— Приветы.
Рене налетает на Эндрю в одном из коридоров, тут же оставляет легкий поцелуй на губах — МакКой пахнет как кофе и корица, как каждое проведенное вместе утро летом и дом, полный только им одного понятного уюта и тепла, — и, не в силах отстраниться, ведет по его губам языком, так быстро, чтобы тот не успел среагировать. Эндрю после завтрака всегда расслабленный и чаще всего довольный, мирный и спокойный как минимум в ее глазах, и утянуть его в соседний коридор не составляет никакого труда, а после него еще в один и еще, петляя и поворачивая снова и снова, перебегая лестницы и проходы, и ни на минуту не выпуская его руки из своей. И хотелось бы понять, что именно заставляет Эндрю двигаться сейчас — интерес или что другое, — но Рене не успевает. Нужно действовать, пока собственный настрой еще есть, пока собирается внутри что-то до безумия тяжелое, но приятное, как только разливается по венам, и шипит, и бурлит где-то там, заставляя руки дрожать, а губы — сохнуть. Пальцами Рене цепляется за МакКоя, вжимает его спиной в стену не менее сильно, чем сама — вжимается в его грудь; губы зудят, сколько их не облизывай, а ведь казалось бы — не целовала еще даже, почти не прикасалась, разве что в каком-нибудь из своих снов или вчера, но Рене уже не особо хорошо помнит, что именно делала прошлым вечером.
Первого поцелуя отчаянно не хватает, второго и третьего — тоже. Рене пытается слизнуть с губ МакКоя весь затерявшийся на них привкус корицы и горечи кофе, словно это помогло бы ей окончательно проснуться. Но будят, пожалуй, далеко не поцелуи, а ответные действия; Рене не может отстраниться уже, между ними ни в коем случае не должно быть больше десятка сантиметров, а лучше, если ни одного вообще не будет, и Эрбер запихивает руки Эндрю себе под мантию, ничего не желая сейчас больше, чем ощутить его пальцы сразу под своим рваным топом — кажется, именно его же рук дело.
И сколько у них уже было таких моментов — не счесть. Сколько закоулков было исследовано и сколько часов было потрачено на поиски идеального убежища на двоих — не посчитать уже, даже если очень постараться. Рене знает эти коридоры так же хорошо, как знает МакКоя и все, что касается него самого. Он всегда жмурится, когда она кусает его под ухом — вот как сейчас, так же отросшие за лето волосы щекочут ей нос, и стоит особых усилий не засмеяться, отчего Рене впивается зубами в кожу только сильнее и жестче, оставляя за собой крохотные поначалу следы, которые совсем скоро разольются синевой — но Эндрю, на самом деле, не привыкать. У него следов таких бесчисленное множество, и Рене целует каждый из них, обновляя те, которые почти сошли. И сама не помнит уже, когда и какой был изначально поставлен; кажется, на вечеринке по случаю начала нового года она разошлась не на шутку, а потом были первые успешные матчи, а потом были десятки вечеров, за которые спешными темпами приходилось утолять жажду и острую потребность в друг друге. Рене чуть качает головой, растягивая ворот футболки МакКоя и стягивая ее с плеча — суббота, и Рене отдельно поблагодарит Эндрю за его нелюбовь к форме.
— Рада тебя видеть, — а на самом деле рада видеть не только заинтересованный взгляд, но и все, что есть в Эндрю, каждую родинку и каждый шрам, которые уже выучены наизусть — разбуди среди ночи, безошибочно назовет и покажет, расскажет про каждый, а после обязательно поцелует все по очереди, растягивая один момент на несколько долгих часов.
Рене ловит губы МакКоя своими, а от его ладоней хочет сбежать; простреливает и колет кожу от каждого прикосновения, обжигает, словно у Эндрю лезвия на пальцах, а не покрытые мозолями от метлы подушечки, и Рене тянет его руки к себе, чтобы отвлечь и перехватить внимание, целует пальцы по очереди, целует ладонь и запястье, кое-как свободной рукой пытаясь запахнуть накинутую на плечи мантию. Под ней, пожалуй, самый большой ее секрет и сюрприз, который уберечь никак не удается — не ее день, — и Эрбер жмурится, стоит мантии предательски упасть ей под ноги.
У ее губ замирают пальцы МакКоя, но тянуться за поцелуем уже бесполезно, и Рене отступает на полшага назад, не выпуская его руки из своей. Острые колени выступают сегодня особенно ярко, все ссадины и шрамы на них видны, словно черным по белому, и Эрбер морщится, пытаясь стянуть исключительно короткую даже по ее собственным меркам юбку чуть ниже — ей было неуютно в ней все утро, и особенно всю дорогу до их укромного коридора, словно вторая кожа, натянутая на нее абсолютно зря, словно что-то чужеродное, что постоянно хочется поправить, а лучше сорвать целиком и сменить на что-нибудь более привычное.
Рене хмурится в ответ на поток собственных мыслей; полминуты тишины растягиваются, кажется, на долгую вечность, и она не слышит ничего, кроме своего сбитого дыхания, и точно такого же у МакКоя — кажется, вот он закусил губу, а сейчас уже готов сделать шаг ей навстречу.
— Не нравится?
Рене думает, что, наверное, надо было остановиться чуть раньше, и клетчатый принт в тон килта Эндрю — это уже перебор.
Отредактировано Renee Herbert (2017-08-17 22:14:43)
