HP Luminary

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HP Luminary » Story in the details » QUEST 7. «Дикая охота»


QUEST 7. «Дикая охота»

Сообщений 1 страница 19 из 19

1

http://s3.uploads.ru/JsDtB.gif

I am the who when you call, Who's there?
I am the wind blowing through your hair
I am the shadow on the moon at night
Filling your dreams to the brim with fright
This is Halloween, this is Halloween
Halloween!

Что-то изменилось в магической Британии? Ветер перемен, бают, перестал быть попутным, что-то пугающее и тревожное разлилось в стылом осеннем воздухе. Чушь, ерунда. Посмотрите вокруг: улицы и проулки усыпаны золотом и багрянцем опавшей листвы, на каждом крыльце – затейливые украшения и причудливые резные тыквы, дети, нарядившись в костюмы собственных подкроватных монстров, собираются вместе, пугают прохожих, распевают веселые праздничные песни и уплетают за обе щеки полученные от взрослых сладости.
Увеселительные заведения магического Лондона гостеприимно распахнули свои двери для всех желающих. Два огневиски по цене одного, каждому пришедшему в необычном наряде – фирменный коктейль от заведения, праздничная шоу-программа: группа «Ведьмочки не из Блэр» выступит в «Брук-бар» в самую страшную ночь года с зажигательным синглом «Умри!».
В не так давно открывшемся после реконструкции (аккурат к празднику) баре, ранее известном под именем «Поганая метла» (нынче на вывеске значится «Сircumstance») сегодня с заката и до рассвета – бал-маскарад. Строгий дресскод: только черные, красные или серые костюмы и платья, непременный атрибут праздника – маска: ее выдает на входе немногословный охранник, облаченный в почти пугающе-реалистичный костюм Франкенштейна. Он рассматривает приглашения, почти механическим, мало эмоциональным голосом предлагает каждому гостю принять участие в увлекательном спектакле-квесте по одной мало известной пьесе сэра Джорджа Рубено, незатейливо названной «Дикая охота». Приходящим повеселиться выдается одна из трех масок: красная, чтобы следовать по пути жертвы, черная при выборе пути охотника и серая, если добрый господин или добрая госпожа хотят идти по пути наблюдателя.
Возле барной стойки сидят двое в костюмах призраков, несколько групп магов, уже получивших свои маски, пьют праздничные коктейли и о чем-то переговариваются, играет приятная музыка, кажется, пахнет степными травами или чем-то похожим. Несколько столиков занято, остальные свободны, есть небольшой танцпол для желающих. Никакой привычной хеллоуинской мишуры: заведение оформлено строго и лаконично, все те же три цвета в дизайне интерьера и стен, в самой дальней стене - три двери: черная, серая, красная. Иногда среди гостей мелькают актеры во всё тех же цветов нарядах. Пьеса начнется в 22:45, если не будет опоздавших.

Очередность второго круга: Berthold R. Borgin, Nikandra Hilton, Johannes Korhonen, Fiona Selwyn, George Weasley, Persephone Derrick,  Aleera Nott
Josephine de Grasse, Angelica de Grasse, Beatrix Avery - по желанию.

Очерёдность может меняться, следите за информацией в шапке форума.

+8

2

Борджин сидит в комнате-подсобке за рабочим столом, с которого впервые за эти дни бесцеремонно выдворены все его ценнейшие инструменты, и бесцельно крутит в пальцах чёрный, как сажа, прямоугольник бумаги с россыпью витиеватых букв. Из-за его левого плеча бьёт, разгоняя полумрак и расплёскивая вокруг себя уютный шафранный свет, мощная лампа на гибкой ножке, ещё одна горит перед ним среди свитков со сломанными печатями и набора латунных луп. Все они, от наиболее массивной до миниатюрной, извлечены из кожаных чехлов, а в воздухе разлит чуть отдающий спиртом и полынью аромат двух зелий, предназначенных для проявления чернил, но само письмо молчаливо, как могила, о которой оно неожиданно напомнило. Несколько вежливых и сухих строк – дата и час грядущего мероприятия с именем автора и названием пьесы – и ни следа обрисовывающихся лишь под солнцем линий, друг за другом сплетающихся в знакомые черты лица. Не таких резких, как у него, не всегда переданных точь-в-точь, но довольно узнаваемых – как раз, чтобы остановить руку, уже готовую смахнуть с витрины оставленное кем-то из посетителей послание, и не первую бессонную ночь напряжённо искать в нём недобрый умысел. «Дикая охота», – он сдвигает зачарованные очки на самый кончик носа, пару секунд задумчиво и устало смотрит на маскарадный колпак в звёздах, подвешенный на крюк под потолком, расплывающимся во тьме. Он не желает куда бы то ни было идти, особенно на бал, и понимает, что пойдёт.
В вечер пьесы он стоит, скрестив руки на груди, рядом с открытым шкафом и, рассеянно играя с лентой накинутого на шею галстука, оценивающе и скептически изучает его тщательно выглаженное и развешанное содержимое. Камин разожжён, и огонь, гудящий и сыплющий искрами в нём, подмигивает колеблющимся от сквозняка огонькам в треугольных глазницах и зловещих ухмылках тыкв в окружении гирлянд и перечных пряников на его широкой полке. На побережье лежит снег – ещё робкий, успевающий к утру исчезнуть, впитавшись в сырой песок, но в Лондоне пылает до сих пор осенний костёр, день ото дня медленно угасающий, но пока по-прежнему хранящий всю сочность оттенков, так что плащ можно не брать. Он машинально тянется к одному из костюмов на полированных вешалках – тому, что висит правее всех, иссиня-чёрному с едва различимым узором на дорогой шерсти и запонками, поблёскивающими на рубашке, когда-то подаренными Фионой. – А это обязательно? – голос и смех Лиры звучат в ушах, словно это происходило вчера, ярко и живо, как и всплывшее воспоминание о том, как она проводит ладонями по воротнику пальто – тоже чёрного, – которое он откладывает на прилавок у мистера Твилфитта, пока тот занят не ими. – Ты же не гробовщик. Борджин отдёргивает руку, как будто обжегшись о мягкую ткань, и захлопывает дверцу с сердитой силой, так что тяжёлый дубовый шкаф со стоном вздрагивает и в его тёмных недрах что-то с треском вываливается на пол из верхнего отделения.
Он всё-таки добирается вовремя – в серой тройке и даже чуть раньше назначенного – и не торопясь проходит пару кварталов пешком: по палой листве, мимо мерцающих вывесок с пятнами «крови» и тролльих голов с летучими мышами во ртах. Трость, трансфигурированная в свою уменьшенную копию, – в кармане светлых брюк: нога сегодня донимает его значительно меньше, чем обычно, поэтому он может позволить себе роскошь отказаться от дополнительной опоры, хотя и продолжает держать её при себе. Обменявшись банальностями с Франкенштейном, стерегущим вход в царство веселья, он оказывается внутри и, оглядевшись, заказывает что-нибудь выпить, но не садится, замешкавшись у стойки – предпочитает быть там, где хорошо видны и сам зал, и ранние гости. Вон молодой колдун что-то оживлённо шепчет даме, которая никак не в состоянии совладать с собственным веером, вон пожилая ведьма с неодобрением отчитывает за какую-то оплошность то ли потупившуюся внучку, то ли неопытную племянницу. А вон на противоположной стороне этой же барной стойки маг неопределённого возраста с двумя кубками в руках подкрадывается к эффектной, насколько об этом можно судить по её спине, задрапированной в атлас, скучающей леди. Ах нет, не просто скучающей леди… Борджин вздыхает: было бы глупо рассчитывать на то, что это роскошное платье и эти обнажённые руки принадлежат не его обожаемой сестре, – и, взяв у подоспевшего бармена свой бокал, направляется к ним. Пальцы дотрагиваются до рукояти покоящейся в кармане трости, но лишь на миг.
– Как ты и просила, дорогая, – не дав дорогой вставить ни единого слова, он не слишком аккуратно и изящно грохает дном обиженно звякнувшего в ответ стакана о стол перед Фионой, пока мужчина созерцает его затылок, намекающий, что ему пора уйти. Он, к счастью, именно так и поступает; когда его разочарованные вздохи и постепенно удаляющиеся шаги полностью растворяются в звуках откуда-то льющейся музыки, и сам Борджин расслабляется и облокачивается локтем на гладкую поверхность. Полагается испытывать стыд или вину, однако он испытывает что-то приятное – глубокое и искреннее удовлетворение; если бы его настроение упало ещё ниже от компании чужака, чей-то праздник точно был бы испорчен не начавшись, к тому же ему не впервой производить на кого-то ужасное впечатление. – Не имею ни малейшего представления, что это, – Борджин кивает на запотевший бокал с долькой оранжевого в полоску фрукта на краю. – Не понравится – отдашь мне. Он примирительно улыбается и обводит просторный зал дружелюбным взглядом, от которого впору было бы скиснуть молоку.

- Ты не покажешь мне своё приглашение?

Отредактировано Berthold R. Borgin (2017-12-03 22:53:00)

+11

3

Заканчивая систематизацию заметок из недавней поездки в Японию, ты не ощущаешь ни капли удовлетворения от проделанной работы. Ты и так достаточно редко радуешься законченным делам, получая удовольствие скорее от процесса их выполнения, а теперь отсутствие конкретных задач вводит в ступор. Неужели ты и правда не успела ничего запланировать? По инерции хочется тут же отправиться куда-нибудь еще, занять голову чем угодно другим, лишь бы неловкое чувство бесполезности не начало подтачивать изнутри. И все же ты на время решаешь отказаться от каких бы то ни было поездок кроме перемещений из Абердиншира в Лондон и обратно. Разумеется, это решение было принято не внезапно, и все же сейчас, когда побег от самой себя дал бы хоть кратковременную передышку, ты жалеешь, что не можешь просто сорваться с места. Но - что поделать, ты не из тех, кто идет на уступки даже самой себе, тем более что с того момента ничего не изменилось. Единожды - и безрезультатно - попытавшись убедить себя, что это лишь стремление тщательнее сосредоточиться на одном конкретном деле, ты быстро признаешь, что попросту не желаешь больше неожиданно находить чужие вещи там, где им не место. Тебе даже удается искренне поверить в то, что ожидаемая находка была бы воспринята тобой вполне нормально.
В попытках чем-то занять себя ты решаешь сделать перестановку в доме Селвинов, и результат -
непривычный и более чужой, чем обычно дом - настолько разочаровывает тебя, что ты почти неделю проводишь в Шотландии, по-детски наивно надеясь, что все придет в норму само. К твоему счастью, когда ты наконец решаешь вернуться из Абердиншира, то застаешь дом Селвинов в привычном почти-родном виде, и в который раз благодаришь небеса за домовиков. Иногда тебе кажется, что они умеют читать мысли, и ты даже делаешь пометку в блокноте, чтобы не забыть исследовать это явление тщательнее. От претворения этой идеи в жизнь твоих домовиков вовремя успевает спасти ловчий сокол с неожиданным посланием.
Письмо на бумаге винного цвета оказывается приглашением, и в твоей голове уже роится десяток вопросов, дать ответ на которые лаконичное послание не в силах. Почему это пришло именно тебе? Сколько еще людей приглашено? Что это за пьеса? Ты внимательно изучаешь имя автора и понимаешь, что оно тебе знакомо, но взгляд останавливается на первой букве имени. Она состоит из странного, немного вычурного на твой вкус переплетения узоров, и хотя вязь кажется тебе знакомой, точно вспомнить, где ты ее видела, никак не получается. Возможно, это было слишком давно? Ты даже просматриваешь записи из нескольких прошлых поездок, но не находишь ничего подобного. В конце концов, ты решаешь вернуться к этому позже, отчасти надеясь, что нужное воспоминание в какой-то момент само всплывет из глубин памяти.
Когда ты узнаешь, что Бертольд тоже получил приглашение, вопросов становится больше, и это окончательно разжигает твое любопытство. Сомневаясь в том, что брат не передумает приходить в последний момент, ты понимаешь, что сама эту пьесу точно не пропусвтишь, а потому некоторое время посвящаешь выбору подходящего наряда. Несмотря на крайне ограниченный выбор цветов, ты с усмешкой понимаешь, что под указанные в приглашении условия подходят две трети твоего гардероба, а потому окончательное решение немного затягивается.
Уже в день пьесы перед выходом ты смотришь на себя в зеркало и с раздражением отмечаешь, что возможно стоило выбрать что-нибудь черное. И все же алое атласное платье с драпировкой на манер болеро, частично прикрывающей плечи и спину, почти не смотрится вызывающе. Да и менять выбор в последнюю минуту - не в твоих привычках.
В попытке успеть вовремя ты появляешься в баре слишком рано и выбираешь маску в цвет платья, не особо вслушиваясь в историю про жертв и охотников. Возможно, пьеса окажется неплохой, но все эти игры с выборами пути кажутся незначительными - ты почти не сомневаешься, что в итоге всех гостей ожидает одно и то же. Наблюдая за собирающимися гостями, ты пытаешься угадать за масками знакомые лица, но по-настоящему желаешь увидеть лишь одно - и вновь начинаешь сомневаться, что брат появится. Было бы глупо не верить его словам, но для тебя это не вопрос доверия. Сомнения не исчезают так просто, особенно если их часто и с болезненным удовольствием подпитываешь ты сама.
Когда перед тобой на стойку внезапно опускается бокал, едва не расплескивая содержимое, ты вздрагиваешь от неожиданности, а странная фраза, сопровождающая его появление, заставляет недоуменно приподнять бровь - что, впрочем, вряд ли заметно под маской. Но считанные мгновения спустя твое лицо озаряет довольная улыбка, а сомнениям в очередной раз приходится отступить, чтобы выждать более подходящий момент для атаки.
- Надеюсь, позже ты объяснишь мне, что это было? - тебе и правда любопытно, хотя в столь незначительной ситуации ты вряд ли станешь настаивать на исчерпывающем ответе. Напиток оказывается достаточно холодным, но специфичная горчинка крепкого алкоголя оставляет не самый приятный привкус. Покачав головой, ты с улыбкой двигаешь бокал в сторону брата.
- Не уверена, что мне стоит начинать вечер с чего-то подобного, возможно, тебе это действительно больше придется по вкусу, - кажется, ты можешь видеть его недовольное лицо даже сквозь маску, серую, как и его костюм. Последнее обстоятельство удивляет куда больше внезапного появления, но когда ты уже почти сформулировала вопрос наиболее нейтральным образом, Берт просит твое приглашение. Ты в замешательстве достаешь его из сумочки, не понимая причину столь странной просьбы, но без лишних слов протягиваешь бордовое письмо. В какой-то момент ты почти решаешься добавить, что вряд ли в ваших приглашениях будет так уж много различий, но не желая по незнанию совершить ошибку, предпочитаешь спрашивать, а не утверждать.
- Чем оно так тебя заинтересовало?
Вопросы про цвет костюма ты решаешь оставить на потом, не сомневаясь, что впереди есть целый вечер, чтобы разгадать эту загадку.

