Я не забыл, Я помню о тебе,
Я о тебе намного больше знаю,
Чем ты представить можешь то себе,
Во внутренность твою Я проникаю.
Когда ты взор свой поднимаешь ввысь,
Я устремляюсь, чтоб тебя утешить,
Ты за Меня, дитя, Моё держись,

Все началось с внезапной вспышки жалоб в 1721 году. Два известных и полностью задокументированных властями случая, после которых посыпались аналогичные.

«Согласно истории, Благоевич умер в шестьдесят два года, но возвращался пару раз после своей смерти, прося у сына еду. Сын отказал и был найден мёртвым на следующий же день. Вскоре Благоевич вернулся и нападал на некоторых соседей, которые умерли от потери крови.»

«В другом известном случае А.Паоле, бывший солдат, ставший фермером, на которого несколько лет назад якобы напал вампир, умер во время сенокоса. После его смерти люди стали умирать и все считали, что это Паоле охотится на соседей.»

Государственные служащие изучили случаи и тела, описали их в докладах и после повторного инцидента были изданы книги, которые распространились по всей Европе. Споры забушевали. Проблема обострилась из-за деревенской эпидемии о так называемых нападениях вампиров, и местные жители начали бессовестно откапывать могилы. Многие учёные же утверждали, что вампиры не существуют, и ссылались на бешенство и преждевременные похороны.
Лазарь тщательно и напряженно следил за сводом информации. За тем, как ведут себя эти перепуганные смертные, в какие дебри их заносит здравый смысл относительно сверхъестественного. Насколько они близко подобрались к правде и каким образом их от нее увести. Стоит ли бежать уже завтра или их гнездо выстоит без лишнего внимания. Он как шахматист, предпочитал быть на несколько ходов впереди. В нынешнем случае, против всего мира. Волшебники заботились о своей секретности, о клыкастых как-то подзабыли. Даже если когда-то клыкастые принадлежали к их касте, несправедливо вычеркнули, спустили на несколько степеней вниз и предпочитали якобы ничего не видеть. Зато глаза открылись сразу, когда пора пришла для истребления монстров. Захотелось в героя поиграть, хотя бы доброму десятку.
И тогда они научились выручать себя сами. А будучи территориальными, не желая делиться своим «скотом» с кем-то еще по чаще добычи пропитания и вообще, ничего не было легче.  Лазарь не хотел сбиваться в крупные кланы, не привлекая к себе внимание. Народ был достаточно зашуган.

Его краса-девицы привыкли радоваться жизни, насколько им это устроил отец, и вряд ли испытывали какие-либо серьезные проблемы, с какими может столкнуться практически любой вампир. Да они вообще видимо о темной стороне жизни не задумывались. Лазарь иной раз даже задумывался, в курсе ли они вообще? Девочки были сыты, ухожены, под защитой, не прятались в канализации, сарае, склепе, каком-то заброшенном доме, и не иссыхали без глотка крови в жалкое подобие недомумии и наркомана. В конце концов не зарывались в землю на ночь, когда от солнца уже никуда не деться, кроме как подобным образом.  Одним словом, избалованы. Некоторые вампиры же, их большинство, подселяясь к мирным и не очень, жителям, в наглую пользуясь своим гипнозом. Жили среди них, питались ими, как паразиты. Это все конечно весело, но Лазарь был слишком благороден и готов был прибегнуть к такому фокусу в крайних случаях, совсем не вычеркивая его из списка. Де Грасс надеялся, что до такого он не скоро опуститься. Но когда ты хочешь жить и кушать, кажется, все можно. Свое родное куда надежнее и безопаснее, чем чье-то. Он знал «каждого паука» в углах своего дома. Каждый тайный ход.

Отверженный видел в глазах девочек, особенно у младшей, обиду и множество вопросов, когда он внезапно им что-то запрещал и реагировал непробиваемой бетонной стеной на всевозможное умасливание. Им бы веселья, долгих прогулок, приключений, а у него от таких радостей волосы шевелятся. Даже на простые попытки поговорить по душам, отвечал, как глава клана «коротко и по делу» но всегда вежливо.  По намеку жены, неоднократному, надо сказать, Лазарь был больше главой клана и семьи, чем примерным папой. Но образумить мертвеца-людоеда быть снисходительнее и провести с ними больше времени было невозможно. Овцы с волками тоже по душам не очень-то разговаривают, а если и придется, и вряд ли добьются понимания. Все могло быть хуже, но он делал все что мог. Франческа же была уверена, что муж способен на большее, однако просить монстра быть немного человечнее, мягче с ними, абсурдно. Она знала за кого выходила замуж. У живых трупов не бывает глубоких чувств. Для них важен только вопрос пищи, безопасности и выживания. 
Граф совсем не пытался откопать у себя какие-либо человеческие чувства и быть этим самым человеком. Зачем? Он так и спросил у нее однажды, не единожды. У них, как у любой порядочной семьи, иногда были недомолвки на эту тему. Очень короткие и шипящие. «Я монстр, да, ты за него замуж выходила. Не человек. Человеческую любовь даешь им ты.» Вопрос закрывался.

