So long, so long you've waited in line
Desire is a gift in life
So long, so long you've left and arrived
It's time for you to stay a while

Слова складываются в строки, строки скользят под пальцами.
Мартин, он однокурсник, ухмыляется, снова касается светлых волос будто невзначай. Ты делаешь вид, что не замечаешь, впитываешь в себя слова, отпечатываешь их памяти следом, звуком, почти что музыкой. Текст – та же партитура, которую нужно заучить, запомнить, отыграть по нотам-словам. В спину летит запоздалое: "Алексис, ну где ты там?" Иногда Мартин просто обуза, сомнительная привилегия для социальной роли лучшего друга, которой до странного любит касаться волос. Арктур никогда не задумывается всерьез над этим и тем - сейчас нет ничего важнее музыки, латыни и магии.
Он бежит на пары, спешно прихватив пергаменты, догоняет в коридоре своего лучшего друга Мартина, тот смеется над мелким сокурсником, поправляет отвороты мантии, стряхивает несуществующие пылинки, забирает из рук пергаменты, но не может отнять прижатые к груди книги.
История магии отвлекает от чужих незнакомых, что роятся в памяти и ждут свое часа, замирая на кончике языка не рождённым пока звуком. Мартин касается плеча ненароком, ему невдомек, что с другого конца лекционного зала вполне невинная сцена удостоена самого пристального внимания. Мальчишке так хочется непременно сказать о чем-то, но получает замечание и резко отворачивается, принимает первоначальное положение.
Мальчишка с белокурыми волосами улыбается, сидит почти без движения, не забывает делать пометки в пергаменте, он с детства научен делать все основательно и правильно. Слова улыбаются, обретая жизнь, сплетаются в строки, обретают свое место в памяти вслед за выведенным аккуратно и четко текстом. И даже здесь, со своего места он почти чувствует кожей взгляд глубоких и черных.
Он не подает вида, даже не шелохнется, рука не собьется с аккуратно-каллиграфического, на лице не мелькнет ни одной эмоции, пусть лица не видно обладателю этих глаз.
Он посмотрит сам, но не сейчас. Лучше бы где-нибудь в Большом зале, где можно в толпе затеряться, со стенами слиться, не привлекать излишнего к себе внимания. Понаблюдать за подчеркнуто-правильным, отточенным, как хорошее лезвие виконтом. Такое должно убивать с одного удара, идеально сыгранного по нотам. После звонка в коридоре он слышит «Мара!», а следом почти ненавистное «Алексис!», иногда Мартин совсем надоедлив.
Мальчишке сейчас хочется исчезнуть, под чужими взглядами путь от класса до самой гостиной становится лезвием, а мантии невидимки нет. Потому покрепче держи свои книги, Алекс, и свой пергамент. А еще сделать шаг, еще один и пройти мимо виконта из графства Честер. Скользнуть незаметной тенью по глади пути-лезвия, дойти до родной башни, подняться в спальню. Аккуратно сложить книги на прикроватную, повесить мантию и сбросить усталость. Дорога начинается с первого шага.
Какая малость, но тут судьба видно смеется улыбкой нерадивого лучшего друга, что хватает тебя под локоть, ты поджимаешь губы, но не сопротивляешься, только вскидываешься, обнажая пронзительный из-под челки. И ловишь черно-пристальный обжигающий взгляд виконта.
Мартин почти тащит тебя в сторону общей комнаты. Он едва ли замечает случившееся или умело делает вид, тебе не это важно, сердце твое стучит. О ребра бьется в рваном ритме, сбивая дыхание, ты готов провалиться сквозь все этажи старинного здания, лишь бы не быть замеченным. Наблюдать самому, не отсвечивая, ловить идеальные жесты, хорошо поставленные фразы. Его ты запомнил с первого раза - Дагмар Аарон Байо, виконт графства Честер, шесть слов укладываются в памяти в особое место. Выжигаются черным по белому, антрацитом в небесной выси.
Ты вырываешь руку, ускоряешь шаг. Это было чрезмерно близко. Ты не бежишь, но идешь настолько быстро, чтобы оставить за спиной лучшего друга, других однокурсников и виконта.
И старательно не замечаешь, как обжигает взгляд сквозь ставшую до странного тонкой мантию на левом плече.
Ты сворачиваешь за тот же угол, но уже поздно вечером.

