Осознание того, что все самое хорошее и лучшее, что у меня есть — это лишь мнимый вымышленный мир фантазий и иллюзий, где всегда светло, тепло и уютно, где все именно так как мне хочется, медленно разрывает на куски. Разрывает на миллиардные атомы, разрывает изнутри, вонзаясь острым клинком в грудную клетку, выворачивая наизнанку. Да, например, еще месяц назад тлеешь в самых нежных и робких прикосновениях, чувствуя хриплое ледяное дыхание на своей тонкой и бледной коже. Гладишь кому-то волосы, запуская в них свои стеклянные пальцы, они утопают в них, словно в песке, словно в воде. Но вскоре все меняется.
Пару недель назад робко трогать чьи-то родинки, что так похожи на раковые созвездия на чьем-то теле, а тебе в ответ, при свете самого яркого летнего солнца будут пересчитывать пять отделов позвоночника. Слышать в твоем тихом голосе новые аккорды и записывать их в нотную тетрадь, а потом глубокой ночью под звуки ветра играть самые прекрасные сонеты в жизни, которые будут ласкать слух на протяжении всей оставшейся жизни. В этом мире если захотеть, то даже можно чувствовать его сердцебиение на своей груди, чувствовать его аритмию. И так много хочется сделать в своей реальности, но не можешь, потому что вместо этого забываешься в своих фантазиях, концентрируясь на мыслях о том, как неразрывно и неделимо был привязан к кому-то. К кому-то, кто позволил чувству "любовь" взять верх над собой, и отдать всю себя этим чувствам, чувствовать которые давно себе запретила...
Но когда-то, все равно надо будет возвращаться в реальность. И на пороге этого мира поджидает нечто другое. Ожидание чего-то, чему никогда не суждено сбыться и слепая надежда, что постепенно кто-то вечно будет высасывать из тебя все живое, оставляя после себя, мертвый и сгнивший изнутри труп, подходящий только по медицинским параметрам под описание живого человека. И я поняла одно. Убивает не само падение, а приземление на твердый и кафельный пол реальности, что окружает каждого из нас. Да, жизнь не поэма и не сказка. Не можем по волшебному щелчку пальцев превратить пасмурное цианидовое небо в голубое море с ярким отблеском солнца, не сделать из зимы весну. Не можем зажечь чье-то сердце в холодный вечер, потому что огонь внутренней спички слишком слаб и не ярок, а ее основание слишком хрупкое и ломается сразу же при первой попытки сделать эту маленькую и трогательную вещь. Но сердце будет постепенно, медленно заживать после многочисленных ударов ножом под ребра, но, увы, никогда не сможет избавиться от тяжелых ран и плотного слоя грязи с гнилой плесенью, что покрыли сердце изнутри. Не спеть песню утром на балконе прилетевшим птицам, а затем, испытав все признаки и прелести боли получить то, чего так трепетно ожидаешь. Не получить счастливого конца. Жизнь — это не сказка. Жизнь — это роман Буковски.
Все было ошибкой с самого начала. Я ничего не могу. Не могу даже элементарно родить ребенка от любимого мужчины. Любимого… Тогда, там во Франции, я хотела чтобы он меня остановил: накричал, привёл в чувства, сказал, что у нас еще все будет хорошо… Но смерть нашего ребенка, кажется, оборвала все ниточки хитросплетение чувств. Между нами словно выросла немая стена холодного отчуждения. Мне хотелось бежать далеко и окончательно, чтобы оставить все ужасы позади, спасти друг друга, стереть эти темные главы из нашей жизни и написать новые, заполнить пустоты солнечным светом и спокойствием, а не чужими страданиями. Я дала ему надежду, а потом потеряла её… потеряла навсегда.
Даже не помню, как вечером вышла из дома Драко, даже не помню, почему решила идти пешком, а не направилась к порталу сразу домой. Кажется, мной руководили какие-то здравые мысли, что я все еще слаба и что в таком состоянии это просто небезопасно. А, может, я просто не додумалась. Я просто шла по улице, отчаянно пытаясь стереть эти годы из памяти. Дыхание постоянно сбивалось, но я не могла останавливаться, я все шла и шла вперед до тех пор, пока окончательно не выбилась из сил. Прохожих вокруг становилось все больше, казалось, что они заполонили всю улицу. Я не знала, что мне делать и куда идти. Начинало темнеть. Это странное время суток, когда все замирает: еще не ночь, когда на улицы может выйти всякий сброд, но уже вот-вот закончится безопасный день.
Прошло не меньше часа, наверно больше, но примерно час, когда я добралась до квартала, в котором располагалась квартира Гарри. Я совсем потерялась в панике, меня трясло и шатало из стороны в сторону, я была готова сесть на лестнице и разрыдаться. Может быть хоть так мне бы полегчало.
Когда открывается дверь, я толком не могу сообразить, для чего это происходит. Сознание затуманено, перед глазами сплошная серость, и ее не может разбавить даже черный дверной проем. Лишь спустя некоторое время – наверняка несколько секунд, которые кажутся вечностью, удается сообразить, что он влечет, зовет, говорит: «смотри на меня, я здесь, жду только тебя, что с тобой?».
– Гарри! – На что это было больше похоже? Радость? Облегчение? Желание проявить слабость, потому что теперь уже можно? Пару мгновений вглядываюсь в его глаза, переполненных тревогой и замешательством. Он словно призрака увидел. Не в силах больше удерживать себя в психическом равновесии, падаю в объятия Гарри и слезы начинают течь еще сильнее. – Я потеряла их всех, – произношу я, когда рыдания слегка утихают.
