методично намыливая руки, позволяя пузырям и пене возникать между ладоней, я упрямо смотрел на слив в раковине, куда утекала вода. я знал, что это последствия минувшего лета, конкретно – случившегося с элейн, и что вода априори красной быть не может, а мои руки – не могут быть грязными после того, как я усиленно намывал их уже тридцать секунд. я знал, что это была ошибка на психологическом уровне. как бы я ни отрицал очевидного, правда была на поверхности – я чувствовал свою причастность к убийству этой женщины несмотря на то, что она сама была виновата в ней заслуживала своего приговора.

куда больший груз вины я ощущал перед отцом. он был невиновным и, кроме того, вероятно даже не предполагал, что живёт под одной крышей с гибридом змеи и паука. мой отец был умным человеком, но не был лишён эмоций и чувств, привязанностей, которые застилали ему глаза и мешали объективно смотреть на вещи. я заключил сделку с дьяволом, и имя ему было уильям корнфут, в тот момент, когда пришёл к нему на порог дома с деловым предложением. я заключил эту сделку в тот момент, когда он наложил конфундус на и без того ослепшего отца. я убеждал себя, что так было правильно, что так было нужно. тот факт, что министерство магии не сочло мою самооборону нарушением правил применения магии вне школы – лишь подчёркивал правильность моих убеждений, однако моему воспалённому этими событиями и их размахом сознанию неуклонно казалось, что мои руки – по локоть в крови и осквернены непростительным заклинанием.

говоря о непростительных – одно из таких я чуть не словил от своего некогда лучшего друга – захари корнфута. и пускай я прекрасно отдавал себе отчёт в том, что сделано это было импульсивно, по ошибке и необдуманно, подобную ошибку прощать я намерен не был. пять минут назад мы с мишей сидели в библиотеке – он, как это бывало обычно, по большей части рисовал на полях, я – писал конспект по нумерологии. в учебнике значилось, что числа с четвёркой имеют негативно заряженные поля вероятностей, притягивая отрицательные последствия раннее принятых действий. мой взгляд переметнулся на настенный календарь, где в красном прямоугольнике значилось число 24. что ж, этот день не был лишён символизма. я постучал пером по чернильнице, аккуратно отложил его, прикрыл глаза и прерывисто выдохнул. спал в последнее время я из рук вон плохо, а если и проваливался в сон, то короткий и наполненный ярким калейдоскопом видений, обрывков разговоров и эха потока моего сознания. после таких снов я чувствовал себя ещё хуже, как если бы по мне прошёлся гиппогриф.

- николас. – я вздрогнул от звука тихого голоса сбоку и выше, распахнул глаза, выныривая из полудрёмы, хмурясь и смотря на пергамент перед собой. чёрт, откуда на нём пятно? мой мозг, пускай и в заторможенном состоянии, анализирует поступающую информацию весьма быстро, когда тот же голос продолжает:
- мы можем с тобой поговорить?
голос зака я мог узнать из тысячи, мне не надо было поднимать головы, чтобы убедиться в своих выводах, поэтому я упрямо смотрел перед собой вместо реакции застанного врасплох человека. не в моих правилах было давать вторые шансы после применения непростительных заклинаний. не в моих правилах было так просто закрывать на это глаза. вскинув руку, я посмотрел на наручные часы – подарок отца, а затем молча встал.
- нам пора. – бросаю я мише. – собирайся.
через двадцать минут был обед, собираться было ещё рано, но меньшее, чего я хотел – это разговаривать с заком и уснуть в библиотеке.
- николас. пожалуйста. дай мне объясниться.
я нарочито игнорирую слова зака и лишь поднимаю на него молчаливый взгляд, смотря глухо, бесцветно, прямо в его зрачки, находя в его взгляде проснувшуюся поздно совесть. дело было не в принципах – дело было в том уроке, который захари должен был вынести из своего поступка.
- миша. – с нажимом обратился я к пуффендуйцу, складывая принадлежности в сумку и закидывая её на плечо.

миша был такой же жертвой в этой игре. он, как и отец, не знал, что произошло этим летом. его маленькое приключение закончилось ещё в россии – самым ярким событием, наверное, стала наша клятва верности, которую мы принесли друг другу в саду поместья его семьи.
- оля сказала, что ты заставил мишу принести клятву верности.
- я не заставлял его. это было добровольное решение, я лишь подтолкнул его в нужном направлении.
- ты ведь знаешь, что подобная магия – как дамоклов меч, верно?
я хмыкнул от наивности отца.
- в любом случае оля была не в восторге от таких новостей, давно не видел её такой взбесившейся, - он рассмеялся, а я сдержанно ответил:
- если такая опытная волшебница полагает, что шестнадцатилетний подросток способен провести такой серьёзный ритуал, то мне нечего больше добавить.
- так, значит, ты блефовал?
я улыбнулся уголками губ и посмотрел на отца:
- возможно.
отец усмехнулся и потрепал меня по волосам, я в который раз убедился в наивности взрослых, которым присуще придавать мелочам уникальный бесполезный вес.

сейчас я даже не был уверен, что отец помнил этот разговор. я вообще не был уверен в том, что именно он теперь помнит.
сейчас куда больше всех в этой истории знали два человека – мой крёстный и дядя моего лучшего друга, иметь дело с двумя последними я не хотел.
смыв мыло и закрыв кран с водой, я поднял глаза и посмотрел на фигуру миши в отражении. он непривычно долго молчал, держась за моей спиной, будто выжидая удачный момент для прыжка. я знал этот взгляд, знал, что эту плотину вот-вот прорвёт, а потому вздохнул и, взяв в руки полотенце, произнёс:
- зак должен выучить свой урок манер. – я не то чтобы хотел посвящать мишу в детали нашего конфликта, потому что у него голова была горячая и шёл он всегда на поводу у эмоций. – пока этого не произойдёт – иметь с ним дело я не намерен, и тебе не советую. что-то ещё?

the day is incomplete
the thoughts of total defeat
I don't know what is happening to me
or if I'll die ‘cause I just never sleep

я хмыкнул и усмехнулся. миша учился манипулировать мной и правильно подбирал комбинации. это был уже его первый шаг к успеху. меня прошило странно ощущение гордости, как если бы это была моя заслуга. он быстро учился. не говоря уже о том, что это лето изменило нас обоих, по-разному, но оставило неизгладимые отпечатки.
занимательно было то, что миша, не зная всех вводных, виновным видел по умолчанию зака, слепо занимая мою сторону. возможно я бы даже сказал, что был благодарен ему за это слепое доверие, но поощрять его не стоило.

миша льстил мне, заостряя внимание на этом конфликте. при этом его переживания не лились из него неконтролируемым потоком, обрушиваясь галлонами воды, он научился дозировать её подачу. но то было лишь в пассивном режиме. перейди миша в активную фазу переживаний, это был бы уже бурный фонтан, гейзер, который не ясно где и когда порвёт.

you awoke into my night
you could see the madness in my eyes
I've lost control please save me from myself
my conscience begs for time

я открыл было рот, чтобы убедить его в том, что бить никому лицо не нужно, но в этот момент его ладонь оказалась на моем запястье, и этого странного синтементального жеста, электрического импульса и мягкого взгляда в кипе с удивительно пронизывающим голосом оказалось достаточно, чтобы та стена, которую я так старательно возводил и которой отгораживался от всего груза минувшего лета, начала рушиться.

кирпич за кирпичом она рушилась на глазах - сначала обожгло кожу на запястье, затем появился жгучий холод, мурашками пробежавшийся по спине. я почувствовал странную лёгкость и вместе с тем напряжение в ногах, особенно коленях. стало как-то разом труднее делать вдох, мои расправленные плечи опустились, и я почувствовал всю тяжесть бремени на них.

это было уже слишком.

я пошатнулся и, сделав вынужденный шаг назад, прислонился к раковине, притягивая мишу за собой за его руку.
мне почему-то не хотелось, чтобы он её убирал, как если бы она была якорем, позволяющим мне заземлиться.