Отредактировано Fiona Selwyn (2017-11-29 12:29:54)

+12

4

.    Иногда мы получаем странные посылки, подарки или письма, что не только вызывают удивления, а заставляют нас задуматься о том или ином своем действии в прошлом. Так семья де Грасс получила приглашение на две персоны. Бал-маскарад. Ныне веселый праздник, только для мира магглов уже не много устаревший. Важные персоны, что строят из себя подобия знати, вспоминающие манеры и надевающие короны. Иногда это увлекательно, но Анжелика предпочитает простые вечеринки, считая, что на них люди ведут себя более искренне, чем на подобных вечерах. Энди в принципе не любит весь волшебный мир, когда-то она натерпелась много негатива в свой адрес и ее вкусы, предпочтения слишком отдалились в современное общество. Услышав отказ сестры, девушка твердо решила, что прогуляется на данное мероприятие и посмотрит, насколько сильно все изменилось. Она могла отказаться, но на письме чувствовались нотки настоящей крови, что вызывали неподдельный интерес.
     Сложно представить, что кто - то знает напрямую о твоей сущности, знает твою реакцию на какие-то мелочи. Разумеется, дампира сложно вывести из равновесия небольшой каплей, так хорошо замаскированной на бумаге, но в голове сразу появляются толпы вопросов, которые нужно прояснить немедленно.
     Бал-маскарад. Никто не знает тебя в лицо, а значит, что для девушки это будет шанс провести свое, независимое и основанное на любопытстве расследование. Кидаться на людей с вопросами никто не станет, но если на мероприятии будут люди, которые лично это отправили, то ее персона вызовет интерес. Конечно, есть вероятность того, что многие получили подобные приглашения. Стиль Хэллоуина подразумевает нечто кровавое, но девушка из столь "старой" семьи не верила в совпадения. Лучше удостовериться и перепроверить, чем постоянно топить себя в догадках.
Подготовка, для столь яркой личности никогда не была грузом, скорее наоборот доставляла удовольствие и дарила предвкушение чего-то необычного. Короткие моменты, которые можно уделить только себе и мгновения радости, когда кто-нибудь все же это оценит.
     Время быстро уходит вперед и вот "принцесса" де Грасс уже стоит у входа в красивом, довольно простом и элегантном черном платье. Из всей гаммы девушка выбрала именно этот цвет. Он прекрасно подчеркивал фигуру, и вообще она давно выбирала, куда можно надеть это платье. Нужный день и нужный момент.
     Франкенштейн на входе просматривает приглашение и на удивление не спрашивает, почему из приглашения на две персоны явилась только одна. Меньше не больше, поэтому проблем ни у кого не возникнет. Из предложенных масок, Анжелика выбирает черную: малоприметно и идеально подходящее к ее наряду на сегодняшний вечер. Правда из всего наряда выбивается только цвет волос. Среди темного силуэта сложно не заметить светлые пряди, что кудрями падают на плечи.
     В зале еще не очень многолюдно, видимо гости только стали пребывать, но проблемой это не станет, скорее наоборот. Благодаря отказу сестры Энди временно обречена на одиночество этим вечером, а значит, придя в полупустое помещение, есть шанс занять более выгодную позицию и посмотреть за людьми. Взгляд падает на правую сторону, недалеко от бара, но и не близко к танцполу. Идеальное место, где и останавливается "леди в черном". Оглядывая посетителей, Анжелика не замечает ничего странного, кроме общей цветовой гармонии, но , наверное так и задумано ?
     "Веселье начинается"-пролетает в голове, как только гости начинают заполнять свободное пространство.

Отредактировано Angelica de Grasse (2017-12-10 19:53:56)

+8

5

В жизни Пенни было не так много «поворотных событий», которые бы оказались способны каким-то значительным образом на неё повлиять, однако то, что случилось неделю назад, однозначно разделило всё на «до» и «после».
Представьте свою любимую вещь, ваш единственный талисман, который вы готовы прижимать к сердцу в самый страшный и жестокий миг борьбы с суровой реальностью. Что-то вроде любимой мягкой игрушки для маленького ребёнка, с которой они вместе прячутся от монстров в своём постельном царстве. Но только вдруг игрушка рвётся по швам и больше не может  защищать своего хозяина от подкроватных недоброжелателей. Слёзы, страхи и разочарование. Когда вам внезапно оказывается двадцать шесть, это всё так же больно.
Семь дней назад у Пенни лопнула косточка в любимом бюстгальтере. В самом любимом. В самом красном. В самом идеально кружевном и восхитительно гипюрово-прозрачном. Он отлично подчёркивал формы и самоотверженно их дополнял, ставя в тупик верхние пуговицы блузки, которые теперь никак не могли встретиться со своими вторыми половинками. Серьёзно, это была катастрофа. Под угрозой оказалась работоспособность целого отдела Министерства, счастье дюжины офисных клерков и репутация Пенни.
‒ А Вы уверены, что рёбра дракона надёжнее? ‒ невосполнимую утрату нужно было компенсировать как можно скорее. Заклеймив позором ту лавочку женского белья, где ей продали коварный бюстгальтер, Пенни нашла другой магазин, где крайне придирчиво осматривала кандидатов на место своего нового лучшего друга. Вот этот вроде неплох. Конечно, не такой…пикантный, как его предшественник, но тоже очень даже ничего. Мисс Деррик намеренно выбирает модель на размер меньше, чтобы через пять минут издать победный возглас из примерочной, ‒ Девушка, не могли бы Вы принести мне вот этот красненький побольше? А то он мне мал, ‒ довольно хихикая, она шуршит занавеской.
Персефона выкладывает за красную прелесть неприличный процент зарплаты работника Министерства (зато у меня соц. пакет!) и вместе со сдачей получает целый ворох рекламных буклетов, которые рассказывают о грядущих акциях в магазине «Шаловливая ведунья» (Мерлин, он  серьёзно так называется???) и магазинах-партнёрах. Машинально Деррик сгребает всю макулатуру в фирменный бумажный пакет и отправляется домой.
Дома Пенни вытряхивает содержимое на диван, ибо уж очень хочется ещё раз посмотреть на вожделенную покупку и примерить её с той самой незастёгивающейся блузкой, но, Мерлин, пока разгребёшь эту кучу бессмысленных рекламных брошюр, успеешь состариться. Так, а это что такое? Среди кипы рекламок, напечатанных на дешёвенькой глянцевой бумаге, выделяется красивый запечатанный багрово-алый конверт без указания адресата. Без тени сомнения Пенни спешит нарушить его целостность и обнаруживает приглашение на бал-маскарад в бар «Сircumstance». От удивления Деррик даже на мгновение забывает про лифчик.
Через пару дней они встречаются с Лирой за ланчем. Вернее будет сказать, в свой выходной Пенни делает сэндвичи и, выцепив подругу между очень интересным пациентом и «ты-не-представляешь-первый-раз-такое-вижу» случаем, ведёт её в комнату отдыха. Они не обнимаются, ибо, кажется, на Нотт кто-то блеванул кровью.
‒ Ну да, а потом, этот желторотый птенец приносит мне на подписание ведомость внеурочной работы за прошлый месяц на два дня позже дедлайна, и я прогнулась, представляешь? Коробка шоколадных лягушек, и я отступила от должностной инструкции. Я, кстати, тебе тоже принесла, ‒ они самозабвенно что-то жуют и обсуждают работу.
‒ Ой, Лира, Лира, а помнишь, как на прошлый Хэллоуин мы нарядились кентавром? Я, если честно, до сих пор не понимаю, как ты столько времени смогла провести в согнутом положении, ‒ Пенни смеётся и достаёт из сумки кошелёк, где хранится колдография годичной давности, ‒ Ой, это было очень весело. Кстати, о птичках! Мне в одном очень приличном магазине дали приглашение на какую-то вечеринку, даже на бал-маскарад. Думаю, идти или не идти? ‒ но сомнения долой, ведь, оказывается, маленькой Нотт тоже как-то перепало приглашение. Напевая что-то вроде: «ура, мы идём тусить!», Деррик убегает домой выбирать себе наряд. Напоследок она бросает жующей Лире своё наставление старшей подруги, ‒ Только постарайся в своём наряде уловить эту тонкую грань между костюмом проститутки и мечтой гробовщика. Я тебя люблю!
Они встречаются спустя пять дней по пути в загадочное место. Персефона крайне довольна своим сногсшибательным красным (под цвет нового друга) платьем с открытыми плечами и крайне возмущена тем, что Лира передумала отдавать ей свой бесплатный коктейль от заведения, ‒ Тебе бы больше подошёл костюм Иуды.
Заполучив от Франкенштейна маски в тон нарядам, они спешат занять свои стратегические места за барной стойкой и начать глазами щупать присутствующих.

