Если бы Эмиль был рождественским украшением, он был бы тем стеклянным шариком, который вешают куда-нибудь вглубь ели, чтобы никто не смог дотянуться и разбить, но непременно рядом с чем-то светящимся, чтобы отблески этого света украшали этот шар, который сам по себе, кажется, ничего, собственно, з себя не представляет, но почему же его так берегут? Потому что бабуле очень дорог этот шар. с ним всегда связана какая-то таинственная история, от которой у нее на лице появляется тихая и грустная улыбка. Она все обещает, что расскажет историю с наступлением Рождества, но за распаковыванием подарков все об этом забывали.
Если бы Эмиль был рождественским напитком, точно стал бы детским эгг-ногом - в нем нет пьянящего алкоголя, он не заствяляет людей рассказывать свои сокровенные тайны и мечты, он не уводил в дебри глубокого подсознания, но он мог помочь окунуться в беззаботное веселье, расшевелить своим смехом, своей живостью и фантастическим умением найти выход из любой ситуации.
Если бы Эмиль был рождественским угощением, он был бы утренним какао со слегка подтаявшим маршмеллоу. Каждое рождественское утро он находил такое какао под елью рядом со своим подарком. Это значило, что бабушка его сварила, своими собственными руками, по рецепту его маггловской бабули. И Эмилик не торопился открыть рождественские подарки, он садился под елку, вытаскивал ложку из какао, слизывал с нее остатки зефира, потом черпал эти зефирки из кружки, съедал их все, только потом пил какао, рассматривая елочные игрушки, как будто пытаясь угадать, что изменилось за ночь, а они и правда менялись, ведь это были волшебные игрушки - вон мандарин, который к утру раскрывался и окутывал комнату своим запахом, оловянный солдатик, несмотря на свою одну ногу, добрался до балерины и они танцевали на одной ветке, маленький ангелочек посыпал сверху их нескончаемым снежком, а персидский кот фыркал, если снег попадал ему на морду - ему надоест и он уйдет подальше. перепрыгнет на другую ветку к кукле с голубыми локонами, она уложит его к себе на колени и будет петь милую песенку, которая даже не раздражала Эмиля. И потом только мальчик откроет подарок, непременно обрадуется, потому что, как всегда, получит что-то необычное и интересное. Ему все было интересно.
Если бы Эмиль был рождественской погодой, он был бы первым пушистым снегом, который падает огромными хлопьями, словно это несколько снежинок сцепились в одну, как дети в младших классах, когда их ведут впервые на экскурсию по школе, и они боятся ходить по двое - непременно нужно соорудить хоровод. И эти хлопья накрывают полностью мордочки собак, те, которые поменьше, или заставляют морщиться их хозяев, падая к ним на нос и быстро-быстро тая, а потом ручьем стекая по щекам, и ведь никто еще не успевал смахнуть этот снежок до таяния, никто не мог сделать это в перчатке, потому что на ней уже  примостилось с десяток таких. Из такого снега совершенно не получится слепить снеговика, но зато, если ты ударишь по сугробу ногой, в небо взметутся снежинки поменьше, со свистом, а может быть, это крики разлученных хороводников?
Если бы Эмиль был рождественской пряностью, он стал бы бадьяном со своим сладковатым запахом, но с горчинкой при неправильном употреблении. Его часто используют не по назначению, обычно только для украшения, между тем именно бадьян может придать непревзойденный вкус кексу или пудингу.
Его уютная квартира осталась неукрашенной, потому что он намеревался отправиться к одной из бабушек на праздник, но что-то пошло не так. Бабушка-маггл заболела, и ее отправили лечиться в маггловскую больницу. Он жутко расстроился по этому поводу, потому что вылечил бы ее куда лучше, но его даже не впустили туда, сказав, чтобы он приходил после праздников. Во Франции на него вообще не рассчитывали, вероятно, даже не подготовили подарок. Обычно бабушка и мама готовили праздник заранее, и Эмиль точно знал, насколько важны для них были детали торжественного ужина, что он не рисковал им что-то испортить. А в этом году он даже нашел оправдание, что он будет ждать известий от бабули в Лондоне, чтобы забрать ее к себе домой.
То, что время перевалило за полночь, а он все еще не дошел до дома, он понял, когда кто-то из прохожих сзади, разговаривая по телефону. ругался на начальство, задержавшее его.
-Чертов Скрудж, - выругался он, и остается только догадываться, совпадение ли это, или злая шутка?
От быстрого шага он разгорячился, а потому присел на скамейку, чтобы чего-то дождаться. Такое бывало у Эмиля. Он называл это чуйкой, кто-то говорил, что у него есть дар к прорицаниям, а кто-то считал его ненормальным, что в общем-то не противоречит друг другу. Эмиль не жил в мечтаниях, но он позволял себе иногда в них окунуться, тем более, что сегодняшняя ночь располагала к этому. Вот и не-волшебники пытались устроить себе небольшое волшебство, взрывая фейерверки. Эмиль усмехнулся, а вот девушка, нежданно подсевшая к нему, кажется, была недовольна.
-Не злись, - Эмилю никогда не стоило особого труда, чтобы указать кому-то, что делать, а что нет, особенно если это касалось душевного состояния, в конце концов - это было его врожденным умением, эмпатией, если хотите, или волшебством? Да. Он волшебник, а эти ребята нет. - Это единственная ночь, когда можно творить волшебство и никто тебе ничего не скажет, - и пусть она понимает, как хочет, а он будет ловить ртом снежинки.