Укутанный мишурой декабрь – это всегда суета, пусть и не всегда связанная с рождественскими приготовлениями. Сутолока грядущих праздников сулит загнанных спешкой людей, норовящих быстрее расквитаться с делами или отложить на первые дни грядущего года, а потому многие теряют бдительность, ослабляют привычную осторожность. Остин не стал исключением – он был окутан парами своих ядов, составляя букеты, которые едва ли кто-то ждёт в качестве подарка на сочельник. Он был загнан и потерял бдительность, которой так славился в узких кругах.

Утром Остин покидал вылизанный дом, а вернулся к перепуганному слуге и поломанной мебели. Коробка с купленным для Алиры подарком бестолково соскользнула с тумбы для обуви, упав набок – тонкие сосуды холодно звякнули друг об друга.
– У нас есть предписание, позволяющее осматривать всё, что находится в этом доме! – холодно отчеканил мужчина с грубым лицом, взмахом палочки скидывая крышку с коробки и подталкивая её ногой  под жалобный звон лопнувшего хрусталя  к своему коллеге. Из разбитого сосуда донеслась тихая мелодия, растаявшая в воздухе бледно-лиловой дымкой, из которой по комнате растёкся ненавязчивый запах рассветного клевера. 
– Что вы надеетесь найти среди женского парфюма? – глухо поинтересовался Остин, поднимая бровь. Пластилиновая маска лица разрезалась вежливым оскалом, но взгляд остался бесстрастным.

Безликие люди методично выворачивали каждый ящик в его кабинете, с треском взламывая декоративные замки, разбивали шкатулки из матового стекла и трепали книги, бросая их в кучу разметанных по полу страниц. Едва ли они знали, что именно хотели найти – пока ведущий офицер тряс перед бесстрастным лицом Остина ордером на обыск, составленным по наводке («Крыса? У нас? Невозможно!»), остальные как-то бессистемно громили дом под вспышки палочек, периодически глядя на Остина – не прочитается ли на лице расположение тайника, который они так тщатся отыскать?

Разумеется, Остин не держал ничего противозаконного дома – для этого была лаборатория в подвале гостиницы, которой он владел. Лаборатория, штаб, место встреч – слишком много ответственности было возложено на предприятие средней прибыльности, но Остин всегда сохранял осторожность. Оттого вдвойне удивительно, что они пришли к нему домой. Вероятно, гостиница – второй пункт в их вечернем рейде…  Впрочем, там их тоже едва ли ждет удача, даже если им удастся сломать наложенные чары, в самой лаборатории их встретят лишь тривиальные зелья, по отдельности не несущие опасности серьезнее, чем недельная мигрень с галлюцинациями. По голове не погладят, но что-то серьезнее усиленного слежения за ним едва ли смогут предпринять.

Остин снял перчатки, прохаживаясь по дому, игнорируя людей, топчущих всё, что мило его сердцу. Челюсть сжалась, когда он увидел возле камина разбитую стеклянную рамку, в которой покоились несколько сухоцветов – пальцы окунулись в карминовую пыль, которой стали некогда нежные лепестки. Цветущий папоротник. Бестолковый цветок, ставший когда-то навязчивой идеей для них с Алирой – одно заклинание способно заставить цвести даже высохший папоротник, но несмотря на запреты отца они упрямо бродили по лесу вокруг особняка рассветы напролет, желая увидеть чудо, происходящее само по себе. Плод их поисков, сентиментально хранимый Остином столько лет, лежал трухой на полу, что привело его в бешенство. Как будто пальцы осязали не сухие обломки цветка, а истончившуюся, почти пропавшую нить, связывающую его с сестрой – каждый год его внутренняя граница расширялась, оттесняя от Алиры всё больше его характерных черт, оставляя той лишь воспоминания о нежном юноше, которым он когда-то был. Наверняка она замечала, не могла не замечать, но как и он отказывался видеть, что Алира всё чаще лукавит, уклоняется от вопросов и отталкивает его, так и она продолжала лелеять собственную слепоту.

Остин ждал её со дня на день, она всё реже появлялась в его доме, и сейчас его волновало только одно – лишь бы она снова нашла себе иное развлечение и не пришла сегодня, как обещала. Лишь бы не пришла.

