Они много времени проводили вместе. Поначалу это давалось Йохану с большим трудом, он, на первых порах, еще пытался избегать, язвить, игнорировать Фрейзера, но в конечном итоге осталось одно - смириться. Смириться с тем, что чужое плечо вечно находится рядом, что без шутливых комментариев не обходится ни одного дня. И в какой-то момент ван Рейн начал понимать, что объясняет определенные вещи не для того, чтобы от него отстали, а потому что ему хочется объяснить. Преподаватель чар просто влился в его жизнь, словно был там всегда, и теперь без его присутствия становилось даже несколько некомфортно.
Они были, словно подростки. Сидели рядом за обеденным столом, обсуждали в перерывах между парами, как прошли лекции, шепотом переговаривались на собраниях в учительской, обсуждая новый наряд мисс Хогарт, и даже по вечерам, когда Хан забирался с ногами на свою кровать, сжимая в руках книгу, новый друг по-прежнему оставался где-то рядом. Можно сказать, это был первый настоящий друг Йохана.
Финли Фрейзер стал детством, которого у него никогда не было.

- Детские развлечения - это пустая трата времени. Они совершенно не влияют на развитие детей и на становление их, как личностей. Чему полезному, скажем, могут научить прятки?
Был поздний вечер. Они сидели вдвоем, в комнате ван Рейна, и тот, как и два вечера до того, рассказывал истории. В последнее время Йохан вообще гораздо чаще стал говорить. В основном, конечно, о работе и об учебе в Дурмстранге, которая значительно отличалась от преподавания в Хогвартсе. Тему детства зельевар избегал до последнего момента, они всегда выходили на эту дорожку совершенно случайно. Как и сейчас. Хан уже не помнил, с чего начался спор, но ему важно было доказать свою правоту, а потому аргументы пришлось черпать из личного опыта.
- В моей семейной библиотеке никогда не хранилось даже детских книжек. Мы не знали, что означает "игра", и, на мой взгляд, это пошло мне только на пользу, потому что среди сверстников я оказался самым умственно развитым ребенком...

Чайник засвистел, а потому пришлось подняться и подойти к столу, чтобы заварить две чашки с чаем. Теперь у Йохана в комнате всегда был чай, зеленый, крупнолистовой. И всегда был умиротворяющий бальзам - просто на всякий случай. От Фрейзера в любой момент можно ждать беды.
- Я считаю, что если детство ребенка наполнено играми и развлечениями, из него совершенно не может вырасти в достаточной степени интеллектуальная личность. Как личный пример можешь использовать себя самого, - мужчина краем губ улыбнулся. Он больше не подразумевал ничего обидного в своих словах, но по-прежнему произносил их, словно сохраняя дань некой устоявшейся между ними традиции.
Подхватив обе чашки, мужчина вернулся к Фрейзеру и снова опустился рядом с ним на прохладный пол, ожидая контраргументов и уже заранее обдумывая, как именно с ними бороться. Уступать совершенно не хотелось. Ван Рейн в принципе не любил проигрывать, что странно для того, кто никогда не играл.

- К твоему сведению, Фрейзер, к семнадцати годам я знал наизусть "Илиаду", - Йохан и сам не очень понял, опровергал или подверждал сей факт догадку Финли о его занудном детстве. - Но да, если хочешь знать, на занятиях спрашивали меня редко, потому что еще на первом курсе из некоторых моих бесед с преподавателем истории рождались дискуссии длинною в целый урок, и когда мистеру Янсену это надоело, он начал ставить мне оценки автоматом, избегая даже самых насущных вопросов.
Ван Рейн задумчиво помешал сахар в чае и сделал глоток, совсем немного обжигаясь. У него никогда не хватало терпения, чтобы дождаться, когда напиток остынет. Хотя бы потому, что он соглашался приготовить чай только когда жажда становилась практически невыносимой и ее срочно необходимо было уталить.

Финли чем-то напоминал ему сестру. Андреа тоже с раннего детства была легкой, жизнерадостной и веселой. Она избегала учебу как только могла, притворяясь больной, сбегая из дома или просто рисуя что-то в углу тетрадных листов на занятиях. Не удивительно, что не поступила в Дурмстранг. В ней было нечто особенное, нетерпеливый огонек, который продолжал гореть даже в самые темные времена. Йохан стремился сократить их общение до минимума, но она никогда на это не обижалась, продолжая настойчиво стоять на своем.
Именно таких типажей Хан всегда избегал. Настойчивых, назойливых, не в меру жизнерадостных. Он избегал вечных почемучек или просто разговорчивых людей, хотя и сам не замолкал, если уж открывать рот. Фрейзер классический пример того, с кем зельевар предпочел бы никогда не пересекаться, к тому же, еще и рожденный магглами.
Хан никогда не верил в то, что противоположности притягиваться, считая это утверждение лишь литературным изыском. И вот, впервые он убедился в обратном.