If you chose life,
You know what the fear is like.
If you welcome addiction,
This is your kingdom.

Судьба смеется заливисто зло и звонко, ты бежишь от всех, но сталкиваешься лоб в лоб с виконтом. Небесная высь встречает выжженный в уголь черный, ты едва не роняешь книги, теряешь дар речи, глядишь из-под челки настороженно. Чужие пальцы касаются губ почти осторожно в жесте молчания, тихое "тшш" оседает на коже отчаянием и отзывается дрожью, когда теплое его дыхание и следующее за ним касание губ смыкается на твоих губах. Ты сгораешь, ты, кажется, весь обратишься в прах и пепел, из белого снега вмиг обратишься в золу, затеряешься в антрацитовой бездне, выйдешь за свой предел, становясь кем-то совершенно иным, чем прежде.
Рядом. Больше, чем тенью, скользящей бесшумно вдоль стен, ближе, чем на расстоянии взгляда. На внутренней стороне твоих век и вен выжигается "на долгую/вечную память".
Во веки веков.
И вдруг становится так правильно и почти легко касаться, и отвечать на касания, возвращать дрожью дрожь, не застывать изваянием каменным, но плавиться мягким воском. Все слишком хорошо и как-то совсем уж просто. Так не бывает - ловишь ты запоздалую мысль. Не должнО. И не дОлжно.
И присно.
Держись. Реальность приходит на смену навылет быстрым ударом не в стену, но в скулу. Следующим твердый кулак прицельно летит поцелуем в губы, рассекает спелую вишню, струится вишневый сок, после отточенным лезвием/пулей в висок. Потом заново в скулу, еще в лицо, оставляя на снежно-белом бордово-алый. Ты не успеваешь прикрыться руками/запоздалый поставить блок.
Так должно. Так было. Так есть. Еще.
Метким ударам никто не подводит счет, и дело не в том, что ты не можешь толкнуть в плечо или в грудь. Оттолкнуть, отшвырнуть, вычеркнуть-зачеркнуть, поставить черным по белому точку, возвращая сдачу. Но судьба смеется и разворачивает для тебя к началу иного круга. В пылающих углях сгорает норвежская вьюга, выгорает в красный вишневый сок, виконт бьет без промаха еще и еще.
Ты не знаешь, что стало с твоим лицом, тебе безразлично какого предела может достигнуть собственное тело после хорошо поставленных метких касаний Дагмара. Потом ты не вспомнишь почти ничего, кроме пожара на дне угольно-черных глаз. Но это потом, а сейчас каждый замах на тебе оставляет след, украшает белый синевой и красным, ты наблюдаешь за этим почти безучастно.
Каждое твое движение становиться логическим продолжением его удара. Ты уже не чувствуешь боли, когда в отдалении слышится «Мара!».
Кажется, это смешной и до ужаса надоедливый Мартин. Сегодня мы не будет сидеть в гостиной и делать домашку вместе, мне бы просто дойти до кровати. Ты пытаешься улыбнуться тому, кто исполняет социальную роль твоего друга (его глаза расширены от испуга), после ловишь губами последний удар виконта. Эта партия сыграна им, как по нотам.
Занавес закрывается, ты падаешь в темноту, не почувствуешь, как холодно на полу, не увидишь бледного Мартина и пришедшего с ним взрослого. Ты очнешься только наутро после, но не еще не пойдешь на занятия, предписан постельный режим, а это значит в кровати до момента, пока не скажут обратное. Ты послушно лежишь, глотаешь что-то противно-гадкое, от него хочется спать, и ты засыпаешь. Ты спишь целый день и совершенно не знаешь, что глупый и добрый Мартин сидит у твоей кровати после уроков, что декан Гриффиндора был очень суров, что Байо понес свое наказание. И что странное внимание виконта сосредоточилось на тебе.
А за это придется платить вдвойне.

Отредактировано Alexis Arctur Blackwood (2017-11-06 18:39:58)