Как ни странно у этой несанкционированной вылазки в Хогсмид не было никакой цели. Дело было вовсе не в бунтарском настроении и желании нарушить правила, так же гриффиндорку не интересовала длинная улочка из магазинчиков, да и встреч ни с кем у неё назначено не было. Вообще это решение, сбежать хоть на какое-то время, было весьма спонтанным. Вот она сидит в гостиной факультета и вот уже через минуту, быстрым шагом идёт в сторону потайного хода.
Несмотря на всю спонтанность, такое решение вовсе не стало для неё открытием, скорее наоборот, она задавала себе вопрос почему не сделала этого раньше. Ведь она уже давно чувствовала все то, что гнало ее прочь из замка, вдруг ставшего на удивление тесным. Все чаще ей казалось, что приветливые раньше стены родной школы, теперь будто все больше сдвигаются, грозя вот-вот задавить ее. Не удивительно, что после всего произошедшего она чувствовала нечто подобное, удивляло скорее то, что она так и не решилась поговорить об этом хоть с кем-то. А с кем? Ала отчислили, и теперь от присутствия брата в школе осталась лишь ее привычка вечно выискивать ее темную макушку в толпе слизеринцев. Джеймс и так считал себя за все ответственным, да к тому же многие и правда валили ответственность на него, как на лидера АД, чем злили Лили.
Она вообще была не похожа на себя в последнее время. Обычно улыбчивая и открытая, теперь Луна все чаще молчала, если только дело не касалось защиты братьев.
В виду всего этого, одинокая вылазка в Хогсмид казалась ей весьма удачной идеей. Хотелось проветрить голову и хоть немного отвлечься от сумбура, творящегося в школе.
Окунувшись в свои мысли, Лили брела по заснеженному Хогсмиду, совсем не утруждая себя смотреть по сторонам. В результате чего, она не обращала внимание на человека, только что вынырнувшего из соседнего переулка, а теперь идущего ей навстречу, ровно до того момента пока не услышала над рыжей макушкой громогласное «Лили?! Что ты здесь делаешь?».
Судьба, наверное, смеялась над ней или может хотела проучить. Так думала младшая Поттер, потому что найти другое объяснение такого стечения обстоятельств было крайне сложно. Она могла предположить, что рискует попасться одному из профессоров или какому-нибудь практиканту, да директору школы, в конце-концов. Но попасться отцу?!
Что ему здесь делать. Лили знала, что, даже когда приняли решение отчислить Альбуса, в школу вызывали не обоих родителей, а маму. Дядя Невилл правда говорил, что отец приезжал чуть позже. Но сама Лили была в этот момент на уроке, а он, наверняка, как обычно куда-то спешил, так что она даже не видела его и не знала зачем Гарри  был в Хогвартсе. Если по поводу среднего сына, то, очевидно, все прошло не очень, так как Альбус был по—прежнему отчислен. В то время как Паркинсон по-прежнему продолжал обучение.
- А ты? - совершенно невежливо отвечает девушка вопросом на вопрос, поднимая взгляд на отца.
Сейчас довольно сложно узнать в ней ту девочку, которая могла часами сидеть в кабинете отца, обложившись игрушками, пока тот пытался работать над бумагами.  Ту девочку, что знала, что папу хватит очень не надолго, и в итоге все это закончится тем, что он отложит все дела, и пересядет к ней на диван, чтобы поиграть в волшебное чаепитие или прочитать ей сказку.
Сейчас эта девочка напоминала комок нервов: чуть растрёпанные рыжие волосы, плотно сжатые губы, бледное лицо, на котором теперь болезненно ярко выделялись веснушки и зелёные глаза, так похожие на глаза Гарри. И чувствовала она себя точно так же. Лили была расстроена, Лили злилась, но хуже всего, она держала это в себе. Хотя никогда не умела этого делать. Не умела копить в себе зло.
Но может в этом и был замысел судьбы? Наконец, найти того, на кого она смогла бы обрушишь все то, что буквально разрывало ее изнутри. Того, кто при всем при этом, смог бы выстоять, понять и принять. Потому что он сильнее. Потому что он папа. Потому что он обещал защищать ее всю свою жизнь.
Но будет ли все так, никто из них не знает. Сейчас она стоит и смотрит на него с плохо скрываемой обидой в глазах. Произошедшее с Алом, а если конкретно, его исключение, завязало ещё один крепкий узел в уже и так сложном клубке отношений отцов и детей в семье Поттер. Лили казалось, что родители сделали недостаточно. Недостаточно, чтобы защитить Ала. Недостаточно, чтобы все было по справедливости.