Отредактировано Austin Nott (2020-12-21 15:41:02)

Терпение по капле покидало Остина, поддаваясь напору медленно заполняющей грудную клетку тугоплавкой ярости. Несдержанность – порок, который Остин старательно изживал всю юность, натягивая на себя приличествующую наследнику Ноттов бесстрастную холодность, особенно когда отчаянно хотелось дать волю эмоциям. Старший офицер не смог вывести его из себя, когда принялся бессовестно упирать на чувства людей, пострадавших от Альянса, на чувства матери Остина, когда она узнает, чем занимается её сын.
Но ледяная улыбка треснула от тревожного голоса за спиной, выкликающего его – Остина – имя. Голоса, который он узнал с первого слога, шипящего юркой змейкой. Одного взгляда на Алиру хватило, чтобы горло перехватил гнев – «Тебя не должно быть здесь сейчас», и предательская радость – «Я счастлив тебя видеть», что подступала к сердцу при их встречах, ставших такими редкими. Он машинально шевельнул ладонью, сведя подушечки большого и безымянного пальца – «Молчи». Их немой язык, сотканный из полужестов, всегда приходил на помощь в детстве, когда родители ловили их на проказах. В тех пожелтевших в памяти годах Остин ещё склонял голову в убедительном раскаянии за проступок, принимая на себя вину за двоих. И пока отец устраивал выволочку, Остин ловил боковым зрением движения Лиры, переговариваясь с ней неуловимыми движениями сведенных за спиной ладоней –«Ну-ка смотри, как ловко мы сейчас выкрутимся». По привычке сложившиеся пальцы развеяли гнетущую тяжесть чужого присутствия в доме, воззвав к воспоминаниях о детских шалостях – будто бы всё происходящее на самом деле очередная проделка, задачка, которую надо разгадать, и сразу разгромленный дом превратится в декорацию.

– Мисс, кто вы такая? – Старший аврор отвернулся было от Остина, пытаясь его обойти, но тот змеиной хваткой сжал пальцы на локте офицера, делая шаг наискось и закрывая спиной дверной проём с  застывшей на пороге гостиной Алирой. Мгновение, в которое Остин встретил взгляд сестры, утешило его душу, но для остальных присутствующих ничего не изменилось, увы.

– Это не относится к делу. У вас ордер на обыск моего дома. Обыск, а не допрос моих гостей. – Слова с усилием прокатывались по языку, как яростный напор воды довольствуется тонкой течью в дамбе. Глухота голоса выдавая напряжение, которое требовалось, чтобы не выжечь всем непрошеным гостям в доме глаза, чтобы они не цеплялись с профессиональной внимательностью к острым чертам Алиры, выдающих семейное сходство.

– Отпустите, пока к вашему послужному списку не добавили нападение на офицера, – проговорил аврор, стряхивая побелевшие пальцы с локтя. – Мисс, будьте добры покинуть помещение.

– Это не в вашей власти. По-прежнему я хозяин этого дома. Делайте, что вам велено, и убирайтесь.

– Вы осознаете, в чем вас обвиняют?

– Моё слово против слова «вашего человека». Это всё, чем вы располагаете.

Старший офицер скривился, открывая было рот, чтобы поставить зарвавшегося птенца на место, но его прервал возбужденный оклик из кухни:

– Сэр! Кажется, это может вас заинтересовать! – Один из авроров уже спешил к начальнику, перелистывая тонкую записную книгу. Пустые страницы перемежались редкими записями и схемами, которых едва ли набралось на дюжину страниц, но у Остина захолодело в горле.
«Как глупо, чёрт побери, как это глупо!».
Офицер задумчиво уставился в изящный наклон строк, медленно расплываясь в улыбке.

– Отлично. Эй, парни, заканчивайте! Это нам придется забрать с собой, – последнюю фразу офицер бросил Остину, пытаясь увидеть что-то под маской надменности, застывшей на его лице. Не было бы свидетелей – он бы с удовольствием разбил эту надменность кулаком, чтобы спесь вытекала вместе с кровью из разбитого рта. – Нам предстоит скорая встреча, не пытайтесь покинуть город, вас обнаружат. А вам доброго вечера, мисс. На вашем месте, я бы всё-таки скорее покинул этот дом.

Не так страшен был разгром в доме, как оглушенный взгляд Лиры, цепляющийся за обломки  их семейных безделушек, которые вместе с родовой честью оказались превращенными в мусор, разбросанный на холодном полу. Остин ловил её взгляд, пытаясь передать ей толику утешения – всё не так, как выглядит, сейчас дом опустеет и дышать станет легче. Но практически кожей он чувствовал, что она ускользает, отмахивается от него, лихорадочно составляя картинку в единый пазл.
Хотелось обнять её со спины, заключив в кольцо рук – крылья большой птицы замыкаются на малой; после ссор в детстве, когда гнев уже остывал, но обида ещё не давала говорить, они забирались на откос крыши и стояли, обнявшись и задрав головы в небо, пока не начнут видеть одни и те же звёзды.  Но теперь преграда между ними была почти физической, и Остин лишь взял руки Лиры в свободную ладонь, поглаживая костяшки, и взмахом палочки закрыл входную дверь за последним выходившим.

– Выпьем кофе? Ты замёрзла.

