Моя рука упорно тянется к бутылке, сбивая зубочистки, салфетницу, и влезая рукавом в остатки чипсов, а когда, наконец, добивается своего и хватается за горлышко, роняет и ее прямо в сторону моей далеко не чистой рубашки. Но сюрприз, бутылка уже давно пуста, и я, расстроенная тем фактом, что на меня только что ничего не вылилось, вздыхаю и утыкаюсь лицом в наполированную барную стойку.
Уже прошло ровно две недели с моего приезда в Лондон, а с момента заселения в Дырявый Котел, я только и делаю, что трачу свои последние деньги, заработанные совсем не честным трудом, по местным барам, и вот уже прошло примерно три часа с тех пор, как я открыла для себя новый в квартале, название которого так и не запомнила. Моими заказами с тех пор стали три бутылки светлого, и одна крепкого огневиски, тем не менее, меня ещё совсем не тошнит, я бодра настолько, насколько это возможно, а моя нога даже топает в такт играющей музыке.
Я разбила часы, которые подарил Димитрий на мой пятнадцатый день рождения, ещё три дня назад, но судя по тому, что в баре остались только я и какой-то странный трезвый мужик, время переваливает за полночь.
Я перестала следить за внешностью, как и за временем, примерно на следующий день после того, как вышла с вокзала. Я больше не крашусь и не ношу побрякушки, надеваю первое, что выпадет из шкафа, а иногда, стыдно признаться, вместо того, чтобы расчесать волосы, просто делаю на макушке пучок. Украшения и дорогая одежда продолжают напоминать мне о том, что она никогда не вернётся, и тугой жгут в груди часто стягивает кожу и внутренности до того состояния, когда волком выть хочется, поэтому большая часть моего гардероба все ещё покоится в чемоданах, а на мне надеты порванные на коленях джинсы, которые я купила не так давно, черная майка и красная рубашка а черную клетку, которую я уже успела за часы, проведенные в баре, испачкать сначала сырным соусом, а затем пролив на себя пару капель виски. На соседнем от меня стуле лежит бежевое пальто и шарф холихедских гарпий, который я выпросила у отца на одном из болгарских матчей, и надела сегодня с крайним отвращением.
Кажется, я самая большая неудачница в городе, но от осознания этого я, почему-то, ничего не чувствую, только отсчитываю звенящие в кармане галлеоны и кладу последние на стойку, надеясь, что мне хватит на ещё одну бутылку. Вообще-то я уже решила, что в случае бедности начну продавать ненужные мне вещи, но считаю этот план крайне неосуществимым, хотя бы потому, что для этого все таки нужно разобрать чемоданы и не забиться в удушающей истерике.
— Дай ещё одну, — я стучу пальцем по стойке и поднимаю глаза на симпатичную барменшу, которой, и снова сюрприз, за стойкой больше нет. Позади я слышу туманное «нам пора закрываться», и судя по тому, что мои ноги обдало холодом, трезвый мужчина послушно покинул заведение, напоминая мне, какой холод сейчас стоит на улице, и как же мне не хочется отдаваться его колющим кожу прикосновениям. Однако, я делаю уже хрен-знает-какой-по-счету разочарованный вздох, как законопослушный гражданин пытаюсь встать со стула и убраться отсюда, но вместо этого чуть ли не падаю на колени, успевая схватиться за стойку. За время моего пребывания здесь расстояние между полом и барным стулом серьезно увеличилось.
— Девушка, я попросила еще одну, — новый план. Я делаю вид, что не услышала ранее брошенную фразу, что я не пьяна и в меня влезет еще, как минимум, пара стопок виски, я всё ещё хорошо вижу, если не считать того, что колдографии позади барной стойки немного расплываются, и, что уже подтвердилось, даже могу спасти себя от падения, хотя, на самом деле, даже не могу повернуться лицом к своей единственной компании, которая по-прежнему возится где-то позади, двигая стулья.
— Меня сейчас стошнит, — нахер мой новый план. Я чувствую как к горлу подходит ком, вспоминаю, что совсем не умею пить, как и притворяться трезвой, все-таки падаю со стула на колени, но очень быстро поднимаюсь на ноги и бегу в сторону туалета, надеясь, что мой мозг запомнил его местонахождение. И, опять сюрприз, мозг запомнил, потому что буквально через пять секунд устроенного мною представления, содержимое моего желудка отправляется в самое нужное место, а я, склонившись и содрогаясь над своим новым фаянсовым другом, стараюсь не заблевать свои волосы и не испачкать одежду окончательно.

Отредактировано Maria Krum (2020-09-22 23:18:13)

Я то ли кашляю, то ли плачу, в любом случае, мне становится себя жалко. Ещё больше, чем обычно. Мне стыдно, что все происходит на глазах незнакомого мне человека, и в память невольно врезаются образы из прошлого, когда я каждое утро цепляла на себя немеренное количество украшений, а моя одежда всегда была гладко выглажена. Я скучаю по своему дому, маме и даже вечерним платьям, которые ненавидела, и одновременно злюсь на то, что алкоголь делает меня такой эмоциональной. Однако, я не прогоняю девушку и даже беру в руки стакан, появившийся у моего носа.
Вода оказывается тем, что мне было необходимо. Я делаю жадные глотки, пытаюсь отвернуться от унитаза, чтобы больше не видеть и не слышать запаха того, что только что вылезло из моего желудка, и проливаю немного себе на рубашку, но едва ли это придает ещё большего отвращения моему и так ужасному внешнему виду, так что я просто несколько раз провожу рукавом по мокрому пятну.
Барменша терпеливо стоит надо мной, задавая вопросы, которые я уже давно ни от кого не слышала, и хоть я понимаю, что ей надо как можно скорее выпроводить последнего клиента из бара, я поджимаю губы, стараясь не расплакаться, и тихо выдавливаю свое грустное: — Справлюсь.
Я ставлю стакан на пол, чтоб не разбить его при моем героическом поднятии на ноги, во время которого я хватаюсь одной рукой за раковину, второй же сначала опираюсь о стену, а когда понимаю, что теряю равновесие, резко хватаюсь за плечо своей новой знакомой, при этом выдавливая из себя неловкие "простиизвини".
Я пьяна. Я начинаю осознавать это прямо сейчас, когда подъем заставляет кружиться голову, а ноги резко становятся ватными. Я делаю несколько неуверенных шагов в сторону выхода из туалета, цепляясь пальцами за дверной косяк, захожу в зал и сажусь на первый попавший под мою задницу стул. Добраться до пальто кажется непосильной задачей, и я почти уверена, что задушу себя шарфом, если попытаюсь надеть его самостоятельно. Но мне больше не хочется тревожить барменшу, я медленно, но верно, пересаживаюсь с одного стула на другой, и таким темпом в итоге добираюсь до своего места, всеми силами борясь с мыслью о том, как же, должно быть, дебильно это смотрелось со стороны.
Я, наверняка, натягиваю левый рукав пальто на свою правую руку и замечаю, что с рукава так и не смылся след от моей самой последней рождественской вечеринки в Софии. Она была настолько прощальной, что бокалы присутствующих были полны слез и довольно дешевого красного вина, в которое я, собственно, и окунула свое пальто. Но самым запомнившимся моментом, который заслуженно занимает главное место среди моих обрывочных воспоминаний с того дня, это, конечно же, время, проведенное у могилы мамы еще до того, как пальто было испачкано, волосы растрепаны, а колготки порваны. С домашним глинтвейном в одной руке, платком в другой, сидя на морозе возле огромного надгробного камня в попытках сказать еще миллион разных вариаций фразы "как же я по тебе скучаю".
В этот самый момент, я, сидя в теплом баре, осознаю, что если у меня все-таки получится осесть в Британии, я не всегда буду иметь возможность ездить на Рождество к маме, и вот тут-то мой уже практически пробитый алкоголем эмоциональной барьер окончательно падает, я начинаю громко хлюпать носом и рыдать в отчаянных попытках правильно надеть на себя пальто. В итоге, ткань падает на пол, возможно, уже не первый раз за этот вечер,  и я вдруг решаю, что одного шарфа мне наверняка будет достаточно, так что накидываю его на плечи, подбираю одежду, и все так же вытирая слезы рукавом, двигаюсь в сторону выхода из бара.
Шаг. Два. Я упала, не дойдя до двери каких-то двух метров. Все это время я искоса наблюдала за барменшей, которая ходила по бару, занимаясь каким-то своими делами перед закрытием, и прекрасно понимала, что она делала то же в ответ, поэтому, повернувшись в сторону, не удивилась тому, что она стояла прямо надо мной и наверняка видела мое эпичное падение.
— Я хочу домой, — мой дрожащий из-за рыданий голос еле выдавил эту фразу, от чего она наверняка звучала еще более жалко, чем предполагалось.  — Я не дойду одна, знаю, это не твои проблемы, но помоги мне, пожалуйста. Я живу в Дырявом котле на втором этаже. У меня нет сейчас денег, но есть некоторые украшения, они дорогие, я отдам их за помощь, — и, как по заказу, еще больше слез и соплей, чтоб речь стала совсем нечленораздельной, а внешний вид вопил о моей безнадежности.

— Х-хо-хорошо, — я всхлипываю еще громче, но благодаря опоре в виде стены хотя бы могу стоять ровно, и пока девушка завершает все дела в баре, даже умудряюсь худо-бедно натянуть на себя свое несчастное пальто. Мне очень хочется снова сесть на пол, но еще работающим, каким-то образом, шестым чувством, я понимаю, что вряд ли встану второй раз даже при помощи барменши, чья помощь, к слову, трогает меня до такой глубины души, что мои эмоции прямо-таки переливаются через край, а рукав пальто мгновенно становится мокрым из-за бесчисленных попыток вытереть слезы и сопли.
Я наваливаюсь на свою героиню, прохожу с ней в камин и через секунду прибываю домой, где слышу недовольство миссис Лонгботтом и, честно говоря, не могу на это никак отреагировать, кроме как еще одним громким всхлипом. Я прекрасно знаю, что хозяйка «Котла» (как и любая другая) не любит, когда в гостиницу заваливаются перепившие клиенты, так еще и с компанией, рискующей продолжить попойку уже в номере. Меня, видимо, спасает лишь то, что незнакомка абсолютно трезва, и, в отличие от меня, хотя бы пытается придумать какое-то нейтральное оправдание сложившейся ситуации. Я пытаюсь ее поддержать и бурчу что-то невнятное, только потом, поднимаясь по лестнице и спотыкаясь об каждую ступеньку, понимаю, что стоило просто помолчать, и заливаюсь слезами еще сильнее. Параллельно всему этому я снова бешусь с того, что в таком состоянии меня может довести до слез любая мелочь, и мысленно отбиваюсь от всех попыток мозга представить сейчас свой внешний вид.
Мы весьма громко заваливаемся в мою комнату, потому что я совершенно нагло повисла на девушке и не успела придержать дверь. Но потесняя отчаяние, обиду, печаль и злость, в моей груди, наконец-то, теплится что-то внушающее надежду на скорое завершение этого отвратительного дня. Пока меня тянут к кровати, я замечаю, что на окне так и висит венок, обмотанный гирляндой, который и не забрал предыдущий жилец, а я собиралась снять еще в тот день, когда вселилась, на прикроватной тумбочке валяется бутылка глинтвейна, а в самом дальнем конце комнаты стоят чемоданы, окруженные горками из одежды.
— С-спасибо, — я пытаюсь быть хотя бы немного полезной и двигаю конечностями, чтобы девушке было проще стащить с меня пальто. Затем, я наклоняюсь, чтобы расстегнуть сапоги, но чувствую приступ тошноты, и в итоге решаю, что обувь может остаться на месте, в отличие от всего алкоголя, что я выпила за сегодняшний вечер.
От тепла в комнате меня начинает клонить в сон, и я невольно принимаю горизонтальное положение, так и не раздевшись до конца, но и тут мне снова приходят на помощь. И пусть я совершенно не хочу принимать сейчас ванну, я поддаюсь на уговоры девушки, держу ее за руку и поднимаюсь с кровати, медленно двигаюсь в сторону ванной комнаты. Внутри, присаживаясь на крышку унитаза, я все же стаскиваю с себя сапоги и носки, затем свитер с лифчиком а потом, немного напрягаясь и постоянно задевая локтем батарею, всю остальную одежду.
Я стараюсь мыться быстро, потому что, несмотря на то, что мне жутко не хочется оставаться одной, я помню, что обещала девушке заплатить за помощь.
Каким-то чудом мне удается не заснуть в ванной, я вылезаю из нее, оставив на память себе всего лишь один синяк, и с ужасом осознаю, что моя пижама осталась где-то в комнате. А еще меня снова начинает тошнить и будучи больше не в силах бороться со своим организмом, я все-таки опорожняю желудок в раковину, замечая, что после таких отвратительных процедур мне становится намного лучше, хотя головокружение так и не проходит.
Искреннее надеясь, что незнакомка еще не ушла, я хватаю с батареи свое красное полотенце, обматываюсь им и медленно открываю дверь в комнату, словно боясь ее спугнуть. Девушка, к моему облегчению, стоит на том же месте, я же выдавливаю из себя пьяную улыбку и чуть было не сажусь мимо кровати.
— Спасибо за помощь. Обо мне уже давно никто так не заботился, — конечно же, я не выдерживаю и снова начинаю рыдать. Тяну свое полотенце за край, чтобы вытереть слезы, но вовремя вспоминаю, что под ним ничего нет, и останавливаюсь. Взглядом я пытаюсь найти свою пижаму, но, как назло, на глаза не попадается ничего розового, и я, снова убитая горем и отчаянием, ложусь мокрой головой на подушку, продолжая громко всхлипывать. — Я п-поо-помню про то, что обещала тебе. Я найду их утром, ладно? Ты можешь остаться? Пожалуйста. Ложись рядом, тебе хватит места. В шкафу есть еще одно теплое одеяло, — я указываю пальцем в сторону, очень хочу на шкаф, но, наверняка, промазываю, потому что у меня нет никаких сил держать руку на весу. — Не уходи, пожалуйста. И еще кое-что, ты случайно не видишь мою розовую пижаму с грифонами?

Отредактировано Maria Krum (2020-12-29 20:33:34)

Я просыпаюсь, как это ни удивительно, от сильной головной боли, и первая мысль, проскочившая в моем воспаленном мозгу, пытается вспомнить, куда же все-таки делась моя пижама с грифонами. Я приподнимаюсь на локтях и обозреваю комнату, пока не натыкаюсь на кусок розовой ткани, свисающий из приоткрытой дверцы шкафа. Разумеется, от находки мне легче не становится, и я продолжаю водить глазами по комнате, пока в итоге не натыкаюсь на девушку, лежащую рядом. Я отлично помню, чем закончился вчерашний вечер, и я еще тем вечером была уверена, что незнакомка свалит сразу же, как только я засну, раз уж не нужны ей мои цацки, и вообще она устала от всех этих моих соплей. И также я отлично помню, как она гладила меня по плечу, нашептывала приятные вещи, а я совсем не случайно пыталась прижиматься к ней ровно до того момента, пока совсем не отключилась, и она вроде бы даже не была против. В любом случае, я довольно усмехаюсь, поглядывая на мою спящую красавицу так, словно выиграла миллион галлеонов, и придерживая красное полотенце, которое чудом не спало с меня за ночь, максимально тихо прокрадываюсь в ванную.
Первое, что делаю, конечно же, спотыкаюсь о вчерашнюю одежду, раскиданную возле унитаза. Впрочем, вместо того, чтобы поднять ее, я одной ногой отпинываю ее под раковину, и залезаю в ванную, потому что контрастный душ это мой единственный способ избавиться от похмелья. Параллельно я пытаюсь вспомнить абсолютно все подробности своего вчерашнего знакомства, но в голове выстраивается только общая картина того, что я пошла в бар, встретила там сексуальную барменшу, которая раз не из-за цацок, а значит по доброте душевной довела меня до гостиной, и даже осталась рядом, когда я ее попросила. Я не помню ее имени, хотя даже не уверена, что я его спросила. И, конечно, я совершенно не помню, рассказывала ли что-нибудь о себе, но наверняка ведь рассказывала, потому что меня не заткнешь, когда я пьяна. В любом случае, мне плевать, даже если она узнала, в каком кармане лежи ключ от особняка в Болгарии, мне там нечего брать, а что случится с ним и всеми его обитателями меня тем более больше не интересует. Я уже пару лет как не забочусь даже о собственной безопасности, я могу привести домой кого-угодно, или пойти домой к кому-угодно, могу заснуть хоть в кровате с клопами, или быть зарезанной в каком-то наркоманском притоне, и чтобы не случилось, мне-будет-все-равно. Так что даже если бы барменша у меня что-то украла, я бы только погрустила, что теперь не на что ходить в места, где встречаются такие очаровательные девочки. Хотя выглядит она так, словно не нуждается ни в каких деньгах, хоть и работает в месте, где наверняка платят не самые большие суммы.
После принятия душа, я снова оборачиваюсь в свое полотенце и плетусь к раковине, ударяюсь пальцем об сапог, который закинула сюда, и проклиная все на свете, очень недовольно чищу зубы, чтоб от меня не несло, как от самогонного аппарата. В принципе, несмотря на ранний подъем и общее состояние, я уже становлюсь похожа на человека. На удивление, меня больше не тошнит, а голова после душа гудит не так сильно, как обычно. Я захожу в комнату, где все еще сопит барменша, вытаскиваю из шкафа свой бардовый атласный халат, в котором хожу по комнате большую часть времени, и который совсем недавно прожгла сигаретой, надеваю его и аккуратно ложусь обратно в кровать, повернувшись лицом к девушке. Оказывается, она еще симпатичнее, чем когда я была пьяна, и эта мысль заставляет мою руку потянуться к ней и заправить за ухо выбившуюся прядь волос. Следующая мысль говорит не убирать руку, а провести пальцем по ее щеке до подбородка, и я послушно повинуюсь. А потом мозг подкидывает мне нечто еще более смелое, и мягко схватившись пальцами за подбородок девушки, я наклоняю его к себе и накрываю ее губы своими, прекрасно зная, что это ее наверняка разбудит. Но, как обычно, мне совершенно плевать, я автоматически подчиняюсь своим мыслям и желанием, совершенно не думая к чему они могут привести, хотя что-то мне подсказывает, что незнакомка будет совсем не против такого пробуждения.
— Ну, доброе утро, — я убираю руку с ее лица и в следующую секунду она располагается на ее обнаженном бедре. — Ты прямо очаровательнее котенка, когда спишь. Выспалась?