если подумать, то я никогда и никому не рассказывал о своих проблемах. отец всегда был занят, а другим я не доверял. после того как я выяснил ещё на втором курсе, что зак следит за мной для своего отца, моё доверие к людям и миру в целом так и не окрепло. но мише я доверять мог - он наивно полагал, что мы скреплены клятвой, но даже не будь этой дурацкой бутафории, меня не покидало весь прошлый год чувство, что как бы громко мы ни ссорились из-за мелочей и пустяков, майклу фоули можно было довериться. у миши всегда все на лице было написано. вопрос был в другом - кто мог его использовать в своих целях. захари? он уже несёт свое наказание. его отец? я слабо верил в то, что его жажда крови была утолена и он не тронет нас с отцом. его психическое состояния вызывало у меня также вопросы.

я прерывисто выдохнул. это не было похоже на минутную слабость. я действительно устал, обычно я обсуждал какие-то события с друзьями, но поговорить об элейн и заке я не мог даже с майлзом.

- зак пытался использовать на мне круцио. - я тут же перехватил своей рукой запястье миши, вцепившись в него мёртвой хваткой. - и для начала ты мне пообещаешь, что никому лицо бить не пойдёшь, иначе я закончу рассказ на этом. - дышать действительно было тяжело, так что, второй рукой я постарался ослабить узел галстука на шее. я чувствовал, как меня накрывает волнами приближающейся панической атаки, и мне это не нравилось. не нравилось, если она накроет меня здесь в туалете. моя рука на запястье миши задрожала, как от холода. я сжал зубы и сделал над собой усилие, прикрывая глаза и шумно выдыхая.

- мы можем поговорить в тихом и безлюдном месте?

***
I'm just a bigger baby me
acting smart oh what irony

мне не нравится то, как расфокусируется моё внимание, а потому я сдержанно и почти бездумно киваю мише в ответ на его предложение переместиться в его спальню. мое воспаленное сознание на грани коллапса системы не способно сейчас обрабатывать и просчитать даже тот факт, что сейчас обед и потому все будут в большом зале.

я отсчитываю количество ступенек, плиток под ногами, чтобы унять тремор и занять мысли, но это плохо помогает. когда я опускаюсь на край кровати миши, я смотрю на свои ладони и сжимаю одну из них в кулак, чтобы затем разжать и провести пальцами по лицу.
- я не знаю, с чего начать. - признаюсь я, демонстрируя слабость, чего никогда не делал на своей памяти. - зак... имеет право злиться на мою семью. как и я на его. - я сделал паузу, пытаясь подобрать слова, но весь этот хаос было трудно облечь в существующие буквы в словаре.

- я рассказывал тебе, что моя мама, она... повесилась. - последнее слово я буквально выжал из себя и сглотнул. - и что оттуда моя пногофобия.
бренное тело под потолком снова возникло перед глазами; я провел ладонью по своему загривку. - это не правда. вернее, я всегда догадывался, что это не так, но этим летом выяснил точно, что это не правда.

я вздрогнул, когда рядом со мной на кровать запрыгнул большой полосатый кот и боднул меня в локоть. удивительные существа, гуляют, где им вздумается и делают, что хотят. я почесал кота за ухом.
- её убил дядя зака - уильям конфут. - я вздохнул и посмотрел на мишу. - хотел убить элейн, но в ярости убил не ту женщину. случайная жертва. - о таких говорят - сопутствующие потери. я нахмурился от этой мысли и дрожащими пальцами провел по макушке кота. сдерживать дрожь от накатывающего чувства было трудно.

- элейн... она... убивала родителей зака. она убила. не только их. - язык начинал заплетаться, и я облизнул пересохшие губы, а затем закрыл лицо руками, когда эта волна наконец обрушилась на меня, сметая все границы на своём пути - рациональность, обдуманность, просчёт. я ощутил горячую влагу на глазах, такую непривычную и непрошенную, потому отнял ладони от лица и уставился на мокрые пальцы, прежде чем проговорить сломанным, тусклым голосом:
- я убил человека. понимаешь? - я поднял на мишу растерянный взгляд, потому что слова, сорвавшиеся с моих губ, звучали хуже, чем все произошедшее на самом деле.