Было время, очень давно, когда он начал становиться вампиром, умирать душой, не только телом. Да, он держался за нить себя прежнего, за рассудок, как за последнее дыхание, чтобы не потерять то былое. Этот вкус бытия живым человеком, думать и стремиться, как может только смертный от всего живого сердца.  Пытался убежать от яда вампиризма, нагнать былое, разбудить. Держаться за благородство, рассудок, честь. Но закон выживания чаще отметал эти пункты. Он пытался научиться с этим жить, как ему было бы удобно. По своим правилам. Но удобства сами написали порядки, и потеряв все ходы к побегу, кроме пути самоубийства от безысходности, представленной перед ним всепожирающей кровавой вечности, Лазарь в конце концов сдался. Опять женился, вряд ли по любви, но должен был. Он искал искру, живую душу. И вновь. Этот побег от самого себя никуда не привёл в итоге, кроме смирения. Так было и будет с каждым. Он забыл, что значит «быть человечнее». До такой степени забыл, что иной раз даже не понимал мотивы бытия живым. Они казались диковинными.

Жены. Как Абаль, на которой он был еще женат как смертный колдун, он никого не любил в своем существовании так сильно. Но как вампир, он убил свою супругу и потерял нить к чувствам.  Все лишь отдушина с острой гранью собственичества. Да, он уважал Франченку, испытывал страсть и интерес. К ее молодости, краскам и цветению, радости к жизни, которой иной раз не хватало, и он «пожирал» подпитывался от нее. Лишь кровью и утехой. К ее старости он потух, заменился чем-то иным. Страсти уже не было, интерес терялся, ибо дражайшая супруга начала чаще болеть, забываться и больше не была прекрасной птичкой в его золотой клетке. Она ему надоела. В последнее время старая женщина неприятно пахла лекарствами, яркие глаза теряли свой былой неповторимый цвет, которым он любовался, ее голос совсем заскрипел и осип. Стал совсем неузнаваем. Очи стали совсем бесцветными и прозрачными, как у призрака. Отражение крупиц былого в этом немощном безобразии. Мебель, дух этой комнаты был словно пропитан чем-то приторным и липким. Как набор досок для свежего ящика к захоронению, чем на цветущую обитель, где кто-то радуется и все еще живет. Он брезгливо морщился в сторону ваз с цветами. Они напоминали ему погребальные, чем кусочек «лета».

Лазарь позволял ей жить, обеспечил необходимым. Рассчитывал, что умрет она быстро, без тяжелых и судорожных мучений и желательно не на глазах Анжелики. Ранимая дочь держала с матерью особую связь, крепкую нить, которой отец еще не привязал себя к дочери, но старался уважать их маленький мирок.

Отцом он был для Жозефины, когда практически сам поднял девушку, так как никакой помощи, кроме персонала, ждать не приходилось. Граф понятия не имел, что делать с ребенком, и хотел ее сжечь. Другие вампиры его в этом поддерживали. Однако оставил, проявил это самое отцовство. Как создатель может убить свое дитя? На самом деле просто. Ан нет. Разве это не человечность, милая Франческа? Оставил и вторую. В этом случае у него была помощь в лице жены, и его руки были более свободны для важных дел. Они успешно подняли вторую дочь, это было даже легче, чем с Жозе.  У Анжелики было все: нежная мать, старшая сестра, которая в случае чего, могла позаботиться о них.