+9

6

"Куда ведёт меня судьба? " - вопрос, который поразил разум Йоханнеса, как страшная неизлечимая болезнь, именно в этот день. Между тонкими пальцами ловко скользил  алый конверт, словно молодой человек устраивал небольшое представление для кого-нибудь. Однако дом, большая  трёхкомнатная квартира, обустроенная весьма уютно, и всё равно отбивающая эхо чуть ли не от каждого звука - единственный минус широких стен - была пуста. Она всегда была пуста, всё время, сколько Ганс прожил тут. Ну, если не считать Лизабеты, конечно, персидской кошки, что составляла ему компанию, но та обладала характером настолько же спокойным и отстраненным, какой был у её владельца. Вот сейчас, например, она покоилась у Йохана на коленях, пока он, сидя в кресле, крутил конверт, свободной рукой подпирая щеку, и практически не отдавая себе отчёт в том, что питомица удобно на нём устроилась и несколько увлеклась, впиваясь когтями в колени сквозь мягкую ткань домашних штанов. Задумывался ли кто-нибудь когда-нибудь о том, что Йоханнес бывает где-то ещё, кроме своей лавки и поместья Мальсибер? Он так много времени проводит в компании членов Альянса, за прилавком или за столом мастерской, что уже  и сам не уверен, живёт ли где-нибудь ещё. Даже это странное письмо, взбаламутившее его разум, как камень, брошенный в воду, ему мальчишка-посыльный принёс к лавке, поймав прямо перед выходом. Вот только вместо воды здесь - кисель, где переборщили с крахмалом. Жидкость настолько густая, что ещё немного, и даже если вылить её из стакана, она не изменит форму. Он же согласился сам, правильно? Всё же происходит по его воле. Мог бы, может, и не приходить. Не мог бы... Полноте обманывать себя. Всё давно за него решила судьба. Судьба решила всё ещё весною, и Ганс не знает, сколько у него ещё времени, осталось ли хоть что-нибудь. Но он продолжает жить в размеренном темпе, делает за шагом шаг, так по-големовски, не сбиваясь с ритма и чеканя ботинками по полу. Но сейчас, пока он дома, вместо ботинок - носки. Шерстяные. В доме пусто и холодно, весь уют - напускное, пыль в глазах, как и роскошь камней и золота в его лавке, да и ходить по паркету в этих носках - то ещё приключение. А может быть, однажды он умрет, врезавшись в книжный шкаф и уронив его на себя? Пару раз подобное уже могло произойти. Подумать только, мастер-артефактор, хозяин ювелирной лавки, трагически скончался в собственном доме, пока, устав рисовать эскизы своих будущих изделий, решил отвлечься чтением всякой, кхм, магической беллетристики?.. Было бы очень забавно.
Поэтому - он пойдет. Взгляд, задумчивый и затуманенный, скользит словно бы за дверцу шкафа другого, для одежды. Йоханнес любит массивную, тяжелую мебель, такую же громоздкую, как и он сам. Там - его костюмы. Ничего другого Корхонен и не носит, эти его мягкие пижамные штаны, да из того же материала кофта - нонсенс, как и сама мысль о том, что северянин вдруг замерз посреди осени в Британии. Смешно же. Но это, если задуматься, и не холод. Аккуратно спустив кошку на пол, с коротким недовольством прислушиваясь к тому, как натягивается ткань штанов, когда Лизабет вытаскивает из них свои когти, цепляясь, Йохан поднимается и подходит к шкафу, раскрывая его и беглым взглядом проходясь по содержимому. Алое. Такая же просьба была изложена в приглашении? Серый, черный или красный, строгие цветовые лимиты. Он уже выбрал свою роль.
Взгляд падает на кровавого цвета костюм-визитку, но он смотрится глупо аж дважды: во-первых, из-за самой расцветки, во-вторых, такого типа костюмы надеваются только в исключительных случаях. Свадьба или похороны. Посему - с вешалки аккуратно снимается алый смокинг, под который идёт чёрная рубашка. И вот здесь приходится действовать просто, "по-маггловски". Дома для подобных целей был домашний эльф, а здесь - допотопного типа утюг и видавшая виды гладильная доска, оставшаяся от прошлых хозяев. Пожалуй, всё готово. Там, в небольшой дали от праздника, от этой уютной лишь на первый взгляд квартиры, где роскоши мало настолько, что и это словно бы выставляется напоказ, в его мастерской, на его скорое возвращение надеются Мартина, да мальчишка-подмастерье. Но это всё остаётся за гранью, меркнет на фоне того, куда Йохан направляется. Они получили свои инструкции, они знают, что нужно будет делать. А Ганс... Что же, он слишком давно разучился переживать по поводу того, вернётся ли домой. Да и вообще, знает ли он, что такое "переживать"? Просто так легли карты. Можно наивно полагать, что ещё возможно всё переиграть, можно верить мальчишке с лисьей внешностью или нет, можно идти на празднование с надеждой просто провести этот вечер в приятной обстановке, можно делать всё, что угодно. Йоханнес не боится и не волнуется. Но, на всякий случай, все его дела давно улажены, а на рабочем столе всё ещё лежат очередные эскизы. Повезёт - доработает. В любом случае, его творения обречены на то, чтобы ещё не раз увидеть свет.
Перед выходом насыпав корма Лизабете, бедняжке здесь тоже пришлось "затянуть пояс потуже", потому что повара личного ни у неё, ни у самого Йохана в Британии не было, и на несколько мгновений зависнув с нею почти в объятиях, а потом по пути снимая с себя шерсть, Ганс отправился на праздник.
А там - обменявшись парой слов с охранником в костюме Франкенштейна, заодно упомянув про удивительную реалистичность костюма, Йохан прошел внутрь, и первым, что затронуло его органы чувств, стал приятный аромат вроде бы степных трав. Всё остальное - и декорации, и знакомые лица, - пришло на долю мгновения позже. А оценив по достоинству и это, обменявшись приветствиями с парой знакомых, и остро подметив каждого, кто ещё мелькал по заведению в алом наряде, Ганс сел за свободный столик в самом дальнем углы, заняв до поры роль наблюдателя. О, своё место в пьесе он уже успел осознать, но право слово, ещё не время.
[sign]Creatures of habit, carrion flowers, growing from repeated crimes,
The aftergloom in full bloom, slow and relentless, we're after you.
[/sign]

+8

7

– У тебя что, новый лифчик? – Лира буравит взглядом верхнюю часть фигуры Деррик и пристально щурится, искренне стараясь разглядеть то, чего на самом деле видно быть не должно.
– Серьезно, где тот, из «Ведьминых Секретов»? – конечно, если бы она знала о недавно случившийся трагедии своей любимой подруги, она бы не стала так бестактно лезть в её интимную жизнь. Но беззаботная болтовня блондинки и её выдающееся в некоторых местах красное платье не наводят ни на какие мысли о пережитом горе, так что Лира не глядя старается нащупать свой приветственный коктейль и в процессе чуть не смахивает его с барной стойки. Когда ей удается оторвать взгляд от гардероба Пенни и совладать с собственной координацией, она делает небольшой глоток и в этот самый момент вспоминает, почему, собственно, всю свою жизнь отказывается прикасаться к алкоголю. Вкус так себе, аромат и цвет – ужасны, соломинка норовит выколоть глаз, да ещё этот кусочек тыквы, приделанный с краю, неуклюже булькается внутрь бокала, создавая совершенно лишнее волнение в своём стеклянном плену.
Лира морщится и игнорирует замечание про костюм Иуды, заодно вспоминая напутствие уловить грань между мечтой гробовщика и ещё чем-то слишком откровенным, и отправляет свой максимально отстранённый взгляд бесцельно блуждать по залу.

Приглашение на этот вечер ей досталось от старшего коллеги, которого, по его словам, никак не хотели отпускать любящие и, разумеется, ответно любимые жена и дочь. «Но вот вам, Лирочка, непременно надо развеяться, вы такая бледная последнее время, в семье Нотт точно никто не умер?» Она взяла конверт просто чтобы избавиться от желания нарушить клятву колдомедика и причинить вред этому наигранно заинтересованному её жизнью лицу. К слову – не помогло. И до тех пор, пока прекрасная Пенни не вторглась в очередной раз в её врачебные будни и не принесла ей какую-то еду и воспоминания о четырех часах, проведенных в прошлом году во второй половине кентавра Аркадия (кстати, далеко не самое худшее время в её жизни), Лира даже не позволяла себе думать о том, что она смеет идти на какой-то там праздник. Последние месяцы её жизни непонятно каким образом умудрились вместить в себя все самое лучшее и худшее одновременно, причем, со значительным преобладанием второго. И пока она отчаянно старалась уложить всё случившееся в своем сознании, пока она старалась не утонуть, прыгая со скалы и не сорвать голос в попытках остановить Остина, пока она боролась с навязчивым желанием свернуть однажды в Лютный Переулок, зайти в ту лавку и сделать вид, что ничего не было, проигнорировать поведение отца и не убить очередного пациента, оказалось, что жизнь идет дальше, и никто не собирается останавливаться и ждать, пока она что-то там про себя поймёт.

Письмо гласило о строгом дресс-коде, и Лира изо всех сил пыталась выйти из дома в своем любимом красном платье. Но именно это платье она выбирала для него, именно в нем она вышла из больницы в тот вечер, именно его она планировала снять, когда... За две минуты до выхода она судорожно старается содрать с себя этот красный шелк и меняет его на длинное черное платье, в котором отмечала прошлое Рождество. И ей почти всё равно, что публика увидит её в одном и том же дважды и что Пенни решит, что она безнадежна в попытках «уловить ту самую грань». В конце концов, на входе так удачно обещают раздавать маски, и есть шанс, что никто её даже не заметит. Хотя рядом с шикарной блондинкой в красном этот шанс стремится к очевидному самоуничтожению, но она всё равно не теряет надежды.

Она продолжает обводить взглядом собравшихся, отмечает два вполне реалистичных костюма призрака за барной стойкой недалеко от них с Пенни, и внезапно натыкается на серые мужские туфли под одним из столиков, отлично сидящие на не менее мужских ногах. Причем, таких знакомых, что кажется, тело узнает их быстрее разума, и Лира спешно отводит глаза. Через пару мгновений она желает убедиться, что это было просто очередное видение её нестабильного сознания и возвращает взгляд. Два раза моргает и быстро оглядывает их обладателя на предмет других знакомых составляющих.

– Пенни, – подруга что-то беззаботно вещает, создавая приятный и непринуждённый фон их грядущему веселью, и не сразу слышит её вмиг ставший загробным голос. – Пенни.
Она оглядывает мужчину в серой тройке, оглядывает рыжую женщину рядом с ним и чувствует, как сердце останавливается и проваливается куда-то глубоко внутрь организма.
Чёрт возьми, да никакая маска не способна скрыть он неё его.
– Сколько надо выпить, чтобы начать галлюцинировать?... – она спешно отводит глаза, старается отвернуться от увиденного всем своим корпусом и довольно глупо упирается взглядом в барную стойку. Кто мог знать, что именно на этот праздник, именно в этот вечер, именно сейчас, в эту минуту, они могут оказаться в одном и том же месте. Оба. Какого черта он вообще ходит по праздникам, почему не один, почему он нормально выглядит, почему не стал затворником, отшельником, не спился и не сел в тюрьму за чье-нибудь убийство?
Лира одним движением и тремя глотками опустошает свой бокал и едва не разбивает его, слишком стремительно опуская на стойку.
– Сэр, будьте любезны ещё один коктейль! – она призывает бармена жестом и потом добавляет: - мне и моей подруге. Пожалуйста, скорее, – желание срочно что-то предпринять убивает все попытки здраво мыслить и вместе с ним желание оставаться трезвой по жизни. Она не вполне уверенна в том, что чувствует собственные конечности и адекватно ими распоряжается, как и не уверена сейчас ни в чем другом.
– Там за столиком слева сзади сидит он, пожалуйста, не поворачивайся туда и скажи что мне, чёрт возьми, делать, - скороговорка малоразличимых звуков, произносимых, естественно, хриплым шепотом, и убийственное отчаянье в голосе. Когда, как не сейчас, нужна оперативная помощь лучшей подруги..

