Гулко стучит сердце и давит куда-то в виски; Адам скользит взглядом по экрану, по столу, по комнате, по Гэнси, по ноутбуку Гэнси, ни на чем не задерживаясь дольше пары секунд.
— Что?
Он лишь мотает головой, спешно выпутывается из одеяла — его бы не приняли в армию с такими-то показателями времени, — пытается соскрести со стола телефон, но скользкий корпус противится, мобильный падает на пол и остается там лежать, пока Адам, чертыхаясь едва слышно сквозь зубы, выбегает из комнаты.
Пэрриш останавливается только когда долетает до университетского поля для бейсбола.
В октябре все еще тепло, Адам запыхался от бега и горит с ног до головы, словно окунувшийся в жерло вулкана несколько раз подряд; он отирает пот со лба и падает на ближайшую скамейку — пониже, почти у самой сетки.
Он не может сказать, в какой момент все начинает, по мнению Ронана, идти не так. В той системе и в том мире, в котором живет Пэрриш, в котором он жил все свои восемнадцать с копейками лет, всем его действиям есть объяснения и причины, всему есть обоснование — оправдание, на худой конец.
Адам устает оправдываться где-то на третью неделю.
Переезд нарушает то привычное, нарушает то хрупкое, что они выстраивали вместе все долгое — и такое короткое — лето, все то, за что наконец-то отвечал не только он один, а кто-то еще. Он противился только поначалу, ему никогда не давались хорошо решения, у которых было слишком много вариантов выбора; но ему помогли, и все словно встало на свои места. Впервые за много, много лет.
Он слишком быстро влился в поток, который никогда не называл рутиной, скорее называл его спокойствием. Это нужно было им всем — им, прошедшим в рекордные сроки до ужасающего много, им, потерявшим и приобретшим тут же, жившим, умершим и воскресшим. Адам обнимает Ронана, Ронан обнимает его в ответ — и нет ничего, чем хотелось бы думать кроме этого.
И нет ничего, что могло бы в одночасье вырвать его из их безопасного, спокойного, в чем-то нагреженного мира.
Не было. Вернее — не было.
Адам упирается локтями в колени, прячет лицо в ладонях. Ветер треплет волосы на затылке, лезет в короткие рукава футболки. Сумерки только начинают подступать, поле подергивается легкой туманной дымкой; будь Адам в Генриетте, сразу бы подумал о происках чего-нибудь мистического.
Здесь же, в самом центре Нью-Йорка, для мистики, как и для его прошлой жизни, попросту не оказалось места.
— Я не знаю, — говорит он Блу. Ему кажется, уже давно кажется, что именно она поймет его лучше — возможно, потому что тоже будет находиться вдали от важного ей человека. — Не знаю, что мне делать.
Он на одну чашу весов кладет свое будущее — образование, профессию, заработок, все свои мечты, к которым шел в академии не один год, в которые было вложено столько сил, сколько не вкладывали все его одноклассники вместе взятые.
На другую он кладет свою любовь к Ронану.
И когда чаша с ней перевешивает, когда не плавно опускается вниз, словно в раздумьях, а падает вниз, нагруженная всей тяжестью его сложных, витиеватых, порой все еще непостижимых чувств, Адам плачет.
— Попробуй дать этому шанс, — Блу пожимает плечами, коротко касается пальцами запястья Пэрриша. — Ты всегда сможешь вернуться. А вот уехать снова уже вряд ли решишься.
Ронан целует Адама в висок, когда тот покупает в кассе билет в один конец и поворачивается к Линчу.
Адам молчит, но его дрожащие губы говорят все за него.
Он молчит всю первую неделю в университете, и говорит только когда Ронан приезжает. Их встреча короткая и скомканная, как и одеяло с простынью на узкой кровати Пэрриша — он просит Гэнси не приходить как можно дольше, Гэнси кивает и улыбается, словно все понимает. Гэнси всегда все понимает.
Когда Ронан уезжает, что-то ломается окончательно.
И боль от возможной неправильности выбора становится невозможно заглушить.
Адам, впрочем, и не умеет — он никогда не любил и не привязывался так, что был готов отдать все, что у него есть, и себя тоже, и что еще угодно, что потребуется. Он никогда не был готов выходить из своей зоны комфорта очень уж сильно — она резиновая, конечно, у Пэрриша слишком доброе сердце, но с Линчем всегда все на грани, за гранью, черт поймешь где и как. С ним так, что взрываются звезды под веками, под подушечками пальцев и высоко в небе, с ним до потери сознания, пульса и памяти, с ним спокойно и напряженно, мягко и остро, целиком и без остатка — Адам не уверен, что в здравом уме может лишить себя этого.
Он пытается — на благо будущего.
Выходит, откровенно говоря, весьма дерьмово.
— Мне нужен твой ноутбук.
Адам прикрывает за собой дверь так тихо, что Гэнси вздрагивает только от его голоса. Прерывается шорох карандаша по бумаге, шелестит закрывшийся учебник, Ричард оборачивается к нему и смотрит так мягко, что хочется снова выскочить за дверь, но Адам держится — откровенно из самых последних сил.
— Ты уверен?
Это до умопомрачения в его стиле; он не спрашивает, зачем. Он не спрашивает почему, на какой срок, не спрашивает все эти дурацкие вопросы — он знает ответ. Прекрасно знает, что собирается сделать Адам. И, судя по тону, вовсе не собирается его отговаривать.
«Нет», — думает Адам. — «Но сейчас это меня не остановит».
— Да.