Отредактировано Lily Potter (2019-12-05 16:59:07)

- Хочешь сказать, я нарушаю правила? - она изогнула бровь в притворном удивлении, внимательно смотря на отца.
Она никогда не умела быть такой. Вся эта ненастоящая мимика, притворно спокойный, ледяной тон. Это была не она. Но сейчас быть другой почему-то никак не получалось. Будто что-то щёлкнуло внутри и все чувства и эмоции, которые обычно довольно просто можно было прочитать по ней, застряли где-то внутри, на уровне солнечного сплетения. А она сама была, будто, скована тонкой коркой льда, превращавшей ее лицо в маску, и дарующей ее голосу безразличный, холодный тон.
- И что, меня теперь тоже исключат,  так же как Ала?
Ей не надо продолжать эту фразу, чтобы было понятно камень в чей огород это был. Да и не просто камень, почти булыжник, который заставляет задаться вопросом, как такая хрупкая Лили, вообще смогла его поднять.
Но она смогла, и этих камней в запасе у неё было ещё очень и очень много. Она правда считала, что родители не сделали все возможное, чтобы защитить Ала, чтобы отстоять его право на справедливость. И дело было даже не только в  его исключении, но и в том, что он оказался единственным, на кого свалили всю вину, в то время как тот же Шейм вышел сухим из воды, при этом, в отличие от среднего Поттера, совершив, действительно, ужасающие вещи.
Если ее отец всю жизнь боролся за справедливость, если он столько ради этого работал, что это даже в своей мере повлияло на развал их семьи, то почему сейчас, в тот момент, когда эта справедливость так была нужна, он не смог найти ее для собственного сына. Ни он, ни мама. Разве так често?
Мистеру и миссис Поттер, действительно, нечего было сказать, вероятно, коррумпированной администрации школы, в которой у них, кстати, остаётся учиться ещё два ребёнка и многочисленное количество племянников?
Она не могла в это поверить. Но если не сказали, не защитили,  значит не хотели. Это единственное объяснение, которое у нее было.
Поэтому все так. Поэтому Ала сделали во всем виноватым.
В какой-то момент брат сказал, что даже рад этому, рад, наконец-то, убраться из этой школы. Сейчас Лили впервые показалось, что может он был и не так уж не прав. Школа больше не казалась ей столь любимым и уютным местом, как раньше. И она с трудом представляла как пробудет там ещё два с половиной года.
Да, конечно, в исключении были и свои минусы. Например, было ещё совсем непонятно, чем может заниматься бывший студент в дальнейшем, однако, Лили была уверена, что и без последнего года обучения, можно было найти чем заняться в жизни. Они с Джеем старались не давить на брата и не накидывались с расспросами, а что же будет дальше. Наоборот они старались дать ему максимальное ощущение общности, комфорта и понимания. Они знали, что он сам решит, что ему делать дальше, и знали, что они его поддержат, потому что для него это важно. А потому лишь терпеливо ждали его решения, прекрасно понимая, что Алу нужно время, чтобы со всем разобраться. Один из немногих положительных моментов во всей этой ситуации: отношения младших Поттеров и их стремление защищать друг друга сейчас были крепки, как никогда.
- А пока меня не исключили, я, кстати, по-прежнему, учусь в одной школе с человеком, который пытал девочку. И которому за это ничего не было. Ты всерьез переживаешь за то, что я гуляю в Хогсмиде одна?  - зелёные глаза почти искрятся, так сильно бьется в ней это чувство окружающей несправедливости. И так сильно хочется, чтобы он, наконец, понял ее. Кто, если не он.
- Ах ну да, главного нарушителя, открывшего Тайную комнату, - Лили сделала особый акцент на слове нарушитель, - исключили, теперь в школе тишь да гладь и сплошная безопасность, такая официальная версия?

Отредактировано Lily Potter (2019-12-24 15:57:52)

Истинный нарушитель не установлен? Лили еле сдержалась, чтобы не закатить глаза на этой фразе. Мерлин, да по-моему уже каждый второй студент знает, что произошло в Тайной комнате на самом деле и кто во всем виноват, почему никто не хочет слушать?
Может это какое-то проклятье? Может когда человек взрослеет, он перестает уметь видеть очевидные вещи? Интересно, она тоже станет такой?
Если бы взрослые всерьёз переживали за то, кто и где ходит один, они бы уже давно придумали как решить эту проблему, как наказать виновного, и как перестать сваливать все на Ала, который может и был виноват, но точно не представлял угрозу для окружающих.