+9

8

Джордж очень занят целый день.
Посетителей сегодня, как и ожидалось, предостаточно, ведь что может быть лучше для магазина розыгрышей, чем Хэллоуин? Ну, день дурака, разве что, но его не празднуют с таким размахом. Поэтому для владельца лавки находится тысяча и одно дело. Джордж приделывает руку скелету на входе, уже в который раз – посетители сегодня так и пышут дружелюбием, и каждый второй жаждет пожать костяную конечность. Джордж заново накладывает чары, позволяющие скелету этой самой конечностью размахивать. Джордж не впускает какого-то пьяного тролля, орущего, что пришёл поучаствовать в конкурсе костюмов: «Прости, приятель, в следующий раз не стоит настолько вживаться в образ. До встречи в будущем году!». Он отгоняет от нервно зыркающей в его сторону Сюзи, которой не повезло работать в праздник, парочку развязных псевдо-вампиров, явно вдохновлённых маггловскими образами этих существ. Джордж придумывает задания для «Сладости или гадости», тем, кто ещё не уехал в Хогвартс и тем, кто уже оттуда вернулся. Джордж раздаёт угощения с шуткой внутри.
Джордж не думает о терпеливо дожидающемся его в кабинете приглашении.
Конечно же, просто потому что ему совсем не до этого – слишком много дел. И вовсе не оттого, что изо всех сил старается не думать об этом. О нарисованном Джеке, с болезненно-знакомой усмешкой вопрошающем: «Шутка или угощение?». Вот только кто-то уже выбрал за него шутку. Несмешную, злую, вполне в духе праздника и его самого двадцатилетней давности.
День близится к завершению, на Косой переулок опускаются ранние осенние сумерки. Сюзи считает выручку, Джордж левитирует скелета внутрь магазина. Родители уводят детей по домам, а не обременённые подобным грузом взрослые разбредаются по заведениям иного толка. Вот и бедняжка Сюзи то и дело бросает нетерпеливые взгляды на часы. Джордж отпускает девушку и закрывает магазин сам. Он по-прежнему не торопится, но, в конце концов, приходит время подняться к себе.
Джек с невозмутимостью рисунка дожидается его на столе, рыжий, как и положено тыкве. Ухмыляющийся, как не должен ни один овощ и ни одно живое существо. Джордж раздражённо переворачивает приглашение, избавляясь от морока, только чтобы наткнуться на два имени, которые уже больше двадцати лет существуют порознь.
Конечно, обнаружив серую картонку рядом с кассой и ознакомившись с её содержанием, Уизли счёл это невесёлым розыгрышем. И, если бы потом не выяснилось, что Анжелина тоже получила приглашение на бал-маскарад в недавно открывшемся заведении с загадочным названием «Circumstance», Джордж бы никуда не пошёл. В этом он убеждает себя, перебирая вешалки в стенном шкафу. Не то чтобы там было из чего выбирать, но отчего-то он по-прежнему тянет время, будто давая себе время передумать и послать всё к боггартовой матери, хоть и прекрасно осознаёт, что не сделает этого.
Надевая простой серый костюм, Джордж думает, что зря всё-таки не поинтересовался у Анжелины её приглашением. Как выглядит, на сколько персон, не напоминает ли о чём-то или о ком-то… Замотался, времени последние недели две не было совершенно… Ну, а если не врать хотя бы самому себе – попросту побоялся недоумевающего обеспокоенного взгляда и подтверждения, что он наконец-то сошёл с ума. Надевая мантию – тоже серую, цвета мокрой брусчатки, чтобы уж полностью соответствовать требованию загадочных шутников – костерит себя трусом и выходит из дома.
Франкенштейн на входе выглядит столь реалистично, что Джордж одобрительно присвистывает. На замечание, что ему следовало бы заглянуть сегодня во «Вредилки» - приз за лучший костюм был бы обеспечен, «монстр» не реагирует, лишь протягивает руку и механическим голосом просит господина предъявить приглашение. Доставая карточку из внутреннего кармана мантии, Джордж намеренно глядит на витиеватые узоры на одной из букв, изо всех сил не цепляясь взглядом за вытесненное на серой бумаге второе имя. Проблем не возникает, вопросов, почему явился один, у Франкенштейна – подумать только! – нет. Надевая предложенную маску – серую, в тон костюму – Джордж проходит в зал и оглядывается по сторонам, оценивает строгость оформления, неожиданно очень приятную после родной пестроты «Вредилок». Высматривает Анжелину, с которой они договорились встретиться на месте. Её пока не видно, зато мужчина в сером и рыжеволосая женщина в красном у стойки бара явно выглядят знакомо. Приблизившись к Борджинам, чуть наклоняет голову в знак приветствия.
- Вечер добрый, - замечает чьё-то приглашение – другой цвет, естественно, никаких смеющихся рыжих тыкв. Хмурится, впрочем, под маской этого не видно.
Джордж не успевает ничего добавить: расторопный бармен выставляет на стойку бутылку Огденского для дорого гостя. Ну надо же, в этом приглашение не врёт. И впрямь бутылка для него… для них. Раздражённо отгоняя эту мысль, Джордж вопросительно смотрит на Боржина:
- Присоединишься?
Напиваться в одиночку он не собирается. По крайней мере, пока.

+9

9

Целый день Жозефину доставали какими-то сомнительными заданиями. Казалось, что в канун Хэллоуина все сошли с ума. Нет, женщина определенно не понимала этого праздника. Более того, чем больше нелепых артефактов приносили ей на экспертизу, тем сильнее она убеждалась, что отмечать такое способны только плебеи. Ну в самом деле! Артефакт-пугалка в виде медальона, который надо повесить на дерево перед окнами объекта запугиваний, чтобы ему все время мерещились жуткие морды заглядывающие в окна. Мелочь, конечно, но впечатлительного мага или ребенка довеет до истерики в два счета, особенно если  все это будет происходить ночью. Или взять перстень, откусывающий палец, если не назвать в течение десяти секунд слово-ключ. Вот кому это вообще в голову пришло? Зачем? Ладно бы день дураков, когда даже у умных интеллигентных людей крышу сносит и они устраивают розыгрыши, но Хэллоуин!
- А это еще что?! - возмущенно дернула острым носиком Жозефина, открывая коробку, принесенную с перстнем.
В ноздри отчетливо заползал аромат свернувшейся крови - не такой аппетитный, как у свежей, но весьма будоражащий. Де Грасс едва не облизнулась, но вовремя одумалась - еще чего не хватало, пускать слюни на несвежую кровь, натекшую неопрятными лужицами с десятка пальцев разной длины и степени ухоженности.
- Я спрашиваю, что это? - повторила свой вопрос артефактолог, переведя рассерженный взгляд на ассистента.
- Откушенные перстнем пальцы, - поставили ее в известность.
- И что я должна с ними делать по вашему? - холод, звучащий в голосе дампира мог бы заморозить даже огонь в очаге.
- Ну... э... определить кому какой принадлежит и раздать пострадавшим? - предположил ассистент и сдержанной в обычное время Жозефине страстно захотелось стукнуть его коробкой по темечку.
- Я похожа на колдомедика? - еще более ледяным тоном поинтересовалась блондинка.
- Нет... простите! - кажется до ассистента, наконец, дошло, что еще немного и артефактолог дойдет до той степени злости, что сама откусит что угодно, и дай боги, чтобы это был только палец. - Я сию секунду верну коробку и перстень с протоколом экспертизы последнему владельцу.
Проводив взглядом помощника, Фина склонилась над очередным артефактом. Не тут то было. Ассистент вернулся через пару минут и принес конверт, оставленный в банке на имя Жозефины де Грасс. Блондинка нехотя оторвалась от своего дела и вскрыла послание. На плотной серой бумаге было напечатано стандартное приглашение на бал-маскарад. Женщина хмыкнула. Праздник плебеев, видимо, затесался и в ряды аристократов. Иначе к чему приглашать ее. С нею даже разговаривать не каждый решается, не то что приглашать куда-то.

В назначенный час блондинка уже стояла перед входом в указанное на приглашении заведение и с сомнением рассматривала его, еще не решив для себя к какому разряду отнести это мероприятие. Охранник на входе воображение не поразил, разве что костюм Франкенштейна вызвал очередную порцию сомнений. Фина не любила нарочито реалистичные костюмы, ей всегда больше нравились изящные намеки на тот или иной образ и скрытые под полумасками лица. Впрочем, маску ей выдали едва проверив наличие приглашения и она идеально подошла к жемчужно серому платью в пол, которое по случаю надела де Грасс.
Ну что ж, раз уж она решила поучаствовать в этом мероприятии, то нужно следовать правилам. Женщина хмыкнула, невольно касаясь пальцами, затянутыми в тонкую перчатку, кулона-амфоры. Кулон прилагался к приглашению и неведомый пригласитель очень настаивал, чтобы дампир надела его на бал. Фина, разумеется, как артефактолог со стажем, проверила вещицу вдоль и поперек, но никакой магии не обнаружила, только приятный аромат, исходящий изнутри.
Миновав безэмоционального охранника, женщина оказалась в довольно большом помещении, украшенном, надо признать, не вычурно и со вкусом. Здесь было уже довольно многолюдно. Кто-то занял столики, кто-то остался у барной стойки, где расторопный бармен смешивал напитки. Фина задумалась. Она не часто ходила на мероприятия, где алкоголь заказывают у бармена, а не разносят официанты. Здесь бы в своей тарелке почувствовала себя Анжелика.
Вздохнув, Жозефина направилась вглубь помещения, рассматривая гостей и пытаясь определить с кем она знакома, а с кем нет. В общем-то узнать кого-то было сложно - близких друзей у Фины было мало, а малознакомые личности под масками становились сплошной серой безликой массой. Однако вскоре взгляд остановился на той, кого не узнать Жозефина не могла даже если бы ей выкололи глаза.
- Анжелика, - старшая де Грасс оказалась рядом с сестрой довольно быстро, однако ее походка ни на секунду не теряла женственности и величественности, которые вырабатывались веками. - Ты тоже здесь. Не просветишь меня об этом мероприятии? Я, признаться, не часто выхожу в свет на праздники такого... масштаба.
Она почти всегда называла сестер полными именами, подозревая, что это их основательно бесит, но не в силах справиться с собой. Впрочем, в отношениях с младшими она достигла некоторого компромисса, перестав их пилить за несоблюдение строгого этикета, что, надо отметить, было большим достижением. И, кажется, не только для сестер, но и для отца, вынужденного за каждым семейным ужином слушать их препирательства и нудные лекции Фины о правилах хорошего тона.

+7

10

«…с благодарностью за неоценимую помощь, мистер Райт». Беатрикс еще раз пробежалась взглядом по приглашению. Она прекрасно помнила каждого своего клиента. И ее мысли перемещаются примерно на полгода назад, когда и состоялось их знакомство.
То был самый обычный, самый спокойный, душный вечер и Беа уже собиралась уходить домой, как в кабинет постучался секретарь и объявил о приходе двух клиентов. Совсем ничем не примечательные на первый взгляд, кажется, американцы. Судя по акценту. Один, тот что постарше представился Микаэлем Струве, а тот что помладше – мистером Райтом.
Господа изъявили желание выкупить старый и уже давно не приносящий никакого дохода бар «Поганая метла». Эйвери была весьма довольна сделкой, ведь на это заведение никаких других покупателей уже давно не было. Всех отталкивал потрепанный вид здание, хотя и цена была ниже рыночной. Наверное, никто просто не хотела возиться с ремонтом и реконструкцией, кои стоили бы дороже самого бара.
Вели они себя как типичные покупатели: много расспрашивали, интересовались состоянием помещения, как давно проводились ремонтные работы, просили порекомендовать ремонтников и строителей. В целом, все как обычно.
А теперь, за неделю до дня икс, Беа приходит приглашение. Она с интересом рассматривала карточку и представляла, во что новые хозяева смогли превратить старый и бар. Они сменили название на более привлекательное. Да и балы-маскарады всегда вызывали у Беки неподдельный восторг.
Наконец тот день настал. Эйвери, как всегда верна себе в выборе сногсшибательных и запоминающихся нарядов, облачается в черное струящееся дорогим шелком откровенное платье: вырез спереди, оголенная спина и разрез, оголяющий ее стройную ногу до бедра. Черный прекрасно подчеркнул ее грациозный стан.
Девушку так же порадовало, что на празднике будет Лира. А значит не обязательно вести неинтересные беседы с неинтересными людьми ради приличия. От этого вечера ей хотелось прежде всего яркости и полного погружения в атмосферу веселья и беззаботности. Хотя бы сегодня, хотя бы на несколько часов. От заката до рассвета.
Эйвери прибыла на место, видимо, одной из последних, поскольку людей было уже очень много. Взяв маску, под цвет своего платья от весьма реалистично одетого охранника-Франкенштейна, девушка направилась внутрь. Идея с пьесой ей пришлась очень по душе и она была уже в предвкушении.
А пока, надо было найти среди всей этой толпы хоть одно знакомое лицо. Желательно, Лиры. Взяв себе коктейль, Беа пробиралась вглубь толпы, ближе к бару и девочкам. По дороге, отсалютовав бокалом Борджинам.
Добравшись до бара, Эйвери присела рядом с Лирой и Пенни, сразу заметив обескураженный взгляд и отчаянные речи подруги, которая, видимо, решила утопить все это разом в алкоголе. Что на нее было совсем уж не похоже.
- Что с тобой такое? – Беа смотрит на Нотт с долей обеспокоенности: Ты сама не своя.
Наверное, веселье все же начнется чуть пораньше.