Время словно замедлилось, а воздух сгустился, скрадывая в себе все звуки, кроме громкой пульсации крови в ушах. Оттого вопрос Лиры, прочитанный Остином  в её взгляде ещё до того, как она успела его озвучить, прозвучал особенно остро. В голосе, прорезавшем воздух между ними, звучало что-то, отдалённо похожее на отчаяние — если до этого момента Остин ещё мог сочинить изящное оправдание без малейшего протеста со стороны совести, то теперь в грудине шевельнулась тень стыда. Будто он был предателем. Лира увидела, как его — их, как ему нравилось думать — дом переворачивают авроры, а он рассчитывал обойтись очередной отговоркой, отводящей её от истины. Что это, если не предательство? И раз он действительно верит, что занят благим делом, способствуя деятельности Альянса, тогда почему столько времени скрывает это от самого близкого человека?

Вопросы роились в голове, не оставляя места для ответов, с языка уже готова была соскользнуть гладкая льдинка лжи, но Остин выскальзывает из привычной маски полуправды, делая шаг к Лире и обхватывая её за плечи привычным жестом, сводя руки на спине. Обнимать её было всё равно что обнимать себя — переплетение рук без зазоров, и даже мысли в такие моменты становятся общими. Остин чувствовал, как колотится её сердце, пока он поглаживал ладонями острые лопатки. Ещё бы минуту — и заполошный ход сердец бы притих, придя в гармонический ритм. Ещё бы вечность — и мир снова стал бы только для них двоих, где нет места безжалостности окружающей действительности, которая пошла трещинами. Но они давно выросли из своей мечты, разделенной на двоих, её место теперь вместе с запылившимися игрушками и сказками, в которых им больше нет места. Вечности не было, как не было и минуты — в родном тепле тела под ладонями Остина оставалось напряжение гудящего электричества. А ещё он чувствовал, поглаживая подбородком макушку, что в этом объятии куда больше прощания, чем чего-то ещё.

За спиной что-то грохнуло — через распахнутую в кухню дверь было видно, как взъерошенный кот выпрыгнул из укрытия на верхней полке, уронив глиняную миску со столешницы, и выскочил в открытое окно, не оглянувшись. Если кто и чувствует, когда ветер переменился и грозит скорой непогодой — так это коты. С треском разбитой миски разбилась гипнотическая иллюзия, что всё происходящее лишь дурман. Остин глубоко вдохнул тонкий запах парфюма от волос Лиры и отпустил её, оглядывая разрушенный интерьер, будто только увидел. Смахнув с дивана разбросанные листы, он опустился на диван, притягивая рядом Лиру, не выпуская из рук её ладони. Он чувствовал — стоит убрать руку, как она ускользнет ртутью из пальцев.

— Хотел бы я сказать, что я — тот, кого ты знаешь, как саму себя. — Остин потёр пальцами переносицу, подбирая слова. — Но учитывая, что ты видела… У нас стало слишком много тайн друг от друга, а что-то я скрываю даже от себя. Например, почему я тебе за все годы не рассказывал, что иногда уезжаю не просто на поиски редких снадобий, а за снадобьями, которые способны обезвредить человека так, что причину будет установить невозможно. — Остин пожал плечами, мысленно перебирая варианты, которыми объяснял это для себя. Что отец считал её неготовой для такой ответственности, что сам Остин не хотел, чтобы Лира видела, с какими людьми он порой встречается, что всё это вовсе её не касается, — и понимал, что в этих отговорках  нет ничего, кроме шуршания пустой обёртки.
«Как её может не касаться то, что может поставить вас обоих под удар из-за тебя?»

— Приходившие сегодня авроры подозревают меня в изготовление запрещённых зелий, влекущих за собой… непоправимые последствия. — Он-то думал, что эти слова станут для него пыткой, но каждая фраза будто только и ждала, чтобы стать услышанной Лирой. — Отец предполагал, что однажды они смогут на меня выйти, поэтому изводил требованиями соблюдать осторожность.

При упоминании об отце ему показалось, что сердце Лиры будто пропустило толчок. Он встретил её взгляд, с трудом вынося горечь, которая в нём сквозила:

— Да… Наш отец является членом одной организации, выступающей за восстановление консервативного порядка в магическом сообществе. Их методы… требовали усовершенствования, поскольку лишнее внимание со стороны магов, не одобряющих их идеи, может подставить под удар всех членов. Поэтому отец привлёк меня для решения проблем, когда нужен деликатный подход.

Он не заметил, как стал накручивать прядку волос на палец — старая привычка, когда он терял уверенность. Всё это время он не считал себя убийцей, поскольку формально говоря своими руками он ничью жизнь не оборвал, никакого противоречия он не участвовал. И лишь под пристальным взглядом Лиры он чувствовал, как обнажается сердце в глухом признании:

— Из-за моей работы погибли люди, ящерка. Поэтому авроры и были здесь.

ost A Perfect Circle — Rose