Скажи, что ты видишь.
Между бровей Анафемы ложится тонкая морщинка, а взгляд загорается лукавым азартом. Анибаль любит этот вопрос – терпеливо дожидаясь ответа, он успевает одобрительно улыбнуться за долю мгновения до того, как Анафема выпалит свою догадку. В начале пути Анафема всё норовила прощупать почву, обнаружить подвох прежде, чем успеет споткнуться – гораздо дольше смотрела, напряжённо пытаясь проникнуть под очевидное, чтобы указать на скрытое. Чем сильнее пытаешься высмотреть во мраке ночи звездные цепочки, тем скорее они пропадают, равнодушно сливаясь с небом. Но стоит расслабиться и отвести взгляд, в периферийном зрении пронзительным льдом замерцают нужные звёзды. Анибаль не уставал отводить её взгляд от обманчивого, отвлекать от наносного, не говоря напрямую, но подводя к тому, что порой стоит отвести взгляд, чтобы увидеть картину целиком.

Скажи, что ты видишь.
Осторожные шаги по незнакомой земле сменились быстроногим ветром – даже если она ошибалась, Анибаль ликовал, потому что, играючи оставляя ошибку позади, Анафема тут же вращала новым предположением, пока не подберётся к ответу. Тонкопалая гончая взяла след… Анибаль прищуривается, пока Анафема вертит в руках тусклую латунь медальона, норовящую прикусить ей пальцы. Нет, не гончая. Та бы устремилась к цели, не замечая ничего вокруг. Тихое тёплое потрескивание говорит о том, что Анафема нашла подход – обхватить стык медальона с цепочкой, провернуть дважды, горячий выдох заклинания на текучий узор, и он медленно расползается, обнажая крошечную записку с именем. Анибаль улыбается – если бы Анафема поспешила с заклятием, то медальон бы вспыхнул, а запах клопов стоял бы в комнате ещё несколько дней. Нет, определённо не гончая…

– Здесь должно быть что-то ещё.
– Думаешь?
– Глупо заморачиваться с такой защитой, чтобы спрятать одно лишь имя…
– Это сентиментальная безделушка, память о том, кого любишь, когда сам живёшь с чужим человеком. Они часто встречаются, в ней правда нет больше ничего, кроме прелести оберегающего заклятия.

Скажи, что ты видишь.
Он спрашивает, глядя прямо на неё, чтобы Анафема не соблазнялась желанием проследить направление взгляда. Они стоят в тёплой свежести сумерек в бурлящей толпе людей – они текут, клубятся, сменяют друг друга, заставляя весь мир закручиваться в воронку с центром на городской площади, где грохочет ежегодный карнавал. Скрытые масками лица, взмывающие языками пламени руки, кто-то задевает Анибаля плечом, девушка в маске полумесяца налетает на Анафему, обнимая ту за талию, чтобы не упасть. Громко становится и исчезает, чтобы уступить место следующему танцующему кругу. Барабаны рвут воздух, а от яростного напора саксофонистов звенит в костях, собственных мыслей не слышно.

Скажи, что ты видишь.
Беззвучный вопрос во взгляде, приподнятая бровь – ну же, девочка, не пытайся заглушить музыку, пропусти её сквозь себя. На выдохе дай сердце совпасть с ритмом праздничных барабанов, тогда в общей суматохе прояснятся детали. Суметь сориентироваться в частном, стоя в сердце бури – полезный навык для того, кто пускается в охоту за артефактами. Гораздо чаще они прячутся на виду, чем в тайниках за семью заклятиями в опуствшем замке. Анибаль кренит голову к плечу, не отрываясь от Анафемы – и не птица… Птица бы стремилась повыше, захлёбываясь в беспорядке воздушных потоков у земли. Может кошка? Вкрадчивая хищность, ищет не только указанную цель, но успевает заметить десятки следов вокруг. Да, похоже на кошку.

Анафема поднимает ладонь, показывая два пальца. Анибаль отводит взгляд к яркому фейерверку, с улыбкой пожимая плечами. Через пару секунд Анафема разгибает ещё палец, и два силуэта растворяются в толпе, ныряя в голодное горло тесного переулка, ведущего к свободе.

– Кольцо у факира, браслеты на ногах у танцовщицы и пояс у торговки лепёшками. А выпечка выглядела такой свежей!
– Когда ты заметила, что её лепёшки покрыты плесенью и ползающими мухами?
– Когда отвернулась.
– Умница. Тот пояс – недорогой и распространённый способ не сильно утруждаться в торговле. Ещё маска девушки, которая на тебя налетела. Кстати, проверь карманы. И бубен, который всё звенел вокруг.

Докуривая под низкой луной свою трубку, Анибаль лениво наблюдал за танцующими завитками дыма и дожидался, пока Анафема вернётся на веранду из дома. За пару последних месяцев он успел порядком поразмышлять о рисках, сопутствующих анимагам, и о той пользе, что может привнести в жизнь способность обращаться в зверя.
Услышав шаги за спиной, он проговорил:

– Скажи, что вам рассказывали об анимагии в Хогвартсе? Я мог спрашивать несколько лет назад, но хочу услышать ещё раз.