Время сейчас пахло беспокойством. В мире что-то зарождалось. Какое-то огромное колесо, как ком снега, сметающий на своем пути спокойный сон.  В последние дни, Лазарь с сожалением начал осознавать, что каждый раз при своем пробуждении, думает с огромным сожалением и тоской, что его милая старушка еще жива. Мужчина не мог врать самому себе, вообще никогда не страдал подобным недугом. Его беспокоила обуза в ее лице. Почему она не может уйти с миром самостоятельно? Ее дух силен, это похвально. Так некстати. Его очень волновало то, что происходит в мире. Возможно, им скоро придется играть затворников, и с пищей будет тяжело. Им некогда будет возиться с умирающим, старым человеком в их комнатах. В случае чего, женщина стала не на редкость болтлива и не совсем адекватна.  Прибегнуть к гипнозу, будет слишком очевидно на немощном сознании. Франческа являлась третьей ногой, пятым колесом, совсем ненужным его клану балластом, утягивая за собой остальных. С мыслями о ней, вырисовалось множество «но».  Ей давно пора умирать, уйти в вечный сон. Он ждал. Но больше нельзя. Вампиром в ее молодые годы он ее не хотел делать, не хочет и сейчас. Ему нужно кормить себя и дочерей. Никаких новых вампиров. Больше клыкастых-больше трупов. Такое в это бешеное время нельзя позволять. Женщина была с ним солидарна, совсем не желая вечную жизнь, наполненную вечным голодом, вечным побегом, борьбой, кровью, и жить без солнца. Потерять себя. А к старости еще и слишком поздно.

Граф не выбирал тот самый день, он просто однажды понял, что пора. Больше ждать непозволительно.
Сложная жизнь молодняка и без того усложнялась. Если он имел много опыта в выживании, то очень сомневался, что его благородные девицы смогут выжить в одиночку хотя бы полгода. Мысль, что его дочерям отсекают голову лопатой, приводило в ярость.
Младшей время взрослеть, брать себя в руки и столкнуться с более жестокими реалиями этого мира. Он не всегда сможет быть с ними рядом. Однажды, его убьют охотники. По другой глупой причине, как не в бою, древний не собирался умирать. Еще не время.
В ту особенную ночь он вновь посетил ее комнату. За женой хорошо ухаживали и следили за любыми нуждами. Она чаще спала, когда он просыпался. Раньше же подстраивалась под его ритм жизни. Это было далеко не просто отказываться от солнца. Тяжело его поддерживать, потому как юной девой она ловила мгновения жизни и света.
Мужчина молча сел рядом и взял костлявую кисть руки в свои пальцы, дав последний поцелуй, преждевременно сжав ладонь, словно вливал ей моральных сил и обещание. Ее прозрачные глаза туманно распахнулись, а сухой рот безмолвно приоткрылся от удивления, когда дорогой муж нежно смотрел на нее своими черными, демоническими глазами, все такой же, как тогда, когда они только познакомились. Были дни, пара смотрелись странно, и она была не по годам молода для него. Час, когда они смотрелись гармонично и красиво. И теперь, она ему в бабушки годиться. 
Без слов, она поняла цель его визита и засуетилась. Ее глаза были скорбны и печальны. Словно стараясь успеть сказать что-то важное в свои последние мгновения, старая женщина, с силой, которую только могла собрать в себе, ухватила супруга дряхлой рукой за одежду, как сухая ветка, спешно шепча ему на ухо в момент, когда вампир склонился над ее шеей. И он внимательно ждал, тихо кивнув просьбе, забирая ее последний вдох и силы.

Мерный стук сапог графа в тишине, эхом дрожи пробегающий по коридорам. Свет факелов был потушен, и им он больше не понадобиться за неимением человека в своих стенах. Скоро будут похороны, а затем затворничество. Очень скоро инциденты, паника, достигнут своего апогея и многочисленные читатели, включая как критически настроенного Вольтера, так и поддерживающих его демонологов воспримут трактат как утверждение, что вампиры существуют. Но сейчас, граф искал свою младшую дочь, следуя по ее следам. Такая ранимая и хрупкая, он не представлял, сколько сил ей придется в себе собрать, чтобы взять себя в руки. Мужчина именно тогда, остановившись в проеме, долго запоминал ее улыбку и сияние глаз, которые достались ей от матери. Она улыбалась, как и Франческа когда-то. Он никогда не замечал, насколько они похожи духом. Погибшая жена была сильна духом. Анжелика выдержит, стоит лишь дать ей опору. Он обещал.
Без слов, отец приблизился, и с очевидным сообщением глядя в ее глаза, видел, как потухают искорки, как уходит вся жизнь. Слышал перебой в груди. Граф спешно и крепко обнял ее маленькое тело своими сильными руками, прижав к себе, запуская пальцы в корни светлых прядей.
- Плачь, мое дитя. Я знаю твою боль, и всегда буду рядом. Мы вместе с этим справимся.

Отредактировано Lazarus de Grasse (2017-10-20 10:35:31)