Тишина. Скорпиус хочет в ней раствориться, расщепиться на маленькие, не поддающиеся восприятию человеческого зрения кусочки, свободно плавающие в пустоте. Он хочет, чтобы она стала его лучшим другом, появляясь тогда, когда остро необходима, нежно обнимая его в минуты страшного отчаяния, вместе с собой принося спокойствие.
В последнее время Скорпиуса ничего не спасает. Ни тишина, ни одиночество, которое он уже перестал воспринимать, как нечто плохое. Часовой механизм под названием "жизнь" движется чрезвычайно быстро, и он не успевает ухватиться за отдельные ее частицы. Невидимые стены сжимаются, и Скорпиус чувствует это давление почти физически.
Он не один, но те немногие, которыми он себя окружил, не приносят в его жизнь чего-то ошеломляюще нового. Общение с ними не дает вдохнуть полные легкие свежего воздуха, потому что клапан, перекрывающий кислород, все еще неподвижен.
Скорпиус не может признаться Альбусу, что ему его не хватает. Он не может сказать, что все недосказанности и спрятанные взгляды сжимают его чертово дыхание, вызывая удушье. Понимание того, что с его другом происходит что-то неладное, и это "что-то" - не тот процесс, в который его стремятся посвятить, вьет невидимые веревки вокруг его горла. Скорпиус устал делать вид, что ему все равно. Скорпиусу надоело повторять осточертевшую мантру про "личное пространство" каждый раз, когда он замечает Альбуса в пределах своей видимости.
Он же знал всю его подноготную. Все его радости и страхи, вызывающие ночные кошмары. Каждое его переживание отражалось в его голове настолько четко, что для того, чтобы перечислить каждую незначительную деталь, ему не понадобился бы Омут Памяти. Скорпиус осознает, что постепенно теряет это, и признает, что это чертовски больно.
Малфой не винит Альбуса, но винит себя. Он стоит перед зеркалом в заброшенном туалете и смотрит на свое отражение, пытаясь найти в себе то, что могло бы стать причиной отстранения лучшего друга. Скорпиус смотрит в свои глаза, будто бы под копирку срисованные с отцовских, и не видит в них ничего. Абсолютную пустоту, с проглядывающим в уголках отчаянием. Он опирается руками о раковину и чувствует, как они предательски дрожат. Дрожат не от страха, не от боли, а от всепоглощающего непонимания.
О, сколько же раз Скорпиус  пытался найти истину. Он смотрел в глаза Альбуса, улавливая в них ложь и чувствуя барьер, который складывается кирпичик за кирпичиком между ними. Он пытал его вопросами в надежде, что однажды Альбус сломается, однако это не приносило результата. Он пробовал смириться с неизвестной ему стороной жизни лучшего друга, но лишь глубже погружался в омут отчаяния.
И проснувшись сегодня утром, Скорпиус решил, что с него хватит.
Надоело.
Надоело.
Н а д о е л о.
Настолько, что он готов приставить волшебную палочку к горлу Альбуса, выпытав правду силой.

Несмотря на всю свою скрытность, Поттер был предсказуем в своем желании остаться в одиночестве: Скорпиусу не составило труда его найти. Дневной свет уже почти отдал всю свою власть в руки сумерек, когда он подошел к Темному озеру. Он долго сверлил взглядом спину Альбуса, сидящего на стволе поваленного дуба в укромном уголочке, который раньше принадлежал им обоим. Именно том, где они впервые поделились друг с другом своими переживаниями, и где зародилась их дружба.
Несколько минут он просто стоял в нерешительности. Он чрезвычайно долго обдумывал каждое слово, которое хотел бы сказать Альбусу, но оказавшись здесь понял, что забыл абсолютно все. Слова потерялись, остались только эмоции, которые отзывались жгучим покалыванием на кончиках пальцев.
- Альбус? - Скорпиус обошел парня со спины и встал прямо перед ним. Он пытался прочесть эмоции друга по его лицу - ведь раньше ему это так хорошо удавалось, - и пытался скрыть свои собственные, - Я присяду?