День выдался снежным. С ночи в каминных трубах зло завывал ветер, то на время стихавший, то вновь набрасывавшийся на изящные шпили на башнях замка и сотрясавший ворота с остервенением идущей на штурм армии. Не раз и не два Конрад просыпался от этого заунывного воя и неподвижно лежал в темноте, наблюдая, как причудливо покачивается за высоким окном пара узких водорослей в зеленоватой толще воды и мелькают силуэты рыб, живущих в озере. Из-за этого сейчас, сидя в общей гостиной на диване, закинув ноги на журнальный столик, где уже валялись принесённый с утра почтой «Пророк» и чьё-то наполовину написанное эссе, он сонно щурился на свечи, ощущая себя довольно разбитым. Из-за этого, а ещё из-за того, что находилось рядом с ним в прямоугольном футляре из дубового дерева с витиеватой резьбой в центре крышки — по правде говоря, оно волновало Конрада куда сильнее недосыпа, тем более что до каникул уже оставались считаные дни. Ему не хотелось привлекать к тому, что он намеревался сделать днём, внимание приятелей, и он продолжал притворяться, что всецело погружён в учебник истории для старших курсов, но взгляд скользил по длинным столбцам дат отрешённо, тут же забывая их. И, как только слизеринцы по двое-трое начали разбредаться из прохладного помещения, он, убрав книгу в кожаный портфель за ненадобностью, перебрался с загадочным артефактом за стол, очищенный старостой от свитков пергамента и школьного барахла.
Взмах палочкой — и крышка откинулась с тихим щелчком, и глазам открылась вещь, почти полностью и безраздельно занимавшая его время, свободное от домашних заданий и чтения энциклопедий в рамках подготовки к ЖАБА. Приглушённый рассеянный свет бриллиантово вспыхнул на гранях покоящейся на бархате отлитой из серебра заколки в виде цветка чертополоха и мягко отразился в огранённых аметистах, из которых собрано было само соцветие растения. В сотый, наверное, раз Конрад осторожно и очень бережно взял её в руки и поднёс ближе, как и раньше проводя по изгибам пальцами и проверяя застёжку, как будто отыскивая хоть один несуществующий изъян в безукоризненной работе. У него ушло немало времени на то, чтобы найти в Лондоне ювелира, чьё мастерство оправдывало бы имеющуюся репутацию, и сторговаться в цене изделия, и намного больше — на то, чтобы начертить на бумаге эскиз к своему заказу. Но вот уже неделю готовый и оплаченный подарок был у него, и даже при беглой мысли о том, как будет смотреться всё вместе, серебро и мерцающие камни, в рыжих волосах той, кому они, собственно, предназначались, ему становилось тепло, как от бутылки сливочного пива. Никто не посмел бы сказать, словно он, Селвин, безответственно или легкомысленно относится к такому важному делу, и он весьма рассчитывал на то, что заколка растопит тот (хотя и тонкий, непрочный) лёд межфакультетского отчуждения, что до сих пор кое в чём чувствовался между ними.
В конце концов он совершенно убедил себя, что, подбирая сувенир и оформляя его, предугадал все возможные нюансы, и, дождавшись глухих и гулких ударов в колокол, возвестивших о перерыве, отправился в башню Рейвенкло. Раздобыть листок с расписанием пятикурсников не составило труда, и из него явственно следовало, что прямо теперь им надлежало возвращаться из замковых теплиц и приводить себя в порядок, а после обеда идти на занятия трансфигурацией. Не торопясь поднявшись на их этаж, Конрад остановился у знакомой двери с заколдованным молотком и, невозмутимо заложив руки за спину, принялся расхаживать туда-сюда на крошечном пятачке в ожидании, когда кто-то из обитателей гостиной всё-таки соберётся покинуть её. Долго ждать не пришлось: раздались шаги, и на пороге показались две девочки, нагруженные, как ломовые фестралы, чем-то, смутно напомнившим ему «Второе полнейшее и подробнейшее издание оды о великом герое Одо в восьми томах». Ничего удивительного, что, стараясь унести эту гору, они уделили топчущемуся у входа чужаку не больше внимания, чем рыцарским доспехам со скрещенными алебардами, и Конрад вынужден был их окликнуть, встав так, чтобы преградить им путь. — Привет? Извините, но у меня безумно срочное дело к одной девочке с вашего факультета. Её зовут Фиона. А фамилия — Борджин. Мм, можете пригласить её сюда? — рейвенкловки прыснули, не проявив буквально ни малейшего уважения к его личной жизни. Однако, помедлив, одна из них, беззастенчиво смерив его оценивающим взглядом из-за квадратных очков, всё же развернулась обратно к бронзовому молотку и, назвав ответ на вопрос прозвучавшего из него голоса, исчезла в просторной комнате. Конрад поправил на шее безукоризненно завязанный с утра форменный галстук и, как талисман, нащупал в кармане коробочку. Сердце колотилось, как пойманная птица, что было достаточно глупо с учётом положения их обоих в магическом мире. Он знатен… богат… он старше Фионы… с каждым доводом со стороны рассудка оно бухало отчаяннее и отчаяннее, грозясь вот-вот проломить рёбра, и лишь скрип петель и знакомая фигура в проёме заставили его снова взять себя в руки.
— Привет. А я тут эээ… — красноречиво выдавил он, как баран уставившись на густые, блестящие и будто сияющие на солнце волосы — те самые, которые, в его воображении, должна была украсить заколка.

Их не было.

Отредактировано Conrad C. Selwyn (2020-03-15 18:13:21)