Пальцы назойливо барабанят по почти пустой банке, Ричи откладывает жестяную красавицу в сторону и тянется за новой; язычок отлетает и неряшливо приземляется на пока еще никем не занятое кресло, Ричи делает глоток и без приглашения влезает в почти сформировавшийся круг.

Развлечения после победы в квиддич — привычное дело для гостиной Сатэстатиса, которая в такие вечера вмещает в себя, кажется, большую часть школы. Постоянно кто-то дышит в спину, постоянно кто-то норовит оказаться ближе, чем в десяти сантиметрах; Вудберри спихивает с плеча чью-то руку и резво крутит бутылочку на ковре, не дожидаясь разрешения у старших — они к его дерзости, кажется, почти привыкли.

Но, пожалуй, стоило бы помнить про повышенный градус опасности в тех играх, в которых оказывается не только он, но и Ноа Хокинс; стоило бы помнить еще сотню вещей, предыдущие годы соперничества и переломные моменты, перетягивание канатов внимания и подгибающиеся колени на одной из башен школы (первый поцелуй, как и способность связно мыслить, украдены навсегда). Ричи смотрит на остановившуюся бутылочку и откладывает свою — вторую? третью? и уже пустую — в сторону.

Настойчивым шипением лезут в уши все их «давай», «ну же», «тебе что, слабо?»; ввязываясь в развлечения старших, приходится подстраиваться и играть по их правилам. Ввязываясь в развлечения старших, словно бы вырастаешь сам: вот у тебя уже есть девчонка, а то и две сразу, ты уже умеешь целоваться и знаешь, какая на ощупь у них кожа где-то на бедрах; от Сары, сидящей сбоку, пахнет яблочным пирогом, Ричи тянет носом воздух, неловко встает с колен и тут же валится обратно — ладонью Саре на плечо, на шею, обнимая крепко, используя как опору. Его мутит, его шатает, внутри сходят с ума все органы сразу — кажется, поменялись функциями друг друга, — сбивается сердце, проскакивает вперед и слепо пропускает удары, подкатывает к горлу горькая мерзость, отголоски выпитого огневиски, перемешанного с субстанцией, название которой Ричи решил не запоминать.

— Сорян, — он кое-как приподнимает руки, ладони обращая к Саре, извиняясь за неустойчивость и извиняя ее саму за мерзкую ухмылочку, которой она его окидывает. Девчонки совсем ничего не понимают, в нем — особенно.

Кажется, что в их тесном кругу поприбавилось новых лиц; горлышко пустой бутылки на полу все еще смотрит прямо на него, задница — на этого засранца Хокинса, на эту з а д н и ц у Хокинса, ухмылка которого почти как у Сары, за исключением того, что целовать придется его, а не старшекурсницу.

— Ладно, — Вудберри делает более удачную попытку приподняться. К Ноа он практически ползет, кое-как переставляя по ковру руки и ноги. — В первый раз, что ли.

Одобрительное улюлюканье на фоне радует и одновременно задевает что-то внутри; знали бы окружающие, с кем был предыдущий раз — вряд ли бы подбадривали столь же активно. Ричи зачем-то считает шаги, Ричи упирается ладонями в колени Хокинса и вскидывает голову — в глаза бросается щетина и ссадина на скуле, хищный изгиб губ, едва ли не оскал; щеку обжигает чужое дыхание, чуть не прожигает дыру в коже очередное «ну же», теперь уже авторства Ноа.

Ричи целует неспешно, назло всем, кто смотрит сейчас ему в спину.

Ричи целует неспешно и неумело, а в голове с удвоенной скоростью скачут в безумном танце россыпи мыслей; тут и прошлый май (губы Хокинса сминают его собственные так сильно, словно Вудберри в чем-то провинился, а теперь должен быть наказан), тут и неспокойное лето с короткой встречей, поделившей его на «до» и «после», тут и туманный сентябрь, разговоры из которого Ричард помнит наизусть вне зависимости от количества алкоголя, влитого в его организм. Это не то, что можно было бы стереть, он пытался сотни и сотни раз: записывал и сжигал, рассказывал и просил забыть, повторял про себя снова и снова, с надеждой, что услышанные слова выветрятся наутро.
Но нет.

— Шевели губами, Хокинс, — Ричи дает себе передышку, Ноа — миллиметры пространства, чтобы чуть вдохнуть. Он не понимает, в голове не складывается — то ли и правда тупой, то ли одного кусочка мозаики все-таки нет; Ричи покачивается, коленка Ноа вылетает из-под пальцев, лишая опоры, Вудберри тянет назад на ковер, и есть лишь пара секунд, чтобы дернуться обратно, сжимая зубами губу Хокинса — судя по оцепенению, до боли, — как спина встречается с ковром, под лопатками мешается дурацкая бутылка, ошалелый взгляд скользит по люстре под потолком.

Ричи неспешно моргает, словно в замедленной съемке низкобюджетного фильма. Чьи-то руки оттаскивают его прочь, чьи-то — расстегивают ворот его рубашки, позволяя свободнее дышать, где-то на фоне слышны обсуждения и звучные аплодисменты, его зажимают снова между Сарой и каким-то бугаем с выпускного курса.

Стеклянная засранка начинает по ковру новый круг.

Ричи хочет остановить время, остановить планету, замереть, вдохнуть и не выдыхать, умереть и не возрождаться; пальцы скребут пыльный ворс гостиного ковра, глаза застилает мутная пелена — то ли алкоголь, то ли сжиженная злость, Вудберри трет запястьем свои губы и смотрит в стену чуть выше плеча Хокинса.

У Ноа вкус корицы, азарта и вот-вот готового лопнуть терпения.
[nick]Richie Woodberry[/nick][status]черт побери, Дик[/status][icon]https://funkyimg.com/i/2Z5Fg.png[/icon][lz]Сатэстатис, 4 курс; раздолбай, потайных ходов знаток,  в плюй-камни игрок[/lz]

Отредактировано Renee Herbert (2019-11-28 11:47:49)