Она хотела возразить, но отец уже вёл ее в Три мётлы, заявив об этом таким не терпящим возражений тоном, что она на мгновение снова почувствовала себя маленькой девочкой, которой, судя по всему, по-прежнему и была для отца.
В это время в баре было немноголюдно, да и не удивительно, учитывая, что все школьники, которые обычно занимали большую часть помещения, сейчас должны были находиться в Хогвартсе. Гарри выбрал самый дальний столик, и Лили была склонна с ним согласиться. Сейчас ей хотелось максимально избегать других людей, как знакомых, так и не знакомых.
Подумав буквально секунду, Лили решила заказать горячий шоколад. Пока она в задумчивости бродила по Хогсмиду, то даже не заметила, как успела слегка замерзнуть, так что горячий напиток был сейчас очень кстати.
Тем более, что Лили так переживала в последние несколько дней, что уже и не помнила, когда ела нормально в последний раз. А сахар, как известно, — отличный источник энергии.
А ещё горячий шоколад часто делала мама, когда младшие-Поттеры были ещё совсем маленькими. Прибегая зимой с прогулки, с раскрасневшимся щеками и взмокшие от беготни Джей, Ал и Лили со всех ног мчались на кухню, где их обязательно ждал горячий шоколад с маленькими белыми зефирками и какой-нибудь сладкий пирог. Уже тогда у Луны была привычка съедать все зефирки разом ещё до того, как она делала первый глоток напитка. С возрастом эта привычка совсем не изменилась. И когда приветливая молодая официантка принесла девушке большую чашку горячего шоколада, первым делом Лили взяла ложку и стала вылавливать эти самые зефирки.
— Гуляла, — ответила девушка на вопрос отца, пожимая плечами и все ещё не поднимая взгляд от чашки, — не могла больше оставаться в школе.
Она и правда чувствовала себя неважно, причём не только морально, но и в физически. Это впрочем было не так уж удивительно, учитывая как мало она ела и спала в последнее время.
— Как вы с мамой допустили, чтобы Ала отчислили? — вдруг спросила Лили, наконец, поднимая взгляд на отца. Ее глаза были очень похожи на его, особенно сейчас, когда в неярком свете помещения казалось, будто они искрятся едва уловимым светом, — да, это он открыл Тайную комнату, но он никому ничего не делал. Мерлин, да половина школы уже в курсе, кто на самом деле сделал это с Магдой. Так почему никто ничего не делает с этим? Что если ещё кто-то пострадает из-за того, что люди, которые должны были отреагировать не сделали этого вовремя. И почему именно Ал оказался крайним?

Несмотря на всю злость, обиду, и это саднящее чувство всеобщей несправедливости, она понимала, что он прав. Понимала, что этот мир не всегда устроен так, как нам хотелось бы. Понимала, что просто тыкнуть в виновника никогда не было бы достаточно. И что ее роль во всем этом тоже не имеет никакого смысла, потому что, что бы она ни знала и в чем бы ни была уверена, все это лишь слова заинтересованного лица, который к тому же не был там. Понимала она и то, что Ал все равно ответственен за то, что открыл Тайную комнату, да и что в школу он возвращаться не хотел, а значит не было смысла винить в этом родителей. Ведь даже если бы они смогли помочь, он сам не хотел бы этого. А кто, как ни он сам, имеет право решать свою судьбу.
Наверное, это тоже часть взросления, когда мы впервые, а может уже даже и не впервые, но на этот раз всерьёз, понимаем, что родители не всесильны. Что они такие же люди, как и любые другие, и весь мир уже давно не лежит на их плечах. Они просто люди. Со своими плюсами и минусами, силой и слабостью. Лили была давно далека от идеализирования родителей, однако, какая-то крайне детская, почти слепая вера в то, что им все под силу, по-прежнему, жила в ней. Особенно это касалось отца. Он ведь всегда был героем. Нет, не тем, о ком теперь писали в книжках по истории магии. Ее героем. Тем, кто прогонял воображаемых чудовищ из под ее кровати, кто всегда знал, где спрятана последняя пачка мороженного, до которой еще не успели добраться братья, кто рассказывал ей сказки только с хорошим концом. И несмотря на все, что происходило с их семьей, эта привязанность к отцу, вера в него, продолжали жить в ее душе наперекор всему.
