От внимания Остина не укрылось, что Анафема деликатно выждала паузу, предоставив ему первый глоток. Не привлекая к этому внимания, не утруждаясь отвлекающими жестами — никакой наносной опаски в этой паузе не было, просто привычная и вкрадчивая осторожность. Кошка, обжегшая однажды подушечки лап, так и будет осторожничать, ступая куда тише своих собратьев.
— Моя мать была сквибом…
Такое бесхитростное признание огорошило Остина. Однако, переживание ситуации было окрашено для него новым оттенком — удивление вместо отвращения, которое вкладывал в него отец, ставя сквибов ниже маглов. По его логике, маглы изначально лишены какого-то смысла существования, кроме накатанного движения к смерти, тогда как сквибы могли бы иметь этот смысл, но по каким-то причинам были наказаны лишением, что делало их отвергнутыми обществом уродцами, неуместными среди волшебников и чужими среди маглов. Теодор Нотт был не единственным сторонников подобного мнения, среди одного только Альянса его позицию разделял каждый первый. Остину хватило времени, чтобы разувериться в доктрине, навязываемой с самого детства. Но сорная трава глубоко пускает корни под сердце, и порой не хватает жизни, чтобы их выкорчевать. Между рёбер всё равно царапало что-то неприятное, но удивлён он был той простой прямотой, с которой Анафема заявила о своей матери. Остин никогда не ставил себя на место сквибов или их детей, и змейкой блеснула неожиданная мысль, что терпкой должна быть горечь во рту, когда такие признания встречают пренебрежительным изгибом рта и словами «нам не о чем разговаривать». Помимо осторожности и прямолинейности, в Анафеме видимо таилась смелость к упреждающему нападению при малейшем намёке на опасность — для такой тактики нужен баланс между осмотрительностью и безрассудностью.
— …Ваш интерес вполне понятен, но я совершенно не привыкла, что люди могут видеть что-то дальше своего носа. Вы сумели меня удивить.
— Пожалуй, удивил я вас не так сильно, как вы меня, — проговорил Остин скорее для себя, но от свежезародившейся привычки разговаривать с самим собой отказаться оказалось решительно невозможно. — Конечно, вероятность ошибки велика, но слишком назойливое совпадение обычно скрывает за собой простую и прямую связь. Ваша мать, и ваше внешнее сходство с Альфардом… Да, я отыщу для вас тот снимок.
Остин слушал об эффекте, которое должно было возыметь зелье, погружаясь в излюбленный процесс перебора существующих зелий и ингредиентов. Задумчиво прикусил кожу на большом пальце, давая себе пару минут подумать, пока в сгустившейся тишине не наметится ответ.
— Думаю, с ингредиентами ты немного поспешила, как раз тут может быть проблема, — без обиняков проговорил Остин, машинально пробегаясь взглядом по склянкам на полках, хотя и так знал, что искомого там нет. Фамильярный переход на «ты» ничуть не резал ухо, а стал приятным освобождением от оков этикета — да и попросту глупо было бы продолжать вежливые расшаркивания, когда у обоих очевидно есть грешки на душе в количестве, превышающем норму приличного общества. Люди с безупречной совестью не стремятся изменить чужие воспоминания. Остин отодвинул пустую чашку, кивком головы приглашая Анафему за собой. За открытой дверью в конце коридора виднелась его постель с наброшенным покрывалом, Остин усмехнулся, подумав о двоякости подобного приглашения. Он махнул рукой в сторону закрытых дверей и пыльной лестницы:
— Кабинет находится здесь же, я пока не пользуюсь остальными комнатами, проходи. — Остин повел палочкой, в ответ тут же заскрипели дверцы ящиков и полок, позволяя нескольким коробкам выбраться и опуститься на широкий стол у кровати. — Видишь ли, как и полагается роду, ведущему свою родословную из раннего средневековья, — начал Остин, забираясь на стул, чтобы осторожно достать последний ящичек, в котором что-то тонко звякало, — Блэки преуспели во множестве вещей, начиная политикой и заканчивая зельеварением, но их поразила распространенная среди чистокровных семей болезнь — тотальная нетерпимость к ошибкам друг друга.
Остин водрузил ящичек на стол, коротко щёлкнув замочком, пока коробки лениво выпускали своё содержимое на стол — записи, зарисовки растений и выдержки из трактатов по гербологии. В ящичке же слоями лежали тонкие стеклянные пластины с поблекшими, но всё ещё гордыми волшебниками, явно демонстрирующими своё недовольство пыльной теснотой своего убежища.
— Похоже, эта нетерпимость может стать для тебя не только причиной незнания своих родственников, но и более ощутимой преградой, поскольку зелье забывчивости или эликсиры симпатии тебе не подойдут из-за своей заметности, или краткосрочности действия, или выявления простым заклинанием, или… Да, вот он! — На последней пластинке были запечатлены несколько волшебников, стоявших перед узнаваемым особняком Блэков на улице Гриммо. Они оправляли мантии и надменно смотрели сквозь время на Остина с Анафемой. Дед Остина поправлял шляпу, переговариваясь о чем-то с Орионом Блэком. На небольшом расстоянии от остальных, раздраженно отворачивая лицо в профиль, стоял Альфард. Остин указал на него Анафеме, после чего приподнял её голову за подбородок и повернул в профиль, быстро переводя взгляд с колдографии на абрис её лица и обратно. Опустив руки, он передал стеклянный снимок Анафеме в ладони, пожав плечами:
— Как по мне, сходство говорит за себя, но я не геральдист и подавно не генеалог, поэтому моё мнение имеет значение только между нами. Так вот, Альфард увлекался выращиванием редких растений, в чем не находил поддержки у своей семьи. — Остин вытащил из уложившихся на стол записей несколько листов, где его рукой в разных ракурсах было изображено невзрачное растение с колючими листочками. — Волчий Сабельцвет. Если раздобыть ещё несколько редких, но не исключительных мелочей, то на их основе можно попытаться создать то, что сможет мягко влиять на память, не изменяя личность настолько, чтобы вызвать подозрения у близких знакомых, в отличие от существующих зелий, — Остин поспешил закончить до того, как на лице Анафемы проступит облегчение или надежда, — вот только я ни разу его не видел, и даже рисунков не встречал. Этот — моя додуманная копия с быстрой зарисовки на форзаце одного из травников, который мой дед позаимствовал у Альфарда, когда тот ещё был частью Блэков. Если верить пометкам Альфарда, он как-то сумел раздобыть семена и вырастить сабельцвет у себя. Но когда он впал в немилость из-за своих взглядов, Блэки выжгли его с семейного древа, изгнали и уничтожили всё, что от него осталось. — Остин почесал бровь, пытаясь мысленно поймать какую-то несформировавшуюся идею, мелькающую в воздухе. — Когда-то я мечтал обратиться к Альфарду, чтобы узнать, откуда он вообще доставал свои семена, о которых сегодня можно только прочесть, но для этого нужна кровная связь.
Отредактировано Austin Nott (2021-01-09 16:27:14)