая фигура упирается прямо в него, и он с изумлением узнает в ней… Летишу?
- Что ты тут делаешь? Ты в порядке? – он берет ее за руку и отводит чуть в сторону. Осматривает на предмет возможных повреждений и выдает, пожалуй, самое дурацкое, что только может. – Выйти наружу в туфлях – не самая гениальная твоя идея, Тиш.
Компания останавливается рядом и, кажется, переключает свое внимание на него. А Чарли вежливый, поэтому отвечает тем же.
- Гыгы, это что, еще одна телка, только пострашнее?
- Замечательно, что вы считаете ее красивой, но ребят, вы это, закругляйтесь. Вы перебрали, со всеми бывает… Просто девушка не хочет продолжать вечер. Не нужно никого пугать, давайте мы все просто разойдемся по своим делам, хорошо?
Он миролюбив и благостен, как Папа, блять, Римский, этой благости хватит, чтобы просветлить половину Британии. И на эту компанию, наверное, хватило бы.
Но, кажется, Фэй ударила слишком сильно, и у одного из них на щеке выступает кровь. Соленая. Ржавая. Способная если не утолить, то хотя бы немного успокоить голод. Но ее мало, так мало
Невидимый хор взвывает тонко и неприятно, как перетянутая струна, и он успевает только инстинктивно попытаться заслонить девушку, перед тем как сгибается, прижимая ладони к ушам. Вот только звук идет не снаружи, а изнутри, и он улыбается слепо и беспомощно, как тогда, и не может увидеть, как неотвратимо застилает глаза мертвое, жестокое нечто, не различающее в жестокости чужих и своих.
А ведь Ирма просила его подождать и держаться подальше от неприятностей еще хотя бы пару недель, а лучше месяц, она ведь сама еще не уверена в том, как будет действовать лекарство и как скоро состояние станет стабильным. Но такие вещи, кажется, случаются против воли. Чарли, наверное, все-таки верит в судьбу. Она привела их всех сегодня в одно место, и, кажется, кому-то из них сегодня не повезет. Например, одному травологу, которого на этот раз точно отстранят и посадят в Азкабан.
Он пытается выдавить из себя какие-то разумные слова, которые должны донести до всех присутствующих, что ситуация изменилась, что нет больше несостоявшихся насильников и их жертвы, что им всем сейчас нужно прятаться и бежать, теряя ботинки в сугробах, но вырывается только отчаянное, шипящее:
- Уходите. Все – уходите!!!

Отредактировано Charles Fletcher (2019-11-12 15:15:34)

+1


Вы здесь » HP Luminary » Waiting for better days » The devil takes care of his own


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно