Глубоко в душе Оливер надеялся, что этот разговор никогда не состоится, но еще глубже - где-то там, где обитали чувство справедливости, стыда и совесть, он знал, что рано или поздно, ему придется рассказать об этом сыну. Мартин говорил, что чем раньше - тем лучше. Вуд же считал, что чем позже - тем больше Дин будет готов к бремени этой правды. Он говорил - "это ложь во благо", Мартин твердил - "ты его этим ни от чего не убережешь". И Оливер знал, что друг был прав. Знал, однако продолжал молчать, хранить секрет, и брать слово с Блэквуда тоже не говорить об этом.
Оливер думал, что поступает правильно, однако сейчас, глядя на разъяренное лицо Дина, вовсе не уверен в этом. Он хотел бы всё ему объяснить, но язык присох к нёбу, потому что он понимает: одна угловатая фраза, неправильно вставленное слово, и всё пойдёт окончательно прахом.
Оливер зажмуривается, когда Дин бросает бумагу ему в лицо, и ощущает, как где-то внутри замирает сердце. Они редко ссорились с сыном, всегда находили компромиссы. Конечно, у Дина был иногда весьма вспыльчивый нрав, но Оливер не тушил его, потому что он важен для будущего спортсмена, если Дин, конечно же, захочет им стать.
- Ты сказал, что она болела. Значит я болезнь? Значит это я ее убил?
- Не говори так! - Оливер и сам не замечает сразу, как повышает голос, чтобы перекричать сына. Каждое новое лово резало без ножа, проходилось по больным точкам, пуская кровь и заставляя окунуться в омут памяти с головой.
Оливер будто снова оказался в коридорах больницы, ощутил ту дрожь в коленках, то, как накалены до предела его нервы, а сил ждать уже просто нет. Врач говорил об осложнениях в ходе беременности, Оливер плохо понимал те подробности, медицинские термины, которыми он сыпал, пытаясь его то ли предостеречь, то ли успокоить. Его не допустили в операционную, хотя он обещал Кейси, что будет рядом, будет держать её за руку, когда их сын будет появляться на свет. Все их надежды, все планы рушились подобно карточному домику - у Оливера было плохое предчувствие, самое отвратительное из всех - и оно никогда его не подводило.
Когда врач вышел к нему в коридор вновь, Вуду не нужны были слова, чтобы понять по его лицу - что-то пошло не так.
- Как она? - Хриплым голосом спросил тогда он. - Что с моей женой и ребёнком?
- Мне жаль. Нам удалось спасти лишь ребёнка.
Оливер помнил, как хватил врача за его белоснежный халат, и как его оттаскивал Мартин. Помнил ту душераздирающую боль в грудной клетке, помнил, как не желал принимать правду такой нелицепристойной, какой она была. Помнил, как крепко прижимал к себе Дина, когда ему наконец позволили с ним увидеться. Помнил, как хоронили Кейси и как громко кричал и плакал в тот день сын, как будто знал, что сегодня за день.
Имя для мальчика было выбрано уже заранее. Второе же имя, Михаель - боже, они так долго спорили о нем, что Оливер сдался лишь после смерти жены, - он записал в документы, даже не думая. Первые два года были нестерпимо тяжелыми: он не мог сосредоточиться на работе, стал сдавать обороты, не мог разорваться, не мог назвать себя хорошим отцом для Дина, но он старался. А когда нервы сдавали, когда казалось, что всё вокруг снова рушилось по всем фронтам, он крупно выпивал, оставляя Дина с Мартином.
Постепенно боль притупилась, прижилась, стала чем-то естественным. Оливер смог взять себя в руки, чтобы вернуться к жизни и изменить её. Посвятить себя сыну, его воспитанию. Дин стал для него новым смыслом жизни, той радостью, которая дарила ему силы и заставляла просыпаться по утрам. Его первые шаги, первые слова, первая маленькая метла, первые друзья, первый год в школе, первый матч по квиддичу...
Оливер вздрогнул от звука падающей коробки. По полу покатились мячи, пластинки и прочее барахло, а в воздух поднялся небольшой клуб пыли. Проведя ладонью по лицу, Вуд вдохнул носом воздух и затем прерывисто выдохнул.
- Никогда. Никогда не говори так, Дин. Это не правда. - Он посмотрел на остатки медицинского заключения и затем обратился к сыну. - Именно поэтому я хотел не рассказывать тебе как можно дольше, я не хочу, чтобы ты взваливал это на себя, потому что она погибла при родах. - Оливер подошёл чуть ближе, смотря на спину Дина, опустившего голову над упавшей коробкой. - Не потому что на свет появился ты. А потому что иногда все идет далеко не так гладко, как мы того хотим. И нам приходится жить с этим. - Вуд облизнул пересохшие губы и зацепился взглядом за снимки, которые лежали недалеко от того места, где Дин нашёл документы. С запылившейся колдографии на них смотрела русоволосая женщина, улыбаясь и наряжая пушистую ель игрушками.
- Я знаю, что ты скучаешь по ней. И я тоже. Но она бы точно не захотела, чтобы ты винил себя в том, что произошло. - Оливер подобрал с пола теннисный мяч и, подбросив его задумчиво на ладони, перебросил его Дину. - Мне даже в голову не приходила такая мысль. Ведь она подарила мне замечательного сына, который напоминает мне её.