[indent] Рассказать вам во что верует большинство людей, снующих подобно крысам то тут, то там? Они все или по крайней мере большинство из них верует лишь в предопределенность всех событий наполняющих их блеклые жизни. Они веруют в вечную прочность сомкнутых на их запястьях и шеях оков: разомкнуть их способна лишь божья воля, но никак не их собственная. Все они по отдельности незаметные тени, а вместе - воспаленное гноящееся страхом и деградацией пятно. И вот чего действительно не вывести ничем - ни волей божьей, ни человеческой; ни даже силой, сравнимой с мощью гравитационного притяжения самой массивной черной дыры во Вселенной. Этому пятну уже долгие тысячелетия и оно разрастается неустанно: изо дня в день, из года в год, из века в век. Страх - болезнь неизлечимая и вечная, как сама жизнь. Кто-то назовет его ориентиром, обозначающим границы дозволенного. Но истинное его название - ядовитый капкан.
[indent] Юнцом Немо попал в эти стальные челюсти и тут же канул в небытие, не способный показать своего сопротивление этому уничтожительному натиску. Он кусками рухнул в желудок хищника и с того момента и до конца дней своих он будет там плавать, терзаемый агонией и невозможностью получить заветного избавления. В глотку юнца годами будет заливаться едкий сок - от него он почти захлебывается; тело его будет пропитываться им же - и день ото дня ему суждено становиться слабее. Жалкая жертва. Несправедливая жертва. Потерянная жертва. Челюсти хищника щелкают над Немо звонко, и звук тот вечным фантомом отдается в искалеченном разуме. Но то была судьба юнца - недостойного того, чтобы вырвать собственную жизнь из вражеских оков. Она разрушилась и бесследно исчезла под первым и единственным натиском - так исчезали кривые глиняные лачуги во время проливных дождей.
[indent] Омен же был человеком иного порядка. Полумеры - неподходящий для него инструмент. Глина - неподходящий материал. Он сам - Сострат Книдский - великий архитектор, который свою жизнь возведет до величия равного Фаросскому маяку. Жизнь для Омена - золотой трон, на котором он воспылает ярким пламенем. Воспылает и осветит все темные углы, вытянет наружу всю чернь и дарует уютный [ложный] приют для потерянных и обездоленных. Для них мир испытание, но они еще веруют в несуществующую добродетель. Они словно в пустыне, но не полной песка, а полной ненависти. Для них оазис - милосердие. Они бы выпили его с чужих рук, не мешкая ни единой секунды. Омен знает об этом, а потому стоит ему улыбнуться, обдать своей [ложной] заботой этих одновременно доверчивых и агрессивных людей - как они с упоением забывают о любых подозрениях и тянут руки к нему, будто к своему спасителю, желая схватит корявыми пальцами и больше не отпускать. Они уже давно позабыли, кто навлек беду на их жизни, по чьей милости демоны разгуливают среди них безнаказанные и безжалостные. Нужно лишь доброе слово - оно быстро прогонит их недоверие прочь. Легкая добыча, раскрывающая свои сердца от одного лишь заботливого внимания незнакомца. Они раскрывали сердца, чтобы Омен тут же вторгался в них своей рукой - сжимал, держал крепко, не отпускал. И с лица его не спадала добродетельная маска.
[indent] Старая, как этот мир схема: человек приходит к своему палачу сам, ведомый то ли надеждой, то ли нуждой, то ли страхом за что-то. А потом этот человек бесследно исчезал. От него не оставалось ни одежды, ни плоти, ни лаже имени. Лишь факт исчезновения, который вскоре точно также пропадет среди годов.
Никогда и никто не вглядывается в темные углы, не задумывается о том, куда делся человек, просивший на этом месте милостыню днем ранее. Люди прободали постоянно. В лесах их грызли волки. В городах, селах и на широких трактах их горло облизывал стальной клинок. Их пожирала война или болезни. И все эти смерти и эти исчезновения - привычный уклад этого разбитого, старого мира. Никому не было дело до пропавших, кроме редких и малочисленных родственников, бившихся в горе. Никто, кроме них, не задавался вопросом, оправдались ли чаяниях этих людей в том самом месте, которое приютило их в себе на последнем пути. Все эти думы посещали лишь тех, кто исчез с лица Земли и остался наедине со своими собственными демонами в глубинах Чистилища.
[indent] Колокольчик над входной дверью прозвенел последний раз за этот какой-то излишне тягучий и жаркий день. Проводив прочь пациента, Омен с нетипичным для себя облегчением перевернул табличку с положения "открыто" на положение "закрыто". Взмах палочки разом заставил опуститься все плотные жалюзи, закрывая через витрину обзор в аптечное помещение. Вывеска, горящая белыми софитами - погасла. Утомительный рабочий день (спасибо надоедливым и крайне болтливым особам) завершился.
[indent] - Магдален, - он прислушался к звукам в глубине лаборатории. Куинн приходила сюда время от времени ради какого-никакого опыта в дополнение к тем знаниям, которые уже успела накопить за свои годы. Омен мог ее научить довольно многому, но не торопился посвящать ее в свои наработки. По правде говоря, он допускал ее в свою лабораторию, позволяя проводить какие-то свои эксперименты только лишь из-за Немо.
[indent] В своих записях юнец упоминал Куинн очень часто. Чаще, чем кого-либо за все те долгие, годы, что они вынужденно соседствовали друг с другом. Его корявый почерк описывал столь же корявые эмоции и чувства, которые он испытывал по отношению к этой девице. Восхищался ей, будто щенок, наконец-то нашедший человека, который вместо пинка по ребрам готов снисходительно потрепать за ухом. Скука. Как читать дешевые романы, место которых в книжных магазинах обычно где-то на уровне плинтуса. Топливо для камна - не более. Еще и написано отвратительно. Но читать приходилось, чтобы в один из дней случайно не проигнорировать человека, с которым Немо сталкивался ранее. Этакое неудобство, издержка их существования в одном теле - всегда стоит быть начеку, ненароком не выдав себя за "ненормального". Правда, всегда есть шанс на то, что Немо не пишет в своем дневнике всего, что нужно. Омен, к примеру, этого не делает. Но для него - это сознательный и взвешенный выбор. Если же Немо упустит что-то в своем повествовании - то будет порыва эмоций: страх, совесть, нежелание.
[indent] - Мы закрылись, можешь идти домой, остальное доделаю сам. - Омен неизменно прохладен с Куинн. В сравнении с тем, как себя ведет более привычный для Магдален Немо - это бросается в глаза. Даже слишком сильно, наверняка вводит в ступор, заставляет ощущать себя не столь уверенно и свободно. Для Омена его работа была первостепенной вещью, от которой отвлекаться на сантименты и различные условности он не хотел. Он все равно получит от Магдален то, что ему от нее нужно - и необязательно для этого обхаживать каким-то особенным образом. Хватит лаборатории, в которую он ее впускает.