Вообще-то я люблю светские приемы. Люблю блеск и шарм вычищенных и ухоженных до невозможности гостиных древних поместий, люблю весь этот фарс с заученными манерами и неестественными комплиментами друг другу. Люблю наблюдать, кто как одет сегодня, и как это сочетается с его настроением и движениями. Где-то здесь – я знаю – есть пара людей, с которыми можно завести легкую беседу, деланно посмеяться над чем-нибудь абсолютно несмешным, улыбаться, держать в руках бокал шампанского, которое старше меня, моей матери, бабушки и ещё Мерлин знает кого, и возможно даже согласиться на танец с кем-нибудь, кого привлечет вырез моего черного платья. Честное слово, это все не так скучно, как звучит, и кто-то из нас даже умудряется извлекать пользу из таких вечеров. Заводить какие-то знакомства, поить и заговаривать кого-нибудь до тех пор, пока он не даст добро на что-то сверхважное и не согласится надавить на нужные кнопочки в Министерстве. Да, когда ты присутствуешь на таких вечерах с детства, к этому вырабатывается какой-то определенный, особый вкус. 
Сегодня я в черном – я уже говорила – и я не спеша и плавно передвигаюсь между гостями, стараясь ни на ком не задерживать взгляда дольше, чем того требует этикет, но и не пропуская ни одной пары глаз. Со мной здороваются, кто-то слегка приподнимает бокал навстречу, чокаясь им со мной в воздухе, и я сдержано улыбаюсь в ответ. Да, я не переношу алкоголь, но уже очень давно уяснила, что проще весь вечер ходить с одним и тем же бокалом, чем объяснять каждому рядом стоящему, по какой причине я брезгую хозяйским гостеприимством и отказываюсь от подобных изысков. И да, мэм, шампанское сегодня выше всяких похвал. Это 1863-й или 1864-й? Ах, да вы что. Прелестно. Не пробовала ничего подобного.
Я останавливаюсь возле стола с закусками и в этот момент упираюсь взглядом в самого виновника сегодняшнего торжества – Шеймуса Паркинсона, который, кажется, только что затолкал в рот самый большой эклер и слишком увлеченно его пережевывает, чтобы кого-то заметить.
– Привет, Шейми, – мне нравится этот парень. Серьезно. Из всех вечеринок, на которых я была у его матери, те, которые он сорвал, всегда были лучшими. Я с большим интересом наблюдаю за его полным ртом, затем серьезно изрекаю: - Ну как эклеры?
Где-то в другом конце зала смолкает ненавязчивая музыка, сопровождавшая нас все это время, и хозяйка громко стучит вилкой по бокалу, очевидно, собираясь произнести тост и поблагодарить гостей за столь чудесное явление, как наш визит, а заодно поздравить единственного и любимого сына с успешным окончанием шестого курса. К концу её речи все взоры обращаются к Шейми и раздаются ненавязчивые аплодисменты и едва доходящие до нас ободряющие слова. Интересно, они все помнят, как на прошлогоднюю вечеринку он пришел пьяным, или Пэнси смогла наложить массовый обливиэйт и занять их умы чем-то более врезающимся в воспоминания?
– Шампанского? - я снова поворачиваюсь к Паркинсону, с улыбкой протягивая ему свой бокал и наблюдая за его реакцией на все происходящее.
– Сегодня без происшествий? – я смотрю на него, и где-то внутри моей черепной коробки зарождается некая мысль. Да, это совершенно не то, о чем должна думать воспитанная дочь древнего чистокровного рода, но в какой-то момент я понимаю, что уже ничего не смогу с собой поделать. Я подхожу к нему ближе, спуская голос на полутон и заговорщески улыбаясь.
– А слабо поцеловать ту очаровательную даму в зеленом? – азарт, он такой. Я точно не знаю, в какой момент решила стать его сообщницей по выходкам, но почему нет? Это однозначно веселее сразу всего, что могло бы здесь произойти сегодня. Кстати, дама в зеленом как раз только что прошествовала мимо нас своей шаркающей походкой, не спеша переваливаясь с ноги на ногу и едва удерживая в руках бокал с явно чем-то более крепким, чем здесь разливают. - Или нет, лучше выпей то, что у неё в бокале, – у меня есть ещё тысяча идей о том, что можно предложить Шейми сделать с этой женщиной, и мне действительно интересно, есть ли у него какие-то границы дозволенного. И если да, найду ли я их за сегодняшний вечер.