И когда он произносит эту фразу вслух, о том, что они с мамой не властны над всем, над чем хотелось бы, Лили будто впервые прислушивается к этому. Впервые даёт себе передохнуть от удушающей обиды, допуская мысль, что все происходит вовсе не потому, что это родители такие. Просто мир вокруг них такой, а они, как и любые другие люди, борются в силу своих возможностей, которые, к сожалению, не бесконечны.
Может она и правда слишком стога с ними?
И сейчас она смотрит, как папа пьёт кофе, а в голове вихрем проносятся воспоминания. Как в детстве она бывало успевала ловить его на кухне по утрам, когда просыпалась раньше обычного, а Гарри еще не успевал убегать на работу. Лили заходила на кухню в поисках чего-нибудь съестного, а он уже был там, тоже вот так вот сидел и пил кофе, хотя чаще делал это стоя, уже на ходу, потому что работа требовала быть в Министерстве как можно раньше. Он приветливо улыбался ей, ласково ероша волосы на рыжей макушке, всегда спрашивал, что ей снилось, а потом целовал в щеку на прощание, перед тем как исчезнуть в зеленом пламени камина. И он, конечно, не знал, что иногда Лил специально заводила будильник, чтобы проснуться пораньше и успеть на этот их утренний ритуал.
С тех пор как папа перестал жить дома, Лили уже никогда не заводила будильник, чтобы встать на каникулах пораньше. Видеть пустую утреннюю кухню было не выносимо, даже больше, чем заходить в его бывший кабинет.
Ей не хватало его. И не только ей. И, наверное, в этом и была главная проблема. Он был нужен им. И чем чаще что-то случалось, тем чаще он появлялся, потому что это требовало его внимания.
Может это была их своеобразная подсознательная стратегия? Может поэтому они трое вляпывались в проблемы с завидной регулярностью?
— Лили, детка, я знаю, тебе сейчас трудно в это поверить, но я делаю всё, что могу.
— Я знаю, пап, — вдруг отвечает Лили, впервые за сегодня по-настоящему смотря ему в глаза,  — Просто мне бы хотелось, чтобы так было не только тогда, когда с нами случается что-то плохое.
Она вдруг понимает насколько устала за последние беспокойные дни, и как впервые за эти дни больше не хочет ни говорить ни думать о том, что так тревожило ее. Как ей хочется просто оказаться в крепких папиных объятиях, и чтобы он пообещал, что все наладится. Пообещал не как герой, не как аврор, а просто как ее Папа.
— Я скучаю по тебе.

Папа обнял ее и всё вдруг исчезло. Рассыпались в пыль все терзающие сердце обиды, недомолвки, хлёсткие слова, и не менее болезненное молчание. Лили любила папу. И за всем этим букетом тревожных чувств всегда оставалась одна простая истина. Она простила бы папе, наверное, все, что угодно. Потому что это Папа. Ее герой. И он нужен ей так же сильно, как в детстве, а может и еще сильнее.
И в глубине души, она знает. Знает, что он правда старается, пытается удержать весь свой и их мир на собственных плечах, и не его вина, что ему не всегда это удаётся.
Папа обнял ее и она вдруг снова почувствовала себя ребёнком. Не тем строптивым подростком, которым была сейчас. А настоящим счастливым ребёнком.
Ей пять — за окном снегопад и папа зовёт ее играть в снежки. Братья, уже одетые, резвятся в сугробах, а ее на пороге ловит за руку Гарри, говоря, что ей нельзя идти на улицу без шарфа.  Луна смешно морщит нос, она не любит шарфы. Папа достаёт с верхней полки в прихожей ее любимый красно-желтый шарф цветов Гриффиндора, который еще давным - давно связала ему бабушка Молли. Он знает, что его она согласится надеть без раздумий. Не из-за цвета. А потому что это его, папин. Гарри улыбается своей маленькой хитрости и крепко завязывает на ней ало-золотой шарф, чтобы она не простыла.
Ей семь — она опять встаёт по будильнику и бежит на кухню, где папа вот-вот должен начать завтракать. Она хочет позаботиться о нем и показать, что она уже умеет сама готовить завтраки и даже обращаться с ножом. Ведь у нее так хорошо получалось под присмотром мамы. Она берет небольшой нож, и начинает отрезать кусок сыра, не замечая, как лезвие внезапно соскальзывает, оставляя тонкий порез на пальце. Папа не ругает, что она взяла нож без спроса, а просто залечивает ранку. А потом где-то в глубине шкафчика в ванной находит смешной маггловский пластырь с цветной картинкой на нем. И клеит поверх того места, где всего минуту назад был порез.