+9

11

За несколько дней до мероприятия

- Добро пожаловать в «Anba Tantasyon», мистер Аддерли, - темнокожая женщина в провокационно-ярком наряде улыбается первому посетителю и приглашает его в массажную комнату. Мужчина некоторое время мнется у стойки, но все же следует за роскошной красавицей и проходит под приглашающе распахнутую занавеску, скрывающую вход в другие помещения салона. Его глаза не сразу привыкают к мягкому освещению, темному убранству массажной комнаты и ароматам, наполняющим просторное помещение. Таша ведет с посетителем непринужденную беседу, прежде чем начинать процедуры, но это спокойствие дается ей с большим трудом. Можно сказать, наперед, что мистер Аддерли уйдет чрезвычайно довольным с ворохом визиток необычного салона в правом кармане своего пиджака, но сейчас все существо нун сейчас буквально рвется в хунфор*, расположенный уровнем ниже, где ее работодатель, бокор из сновидений и бывший любовник заканчивает свой ритуал. Ей легко представить эту картину перед глазами…
Мужчина в белоснежных широких брюках спокойно поднимается с колен (на ткани остаются мятые складки и едва заметные следы пыли) и медленно оглаживает ладонью голову гигантского питона-альбиноса, покоящегося на его плечах и руках. Его сильное натренированное тело блестит от пота, влажные пряди волос прилипли ко лбу, но на лице бокора читается явное довольство.
- Спасибо, Асита, - губы невесомо касаются треугольной головы рептилии после чего взгляд Даррелла устремляется к центру гигантского рисунка веве*, изображенного им самим на полу просторной комнаты с небольшими окнами под самым потолком. Духи ясно ответили на его вопрос и теперь остается понять, как применить полученный ответ. С момента своего переезда в Англию Тейт не часто обращался к лоа с вопросами, оставляя для религиозных практик и общения с духами рода время своих поездок в Бразилию, но эта, казалось бы, совсем не примечательная ситуация оказалась куда интереснее, чем могло показаться первоначально. Оставалось только ждать, когда на сцене появятся все участники действа, и, если верить приглашению, оставшемуся лежать на его столе в рабочем кабинете, это произойдет сегодня в двадцать два часа в баре «Сircumstance», в котором состоится бал-маскарад и презентация пьесы «Дикая охота». Вот только устроители мероприятия его пригласили раньше на целых два часа - весьма избирательный подход, особенно если учесть, что таких приглашенных двое.
Все началось в тот день, когда Даррелл лично принимал посетителей в приемной салона, предоставив Таше возможность провести свой законный выходной в городе (я вернусь утром, лек!), а не в стенах ставшего родным домом заведения. Эта странная парочка зацепила взгляд, едва переступив порог «Anba Tantasyon», но почему именно бокор понял далеко не сразу. Не каждый день встречаешь среди клиентов не-людей, но повидавший много за свою тридцати трех летнюю жизнь маг, которого не испугала явная некротическая энергетика, исходящая от одного из пришедших, не подал виду в тот день, отвечая на расспросы клиентов, которые очень живо интересовались влиянием ароматов на людей и не совсем. Желание клиентов и личность второго пришедшего позволили сложить в голове не хитрые «два плюс два», которые оказались равны выгодному, необычному, но крайне любопытному с точки зрения практики заказу. Составить несколько ароматических композиций для мероприятия, которое должно состояться через две недели в баре, открывшемся после реконструкции, дело не самое сложное, в особенности для практиков, подобных господину Нтандха Тейту. Но соглашаясь на интересный во всех отношениях заказ, мужчину не покидало явное чувство, что одним изготовлением композиций дело не закончится, что подтверждал черный квадрат дорогой плотной бумаги с рифленым тиснением, пропитанный приятным ненавязчивым ароматом. Бразилец и не думал отказываться от визита хотя бы потому, что Уилфред получил аналогичное приглашение на восемь часов вечера. Лаконичный текст на черной бумаге, такой же, как и в приглашении Тейта, содержал благодарность за оказанную неоценимую услугу и сообщал, что организаторы ожидают мистера Соло в двадцать ноль ноль, к ужину (за счет заведения разумеется). Костюм остается на усмотрение гостя, но с учетом того, что последующее мероприятие бал-маскарад, а значит простой классической тройкой не обойтись.
Уже позже, лежа в развороченной после приятного времяпровождения постели и обнимая устроившегося на его плече любовника, мужчина вновь вернулся мыслями к необычному мероприятию.
- Я пообщался с духами на тему грядущего бала-маскарада, - пальцы мужчины медленно-медленно, едва касаясь тонкой кожи, провели от основания шеи вниз, отчего задремавший было Соло проснулся, завозился и что-то недовольно пробурчал, - лоа говорят о грядущей смерти. Что ты думаешь на этот счет?
Их подозрения в чем-то были сходными, Соло уже знал об убийстве, которое должно состояться на балу, потому решение немного подготовиться к предстоящему выходу в свет оказалось вполне резонным. Из всего многообразия костюмов, они решили остановиться на широких и удобных балахонах призраков, которые позволили бы не только остаться не узнанными, но и прихватить с собой пару-тройку необходимых магических вещиц. На всякий случай.

31 октября, вечер

Даррелл упаковал все необходимое для маскарада в небольшую стильную сумку, надел заранее подобранный элегантный и не стесняющий движений костюм темно-синего цвета, на который можно было надеть «призрачный» балахон так, чтобы это было удобно. Внешний вид дополнили черный узкий галстук тон в тон к рубашке и пара классических туфель. Втянув носом воздух и убедившись, что созданная им буквально за три часа композиция не перебивает аромат туалетной воды, мужчина придирчиво осматривает себя в зеркале. Удовлетворившись увиденным, Тейт берет сумку и направляется в «Сircumstance».
Привратник в реалистичном костюме Франкенштейна, встретивший его на входе, направляет бокора в зал, где за одним из столиков уже устроился некромант.
- Добрый вечер, мистер Соло, - бокор улыбнулся так, что большинство маггловских голливудских актеров просто умерли бы от собственной несостоятельности, - как ваше настроение этим вечером? Очень приятно видеть вас здесь.
Разговор прервал подошедший к ним официант, принесший комплимент от организаторов в виде бутылки вина. Эта короткая пауза позволила Тейту осмотреться и положительно отметить лаконичный и стильный дизайн помещения, на который организаторы явно не поскупились. Три гармонично сочетающихся контрастных цвета, использованных в оформлении бара создавали нужную атмосферу, но не отвлекали на себя внимание. Когда мужчина уловил в воздухе знакомые ноты изготовленного им самим аромата, стало понятно, что к действу все подготовлено, им остается только насладиться ужином, надеть свои костюмы и ожидать прихода гостей.


Хунфор - помещение для совершения ритуалов вуду
Веве - ритуальная диаграмма, которая выводится пеплом или мукой, служит для приглашения лоа

+8

12

– Мм, – достаточно неопределённо и туманно отзывается он, давая Фионе шанс самой придумать то объяснение, которое ей больше понравится, и продолжая наблюдать за прибывающими гостями в однообразной гамме всё тех же трёх строгих оттенков. Оттягивая ответ, он делает глоток из высокого бокала и внимательно прислушивается к ощущениям, перекатывая на языке терпкий вкус явно недешёвого алкоголя с едва уловимым запахом трав и фруктового сока, после чего со вздохом заключает: – Ты права. Сомневаюсь, что кому бы то ни было стоит начинать с подобных напитков, если он хочет сохранить свои мысли ясными, – и, отодвинув аперитив в сторону, добавляет то, чего от него ждут: – Не был готов делить тебя с кем-то ещё, ведь сегодняшний вечер – наш семейный выход. Улыбка, смахивающая на гримасу зубной боли, не слишком заметна на лице в полумраке перестроенного под проведение маскарада бара, но вполне угадывается в голосе, ничем не напоминающем собеседнице о событиях, произошедших в их доме месяц назад. Эта причина универсальна – и правдива ровно в той степени, чтобы ею очень легко было отгородиться почти от любых расспросов, к тому же это первый с сентябрьского ужина раз, когда он может возвратить ей долг в виде пристального любопытства к тому, с кем она проводит время. Взяв из рук сестры письмо, он, уже прекрасно осознавая, что в помещении, изолированном от солнечного света, это глупая затея, всё равно изучает его с дотошностью разбирающегося в головоломках человека и болезненным упорством того, кто потерял брата.
– Была одна вещь, которая напомнила мне кое о чём, – Борджин пробегается по бумаге цвета вина – или крови – пальцами, но причудливые узоры под подушечками слагаются лишь в безобидную информацию о грядущем представлении. – Но возможно, конечно, что мне просто померещилось. Это, разумеется, неправда – он бы не добился успеха в Лютном переулке и в торговле артефактами, если бы шарахался от каждой тени и призрака прошлого, – но он не видит резона чем-либо тревожить Фиону на основании подозрений и зрительных галлюцинаций. Кажется удивительным, что из них двоих именно она значительно быстрее и охотнее отпустила их утрату, тогда как его расследование длится уже целых семнадцать лет, но он привык считать, что желание отыскать тех, кто убил Ансельма, перешло к нему вместе с лавкой. Впрочем, ключей к загадкам сейчас явно не ожидается: неяркое и не греющее солнце уже давно село, скрывшись в низких облаках, а в остальном полученное ею послание отличается от его собственного разве что бордовой окраской. Тем не менее, Борджин не согласен расстаться с единственной зацепкой за последнее десятилетие, а потому, извинившись и пообещав вернуть его позднее, убирает её пропуск на вечеринку к своему, лежащему во внутреннем кармане. Присутствие Джорджа, как раз успевшего присоединиться к ним минутой ранее, как нельзя кстати, если не собираешься обсуждать свои  фамильные дрязги, пока вокруг снуют с подносами официанты и мелькают актёры, уже переодетые к пьесе. Он улыбается приятелю: – Да, но пока чуть-чуть. Расскажешь, что надо сделать, чтоб тебя так радушно встречали? – и, потянувшись левее за стаканами, выставленными для Уизли вслед за бутылкой виски, и ножом для воска, в нескольких ярдах от них за той же стойкой видит Лиру.
Борджин разворачивается к бармену, обслуживающему уже не их, не спеша соскребает с пробки опечатывающий её ломкий сургуч и так же неторопливо наполняет два стакана тёмным и ароматным напитком – от самого Огдена, если верить этикетке. Фионе не предлагает – сестра не была склонна к патриотизму при выборе спиртного, к тому же выглядит нелогичным пить виски выдержкой лет в двенадцать после того как наотрез отказалась от коктейля, бывшего, на его вкус, менее крепким. Закончив разливать, он салютует Джорджу, стоя по-прежнему вполоборота к нему, и отпивает, чувствуя, как настоящий жидкий, с горчинкой, огонь за доли секунды обволакивает всю гортань, просачиваясь в пустой желудок. – Впечатляет, – одобряет он, опуская стакан. – А теперь извините, я вас ненадолго оставлю. По-моему, я только что видел одного из моих старых партнёров, – он ещё раз улыбается обоим и отходит, кивнув по дороге направляющейся к бару Беатрикс Эйвери.

Это не «похоже» на бегство. Это оно и есть.

Отредактировано Berthold R. Borgin (2018-06-25 21:33:27)

+6

13

Платье:

