Бежать-бежать-бежать. Луи как-то по глупости и со скуки пытался взяться за маггловскую философию, и прочёл в одной из книжек, что вроде как есть четыре основных инстинкта, которые управляют человеком, как четыре самых важных рычага, но хотелось тогда верить, что это только для магглов, потому что странно думать, что и они, волшебники, обладающие возможностями почти безграничными, тоже управляются такими простыми вещами. Это - дискриминация, ещё одно, подобранное из учебников словечко, и потом за неё Луи стало стыдно, но всё же непринятие робкое у него продолжала вызывать сама мысль о подобном. Но сейчас, не видя, куда бежит, не понимая, это он следует за причудливой вязью стен, или она за ним, и когда она вообще успела стать алой или с самого начала такой была, и не зная, через сколько ударов гигантского кулака, быть может, голем окончательно разломает стену, неужели всего один, ведь всё просто меркнет на уровне низменного желания жить, Лу, получи он возможность остудить свой ум на миг, заглуши в ушах не смолкающее "Бе-ги. Бе-ги. Бе-ги" вместо сердцебиения, и скрывающее за собою простодушное "Жи-ви. Жи-ви. Жи-ви", был бы крайне удивлен и признал бы свою ошибку. Его ещё не коснулись вопросы крови, что вот-вот начнут то тут, то там шепотом задаваться в школе, он просто знает очевидное - кровь красная, и он её очень не любит. Но сейчас время не для придирок и предпочтений, кровь, стекающая с губы по подбородку и вниз, оставляющая дорожку следов, и запачкавшая воротник, перестаёт иметь значение, потому что брезгливость по отношению к этому он сможет пережить, но если из него вот-вот сделают лепешку - переживать будет, конечно, уже нечего. Но и некому. Поэтому Луи несется, пока у него не сбивается дыхание, не имея представления, куда, но стоит ему немного замедлиться, чтобы сделать пару судорожных вдохов и выдохов, восстанавливая сердцебиение, потому что каждый его удар будто бы может стать последним, и тут дело вовсе не в ипохондрии, ею Лу не страдает, ведь он, как и все маленькие мальчики, полагает, что будет жить вечно, стоит ему только сделать первый маааленький шаг к успокоению - как во тьме где-то перед ним, словно бы понятия право-лево тоже неожиданно смазываются и теряют значение, вспыхивают жуткие алые глаза, и Луи отшатывается в ужасе, полупридушенно вскрикнув, тут же закрывая себе ладонями рот, - его ведь так точно наверняка сможет услышать голем! - и снова бежать, уже не заморачиваясь о том, останутся ли красные следы на руках. Отсюда не выбраться, подсказывает рациональная часть собственного разума, или же наоборот, вдруг проснувшаяся паранойя, а та его часть, что в том непонятном маггловском учебнике звалась "бессознательное", продолжает лишь задавать ритм бегу в страстном и наивном желании жить, как вдруг... Он не успевает понять ни что произошло, ни как. Просто вдруг раздалось поблизости дуновение воздуха, а следом за ним, раньше, чем появилось осознание, отчего это могло бы ощутиться, пришла боль. Острая, сопровождающаяся словно бы вспышкой перед глазами, вызывающая невольный вскрик, будто его сшибли налету, будто это - тренировка в квиддиче, и может быть, он в больничном крыле Хогвартса, и всё это привиделось в бреду, но сознание исчезает слишком медленно, чтобы перестать ощущать затхлый запах склепа и крови, и перед тем, как мир погрузится во тьму, Лу успевает увидеть какого-то человека, и в утихающем разуме проблескивает, как упавшая золотая монета - "Может, спасут?", хотя в последнюю долю мгновения становится виден и голем, но нет сил и хотя бы маленького шанса понять, почему голем не нападает на этого человека. Потому что дальше милосердная тьма обволакивает его, словно бы утаскивает в колыбель, где нет ничего, ни этого места, ни тех алых глаз где-то позади в бесконечном лабиринте, блаженная пус-то-та...
Приход в себя сопровождается болью и бьющим в ноздри ненавистным запахом. И сначала, прежде чем хоть какие-то обрывки памяти вернутся, Луи испытывает ужас и острый прилив жалости к себе - возвращается такое несчастное, почти обиженное "Почему я?". Оглядываясь, пытается встать, но быстрее, чем хоть соберется это сделать, понимает, что скован. Бесполезно. Посему он может только продолжать лежать, будучи распятым, как маггловский идол, и разглядывать то, что его окружает. Но вид Лу только кровь, повсюду кровь, о, Мерлин, это похоже на ад на земле, лучше бы это были какие-нибудь сопли, от них и то было бы меньше омерзения, и тем более ужаса, чем от крови. Что ещё ему остаётся? Спрашивать себя, почему ещё жив. Внутри упорно не хочет таять огонь надежды, хотя какой там огонь, это уже так, тлеющий уголёк... Впрочем, и на него словно бы плеснули водой, когда взгляд наткнулся на что-то жуткое, копошащееся на уровне с темнотой, и Луи чудится там оторванная конечность, от этого к горлу подступает тошнота, и Лучик снова дергается, уже чисто рефлекторно, потому что, кажется, его сейчас вывернет наизнанку, и не хочется делать это прямо на себя, хотя, ни одежду, ни его самого уже не спасти. Однако, хоть во рту и становится горько, приступ отступает - сил нет даже на сокращение мышц. Где он? Сколько лет назад он был свободен и на свету?.. Всплывает, непрошеное, лишь одно воспоминание - то, как он впервые вызвал патронуса со своим старшим другом Кайсаном Стоуном. Но вспыхнув, оно сразу меркнет спичкой, брошенной в колодец без дна - здесь нет Кая, да и патронусом не слишком-то поможешь. Поэтому, уже почти смирившись со своей смертью, Лу решает подать голос, пусть ещё недавно это показалось бы ему последним безрассудством - он хрипло и тихо спрашивает самое, наверное, банальное и одновременно с этим нелогичное, что могло прийти в голову:
- Где я? - Кто ему ответит, кто-то из спорящих где-то вне поля зрения, если они знают его язык? Удар гигантского кулака, что хотя бы оборвёт его страдания? Одна из тварей, копошащихся во тьме?.. Уже как-то почти всё равно, если честно. Луи устал. Луи страшно напуган и абсолютно растерян. Он даже не замечает, как по щекам его начинают течь слёзы, затекая в уши и вызывая совсем не к месту щекочущие ощущения. Луи Уизли - просто маленький мальчик, который очень хочет домой. И при этом желательно живым, конечно.