Ей десять — они только что проводили братьев в школу, и теперь вернулись домой. Лили ушла в свою комнату и расплакалась, потому что знала, как долго ей предстоит скучать по ним. Негромкий стук в дверь нарушил тишину, прерываемую лишь ее всхлипами. Она быстро размазала слезы по щекам, чтобы никто не заметил, что она плакала. На пороге стояли родители, и конечно, они знали, почему удочери красноватые глаза и мокрые щеки. Но ничего не сказали. А вместо этого папа протянул ей коробку, сказал держать очень осторожно и скорее узнать что там. Коробка уже была приоткрыта сверху, так что Лили очень быстро смогла заглянуть внутрь и увидеть маленький пушистый комочек. Родители подарили ей котёнка, чтобы она не так сильно скучала по братьям. Они вместе с папой придумали ему это смешное имя из маггловской сказки — Балу. Балу, действительно, помог Лили справиться с разлукой. Сначала с братьями, а затем и с домом, когда она сама на следующий год отправилась в Хогвартс.
Лили закрывает глаза, еще крепче обнимая отца, буквально вцепляясь тонкими пальцами в жесткую ткань его мантии.
— Я люблю тебя, — едва различимые из-за шепота и того, факта, что она уткнулась ему в грудь, давно забытые слова бесконтрольно слетают с языка. И она вдруг обнаруживает, что от того, что она снова смогла сказать их вслух вдруг становится легче. Будто стальная лапа до того момента стискивающая ее легкие, вдруг немного ослабляет хватку и ей становится легче дышать.
Они сидят так еще какое-то время, и кажется, что мир замер вокруг них. Сейчас нет ничего, что обычно разделяло их. Ни его работы, ни ее обиды, ни прошлого, режущего как по живому, каждый раз, когда о нем заходила речь. Есть только они: дочь и отец.
Потом он говорит что-то о том, что с Алом все будет хорошо, о том, что не надо делать глупостей. Но она уже слушает в пол уха, буквально отсчитывая последние секунды их неожиданного единения. Она не знает, когда они снова обнимутся вот так в следующий раз. И не потому что не хотят. Просто..
Просто скоро они выйдут отсюда и каждый вернётся в свою жизнь. И все снова станет сложно.
Когда он вновь заговаривает о случившемся, она немного вздыхает, но все же отстраняется, серьезно смотря на отца. Она знает, что им и правда стоит поговорить.
— Пап, ты же знаешь, что меня там не было, — отвечает она, — то, что я знаю о произошедшем — лишь то, что мне сказали другие люди. Тебе всерьёз нужно поговорить с Алом, чтобы он рассказал, как все было. Но уже половина школы знает, что это с Магдой сделал Паркинсон. И его в отличие от Ала не исключили.
Справедливость как она есть, правда?
Лил задумалась как так вышло, что Ала отчислили за открытие Тайной комнаты, а Шейм, после всего, что он сделал, до сих пор оставался в школе. Но не находила никакого рационально ответа. У нее не было никаких доказательств, да и судя по всему ни у кого не было. Но в этой заварушке пострадало уже так много людей, в том числе близких Лили. А что если на этом все не остановится? Неужели она никогда не сможет чувствовать, что ее близкие в безопасности?
— Тебе не кажется, что это самое страшное? Нет, я не о страхе перед конкретным человеком. Я в принципе. О том, что разве это не страшно, что угроза может просто взять и прийти не извне. А от того, кто является одним из вас. Шейм такой же студент, как и все мы, мы все видимся в Большом зале, с кем-то он учится на одном факультете, с кем-то играет в квиддич, да мы с ним целовались даже, — последняя фраза сорвалась с языка абсолютно случайно, Лил настолько увлеклась излагаемой ей философией, что на какое-то мгновение забыла о том, с кем она разговаривает.
Густо покраснев Лили поспешила добавить:
— Пап, не бери в голову, это было давно, и я вообще не собиралась тебе про это рассказывать, просто..
Подбирать слова было все сложнее, но она торопилась продолжить свою мысль, не давая отцу осознать услышанное.
— Я к тому, что как можно чувствовать что ты и твои близкие в безопасности, если ты никогда не знаешь наверняка на что способны люди вокруг тебя. Да и на что они способны в принципе. Я не хочу не верить людям, — фраза прозвучала как-то очень по детски, но Лили знала, что отец сможет понять о чем она. Он знал как сильно она верила в то, что в каждом человеке всегда нужно искать свет. И как хотела продолжать в это верить.

Отредактировано Lily Potter (2020-05-01 00:03:06)