http://s9.uploads.ru/t/Sf9aL.jpg

- То есть как это ты со мной не пойдешь?
Хэллоуин – мистический праздник не только для магловской Британии, но и для магического его населения. Люди украшают свои дома, готовят детские костюмы, а самые веселы, конечно, наряжаются сами. Везде весят тыквы и кое-где омелы, где влюбленные, вереща от радости, милуются друг с другом. Никки еще со школы нравился этот праздник, и она пыталась вырезать для себя саму искусную и ужасную, в хорошем смысле, тыкву. Этот праздник обещает быть особенным, ведь ей приходит приглашение в новый бар - «Сircumstance». Раньше он назывался «Поганой метлой» и там довольно часто случались драки, о которых приходилось делать небольшие очерки для газеты. В праздник она тоже пойдет туда, как на работу, для того, чтобы написать об атмосфере и торжестве, приглашенных магах и магичках, сделать привлекательных очерк, потому что заведение после реставрации стало куда лучше прежнего.
А сейчас Никандра вспоминает разговор, состоявшийся с Кайсоном буквально вчера вечером. Вообще, ей нравилась его работа. Когда они вместе что-то расследуют, узнают, играют в детективов…точнее играет только Хилтон, потому что Стоун выполняет свою работу. Вот и сейчас парень будто оправдывается, что на праздник будет работать в школе, то ли для патруля, то ли там действительно есть что расследовать, но разве он расскажет? Конечно, нет. «Для прессы всегда все совершенно секретно и без комментариев!» - она почти обиделась на него, до момента примирительного поцелуя в нос. Конечно, не хотелось идти одной на праздник, но все-таки хорошего пути она ему пожелала. И если бы был выбор идти без аврора на праздник или остаться дома с ведром фисташкового мороженого, то она бы точно без Кая никуда не пошла, но работа была работой.
Зная о строгом дресс-коде, девушка все-таки предпочитает красное, даже несмотря на то, что в этот цвет будут облачены жертвы. Она станет чьей-то жертвой, а все присутствующие будут ее. Принимая из рук Франкенштейна красную маску, она его благодарит:
- Спасибо, отличный костюм! – один взгляд в зеркало, чтобы поправить маску на глазах, и она буквально вплывает в зал. В руке она сжимает небольшой черный клатч, но спасибо магии, там хранится много нужного и не очень, чисто дамская сумка со всеми вытекающими. Столы разбиты гостями по несколько человек, но хотелось бы какого-то уединения, чтобы написать несколько строк об первоначальном впечатлении. Выбор падает на барную стойку, и, хотя там уже есть несколько призраков и шумная компания магов, блондинка садиться чуть в сторону от них и ждет бармена, чтобы тот принял заказ.
Из ее сумки-клатча вылетает нескончаемое перо и блокнот, предметы переглядываются, будто здороваясь с друг другом, а затем спокойненько опускаются теплое дерево стойки.
- Ладно, приступим. – она еще раз осмотрела зал, и перешла к на диктовке своих впечатлений. – Этому месту сулит отличное будущее, без пьяных драк и разборок, и судя по приглашенным, то это место будет доступно для среднего и обеспеченного класса, хотя сегодня представлена разная публика, и приглашена ваша покорная слуга, но без кавалера. Отличное решение с цветовой гаммой: серое, черное и красное. – Никки подумала писать ли свою ассоциацию с романом Стендаля «Красное и Черное», но решив, что это будет мало кому интересно продолжила:
- Гости так выгодно мешаются с актерским составом, что трудно предположить кто есть, кто, а также на всех гостях имеются маски под цвет их одеяний. Я сегодня в красном, так что буду рада услышать от кого-то комплимент «Девушка в красном, как вы прекрасны!». – она кривится, будто попалась гнилая черешня, - Убери последнее предложение… Я сегодня в красном, и я буду держать путь жертвы. Охотники - в черном, наблюдатели - в сером. Внесите в начало, после первого предложения: На входе меня приветствовал очень реалистичный костюм Франкенштейна. – наконец-то подле нее оказывается бармен и она делает заказ, просто указывая на коктейль у одного из призраков. Тем временем, перо и блокнот начинают кружить рядом с ней и немного по залу, будто дети играют в салочки. Она разворачивается к ним, после того, как уходит бармен и ощущает запах свежескошенной травы, что отбрасывает ее в далекое детство, где можно было гулять в саду без обуви, затем запах сменяется на дурманящий цвет розы, а Никандра не любит ни цветок, ни запах. – Вернитесь! – говорит она, понимая, что почему-то ее раздражение растет, а голова гудит. Блондинка не замечает того момента, когда рядом с ней оказывается ее коктейль и она делает спасительных глоток напитка с трубочки. «Сейчас Никки выпьет и ей станет лучше!» - но дурманящий запах никуда не уходит, и она морщится. – Далее: Так же в заведении имеется интересный, нет, специфичный, нет… нестандартный и малоприятный запах. Возможно, что кто-то из гостей решил закурить? – она покрутилась в разные стороны, пытаясь отыскать курильщика, но никого не обнаружив, Хилтон убрала одну из ладоней за шею, массируя оную. – Тревожно, вот, что я сейчас чувствую, а… - она поворачивается вправо и обнаруживает, что две гости ругаются между собой, потому что одна из них пролила на серое шелковое платье безумно липкий напиток. «Можно подумать трагедия! Купишь новое!» - закатила глаза Никки Хит, но тут же подумала:
«А что, если они подойдут ближе и обольют меня?» - необоснованный, высосанный из пальца страх, и блондинка в красном разворачивается, чтобы сделать еще глоток своего напитка. Тем временем неразлучные канцелярские предметы журналистки летают над барной стойкой и перо, будто обезумевший рисует на пустых страницах блокнота чернилами, которые тут же исчезают. – Прекратите!«Кай, ну, почему ты меня оставил с этими вот…двумя, а вдруг с тобой что-то случится? В Хогвартсе вечно что-то случается.» - страх усиливается и она продолжает отмечать, что вспышки гнева происходят рандомно по всему заведению. – Пишите: Беру свои слова назад, драки тут точно будут. Пожелание к хозяину заведения, поставьте бассейн с грязью, дайте подраться этим обезумившим женщинам, а зрителям получить удовольствие. Зачеркни это!

+3

14

Это начинается с того, что ему становится душно. Йохан ещё не понимает, что же именно, но сидя в углу, откуда получает отличный обзор на всех, сам оставаясь в стороне от основного плавно протекающего действа, он неожиданно понимает, что ему действительно жарко. Ну надо же - дома в тёплой "пижаме" и шерстяных носках не было, а сейчас он оттягивает ворот рубашки, попутно разминая шею, и продолжая глядеть на остальных посетителей заведения в этот вечер. Когда начнётся игра? Глупый голем, он не понимает, что игра уже началась. Амфора, источающая тонкий аромат степи, совсем близко от него, руку неосторожно протяни - и можно задеть, опрокинув. Он до сих пор даже не замечал этого, а теперь вдруг обернулся несколько резко, когда запах стал заполнять ноздри и перестал быть приятным. Можно было встать и пересесть туда, где обдуваемость повыше, однако почему-то при самой мысли об этом становится неуютно и почти...страшно? Страх - давно забытая Корхоненом эмоция, но сейчас резко оживают, казалось бы, загнанные в самые дальние уголки памяти, жуткие воспоминания о тёмной комнате, в которой отец запирал его за шалости, зная о боязни сына темноты и замкнутых пространств. Нет-нет, было бы глупым считать, что Ганс боится своего отца - наоборот, он любит и почитает его, но тогда он в первые разы кричал и плакал, пока не понял, что за панику время действия наказания только увеличивается. Он научился держать себя в руках, вроде бы, переборол страх, за что сердечно благодарен отцу - но что же тогда происходит прямо сейчас? Дыхание спирает, и Йоханнес подзывает официанта, беря с подноса первое же, что попадет под руку, и выпивает, не глядя. Но лучше не становится - совсем наоборот. Неприятный туман, полный алых всплохов, заполняет голову буквально через пару минут. Йохан вдыхает дым, и начинает уже бояться того, что само его тело вдруг становится свинцовым, будто бы чем-то чужеродным, неужели он сам превратился в голема?.. Пытаясь найти опору в этом море смятения и почти ужаса, почти перестав ясно видеть что-либо, он хватается за посох, и крепко сжимает его. На какую-то долю мгновения молодого человека будто бы отпускает, и в глазах проясняется - но затем стыдливо уступающий страх сменяет злоба. Сильная и неожиданная настолько, что ощущается, как удар под дых, и Йохан от неожиданности делает ещё глубокий вдох, и внезапно для самого себя резко встаёт с места, чуть не опрокидывая стул. Ему тяжело, тело ещё словно свинцовое или из плохо просушенной глины, но злость и ощущение собственного абсолютного несчастья придают ему сил. Ганс натыкается взглядом на чьи-то рыжие, как у него, волосы, но сначала не узнаёт этого человека - а потом его будто бы обжигает узнаванием. Этот человек, кхм, женщина - Фиона Сэлвин, напарница Бертольда Борджина. Это их заведение конкурирует с его собственным, ведь они тоже торгуют темными артефактами, но на их стороне - слава, скрепленная годами, а ещё дурацкая простота, эти глупые люди не понимают, что смерть и тьма не должны находиться в неотесанных предметах быта или будто бы первобытных орудиях первого человека, они...они должны быть искусством. И это он, Йоханнес Корхонен, владеет им, как никто другой! Так почему же, почему?.. Он даже не видит, как и куда идёт, просто лицо Фионы начинает вдруг медленно приближаться. Всё остальное обведено и лукаво прикрыто всё тем же туманом. Амфора уже далеко, но лёгкие Ганса пропитаны её смогом до самых краёв. Он чувствует, что запах сменился, теперь это розы, но не отдаёт себе отчёт в этом. Из тумана выплывают неожиданно проносящиеся мимо перо и лист пергамента, а в следующую секунду Ганс толкает какую-то юную светловолосую особу, вроде бы, их хозяйку, и сухо шепчет ей слова извинения, при этом на какое-то мгновение обращая на неё свой взор. Черты девушки мгновенно разъедаются, исчезают в памяти, а сам Йохан не знает, что смотрел на неё взглядом свежего мертвеца, вызывая почему-то эти ассоциации. Он продолжает идти, и не знает, длится это долю мгновения, или зал действительно стал бесконечно длинным, а его поход - бесконечно долог. Но в итоге он всё же доходит до Фионы. И, даже не здороваясь с нею, не реагируя на вопросительный взгляд, наставляет на неё посох, почти касаясь кончиком её горла. Слишком стремительно, как бывалый воин, чтобы можно было предугадать движение. Его тело снова начинает слушаться, но сознание, и в обычном состоянии несколько заторможенное, сейчас и вовсе перестаёт отвечать на попытки достучаться до самого себя. Ганс открывает рот, а мысленно кричит от ужаса, потому что перестаёт понимать, что происходит, боясь теперь самого себя.
- Это ты! Это ты во всём виновата! Ты и твой брат! Если бы не вы со своими...дебильными...плебейскими игрушками, которые только дурак назовёт настоящими артефактами, я бы смог осесть здесь... Я был бы счастлив... Это всё вы! - Из его рта льётся чистая ненависть, ею же горят глаза, но где-то внутри горит маленькая искра чистого разума, из-за которой Йохан не понимает, что несёт. Но он не может остановить это. Силой, чудовищными усилиями заставляет себя повернуть голову - и замечает не так далеко от себя Алиру Нотт. О, с ней они знакомы ещё теснее, и при взгляде на неё его наполняет ещё и болью. Алира - сестра Остина, с ними вместе они являются членами Альянса, этой секты, которую он ненавидит всей душой, потому что он надеялся прийти к ним за помощью, чтобы поднять положение своей семьи в обществе, а там участвуют только... - ...чванливые, опьяненные собственной иллюзорной властью ублюдки. - Он не понимает, что заканчивает фразу уже вслух. Только, продолжая держать на Фиону наставленным посох, как пистолет или нож, целящийся прямо ей в горло, слишком тесно, чтобы можно было хотя бы попытаться уклониться, свободной рукой делает стремительное движение, выхватывая из-за пояса кинжал, доселе совсем неприметный - орудие самозащиты, прихваченное им из странных побуждений в последний момент перед выходом из дома. Если в любой момент можешь погибнуть, не хочется делать это без боя. Спутницу Алиры Нотт Йоханнес замечает за мгновение до того, как бросает кинжал. Даже не целясь, но метнув его так, что тот оскаленным лезвием впивается в поверхность стола в миллиметре от руки одной из девушек. Но ему плевать, абсолютно плевать, Корхонен сейчас слишком далек от того, чтобы горевать по поводу своей неидеальной меткости. Ему кажется, он слышит далекий голос отца, приказывающий идти в кладовку, и ненавидит его в этот момент всем своим големским сердцем, но ненависть изливает не на нём, а на Фионе, к которой снова оборачивается, медленно и жутко.
- Как же я ненавижу тебя...и вас всех. - Успеет ли та увидеть свет в конце туннеля, пробежит ли у неё вся жизнь перед глазами, что вообще случается перед смертью? Фиона, к счастью, к его величайшему сожалению, ничего не узнает, не сейчас, потому что за мгновение до того, как Йохан завершит мысленно плести заклинание, которое, несомненно, отправит женщину на тот свет, если не устроит настоящую катастрофу, что-то извне вдруг отвлекает его, и Ганс далеко не сразу успевает понять, что именно. Или кто?