- Даже не думай, Фрейзер. Я не намерен испытывать этот дивный опыт, поскольку считаю его непродуктивным приложением физических сил, умственных способностей и эмоциональных выплесков, - ван Рейн закатил глаза, когда его собеседник поднялся на ноги и сообщил о своей идее. - К тому же, ты теперь вовлечен в эту игру двадцать четыре часа в сутки, зачем тебе дополнительно развлекаться?
Ворчание ни к чему не вело. Упрямый преподаватель чар все равно произнес заклинание, в его руках все равно оказалась черная повязка, через которую, должно быть, ничего не видно. Финли именно такой - с ним бесполезно спорить, бесполезно аргументированно доказывать свою точку зрения, он все равно поступит по-своему. И если ты не хочешь, чтобы тебе об этом напоминали весь остаток дня, легче пойти на поводу и согласиться.
- Двадцать минут. Я готов уделить этому двадцать минут, и не секундой более, понятно? - ван Рейн снова нехотя поднялся на ноги, оставляя чашку дымиться на полу.
Подойдя к Финли практически вплотную, мужчина послушно закрыл глаза и стал терпеливо ждать.

Его руки подозрительно долго находились близко. На кончике языка вертелось несколько язвительных шуток, но Йохан почему-то молчал, терпеливо выжидая и стараясь даже дышать как можно тише. Все внутри него замерло, словно в одном моменте можно застрять навечно. Конечно же, вся лирика закончилась в момент, когда ван Рейн почувствовал на глазах повязку. Плотную, настолько, что он бы едва ли смог разглядеть хоть что-то, даже если в глаза ему бил бы яркий луч солнца.
Возможно, виновата психосоматика, но мужчина сразу же почувствовал некоторые отличия. Тело словно иначе начало воспринимать температуру, малейшие колебания воздуха, тончайшие запахи. Вокруг становилось так много всего, всего того, что зельевар никогда прежде не замечал. И это давило, пугало, это в первые же момент сбивало с толку, потому что воспринимать одновременно такое количество информации оказалось невыносимо сложно.

По-настоящему нечестным, вопреки словам Фрейзера, было именно покидать пределы комнаты. Йохан сразу же попытался вписаться в ближайший дверной косяк, что не позволил сделать ему собеседник. Потом было велено считать до десяти, и рука Финли исчезла, оставляя ван Рейна в абсолютном одиночестве.
- Один. Два... - Йохан напряженно сглотнул, сжимая пальцы в кулак. Это всего лишь игра. Ничего плохого не происходит. - Сомнительные у тебя развлечения, Фрейзер. Три...
Когда счет дошел до десятка, мужчина, наконец, замолчал и весь обратился в слух, пытаясь различить малейшие шорохи. Но это оказалось не так просто, как он предполагал изначально.
В первую очередь, зельевар нашел ладонью стену. Двигаясь вдоль стены гораздо меньше шансов наткнуться на что-нибудь и лишиться этим, как минимум, собственного достоинства.

В подземелье было холодно. Раньше Хан не чувствовал этого настолько отчетливо, а потому кожа сейчас полностью покрылась мурашками. Он слышал свое дыхание, и этот звук оглушал. Он слышал собственные шаги, и казалось, словно те гулом отдаются в пустом коридоре.
- Фрейзер, если ты решил отомстить мне за тот случай с соплохвостами... - почему-то воспоминание отчетливо всплыло в голове. Финли, конечно, не похож на мстительного человека, но как знать - вдруг он уже давно вынашивает план по истреблению обидчика, просто подошел к этому процессу со всей серьезностью и изучал соперника в деталях?
Догадка, конечно, звучала как бред, но поиски длились уже целую вечность, а результата никакого. Йохан повернул в другой коридор, зашел в тупик, вернулся, проводя ладонью уже по другой стене. За это время он успел полностью потеряться в пространстве, забыв, откуда начал. Кружилась голова. В подземельях катастрофически не хватало воздуха.

Йохан никогда не играл, и происходящее сейчас не казалось ему игрой. Пройденные аврорские испытания неустанно напоминали ему о подстерегающих на каждом шагу опасностях, до сих пор. Потеряв зрение, Хан потерял свое преимущество перед окружающим миром. Он стал беспомощен. Как котенок, выброшенный на улицу, не зная ее законов и правил. Ему было холодно, неуютно, местами даже становилось страшно. Рука машинально попыталась нашарить в кармане волшебную палочку, но ее там не оказалось. Палочка покоилась на столе в комнате, но сейчас мужчина даже не мог этого вспомнить.
- Финли, - губы пересохли, а голос звучал непривычно жалобно. Настолько, что ван Рейн мысленно уже ненавидел себя, но все равно тихо звал, остановившись на месте и так отчаянно цепляясь пальцами за гладкую холодную стену. - Не нужно, хватит...

Еще несколько долгих секунд проходят в пустоте. Йохану кажется, словно он уже слышит шаги, и в то же время, кажется, что ему кажется. Он старается дышать еще тише, вовсе задерживает дыхание, пока не чувствует, как легкие уже полыхают огнем. В этот момент его руки касается чужая, заставляя инстинктивно вздрогнуть и дернуться, зато теперь снова можно дышать. Шумный выдох, такой же шумный вдох. Ван Рейн еще не до конца успокоился, но ему уже стало до чертиков стыдно. В этот момент мужчина как никогда был рад слепоте своего собеседника, который не может заметить предательский румянец на лице. Зато он может заметить кое-что другое - в разы участившийся пульс, который зельевар теперь изо всех сил старался унять.
Видимо, именно пульс практикант и искал. Иначе как объяснить то, что чужие пальцы непозволительно долго задерживаются на шее? Йохан хочет что-то сказать, поиронизировать, но все еще стыдливо молчит. В глубине души поселился страх, что его голос так и остался тихим и жалким, а такого удовольствия Фрейзеру он больше не доставит.

Затем происходит нечто, что не смогло бы объяснить даже высокоинтеллектуальное сознание ван Рейна. Он чувствует мягкость чужих губ, так неожиданно, что не успевает ничего предпринять. Только замирает каждой клеточкой тела, переполненный изумлением, не отстраняясь, но и не отвечая. Момент длится бесконечно долго. Йохан уже почти приходит в себя, почти осознает, что пора бы хоть что-нибудь сделать, когда Фин так же неожиданно отстраняется. Повязка тут же шуршит, освобождая глаза, которые так и остаются закрытыми.
Хан никогда не попадал в подобные ситуации. Он понятия не имел, как нужно себя вести, что произошло только что. Только еще больше растерялся, тихо открыл глаза, разглядывая лицо Фрейзера и пытаясь уловить на нем эмоции, что было особенно трудно сделать в полумраке темного коридора подземелья.
- Какого черта это было? - хрипло и тихо спросил мужчина, делая один крошечный шаг назад, чтобы не стоять настолько вплотную. Он волновался, и чем больше волновался, тем больше и запутанней начинал говорить, переставая следить даже за собственной мыслью: - Потрудись, пожалуйста, объяснить, как именно тебе пришла в голову идея совершить столь недопустимое в отношении меня действие, и являлось ли оно выражением твоей эмоциональной привязки, или же тебе просто показалась забавной возможность окончательно сбить меня с толку? Имей в виду, что если вариант второй, что, впрочем, не несет существенного отличия по степени наказуемости от первого, то я только что окончательно убедился, что в твоем развитии где-то затерялась одна из ступеней эволюции...

Зельевар заткнулся на полуслове, словно оборвал сам себя. Он все еще был потрясен, только теперь наступил второй этап. Частое моргание, ускоренное сердцебиение. Не смотря на все это, мужчина не мог разобраться со своими эмоциями. Он в буквальном смысле не понимал, злиться ли на Фрейзера, или, чем Мерлин не шутит, хочет ли повторения подобного случая. В лучших традициях жанра это следовало бы немедленно проверить, и когда Йохан думает об этом, то только бессильно качает головой. Кажется, он окончательно спятил, если вообще допускает такие размышления.
Скажи, что это была шутка. Не усложняй мою и без того нелегкую жизнь, - мысленно умоляет Хан, разглядывая чужое лицо. В этот момент ему почему-то совершенно наплевать, о чем думает Финли. Только бы его ответ оказался правильным, иначе придется очень много думать и решать, а сейчас для этого было явно неподходящее время и место. - Скажи, что ты пошутил, Фрейзер. И продолжим наше общение так, как оно и происходило. Неужели тебе так хочется что-то менять?..