Он получает ответный кивок, и через десять минут новому пользователю с ником «омойбогпэрриш» — одному из сотни, тысячи, а то и десятка тысяч отчаянный — прилетает смс с первым заданием.
Адам включает камеру и не сразу осознает, что снимает не улицу, а свое лицо. В чат сбоку летят комментарии, он выцепляет взглядом только о том, что он милашка, и пару пожеланий удачи, и в который раз за день выбегает на улицу. От Колумбийского до 79-й, если постараться или срезать через Центральный Парк, бежать не больше получаса — за месяц ежедневных прогулок Адаму удается изучить город куда лучше, чем очистить от мыслей собственную голову.
— Смотри куда прешь! — он тут же извиняется на грубый бас, как только задевает прохожего плечом, и, блин, то ли еще будет. То ли еще будет.
У «Нерва» система заданий от простого к сложному, опасность растет вместе с вознаграждением и рейтингом, вместе с количеством наблюдателей и фанатов. Игра на рынке не так уж давно, и Адам уверен, что пусть она и не сразу попала в массы, сейчас приносит создателям огромные кучи денег.
Адам не уверен лишь в том, что все это закончится хорошо.
Но если это один из способов быть поближе к Ронану — хоть он и до последнего не верил, что тот начал играть, — что ж, так тому и быть.
Правда к тому, что начать придется с перебегания дороги на красный свет в одном из самых оживленных районов Манхэттена, он пока не готов, да и вряд ли сможет подготовиться в оставшиеся пятнадцать минут пути. Казалось бы, ничего такого — Ронан делает это ежедневно. Он вообще хорош в нарушении правил, даже эпизод с тележкой Пэрриш припоминает ему спустя столько времени, хоть и признается потом нехотя, что было весело.
Со светофорами же у него никак не складывается. Это не та черта, которую можно было бы легко преступить, здесь огромный блок, щит, табу, что угодно — Адам замирает в метре от перехода, забывая снова включить камеру. И лишь напоминание от таймера, отсчитывающего оставшееся время, вибрацией бьет ему в ладонь.
— Нет, — он мотает головой. — Нет-нет-нет.
Вдалеке гудит сигнал, ему отвечает еще один — визгливый, а после к ним присоединяются еще и еще, и вот уже целая пробка переругивается на свой лад, и город словно кричит, этот город, словно в агонии, всегда кричит.
Адам делает шаг назад, отходит в сторону. Игра не дает возможности перенести все на следующий день или вовсе забыть об этом — не тогда, когда за тобой наблюдают десятки и тысячи. Обламывать занимательный просмотр людям — плохо.
Зеленый сменяется красный, проходит несколько циклов, пробка даже не думает рассасываться — обычно в такой час весь город стоит, и Адам решается спустя еще десять минут, когда телефон начинает не только вибрировать, но и омерзительно попискивать отсчетом последних минут.
Пэрриш бесится. Пэрриш бесится и включает камеру снова, делая шаг на проезжую часть.
Он, возможно, чуточку читер — об этом ему пишут в чате. Пока он пробирается между рядами стоящих автомобилей, даже чувствует себя спокойно и в относительной безопасности, вспоминая про несколько оживленных полос для общественного транспорта в самом конце дороги.
Кое-как уворачиваясь от автобуса и получая протяжный гудок в словно бы заново начавшее слышать ухо, Адам едва не роняет телефон, сумку и, самое важное, свое желание закончить все это поскорее.
Там впереди, всего-то, одна полоса, десяток шагов или пять — вприпрыжку; Адам переходит на неуклюжий бег, забывает смотреть по сторонам, уставившись в экран своего телефона, и резко тормозит только оглушенный визгом шин авто справа от него. Сияющий БВМ проносится рядом — так близко, что Пэрриш не разбирает, задевает его или нет, — и все равно валится на землю, то ли от удара, то ли от испуга, то ли сбитый с ног порывом ветра за обтекаемым корпусом. Глохнет противный звук резины по асфальту, Адам часто моргает, задницей умостившись прямо в центре тротуара. Телефон вибрирует победными сообщениями, но сбитые об асфальт ладони слишком саднят, чтобы его подбирать; телефон подбирает подбежавший к нему, а после подбирает и Адама — прямо за ворот футболки и резко вверх, едва не задушив, и в ухо несутся шипящие слова, которых Пэрриш почти не разбирает, не слушает, не вслушивается, выдавливая из себя только забитое «Что?..», и скрипя пальцами по рукаву кожаной куртки.
И отмирает, фокусируется только когда его подтаскивают к автомобилю; Адам проходится взглядом по коротким волосам и чернеющей татуировке на шее, цепляется за острый блеск глаз на против, вспыхнувший и исчезнувший тут же, и открывает рот только когда его заталкивают в до боли знакомый ему салон:
— Ро…
И не договаривает, прерванный сигналами их телефонов — одновременно вспыхивают экраны, одновременно светятся одними и теми же буквами и темнеют снова.
Щиплет где-то в уголках глаз — то ли от внезапного яркого света, то ли от пыли Нью-Йорка, то ли от невысказанных слов. Адам смотрит на Ронана Линча впервые за три недели и впервые за четыре смотрит ему прями в глаза.
Он хочет молчать все, что есть внутри, до самой гибели этого мира.
Он хочет высказать все, что клокочет в нем, но всего времени этой вселенной не хватит, чтобы облечь в слова все его мысли.
[nick]Adam Parrish[/nick][status]the ocean burned[/status][icon]http://funkyimg.com/i/2DRZV.png[/icon]
[sign]avatar by сирин[/sign]