[sign]
The aftergloom in full bloom
Slow and relentless, we're after you
Hold on to the pain
Of love taken from you –
A plague.
[/sign]

Отредактировано Johannes Korhonen (2018-07-12 17:53:46)

+5

15

– У тебя что, новый лифчик?
Мерлин, позволь каждому человеку найти такого друга!
— Мисс Нотт, и Вы в очередной раз побеждаете в игре «Угадай, какой на Пенни бюстгальтер»! — Деррик надевает на Лиру воображаемую медальку, — В том красном очень некстати лопнула косточка. Но этот тоже клёвый, он мне уже нравится. Да ты сама глянь, — Персефона оттягивает вырез на платье, демонстрируя обновку лучшей подруге, — Только вот о том, сколько он стоил, я говорить не хочу. Это личное, — Пенни картинно вздыхает и принимается дегустировать свой приветственный аперитив.
К великому удивлению Деррик Лира действительно оказалась настроена жаднически уничтожить свой коктейль, не поделившись с ближним своим, — Знаешь, когда твоя выпивка доставалась мне, ты мне нравилась больше, — блондинка глядит на то, как Нотт поглощает обещанный Пенни напиток и недовольно хватается за свой стакан с идиотским кусочком тыквы, нацепленным в качестве украшения, — В итоге тебе будет плохо, а мне недостаточно весело. Все в проигрыше, мать твою! — Персефона обиженно пускает пузырики на дне бокала.
К сожалению, люди несовершенны. За исключением Пенни, конечно же. Спустя пару глотков хэллоуинского пойла Деррик решает отпустить Лире все её прегрешения и сосредоточиться на более важных вопросах, — Так вот, детка, в этом магазине много интересных вещей. Когда ты морально созреешь для нового этапа своей жизни, мы что-нибудь тебе прикупим, мне там дали скидку, — Персефона заговорщически подмигивает проходящему мимо официанту.
Тем временем, Лира, кажется, в полной мере осознаёт свою вину и решает угостить Пенни выпивкой, — А вот это мне нравится гораздо больше, — но тут это субтильное слизеринское тельце принимается что-то таинственно шептать, и что-то подсказывает, что дело тут не в привлекательности и легкодоступности проходящего молодого официанта, — Что, прости? — Но Пенни украдкой оборачивается и видит то, что видит, — Чёрт побери, твой педофил тоже здесь! — Искренне желая, чтобы их пара осталась незамеченной, Деррик случайно (!) сшибает с барной стойки салфетницу, — Мерлин, простите меня! Так, спокойствие, спокойствие и только спокойствие. Мы занимаем выжидательную позицию и мило щебечем. Только не гляди на него этим своим взглядом! — воспитательную беседу прерывает появление ещё одной гостьи, — О, привет, Беа.
Мало того, что всё происходящее напоминало откровенный сюрреализм: пьющая Лира, разгуливающий на свободе педофил, люди в странных костюмах…так ещё здесь начало вонять! Подозрительно оглядев окружающих, Пенни постаралась вычислить потенциального преступника, который мог бы испортить воздух. Наиболее вероятным нарушителем общественного порядка отчего-то показалась Фиона. Нет, ну всё логично. Обеспеченная взрослая женщина, на неё никто и не подумает, наверное, она считает, что всё себе может позволить. Стоит такая красивая в красном платье, а вот взяла и напукала у всех под носом. Деррик осуждающе покачала головой и вернулась к переживаниям младшей подруги.
Да, блин, сколько уже можно ныть! — Они всегда обсуждали исключительно проблемы Лиры, которые в основном состояли из каких-то надуманных причин, согласно которым они с её престарелым суженым не могут быть в месте. Все эти несколько месяцев Пенни слушала, раскрыв рот и выражая максимальное сочувствие. Но, реально, сколько можно? Почему-то именно посреди этой хэллоуинской вечеринки Пенни набрала в грудь побольше праздничного воздуха, чтобы высказать этой малолетней выскочке, что все проблемы бы запросто решились, если бы…
Блядь! — в каком-то долбанном дюйме от руки Деррик в столешницу впился кинжал. Она резко одёргивает руку и оборачивается в ту сторону, откуда летел нож, — Это ни черта не смешно, больной ублюдок! — Персефона на автомате тянется ко своей крохотной бисерной сумочке, намереваясь достать палочку, но только, кажется, стандартный возглас: «Протего», это не совсем то, что нужно в подобной ситуации…

+6

16

Осознание, что Фиону тоже стоило пригласить составить компанию в распитии огденского, приходит запоздало. И хотя Джордж ни секунды не сомневается, что Селвин бы отказалась от такого не по-дамски крепкого напитка, подобное игнорирование может показаться грубостью. Что ж, очередное подтверждение, что Уизли ни драккла не смыслит во всех этих социальных расшаркиваниях. Анджелина бы наверняка за подобное уже прожгла в нём дыру своим убийственный взглядом, но её по-прежнему не видать в стремительно наполняющемся людьми зале.
- Виски был обещан в приглашении, - пожимает плечами Джордж, наблюдая за уверенными манипуляциями Борджина с бутылкой, - Но, судя по всему, такая щедрость распространяется далеко не на всех. Дуракам везёт, не иначе, - хмыкает мужчина, беря в руки предложенный стакан – мимоходом отмечая, что сестре Бертольд тоже не предложил, – и задумчиво разглядывает плещущийся в нём золотистый напиток. Виски явно хорош, Огден, ежели он настоящий, драконьего дерьма не предложит, но Уизли всё же не торопится пить.
Что, интересно, предполагали загадочные авторы приглашения? Что он радостно упьётся приветственной бутылкой в одну глотку так, что двоиться станет не просто в глазах, а в и без того не слишком здравомыслящей голове? И в самом деле примерещится тот, чьё имя выгравировано на приглашении рядом с его собственным? Ох, что за бред, Джордж Уизли и теории заговора, так и впрямь параноиком заделаться недолго.
Он всё же делает глоток, правда, только вслед за выразившим одобрение напитку Борджином. Виски и впрямь хорош, однако отделаться от смутного нехорошего предчувствия не помогает. Джордж злится на самого себя и на лезущие в голову мысли. Какие ещё предчувствия, что он нервничает, как безмозглая домохозяйка, наслушавшаяся бреда на волшебном радио, и вглядывается в каждый тёмный уголок, пытаясь разглядеть там не иначе как привидение. Но единственные призраки в этом зале – костюмированная парочка за стойкой поодаль от них, да те, что рвутся на свободу прочь из его головы. Так пора бы уже утихомирить их и начать наслаждаться вечером. Приятная компания, новая обстановка и свежие впечатления, говорят, оказывают благотворное влияние.
Борджин, правда, как раз в этот момент приносит извинения и удаляется, якобы, поприветствовать знакомого. Джордж провожает его удивлённым взглядом, но тут же переключает всё внимание на Фиону, заводя лёгкий ни к чему не обязывающий разговор. Расспрашивает её о последнем путешествии, интересуется Японией, мимоходом любопытствует, не попалось ли ей там чего-нибудь, что могло бы быть полезно ему…
А вокруг тем временем начинает происходить… что-то, причём вряд ли включённое в программу сегодняшнего вечера. Уизли обрывает себя на полуслове, услышав, как две миловидные волшебницы буквально через пару стульев от них, совершенно не стесняясь окружающих, начинают на повышенных тонах выяснять отношения. Доносятся возгласы о коктейле, пролитом на новое платье, стоившее целую кучу галеонов – можно подумать, все вокруг только и мечтали узнать эту жизненно важную информацию.
- Как ты смотришь на то, чтобы поискать место поспокойнее? – интересуется Уизли у своей собеседницы, - Кажется, здешние бармены всё же чересчур щедры на приветственную выпивку, - добавляет, бросив взгляд на собственную бутылку, по-прежнему едва початую. Посмотрев же по сторонам, мужчина понимает, что о правилах приличия позабыли не только их соседки. То тут, то там лица корчатся в гримасе злости, голоса срываются на крик, раздаются крепкие ругательства и затеваются ссоры. Джордж чувствует, что и сам начинает раздражаться. Да что творится-то, в самом деле, бардак такой, будто его в самую убогую забегаловку Лютного занесло, а не в претенциозное новое заведение. И почему так бессовестно затягивают с обещанной пьесой? Народ с ума сойдёт ещё до начала, никакого дополнительного шоу не понадобится.
Джордж кидает нетерпеливый вопросительный взгляд на Фиону – чего она молчит-то, сомневается что ли? И почему он вообще должен беспокоиться, он ей не брат, не муж, и не нянька, оставит вот сейчас её высокомерное величество восседать за стойкой, а сам найдёт себе место потише и будет, как кто-то запланировал, тихонько надираться где-нибудь в уголке, глазея по сторонам. Зря ему, что ли, роль наблюдателя досталась. А с Селвин и без него ничего не случится, не маленькая, чай, и не беспомощная…
Словно в ответ на беспорядочные и какие-то будто бы чужие мысли, рядом возникает фигура в жертвенно-красном с копной рыжих волос – достойное пополнение их компании, если бы только парень не начал ни с того ни с сего выкрикивать оскорбления. И тыкать в Фиону палкой, подозрительно напоминающей посох выпускников Дурмстранга, а в окружающих метать ножички. Что ещё за балаган?
- Это что, шутка какая-то? – бросает Джордж раздражённо, пытаясь при этом всё-таки подавить неизвестно откуда взявшуюся злость. Толку от неё явно не будет, а вот вред – вполне вероятно. Однако совладать с эмоциями и всегда-то темпераментному Уизли сейчас почему-то особенно трудно, - Соплохвост тебя за ногу, да угомонись ты, парень, никто тебе ничего не сделал, - пытаться каким-нибудь образом увеличить расстояние между Фионой и подозрительно искрящимся посохом Джордж не решается – слишком близко стоит и не сможет рассчитывать на эффект неожиданности. А вот псих этот, похоже, настроенный вполне серьёзно, наверняка успеет произнести заклинание.

+4

17

Вечер тянется медленно, подобно густой карамели - минута за минутой, в которые не происходит ничего, кроме почти что отрепетированного диалога с братом. Разумеется, никаких репетиций на самом деле не было - и ты, и он просто понимаете, как следует себя вести, особенно в обществе - и даже большую часть времени следуете всем этим важнейшим условностям. В них легко можно прятать уколы, обиды и непонимания - только прикрыть перед этим некрасивые острые углы чем-то формальным и вежливым. Это ведь и называется "общением", разве нет?
- Расскажешь мне потом, что именно тебе померещилось, хорошо? В менее - ты окидываешь помещение взглядом, подыскивая подходящее слово, но на самом деле просто не хочешь вытягивать из брата то, чем он пока не желает делиться - в конце концов, это всегда можно будет сделать дома, без посторонних и без риска выглядеть излишне навязчивой в чужих глазах. - ...людном месте.
Как будто желая подтвердить озвученное тобой неудобство, к вам подходит Джордж - и сознание уже давно не пытается по инерции заменить его имя на когда-то более нейтральное "один из близнецов Уизли", потому что спутать его с кем-либо из рыжеволосого семейства уже очень давно нет никакой возможности. Ты приветливо улыбаешься ему, и с той же улыбкой, успешно скрывающей удивление, наблюдаешь за тем, как мгновения спустя перед вами оказывается бутылка Огденского.
- Хорошее начало вечера - половина успеха? В таком случае, спектакль явно превзойдет все ожидания. Ты смеешься - открыто, искренне, успешно пряча неодобрение и непринятие подобного совсем не хорошего в твоих глазах начала вечера, - и, не готовая к такому внезапному повороту событий, с плохо скрываемым недоумением провожаешь взглядом удаляющегося брата. "Старых партнеров? Ну конечно." Серый костюм, загадочно напомнившее о чем-то - только вот не тебе - приглашение, внезапные и не менее загадочные партнеры... В груди ворочается тщательно сдерживаемый ком раздражения, и его присутствие становится все более явным - пока лишь для тебя самой.
Ты берешь себя в руки лишь когда Джордж сам заводит с тобой разговор, и возвращаешь на лицо вежливую улыбку, хотя моментами ловишь себя на том, что он спрашивает лишь из вежливости и почти не слушает твои ответы. В какой-то момент тебе хочется поймать его на этом, задав внезапный уточняющий вопрос о том, что ты ему сейчас рассказывала, но ты вовремя ловишь себя на нелепости этой идеи, и улыбаешься лишь немного шире.
Вокруг становится все более шумно, и игнорировать это уже тяжело. Такие яркие и беззастенчивые выражения не самых приемлемых в обществе эмоций, как те, что слышатся вокруг вас, для тебя редкость. Как будто ты не на премьере многообещающего спектакля, а в... даже тяжело подобрать аналогию, настолько не знакомы тебе места с подобной атмосферой, но ты всегда считала, что они свойственны маггловским барам. Но встретить такое здесь? Немыслимо. Ты потираешь рукой переносицу, словно пытаясь прогнать приступ мигрени.
- Это было бы неплохой идеей, но я начинаю сомневаться, что подобные места здесь вообще есть, - ты решаешься выплеснуть неодобрение на место, а не на людей, считая это лучшим выходом из ситуации. Пусть другие теряют лицо - себе ты такого позволить не можешь.
Не двигаясь с места, ты размышляешь - стоит ли идти с Джорджем? Продолжать бессмысленный разговор, вынужденный существовать лишь потому, что твой брат ни с того, ни с сего решил бросить тебя здесь в ваш семейный выход, как он верно заметил ранее. Раздражение ворочается внутри тебя словно разбуженный голодный зверь, готовящийся вырваться наружу, когда внезапно подошедший рыжий мальчишка наставляет на тебя магический посох.
Йоханнес - не узнать его невозможно, вы виделись достаточное количество раз - кричит на тебя, и это кажется настолько смешным и нелепым, что всерьез воспринимать ситуацию заставляет лишь кончик посоха у твоего горла. Он был бы счастлив? Если бы не она и Берт? Серьезно? Если это часть пьесы, то она столь же плоха, как и решение начинать вечер с виски. Он отвлекается от тебя лишь на мгновение, чтобы бросить что-то в сторону, и ты одним движением руки достаешь палочку, хоть и не торопишься ее использовать.
- Йоханнес, - твой голос звучит так мягко, словно ты говоришь с неразумным ребенком. - Ты думаешь, это ненависть? - как будто никакой угрозы твоей жизни нет. Как будто ты не сжимаешь в руке палочку, стараясь за мгновения перебрать все подходящие заклинания. Как будто на ум не просится настойчивым образом непростительное заклятье из двух слов. - Ты не был бы счастлив. Ты слишком слаб даже чтобы удержать себя в руках.
Раздражение уже успело переродиться в спокойную злость, полностью овладевшую твоим телом, и по губам Корхонена ты пытаешься читать даже то, что он не произносит вслух в потоке обвинений - чтобы не упустить момент. Ты не слабая. И в случае чего ты будешь быстрее рыжего мальчишки, в этом у тебя нет никаких сомнений.

+5

18

It's a bad trip on a sinking ship,
When no one seems responsible
Scapegoat to rock the boat,
Yeah, we need someone expendable (c)

Покинув Фиону и Джорджа, Борджин идёт сквозь толпу уже развеселившихся зрителей, в которой мелькают там и тут знакомые оживлённые лица – клиенты, соседи по Лютному, журналисты, – но не останавливается поздороваться с ними или ответить на их приветствия. Лишь добравшись практически до противоположного конца зала и выпустив стойку из виду, он неохотно позволяет себе притормозить, прислониться к стене, наблюдая за Франкенштейном, методично и безэмоционально исполняющим свою роль, и перевести дыхание. Музыка льётся из источника, который он не в состоянии обнаружить, не очень громкая, но ритмично-настойчивая, она омывает мысли как прибой, неотступно и изматывающе, и под её влиянием они внезапно начинают течь в другом направлении. Им овладевает злость на сестру, которая из всех возможных форм присутствия в его жизни выбрала не полноценное участие в ведении бизнеса, не совместные экспедиции и не общую крышу, но постоянное вмешательство в его дела на правах… а на каких?.. Из-за того, что она старше? Мудрее? Он с горечью фыркает, не обращая внимания на людей, оборачивающихся на него с вежливым недоумением; его раздражение, вскипая как взрывоопасное зелье в котле, выходит за пределы, приемлемые для одного человека. Всё вокруг выходит за эти пределы: положив все свои силы на проклятую лавку, он не раз и не два без сожалений испачкал руки в чужой крови и едва не лишился денег и здоровья, подчинив своё благополучие интересам и целям семьи, а чем Фиона отплатила ему? Всегда – отлучками и пасторальными открытками с пейзажами, которые он бы предпочёл увидеть не на безликой бумаге, а собственными глазами, да поиском записок от любовниц в его карманах. Кто подтвердит, рылась ли она и в его остальных вещах? Борджин поднимает руку к шее – ослабить галстук, так туго стянувший горло, что кажется – воздуха не хватает вовсе не из-за гостей, собравшихся в сравнительно небольшом баре, – и вдруг замечает, что его пальцы сжались в напряжённые кулаки. Он скоро возвратится – он отстранённо думает об этом, медленно разгибая и вновь сгибая их, – то, что разбередило старые раны, он может предъявить ей и дома. Им нельзя теперь друг от друга отказываться. Он обязательно вернётся к ней, вот только постоит чуть-чуть…
Руку обжигает болью.
Борджин вздрагивает. Он не сразу понимает, что жжение, расползающееся по ладони, появилось не от того, что он, стремясь побыстрее уйти от Лиры и её светловолосой приятельницы, в полутьме зацепился за угол костяшками, содрав кожу, и не от того, что она успела затечь, пока он бессознательно сжимал её. Он неверяще подносит её к глазам – перед ними в лихорадочной пляске, хотя он едва пригубил напиток из бокала сестры и сделал всего один или два глотка виски, то и дело неприятно вспыхивают и гаснут пятна, и изумлённо щурится. Кожа около кольца на пальце покраснела, а сама фаланга опухла там, где плоть соприкасалась с металлом, нагревшимся и уже начавшим менять цвет от тускло-золотого к розовато-жёлтому с малиновыми искрами по узкому ободку. Борджин чувствует себя странно: музыка всё так же обволакивает, раздаваясь где-то на заднем плане и мешая сосредоточиться, но он отчётливо ощущает, как в сердце холодной и скользкой змеёй по сантиметру ввинчивается и укореняется в нем тревога. Недовольство, улёгшееся было, снова напоминает о себе, и на сей раз рассудок, заворожённый этим плавным сплетением нот в недрах помещения бара, подсказывает простое и логичное решение: как он уже не раз делал, натравить его на то, что угрожает Фионе. Он проталкивается обратно к компании магов, уже начисто позабыв о Лире, и судя по лицам, искажённым от неприкрытой ненависти, и спорам, разгорающимся в разных углах паба и быстро перерастающих в крик, это если не единственно верный, то своевременный выбор.
Голос Йохана он узнаёт прежде, чем находит того стоящим едва ли не вплотную к сестре; эти резкие нотки на грани истерики, как и манеру выражаться и саму тему обсуждения, происходящего на повышенных тонах, ни с чем невозможно спутать. Все мысли испаряются, и на него снисходит удивительная и пьянящая лёгкость: он прекрасно видит цель перед собой и хорошо представляет, что требуется предпринять для того чтоб устранить опасность со стороны бывшего уже, судя по всему, партнёра. Борджин шагает к ним, почему-то ни на секунду не утратив яркого и обманчивого чувства, что контролирует ситуацию; сама идея того, что кто бы то ни было осмелится причинить вред Фионе в его личном присутствии, для него не существует абсолютно, и, вероятно догадываясь об этом, ни один не отваживается встать на его пути. Проходя мимо стойки, он машинально отмечает, что алкоголь, преподнесённый Джо в качестве подарка, до сих пор там, и не задумываясь прихватывает его: пространства чересчур мало и у него не получится заставить Хана корчиться в агонии, не задев сестру, но примитивное оружие всё же лучше, чем никакого. Воспользовавшись заминкой и тем, что Корхонен отвлекся и потерял концентрацию, он опускает левую руку на посох, отклоняя его от лица Фионы, а правой в тот же миг с размаху заезжает по скуле финна всё ещё полной бутылкой. Тот отшатывается, ослеплённый, в осколках брызнувшего в стороны стекла и ручейках стекающего по костюму спиртного, и, споткнувшись, падает на спину, приложившись в падении затылком о край массивного прилавка из морёного дерева.
Раздаётся хруст.
Безмолвие, наступающее в зале, можно потрогать – оно сгущается, окружая его как тягучая патока или аромат благовоний и смеси степных трав, повисший в воздухе, ещё недавно сотрясавшемся от выяснения отношений и нетрезвых оскорблений. Йоханнес лежит у его ног, неуклюже согнувшись в жутковатой неестественной позе, и даже в этой физически ощутимой, едва ли не звенящей тишине он не слышит дыхания и не видит движения его грудной клетки, хотя неотрывно всматривается в промокшую рубашку. По пальцам струится что-то горячее, липкое. Он осторожно вытаскивает из ладони осколок и, бросая стекло на пол, случайно пересекается с Лирой взглядом. Всё повторяется: животный гнев, человек, распластавшийся на земле, кровь на нём – не его... Борджин отводит от неё глаза, уверенный, что с этой минуты кончено, как отсечённое гильотиной, и, не желая оправдываться и продлевать пытку, и так умудрившуюся затянуться на месяцы, поворачивается к Фионе, держащей в руке волшебную палочку. – Мы уходим, – он не предлагает ей руку, не задаёт вопросов о том, что спровоцировало агрессию Хана, – просто берёт её ладонь в свою, и что-то прозвучащее в его ровном голосе даёт сразу понять, что это не лучший момент для того чтобы перечить ему. – Приготовься трансгрессировать. Окровавленными пальцами он извлекает палочку из внутреннего кармана, и с нервозной поспешностью люди расступаются перед ними, образовывая коридор к входной двери, а молчание смыкается за их спинами, сменяясь на гул разворошённого пчелиного улья.

+5

19

Остаётся только поблагодарить небо за то, что Йоханнес даже не успел осознать свою смерть. Он ждал её так долго. Боялся поначалу так сильно, опасался не успеть сделать задуманного, что желание опустошило его изнутри, оставило после себя пустой сосуд, который с такой легкостью наполнило затем гневом. Не самый лучший наполнитель - но хоть что-нибудь. В последние мгновения Корхонен был не в себе, но он хотя бы не притворялся больше големом, лишь пародией, сохраняющей внешне человеческие черты. В какой-то миг ошпарило холодом изнутри черепную коробку осознание того, что черт, стоящая перед ним женщина, на которую было нацелено жало посоха, может и сама расправиться с ним, почти наверняка. Он же... он уважал её, когда был в себе! Он не понимал, откуда в нём эти ощущения, но рот наполняли яд и горечь, как после жгучего перца чили. И от неё нельзя было избавиться никаким иным путем, от неё и алого тумана, наполняющего его голову и застилающего глаза.
Ганс не видел приближающегося к нему Борджина, а даже если бы вдруг и заметил - что он мог сделать, когда все мышцы будто свело спазмом. Он не мог отодвинуться или хотя бы разжать ладонь с верным посохом. Больше нет. Но принять смерть с оружием в руках - разве это не благо? Просто в какой-то момент лицо Фионы начало расплываться, все звуки смешались в монотонную кашу - а потом мир разорвался болью на сотни тысяч осколков. В пыли стекла и алкогольных капель, раздражающих нюх, будучи ослепленным болью, Йохан, тем не менее, отшатывается, делает ногами, похожими по ощущениям на комки ваты, шаг в сторону - и подскальзывается на своём выпавшем из рук в момент удара посохе. Проходит серебристая рябь по оружию - завершается последнее заклинание. И когда Ганс заваливается назад, на какой-то миг - последний перед тем, как жизнь покинет его, - его взгляд проясняется, становясь удивленным. Он успевает запечатлеть своего - нет, не убийцу, фактически, Йоханнес убил себя сам, пойдя на поводу у эмоций, хотя отец тысячу раз твердил ему, что так делать опасно, - но того, кто взял на себя роль орудия судьбы, в которую Корхонен, забавно, до определенных пор даже не верил, считая, что человек творит её сам. А дальше - новый взрыв боли, вновь ослепляющий его, но исчезающий слишком резко, потому что всё поглощает собой блаженная пустота. Пустота.
Но ненадолго. Через какое-то время, длящееся для него целую вечность, Ганс обнаруживает себя вновь в вертикальном положении - а ведь он точно помнит, что умирая, упал. Он всё ещё здесь, в «Сircumstance», и здесь находятся и остальные участники сегодняшего так и не случившегося шоу. Они смотрят прямо на него... Точнее - почти. Йоханнес в ужасе отшатывается от собственного тела, над которым сейчас навис. Видит ту же картину, что наблюдает сейчас Борджин, и качает головой - не лучшая смерть, но выбирать не приходится, да? Молодой бывший человек оглядывается - и находит то, что искал. Точнее, ту. Она улыбается. В Её руках букет нарциссов, Корхонен, кажется, даже ощущает их запах. Он улыбается в ответ, и делает шаг ей навстречу - но тут его останавливает возмущенное, иначе не назвать, конское ржание. Значит, вот оно как? Его не отпускает в мир мертвых собственная лошадь? Его любимица. Отец застрелил её, когда Ганс был ребёнком, и он не смог этого ему простить. Как и многое другое - однако это перестаёт быть важным. Тихо вздыхая, Йохан смотрит Смерти в глаза - и качает головой. Не сейчас, милая. Однажды ты покажешь мне, кончается этот коридор, я обрету покой, но - позже.
Не оглядываясь, Йоханнес Корхонен покидает заведение, и ловко вскакивает на любимую лошадь, ждущую его у порога - ноги вдруг обрели ему верность. Ганс зарывается в призрачную гриву носом и, кажется, плачет - однако призраки, видать, не умеют это делать по-настоящему. Но ничего. Ему по крайней мере становится легко, так легко! Как никогда не было за жизнь.
Йохан выпрямляется, зарываясь пальцами в гриву и слегка натягивая её. Шепчет: "Домой, милая", и лошадь сходу припускает галопом в сторону лавки.

+4


Вы здесь » HP Luminary » Story in the details » QUEST 7. «Дикая охота»


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно